— Платоша разрешил взять твою карточку, она же в тумбочке лежала.
Катя замерла в дверях кухни, все еще в куртке и с сумкой на плече. На столе красовались пакеты из дорогого супермаркета — она сразу узнала логотип. Из одного высовывалась банка красной икры, из другого — упаковка импортного сыра. Рядом стояла бутылка вина, явно не из ближайшего магазина у дома.
Нина Романовна сидела за столом напротив Платона и улыбалась той особенной улыбкой, которую Катя уже выучила за два года замужества. Улыбкой человека, который знает, что поступил правильно, и не собирается ничего объяснять.
— Какую карточку? — Катя медленно сняла сумку с плеча и положила ее на табурет у двери.
— Ну, банковскую. Ту, что в тумбочке у кровати. — Свекровь провела рукой по столу, словно демонстрируя свои покупки. — Я завтра девочек со склада приглашаю, хочу их угостить как следует. Давно не собирались.
Платон сидел, уставившись в свою тарелку, и молчал. Катя посмотрела на него, потом снова на свекровь.
— Нина Романовна, это уже третий раз за месяц.
— Ну и что? — Свекровь приподняла брови. — Платон же не против. Правда, сынок?
Платон дернул плечом и наконец поднял глаза на жену.
— Мама попросила взаймы. Она вернет.
— Когда? — Катя почувствовала, как внутри начинает закипать что-то горячее и неприятное. — Когда она вернет? В прошлый раз ты тоже сказал "вернет". Прошло три недели, я ничего не видела.
— Катюша, ну что ты? — Нина Романовна вздохнула и покачала головой. — Я же не чужая. Я вырастила этого мальчика, кормила его, одевала, в институт отправила. Это все мои деньги были, мои нервы. А теперь он женился, и я, получается, чужая стала?
— Дело не в этом, — Катя сжала кулаки. — Дело в том, что это моя карточка. Моя зарплата. Я работаю администратором в гостинице, я встаю в шесть утра, чтобы успеть на смену. Это мои деньги.
— А квартира чья? — Нина Романовна выпрямилась на стуле. — Вот эта квартира, в которой ты живешь, она откуда взялась? С неба упала?
Катя открыла рот, но слов не нашлось. Платон поднялся из-за стола и подошел к ней.
— Мам, давай не будем сейчас об этом. Катя только с работы.
— Я просто хочу понять, — Нина Романовна сложила руки на груди, — почему моя невестка такая жадная. Почему она не может помочь свекрови, которая столько для ее мужа сделала.
— Жадная? — У Кати перехватило дыхание. — Я жадная?
— Ну а как это еще назвать?
Катя резко развернулась к мужу.
— Платон, скажи мне прямо сейчас. Сколько денег твоя мама взяла с моей карты?
Он отвел взгляд.
— Ну... около двадцати тысяч.
— Около? — Катя выхватила телефон из кармана куртки и открыла приложение банка. — Девятнадцать тысяч триста. Точно. А знаешь, сколько у меня там было? Сорок семь тысяч. Зарплата за месяц плюс премия за переработки. Теперь осталось двадцать восемь.
— Я же сказала, что верну, — Нина Романовна поджала губы. — Что ты из мухи слона делаешь?
— Еще раз твоя мама тронет мою карточку, я напишу заявление, так и знай, — Катя посмотрела прямо на Платона.
Тишина повисла такая, что слышно было, как за окном проехала машина.
Платон побледнел.
— Ты что, серьезно?
— Абсолютно. — Катя не отводила взгляд. — Это называется кража. Ты взял мою карту без разрешения и дал ее кому-то еще. Это статья.
Нина Романовна вскочила со стула так резко, что тот едва не упал.
— Вот оно как! — Ее голос задрожал от возмущения. — Вот она, настоящая Катя! Своих не признает, о полиции говорит! Платон, ты слышишь, что твоя жена несет?
— Мам, успокойся...
— Я спокойная! — Свекровь схватила свою сумку с подоконника. — Я все поняла. Спасибо, что глаза открыла. Теперь я знаю, кого ты выбрал.
Она прошла мимо Кати к выходу, даже не посмотрев на нее. Дверь хлопнула так, что задребезжали стекла в серванте.
Катя и Платон остались стоять посреди кухни. Он смотрел на закрытую дверь, она — на него.
— Зачем ты так? — тихо спросил он.
— Зачем я так? — Катя покачала головой. — Платон, ты серьезно не видишь проблемы?
— Она же мама. Она вернет эти деньги.
— Когда? Через месяц? Через год? Или вообще никогда? — Катя прошла к столу и опустилась на стул, который только что освободила свекровь. — Слушай, мы с тобой взрослые люди. У нас своя квартира, своя жизнь. Почему твоя мама думает, что может брать мои деньги, когда захочет?
Платон тяжело вздохнул и сел напротив.
— Она привыкла, что я всегда помогаю.
— Помогать — это одно. А залезать в мою сумку и вытаскивать карту — это совсем другое. — Катя посмотрела на пакеты с продуктами. — Икра, сыр, вино. Это не лекарства, не оплата коммунальных услуг. Это просто прихоть.
— Она хочет угостить подруг.
— На мои деньги! — Катя стукнула ладонью по столу. — Если она хочет кого-то угостить, пусть тратит свою зарплату. У нее ведь есть работа, правда?
— Есть, конечно. Она же заведующая складом.
— Ну вот. Тогда почему она считает, что может распоряжаться моими деньгами?
Платон молчал, глядя в стол. Катя видела, как напряглись его скулы, как он сжал кулаки на коленях.
— Ты понимаешь, — она говорила уже тише, медленнее, — что это не первый раз? В прошлом месяце она взяла пятнадцать тысяч. Сказала, что ей нужно на новое пальто. Ты обещал, что она вернет. Она вернула?
Он покачал головой.
— А месяц назад она взяла десять тысяч на подарок своей сестре. Ты сказал, что это семейное дело, что мы должны помогать родным. Но почему помогать должна именно я? Где твои деньги?
— Я же отдаю маме каждый месяц, — Платон наконец поднял на нее глаза. — По пять тысяч. Она же одна живет, ей тяжело.
Катя откинулась на спинку стула.
— Пять тысяч ты ей даешь. А она с моей карты берет по пятнадцать-двадцать. Ты видишь разницу?
— Я поговорю с ней. Серьезно поговорю.
— Платон, ты говорил это уже три раза. — Катя устало провела ладонью по лицу. — И каждый раз все повторяется.
Он встал и подошел к окну, уставился в темноту за стеклом.
— Она много для меня сделала. Очень много. Я не могу просто так ей отказывать.
— Я не прошу тебя отказывать. Я прошу тебя защитить мои деньги. — Катя тоже поднялась. — Завтра я иду в банк и блокирую эту карту. Закажу новую.
— Зачем?
— Чтобы твоя мама больше не могла ее взять.
— Но я же обещал ей поговорить!
— Поговори, — Катя развернулась и пошла к двери. — Но карту я все равно заблокирую. Потому что я больше не верю обещаниям.
***
Ночь прошла в тяжелом молчании. Платон лежал к ней спиной, Катя смотрела в потолок и считала трещины на побелке. Она знала каждую — вот та похожа на реку, а эта на молнию.
Когда в шесть утра зазвонил будильник, Платон уже не спал. Катя видела, как он напряженно смотрит в стену.
— Я на работу, — тихо сказала она, вставая с кровати.
Он не ответил.
Катя оделась, взяла сумку и вышла из квартиры. На улице было еще темно, фонари горели тускло. Автобус до гостиницы шел двадцать минут, и все это время она прокручивала в голове вчерашний вечер.
Самое обидное было даже не в деньгах. Хотя и в них тоже. Она действительно работала с шести утра до трех дня, стояла на ресепшене, улыбалась капризным постояльцам, решала их проблемы. Эти деньги были ее заработком, ее трудом.
Но хуже всего было то, что Платон встал на сторону матери. Опять.
В гостинице ее встретила Люда, сменщица. Они работали по очереди — Катя с утра, Люда после обеда. Иногда пересекались на полчаса, когда шла передача смены.
— Что с лицом? — Люда критически осмотрела Катю. — Спала вообще?
— Почти нет, — Катя прошла за стойку и включила компьютер. — Опять история со свекровью.
— Снова карту взяла?
— Угадала с первого раза.
Люда присвистнула и облокотилась на стойку.
— И сколько на этот раз?
— Девятнадцать с копейками. — Катя открыла журнал заселений и стала просматривать записи. — Купила икру, сыр, вино. Подруг угощать собралась.
— А твой муж что?
— Сказал, что мама вернет. Как всегда.
Люда покачала головой.
— Слушай, у моей знакомой была похожая история. Только там свекровь вообще к ним въехала жить. Командовала всем домом, устраивала скандалы из-за каждой мелочи. В итоге та развелась.
— Из-за свекрови?
— Из-за мужа. Потому что он был тряпкой и не мог матери слова сказать. — Люда достала телефон и посмотрела на экран. — Знаешь, я вот после развода живу одна. И честно скажу — спокойнее стало в сто раз.
Катя не ответила. Она не хотела думать о разводе. Она любила Платона. Просто не понимала, почему он не может защитить ее, когда это действительно нужно.
Рабочий день тянулся медленно. Катя отвечала на звонки, оформляла заселения, улыбалась гостям. Автоматически, на автопилоте.
В обед она вышла на улицу и пошла в сторону банка. Отделение было в трех кварталах от гостиницы. Операционистка, молодая девушка с аккуратным хвостиком, выслушала Катину просьбу и кивнула.
— Блокировка карты занимает две минуты. Новую будете заказывать?
— Да.
— Готова будет через пять рабочих дней. Можете забрать в этом же отделении.
Катя вышла из банка с легким чувством облегчения. Карта заблокирована. Теперь Нина Романовна не сможет ею воспользоваться, даже если захочет.
Она вернулась на работу и доработала до трех часов. Люда пришла на смену и сразу спросила:
— Ну что, заблокировала?
— Да.
— Умница. — Люда одобрительно кивнула. — Теперь только новую никому не показывай. Держи при себе.
— Обязательно.
Катя вернулась домой в четвертом часу. Платона еще не было — он заканчивал в шесть. Она скинула сумку на диван, разделась и прошла в спальню.
Тумбочка у кровати стояла на своем месте. Катя открыла верхний ящик. Карты там не было.
Сердце бухнуло.
Она вытащила ящик полностью, заглянула внутрь. Пусто. Перешла ко второму ящику — там лежали какие-то бумаги, старые чеки, инструкция к телефону. Но карты не было.
Катя вернулась в прихожую и схватила свою сумку. Достала кошелек, открыла отделение для карт. Там была только одна — зарплатная, та самая, которую она заблокировала сегодня утром.
Значит, вчера вечером, когда они с Платоном поссорились, карта лежала в тумбочке. А сегодня ее нет.
Катя достала телефон и набрала номер Платона.
Он ответил после третьего гудка.
— Алло?
— Где моя карта?
Тишина.
— Платон, я спрашиваю, где моя карта? Я утром ушла на работу, она лежала в тумбочке. Сейчас пришла — ее нет.
— Я... я ее вернул на место.
— Куда?
— В тумбочку. Чтобы не было скандалов.
Катя зажмурилась.
— Платон, ты достал мою карту из моей сумки?
— Ну... да. Утром, когда ты спала.
— И положил обратно в тумбочку? Откуда твоя мама может ее взять?
— Я думал, ты просто нервничала. Что утром остынешь.
— Я не остыла. — Катя говорила медленно, четко. — Я пошла в банк и заблокировала эту карту. Понимаешь? Заблокировала. Теперь по ней нельзя ничего купить.
— Что? Зачем?
— Чтобы твоя мама больше не могла ею пользоваться.
— Катя, но я же обещал с ней поговорить!
— Поговори. — Катя положила трубку.
Руки дрожали. Она прошла на кухню, налила себе воды из-под крана и выпила залпом.
Платон вернулся через два часа. Катя сидела на диване с книгой, которую не читала. Просто листала страницы, глядя в одну точку.
Он зашел, снял куртку и прошел в комнату, не говоря ни слова. Катя слышала, как он открыл тумбочку, как достал оттуда карту. Потом он вернулся и сел напротив нее на стул.
— Я правда хотел поговорить с мамой.
— И что?
— Она позвонила мне сегодня. Сказала, что хотела купить лекарства для соседки, взяла твою карту, а она не работает.
Катя подняла взгляд.
— Какие лекарства?
— Для соседки. Та попросила помочь, у нее пенсия маленькая.
— И твоя мама решила помочь на мои деньги?
— Она думала, что карта рабочая. — Платон повертел пластик в руках. — Теперь она обижена. Говорит, что ты специально ее подставила.
— Я подставила? — Катя захлопнула книгу. — Я защитила свои деньги. Это разные вещи.
— Но ведь соседке действительно нужны лекарства.
— Пусть твоя мама купит их на свою зарплату. Или на твою. Почему обязательно на мою?
Платон молчал, глядя в пол.
Катя встала и подошла к окну.
— Скажи честно. Почему твоя мама не тратит свои деньги?
— Она... она откладывает.
— Куда?
— На всякий случай. На черный день.
— А текущие расходы покрывает за счет нас?
— За счет меня. Я каждый месяц даю ей пять тысяч.
— А еще она берет с моей карты по двадцать. — Катя обернулась. — Получается, она живет лучше, чем мы. Потому что копит свою зарплату, а тратит наши деньги.
— Не говори так.
— Почему? Это же правда.
Платон поднялся и прошел к ней.
— Катя, ну что ты хочешь? Чтобы я перестал помогать маме?
— Я хочу, чтобы ты сказал ей правду. Что мои деньги — это мои деньги. Что она не может их брать, когда захочет.
— Я скажу.
— Когда?
— Завтра. Съезжу к ней после работы и скажу.
Катя посмотрела ему в глаза. Он был серьезен. Искренне серьезен.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Тогда я жду.
***
На следующий день Катя вернулась с работы в половине четвертого. Платон должен был закончить в шесть, значит, у нее было время подумать.
Она села на диван и попыталась представить, как пройдет разговор Платона с матерью. Нина Романовна не из тех, кто легко сдается. Она умела давить, умела вызывать чувство вины. Катя видела это не раз.
В семь вечера открылась дверь. Платон вошел с таким лицом, будто вернулся с похорон.
— Ну как? — спросила Катя.
Он молча прошел на кухню, налил себе воды. Выпил. Потом еще. Катя пошла за ним.
— Платон, я спрашиваю. Как прошел разговор?
— Плохо. — Он поставил стакан в раковину и обернулся. — Очень плохо.
— Что она сказала?
— Она назвала тебя эгоисткой. Сказала, что я выбрал не ту женщину. Что ты разрушаешь нашу семью.
Катя скрестила руки на груди.
— И все?
— Нет. — Платон опустился на стул. — Она сказала еще кое-что. Что у нее есть право на эти деньги.
— Какое право?
— Помнишь, когда мы покупали квартиру, нам не хватало на первоначальный взнос?
Катя кивнула. Они копили два года, но все равно не набрали нужную сумму.
— Мама дала нам триста тысяч. — Платон говорил, не глядя на нее. — Я тогда не сказал тебе, что это были ее деньги. Сказал, что взял в долг у друга.
Катя почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Что?
— Она дала нам триста тысяч на квартиру. Сказала, что это подарок на свадьбу. — Платон наконец поднял на нее глаза. — А сегодня заявила, что это был займ. И теперь мы должны ей помогать.
— Подожди. — Катя подошла ближе. — Ты сказал "подарок на свадьбу" или "займ"?
— Тогда она говорила, что подарок. Но сегодня назвала это займом.
— И никаких расписок не было?
— Нет. Просто передала деньги и сказала: "Живите счастливо".
Катя опустилась на стул напротив.
— То есть два года ты молчал об этом?
— Я думал, что так лучше. Что не надо тебя нагружать.
— Не надо нагружать? — Голос у Кати задрожал. — Платон, это наша квартира! Я имела право знать, откуда взялись деньги!
— Прости. Я действительно думал, что так будет правильнее.
Катя встала и прошлась по кухне. Остановилась у окна, глядя на темный двор.
— Хорошо. Допустим, твоя мама действительно дала нам эти деньги. Но она же сказала, что это подарок, да?
— Да.
— Тогда какой это займ? Подарок не возвращают.
— Она говорит, что я должен был понимать. Что мать столько для меня сделала, что теперь моя очередь помогать ей.
Катя обернулась.
— Слушай меня внимательно. Мы можем вернуть ей эти деньги. Триста тысяч. Возьмем потребительский кредит, выплатим долг и закроем эту тему навсегда.
Платон вскочил со стула.
— Ты что, с ума сошла? Кредит на триста тысяч? Это огромные деньги! Мы будем платить годами!
— Лучше платить банку, чем терпеть это. — Катя подошла к нему. — Понимаешь? Твоя мама будет вечно напоминать нам об этом долге. Каждый раз, когда ей что-то понадобится, она скажет: "Я вам триста тысяч дала, а вы мне отказываете".
— Но кредит...
— Да, кредит. Зато мы будем свободны. Она не сможет больше манипулировать нами.
Платон молчал, переваривая сказанное.
— Мне нужно подумать, — наконец сказал он.
— Думай. — Катя вернулась в комнату и легла на диван, не раздеваясь.
Той ночью они снова не разговаривали.
Утром Платон ушел на работу раньше обычного. Катя проснулась от звука захлопнувшейся двери и посмотрела на часы. Половина шестого. Он никогда не уходил так рано.
Она встала, оделась и пошла на работу. Весь день прошел как в тумане. Люда заметила ее состояние, но ничего не спросила.
Вечером, когда Катя вернулась домой, Платона снова не было. Она позвонила ему — трубку не взял. Написала сообщение — не ответил.
В девять вечера он наконец появился. Выглядел усталым, но как-то собранным. Решительным.
— Где ты был? — спросила Катя.
— На работе случилось кое-что. — Платон снял куртку и прошел в комнату. — Мама приехала к нам на фабрику.
— Что?
— Днем. Прямо во время смены. Стала требовать у меня денег при всех. Кричала, что я неблагодарный, что она всю жизнь на меня положила.
Катя застыла.
— И что ты сделал?
— Ничего не успел. Григорий Семенович вызвал нас обоих в кабинет. — Платон сел на край кровати. — Он начальник цеха, у него кабинет на втором этаже. Сказал маме, что она нарушает трудовой распорядок. Что если это повторится, применит дисциплинарные меры.
— Против твоей мамы?
— Против нее. Она же тоже там работает, на складе. — Платон потер лицо руками. — Мама была в ярости. Вышла, хлопнув дверью. А Григорий Семенович остался со мной наедине и сказал: "Парень, ты либо мужчина, либо маменькин сынок. Третьего не дано. Решай".
Катя медленно подошла и села рядом.
— И что ты решил?
— Я поехал к юристу в обеденный перерыв. — Платон достал из кармана какие-то бумаги. — Вот, смотри. Он сказал, что если не было официального договора займа, то мама не может требовать возврата денег через суд. Это были подарок. Но мы можем вернуть их добровольно, если хотим.
Катя взяла бумаги, пробежалась глазами по тексту.
— То есть юридически мы ничего не должны?
— Нет. Но морально... — Платон замолчал.
— Морально ты будешь чувствовать себя должником всю жизнь, — закончила за него Катя. — Правильно?
Он кивнул.
— Тогда давай вернем эти деньги. — Катя положила бумаги на тумбочку. — Возьмем кредит. По пять тысяч в месяц. Это подъемно для нас.
— Пять тысяч на триста — это шестьдесят месяцев. Пять лет.
— Ну и что? Зато через пять лет мы будем свободны. А если не вернем, твоя мама будет висеть над нами всю жизнь.
Платон посмотрел на нее долгим взглядом.
— Ты действительно готова на это пойти?
— Да. Если ты наконец скажешь ей правду. Что мои деньги — это мои деньги.
— Хорошо. — Платон встал. — Тогда поехали к ней прямо сейчас.
— Сейчас?
— Да. Пока я не передумал.
Они оделись и вышли из квартиры. До дома Нины Романовны было двадцать минут на машине. Всю дорогу они молчали.
Свекровь открыла дверь не сразу. Когда увидела их обоих, лицо ее стало каменным.
— Чего пришли?
— Мам, нам нужно поговорить. — Платон шагнул вперед. — Можно войти?
Нина Романовна молча отступила в сторону.
Они прошли в маленькую гостиную. Свекровь села в кресло, скрестив руки на груди. Платон и Катя остались стоять.
— Мам, мы хотим вернуть тебе те триста тысяч, которые ты дала нам на квартиру. — Платон говорил спокойно, но Катя видела, как напряжены его плечи. — Возьмем кредит и будем возвращать по пять тысяч в месяц. За пять лет полностью рассчитаемся.
Нина Романовна молчала, глядя на него холодными глазами.
— Я оформлю все официально, — продолжил Платон. — Сделаем расписку, где будет указано, что мы обязуемся выплатить долг частями.
— Какой долг? — Голос у Нины Романовны был ледяным. — Я не давала вам в долг. Это был подарок.
— Тогда зачем ты говоришь, что мы должны тебе помогать? — вмешалась Катя. — Если это подарок, то никаких претензий быть не может.
— Я не тебе говорю, — свекровь даже не посмотрела в ее сторону. — Я говорю с сыном.
— Мам, Катя права. — Платон сделал шаг вперед. — Либо это был подарок, и тогда мы ничего не должны. Либо это был займ, и мы его вернем. Но вытаскивать Катину карту из тумбочки и тратить ее деньги — это воровство. Так больше не будет.
Тишина повисла такая тяжелая, что Катя слышала собственное дыхание.
Нина Романовна медленно встала с кресла.
— Ты выбрал ее вместо меня. — Она смотрела на Платона, и в глазах ее была настоящая боль. — Я столько лет тебя растила, все тебе отдавала. А ты выбрал чужую женщину.
— Она не чужая. Она моя жена.
— Я твоя мать!
— И я тебя люблю, мам. Но Катя — моя семья. И я не могу позволить тебе обращаться с ней так, будто она никто.
Нина Романовна стояла, дрожа от гнева или обиды — Катя не могла понять.
— Убирайтесь, — тихо сказала свекровь.
— Мам...
— Убирайтесь! — Она повысила голос. — Вон отсюда! Оба!
Платон попытался сделать шаг к ней, но Нина Романовна развернулась и ушла в другую комнату. Дверь захлопнулась так резко, что задрожали стекла в серванте.
Катя и Платон вышли на лестничную площадку. Спустились вниз молча. Сели в машину.
— Я не думал, что будет так тяжело, — тихо сказал Платон, глядя прямо перед собой.
— Ты молодец, — Катя положила руку ему на плечо. — Спасибо, что ты это сделал.
Он повернул к ней голову.
— Мне было очень страшно. Но я понял, что могу потерять тебя. А это страшнее всего.
Катя обняла его, и они так сидели несколько минут, не говоря ни слова.
На следующий день они пошли в банк и оформили кредит. Триста тысяч на пять лет. Первый платеж положили на отдельный счет, который открыли специально для возврата долга.
Нина Романовна не брала трубку три дня. Потом позвонила сама. Голос был сухой, официальный.
— Я подумала над вашим предложением. Хорошо. Возвращайте долг, раз так хотите.
— Мам, это не...
— Платон, я все поняла. Делайте как знаете. — Она положила трубку, не дожидаясь ответа.
Вечером Катя сидела на кухне, когда в дверь позвонили. Открыла — на пороге стоял курьер с небольшим конвертом.
— Вам посылка.
Катя расписалась и вернулась в квартиру. Открыла конверт. Внутри лежала банковская карта. Новая, с ее именем. Та самая, которую она заказала в банке.
Платон вышел из комнаты и остановился в дверях.
— Это она?
— Да. — Катя достала карту и посмотрела на него. — Не оставишь в тумбочке?
Он покачал головой.
— Ни за что.
Катя улыбнулась. Впервые за долгое время — искренне.
— Знаешь, я не уверена, что твоя мама простит нас.
— Я тоже не уверен, — Платон подошел и обнял ее за плечи. — Но граница установлена. Теперь она знает, что есть вещи, которые мы не позволим.
— Думаешь, она смирится?
— Не знаю. Но мы сделали то, что должны были сделать.
Катя прислонилась к нему головой. За окном горели фонари, во дворе кто-то смеялся. Обычный вечер, обычная жизнь.
Но что-то изменилось. Что-то важное.
Они сели за стол. Катя убрала новую карту в кошелек и застегнула его.
— Пять лет платежей, — сказала она. — Это долго.
— Зато потом будем свободны, — ответил Платон.
— А если она опять начнет требовать?
— Не начнет. Теперь я знаю, как отвечать.
Катя посмотрела на него и увидела в его глазах то, чего не видела давно. Уверенность. Решимость.
Может быть, они и не помирятся со свекровью. Может быть, Нина Романовна так и будет считать Катю чужой. Но главное было не в этом.
Главное — Платон наконец сделал выбор. И это был выбор в ее пользу.
Катя улыбнулась и сжала его руку.
— Спасибо, — тихо сказала она.
— За что?
— За то, что стал мужем. А не маминым сыном.
Платон усмехнулся.
— Мне еще учиться и учиться.
— Ничего. У нас есть пять лет. — Катя кивнула на кошелек с новой картой. — Будем учиться вместе.
Они сидели на кухне, держась за руки, и молчали. Но это было не то тяжелое молчание, как раньше. Это было спокойствие.
Где-то в другом конце города Нина Романовна смотрела в окно своей квартиры и думала о сыне. О невестке. О триста тысячах, которые она когда-то дала им.
Она не простит их. Не скоро. Может быть, вообще никогда.
Но где-то глубоко внутри, совсем тихо, появилась маленькая мысль. Мысль о том, что, возможно, ее сын наконец повзрослел.
И это было правильно. Даже если больно.