– А язык? Ленка, ты язык говяжий купила? Я же говорила, что без заливного стол будет бедным, – голос свекрови в телефонной трубке звучал требовательно и звонко, перекрывая шум воды из кухонного крана.
Елена зажала телефон плечом, пытаясь одновременно домыть гору посуды после ужина и не упустить нить разговора. Мыльная пена стекала по локтям, спина предательски ныла после десятичасового рабочего дня, а на часах было уже девять вечера двадцать девятого декабря.
– Купила, Антонина Павловна, купила, – устало отозвалась Елена. – И язык, и буженину, и три килограмма селедки, как вы просили. Всё в холодильнике, места уже нет даже для пакета молока.
– Ну, молоко можно и на балкон вынести, сейчас мороз, – распорядилась свекровь, пропустив мимо ушей усталость невестки. – Ты, главное, не забудь, что майонез для «Шубы» нужно брать только провансаль, тот, в синей пачке. Иначе вкус не тот. И овощи свари сегодня, чтобы завтра с утра начать резать. Гости придут к шести, надо чтобы всё пропиталось. У Мариночки муж любит, чтобы свекла была мелко тертая, а не кубиками, смотри не перепутай.
Елена выключила воду и вытерла руки полотенцем, тяжело вздохнув. Мариночка – это золовка, сестра мужа. Она, конечно же, придет с мужем и двумя детьми, как и брат Антонины Павловны с женой, и еще какая-то троюродная тетушка из пригорода. Всего ожидалось пятнадцать человек. И, судя по всему, готовить на эту ораву предстояло одной Елене.
– Антонина Павловна, а Марина во сколько придет помогать? – осторожно спросила Лена, присаживаясь на табурет. Ноги гудели.
В трубке повисла пауза, после которой голос свекрови зазвучал с нотками обиды:
– Леночка, ну как тебе не стыдно? У Марины двое детей, у нее маникюр на двенадцать записан, потом укладка. Она же девочка, ей хочется красивой быть за столом. А ты хозяйка, это твой дом, ты принимаешь гостей. Какая помощь? Ты же у нас шустрая, всегда все успеваешь. Да и что там делать-то? Покрошить пару тазиков салатов да горячее в духовку сунуть.
«Пару тазиков», – мысленно передразнила Елена. Меню, утвержденное свекровью, включало три вида салатов, заливное, холодец (который варился уже шесть часов и требовал разборки), запеченную утку, картофель по-деревенски, мясную и рыбную нарезки, бутерброды с икрой и домашний «Наполеон».
– Я тоже работаю, Антонина Павловна. И у меня тоже запись на маникюр была, которую я отменила, чтобы успеть за продуктами съездить, – тихо возразила Елена.
– Ой, ну не начинай, – отмахнулась свекровь. – Ты же жена, хранительница очага. Сереженька так гордится, когда у него стол ломится. Ладно, мне некогда, у меня сериал начинается. Завтра приду пораньше, часам к пяти, проконтролирую сервировку.
Гудки в трубке прозвучали как приговор. Елена посмотрела на темное окно, в котором отражалась ее собственная кухня: тесная, заставленная пакетами с едой. В коридоре хлопнула дверь – вернулся Сергей.
Муж вошел на кухню, румяный с мороза, довольный. В руках он держал пакет с мандаринами.
– Фух, пробки жуткие, еле прорвался, – он чмокнул жену в щеку и сразу потянулся к кастрюле на плите. – Чем пахнет? О, холодец! Мать звонила?
– Звонила, – Елена встала, чтобы налить мужу чаю. – Сереж, нам надо поговорить. Я не вывезу одна этот банкет. Пятнадцать человек! Твоя мама составила меню, как на свадьбу. Мне нужна помощь. Пусть Марина приедет завтра с утра и поможет резать салаты. Или давай закажем часть еды из ресторана.
Сергей поперхнулся печеньем.
– Лен, ты чего? Какой ресторан? Мама этого не переживет. Она же всем родственникам уже рассказала, какой у нас будет домашний стол. «Наполеон» твой фирменный обещала. А Марина... ну ты же знаешь Марину. Она нож в руки возьмет – сразу палец порежет. Толку от нее ноль, только нытья будет больше. Да ладно тебе, зай, мы же каждый год так собираемся. Традиция!
– Традиция, – эхом отозвалась Елена. – Сереж, традиция – это когда всем весело. А я последние три года Новый год встречаю в полуобморочном состоянии. Я за стол сажусь, и мне уже кусок в горло не лезет, так ноги трясутся. Я хочу праздника, а не второй смены у плиты. Ты завтра дома? Поможешь мне овощи почистить?
Муж виновато отвел глаза и начал ковырять клеенку на столе.
– Завтра? Ох, Ленусь, завтра никак. Мне машину надо на мойку загнать, там очередь с утра будет бешеная. Потом Витька просил помочь елку установить, у него там что-то с крестовиной... Ну и маму надо будет забрать, привезти. Я буду на подхвате, но чистить картошку... ну это же женское дело, честно говоря.
Елена внимательно посмотрела на мужа. Семь лет брака. Семь лет она старалась быть идеальной хозяйкой, идеальной невесткой. Улыбалась, накрывала столы, мыла горы посуды, пока гости пели песни и смотрели «Голубой огонек». И каждый раз слышала одно и то же: «Ленка молодец, повезло Сереге, рукастая баба». И ни разу никто не спросил: «Лена, а ты сама-то как? Не устала?».
– Понятно, – сухо сказала она. – Женское дело. Ладно, иди отдыхай.
Следующее утро началось не с кофе, а с грохота кастрюль. Елена встала в семь утра. На плите уже кипели морковь, картофель и свекла. Запах вареных овощей, тяжелый и сладковатый, заполнил квартиру, вытесняя аромат хвои от елки, которую они нарядили пару дней назад.
Сергей еще спал, раскинувшись на кровати. Елена посмотрела на него с неожиданным раздражением. Почему он может спать до десяти, а она должна вскакивать ни свет ни заря, чтобы угодить его родне?
К двенадцати часам кухня напоминала поле битвы. На столе громоздились миски с ингредиентами. Елена терла вареную свеклу, и ее пальцы, несмотря на перчатки, окрасились в бордовый цвет. Спину ломило так, что хотелось лечь прямо на кафельный пол.
В дверь позвонили. «Неужели кто-то пришел помочь?» – мелькнула шальная надежда.
На пороге стояла соседка, баба Валя, божий одуванчик.
– Леночка, с наступающим! – прошамкала старушка. – Я тут соль просила вчера, возвращаю. Ой, а чем это у тебя так горелым пахнет?
Елена ахнула и бросилась на кухню. Лук для зажарки! Она забыла про него буквально на минуту, отвлекшись на звонок. Сковорода чадила черным дымом.
Елена распахнула форточку, кашляя и махая полотенцем. Слезы обиды навернулись на глаза. В этот момент на кухню зашел заспанный Сергей.
– Ну вот, всю квартиру задымила, – недовольно пробурчал он, наливая себе воды. – Лен, будь аккуратнее. Кстати, там моя белая рубашка, погладь ее, пожалуйста, пока не начала рыбу разделывать. А то потом руки будут пахнуть.
Елена замерла с почерневшим луком в руках. Внутри нее, где-то в районе солнечного сплетения, словно натянулась и лопнула тонкая струна. Дзынь!
– Рубашку? – переспросила она неестественно спокойным голосом.
– Ну да. Я же не могу встречать гостей в мятом. Ладно, я в душ, потом поеду по делам. Ты давай, не рассиживайся, времени мало.
Он вышел, насвистывая какую-то новогоднюю мелодию. Елена посмотрела на гору нечищеной картошки, на таз с остывающим холодцом, который надо было разбирать от костей, на грязную сковороду.
Телефон на столе звякнул. Сообщение от Антонины Павловны: «Леночка, забыла сказать, тетя Зина не ест майонез, сделай ей отдельную порцию салата с маслом. И хлеб купи бородинский, белый они не уважают».
Елена медленно положила телефон на стол. Вытерла руки. Потом подошла к шкафу в прихожей и достала свою дорожную сумку.
Действия ее были четкими и автоматическими, словно она репетировала это годами. Красное платье, которое она купила месяц назад и которое Антонина Павловна назвала «слишком вызывающим». Туфли на шпильке. Косметичка. Любимая пижама. Бутылка дорогого шампанского, которое ей подарили коллеги на работе и которое она припрятала «для себя».
Она зашла в ванную, где шумела вода – Сергей мылся. Постучала.
– Сереж, я ухожу.
Шум воды стих.
– Куда уходишь? В магазин? Хлеб бородинский не забудь!
– Я ухожу из дома. Встречать Новый год.
Дверь ванной приоткрылась, оттуда высунулась мокрая голова мужа с намыленными волосами.
– Лен, ты чего, шутишь? Какой ухожу? А гости? А стол?
– Стол на кухне. Продукты в холодильнике. Овощи сварены. Дальше сами. Ты, твоя мама, Марина с маникюром. Традиция – это ведь семейное дело, вот и занимайтесь семьей.
– Ты с ума сошла?! – глаза Сергея округлились. – Пятнадцать человек придут! Что я им скажу?
– Скажи правду. Что у твоей жены выходной. Впервые за семь лет.
Елена накинула пуховик, обула сапоги и вышла из квартиры, не хлопнув дверью, а аккуратно ее прикрыв. Вслед ей неслось растерянное: «Ленка! Стой! Ты что удумала?!».
На улице падал крупный, пушистый снег. Город готовился к празднику. Люди бежали с пакетами, елками, тортами. Елена вдохнула морозный воздух и впервые за последние два дня почувствовала, как расправляются легкие.
Она достала телефон и набрала номер.
– Светка, привет. Твое предложение еще в силе?
– Ленка? – голос подруги был удивленным. – Конечно в силе! Я одна, сижу, маску на лицо намазала, думаю, какое кино включить. А ты что, сбежала из своего кулинарного рабства?
– Сбежала, Свет. Сбежала. Жди, через сорок минут буду. С меня шампанское и мандарины.
Света жила на другом конце города, в маленькой уютной студии. Она была заядлой холостячкой, работала дизайнером и презирала «кухонное рабство», как она это называла.
Когда Елена вошла к ней, в квартире пахло не жареным луком, а ароматическими свечами с запахом корицы и ванили. На маленьком столике стояла тарелка с роллами, сырная нарезка и вазочка с фруктами. Никаких тазов с оливье, никаких дымящихся противней.
– Ну, мать, ты даешь! – Света, в шелковом халате и с тюрбаном на голове, обняла подругу. – Я думала, ты опять будешь героически погибать у мартеновской печи. Проходи, наливай. Рассказывай, что стало последней каплей?
Елена сбросила сапоги и прошла в комнату, чувствуя, как напряжение начинает отпускать.
– Лук, Свет. Сгоревший лук. И белая рубашка, которую надо погладить.
Через час Елена уже сидела в кресле, с бокалом игристого, в красивом платье (решила переодеться сразу, чтобы создать настроение). Телефон она поставила на беззвучный режим, но экран постоянно загорался.
35 пропущенных от «Любимый».
12 пропущенных от «Свекровь».
5 пропущенных от «Марина Золовка».
Сообщения сыпались градом:
«Ленка, вернись немедленно, это не смешно!»
«Мама плачет, у нее давление!»
«Мы не можем найти терку, где она?!»
«Утка не разморозилась, что с ней делать?»
«Ты нас опозорила перед родственниками!»
Елена читала эти сообщения вслух, и они со Светой хохотали до слез.
– «Где терка?» – передразнила Света. – Апокалипсис! Цивилизация рухнула, терку найти не могут! Слушай, а они вообще знают, что салаты сами себя не режут?
– Похоже, они начинают об этом догадываться, – усмехнулась Елена, откусывая ролл. – Знаешь, мне их даже немного жаль. Совсем чуть-чуть. Представляешь Сережу? Он сейчас бегает по кухне, пытается понять, как включить духовку, а Антонина Павловна стоит над душой и причитает.
– Не жалей, – строго сказала подруга. – Это лучший урок в их жизни. Ты им не прислуга. Ты женщина, ты человек. Ты тоже имеешь право на праздник. Давай за нас! За свободных и красивых!
Они чокнулись бокалами. За окном начинали греметь первые салюты.
Тем временем в квартире Елены и Сергея разворачивалась настоящая драма.
Антонина Павловна, приехавшая, как и обещала, к пяти часам, застала сына посреди кухни. Сергей, в фартуке поверх той самой неглаженой рубашки, с ужасом смотрел на недорезанную свеклу. На столе царил хаос.
– Сережа! Где Лена? Гости будут через час! Почему ничего не готово? Почему стол не накрыт?
– Мам... Лена ушла, – пробормотал Сергей, вытирая пот со лба.
– Куда ушла? В магазин?
– Нет. К подруге. Встречать Новый год. Сказала, что устала.
Антонина Павловна схватилась за сердце и грузно опустилась на стул.
– Как это устала? Бросила семью в такой день? Это бунт! Это предательство! Звони ей немедленно, скажи, пусть возвращается сию минуту!
– Я звонил, мам. Она трубку не берет.
В прихожую вошла Марина с мужем и детьми.
– О, привет! А чего так тихо? Где запахи вкусные? Я так проголодалась, специально с утра ничего не ела, берегла место для Ленкиного «Наполеона».
Сергей посмотрел на сестру затравленным взглядом.
– «Наполеона» не будет, Марин. Коржи вон, в упаковке лежат, крем не взбит. Лены нет.
– В смысле нет? – Марина округлила глаза, в которых застыло искреннее непонимание. – А кто кормить нас будет?
– Вот вы и будете, – неожиданно рявкнул Сергей, чувствуя, как злость, адресованная жене, вдруг разворачивается в сторону родственников. – Берите ножи, доски и вставайте резать. У нас час до прихода дяди Вити. Если хотите жрать – работайте!
На кухне повисла гробовая тишина. Даже Антонина Павловна перестала охать.
– Ты как с матерью разговариваешь? – возмутилась свекровь. – Это всё она, змея, тебя настроила! Испортила нам праздник!
– Мама, хватит! – Сергей швырнул нож на стол. – Лена просила помощи. Вчера просила, сегодня просила. Я сказал – мне некогда. Ты сказала – Марине маникюр важнее. Вот теперь у нас у всех будет незабываемый вечер. Либо мы сейчас все вместе встаем и делаем этот чертов оливье, либо заказываем пиццу и сидим как дураки.
Марина скривилась, глядя на свой безупречный маникюр.
– Я не буду резать, я ноготь сломаю.
– Тогда будешь есть хлеб! – отрезал Сергей. – Мам, командуй парадом. Ты же говорила, что тут делать нечего – пару тазиков покрошить. Вот и покажи класс.
Следующие три часа в квартире творился ад. Антонина Павловна в своем парадном платье с брошью металась между плитой и столом, пятная наряд брызгами масла. Марина, чертыхаясь, пыталась нарезать колбасу тупым ножом, который Сергей забыл поточить. Муж Марины, Толик, был приставлен чистить селедку, и теперь вся кухня пахла рыбой, а сам Толик был зол как черт.
Гости, пришедшие к шести, застали хозяев взмыленными, злыми и голодными. Стол был накрыт кое-как: салаты не успели пропитаться, горячее подгорело, потому что никто не знал особенностей духовки, кроме Лены.
– А где же хозяюшка? – громогласно спросил дядя Витя, разливая водку. – Что-то не видно нашей пчелки.
– Заболела она, – буркнула Антонина Павловна, поджимая губы. – Инфекция. Заразная.
– Жаль, жаль. Без ее «Наполеона» Новый год не тот, – вздохнул дядя Витя, ковыряя вилкой слипшийся рис в салате с крабовыми палочками.
Сергей сидел за столом, смотрел на кислые лица родственников, на пятно жира на своей рубашке и думал о жене. Он представил, как она сейчас, наверное, плачет где-то одна, раскаиваясь в своем поступке. Ему стало ее жалко. И себя жалко.
Он вышел на балкон и снова набрал ее номер.
Елена увидела звонок и на этот раз решила ответить. Время было 23:30.
– Алло?
– Лен... ты где? – голос мужа был тихим и каким-то потухшим.
– Я в раю, Сережа. Пью шампанское, ем суши и смотрю «Иронию судьбы». А вы как? Справились с теркой?
– Лен, это кошмар. Мать орет, Марина порезала палец, утка сгорела. Дядя Витя спрашивает про тебя. Мама соврала, что ты заболела.
– Ну, в каком-то смысле она права. Я заболела аллергией. На людскую неблагодарность.
– Возвращайся, а? – жалобно попросил Сергей. – Без тебя всё не так. Я понял, Лен, правда понял. Я был дураком.
Елена помолчала, глядя на огни ночного города.
– Сегодня не вернусь, Сереж. Я останусь у Светы. А завтра... завтра поговорим. И если я вернусь, то правила в нашем доме изменятся. Больше никаких «второй смены» у плиты. И никаких приказов от твоей мамы. Если мы принимаем гостей – готовим вместе или заказываем еду. Если нет – гостей не принимаем. Договорились?
Сергей вздохнул в трубку. Из комнаты доносился визгливый голос Антонины Павловны, которая отчитывала Толика за то, что тот пролил вино на скатерть.
– Договорились, Лен. Клянусь. Ты только приходи.
– С Новым годом, Сережа.
– С Новым годом...
Елена положила трубку и улыбнулась. Света протянула ей бенгальский огонь.
– Ну что, капитуляция принята?
– Принята. Но условия мирного договора я еще перепишу.
Они вышли на маленький балкончик студии ровно в полночь. Небо расцвело тысячами огней. Где-то кричали «Ура!», хлопали пробки. Елена смотрела на салют и чувствовала себя удивительно легкой. Впервые за много лет она не падала от усталости под бой курантов, не думала о грязной посуде, которую придется мыть до трех ночи. Она просто была счастлива.
Домой она вернулась первого января, ближе к обеду. В квартире стояла тишина. В прихожей валялась чья-то шапка, на кухне царил разгром, достойный описания в исторических хрониках побоищ. Гора грязной посуды высилась в раковине, как Эверест. На столе засохли остатки недоеденных салатов.
Сергей спал на диване в гостиной, укрывшись пледом. Услышав шаги, он вскочил, всклокоченный и помятый.
– Ленка! Пришла!
Он бросился к ней, хотел обнять, но Елена выставила руку вперед.
– Стоп. Сначала кухня.
– Я всё уберу! Сам! Вот прямо сейчас! – затараторил муж. – Мать с Мариной уехали утром, обиженные вусмерть. Сказали, что ноги их здесь больше не будет, пока ты не извинишься.
– О, это прекрасная новость, – рассмеялась Елена. – Значит, до Восьмого марта точно доживем спокойно.
Сергей посмотрел на нее виновато, потом подошел и уткнулся лбом ей в плечо.
– Прости меня. Я правда привык, что всё само делается. Что чисто, вкусно, уютно. Не ценил. Вчера, когда дядя Витя начал возмущаться, что хлеб не так порезан, мне хотелось ему эту тарелку на голову надеть. Как ты их терпела столько лет?
– Любила тебя, вот и терпела. Но любовь, Сережа, это не рабство. Это партнерство.
Сергей кивнул и решительно направился на кухню.
– Иди отдыхай, Лен. Я посуду помою. И там утка... ну, то, что от нее осталось... в общем, я сейчас пиццу закажу.
Елена прошла в спальню, сняла платье и переоделась в домашний костюм. Она слышала, как на кухне гремят тарелки, как льется вода. Это была самая лучшая музыка для первого дня нового года.
Вечером они сидели на диване, ели пиццу из коробки и смотрели старую комедию. Квартира была далека от идеальной чистоты, но воздух в ней стал другим. Чище, что ли.
Телефон Елены снова звякнул. Сообщение от Антонины Павловны: «Я надеюсь, тебе стыдно за свое поведение. Мы ждем извинений».
Елена показала экран мужу. Сергей нахмурился, взял ее телефон и напечатал ответ: «Мама, Лена спит. И извиняться ей не за что. В следующий раз собираемся в ресторане, каждый платит за себя. С Новым годом».
Он нажал «отправить» и отбросил телефон на подушку.
– Вот так.
Елена положила голову ему на плечо. Она знала, что впереди еще будет много разговоров, обид свекрови, попыток вернуть всё на круги своя. Но она также знала, что больше никогда не позволит сделать из себя бессловесную кухарку. Маленькая революция свершилась, и победа осталась за ней.
А тот Новый год они вспоминали еще долго. Сергей – с содроганием, вспоминая сгоревшую утку и злую родню. А Елена – с улыбкой, вспоминая вкус свободы, роллы при свечах и тот самый момент, когда она разрешила себе выбрать себя.
Если вам понравился рассказ, не забудьте поставить лайк, подписаться на канал и поделиться своим мнением в комментариях – это очень важно для автора.