«Мама, ты просто ленивая».
— Ой, да не выдумывай, вечно у тебя перед праздниками какое-то «состояние», — голос Светы перекрывал даже бодрую музыку и гул торгового центра в телефоне. — Скажи честно: тебе просто лень. Лень ради внуков пару часов у плиты постоять.
Я смотрела на серый экран прибора, лежащий на одеяле. Цифры застыли на слишком высокой отметке, чтобы спорить.
В комнате было темно, только мигала гирлянда на окне соседнего дома. Голова казалась чугунной, налитой чем-то горячим, и мне хотелось только одного: лежать с закрытыми глазами, пока комната не перестанет раскачиваться, как палуба корабля в шторм.
Но мир не останавливался. Дочь требовала праздника.
«Мне не сложно сунуть в духовку»
— Свет, я не выдумываю, — сказала я тихо, стараясь лишний раз не шевелиться. — Мне правда нехорошо. Нужно отлежаться.
— Мам, ну все так живут! — Света, судя по звукам, уже пробивалась к кассе. — Выпей что-нибудь, полежи полчасика и всё пройдет. Мы уже продукты взяли. Курицу, горошек, майонез ведрами — как ты любишь. Мы тридцать первого с утра закинем пакеты. Ты потихоньку нарежешь, а горячее я сама в духовку суну. Мне не сложно.
«Мне не сложно сунуть в духовку».
Эта фраза резанула сильнее, чем скачок давления.
Помню, как в девяностые мы штопали колготки, чтобы купить детям лишнюю шоколадку. Как вместо отпуска на море делали ремонт в детской. Мы привыкли, что наши желания — это что-то третьестепенное, что можно задвинуть за шкаф до лучших времен.
Я всегда ждала их визитов. Варила холодец по шесть часов. Раскатывала шестнадцать тончайших коржей для «Наполеона», пока спина не начинала неметь.
И мне казалось, они едут ко мне. К маме.
— Свет, — я попыталась сесть, но комната предательски накренилась влево. Пришлось снова откинуться на подушку. — Я не смогу резать. Я до кухни по стенке иду.
В трубке повисла тишина. Не сочувствующая, а раздраженная. Такая бывает, когда такси опаздывает. Пауза технического сбоя.
Сломанная техника
— В смысле — не сможешь? — голос дочери стал жестким. — Мам, мы вообще-то детям обещали бабушкин Новый год. Ёлку, твои пирожки с павидлом. Мы что, должны их в квартире мариновать? Или, по-твоему, я должна после работы сама у плиты стоять? Я тоже устаю, между прочим.
Я сжала телефон так, что пальцы побелели.
Вот оно. То, чего я старалась не замечать годами.
Я для них не человек, которому может быть тяжело. Я — удобный бытовой прибор с режимом «бабушка». Я нужна, пока выдаю пирожки, накрываю столы и создаю уют, ничего не требуя взамен. Пока я удобная.
А сломанная техника никого не интересует. Её трясут, стучат по крышке и требуют работать.
— Светочка, — сказала я, чувствуя, как внутри, где-то в груди, исчезает привычная мягкость. — Я правильно поняла, если я не готовлю стол, то и приезжать вам незачем?
— Ну не передергивай! — взвизгнула дочь. — Просто зачем нам тащиться через весь город с ночевкой, спать на раскладном диване, если даже поесть нормально нельзя? Всухомятку мы и дома посидим. Ты просто эгоистка, мам. Подумаешь, голова. У всех голова.
Она говорила что-то еще. Про то, что я «размякла на пенсии», что «движение — это жизнь», и что внуки расстроятся из-за моей прихоти.
Я слушала этот поток претензий и вдруг поняла: тревога ушел. Та самая тревога остаться одной, который заставлял меня годами стоять у плиты через «не могу», улыбаться и давать деньги, зная, что их не вернут.
Я посмотрела на цифры на экране. Те же самые. Но воздух в квартире стал другим. Холодным и прозрачным.
Бунт на корабле
— Теперь так, — прервала я её на полуслове. Мой голос прозвучал неожиданно твердо, даже для меня самой. — Вы можете приезжать.
— Ну вот, другое дело! — победно выдохнула Света. — Я знала, что ты одумаешься. Диктуй, что еще докупить...
— Нет, ты не дослушала.
Я села на кровати. Голова всё еще кружилась, но теперь это не имело значения.
— Вы можете приезжать, — повторила я медленно, чеканя каждое слово.
— Но я не встану с постели. Я не буду резать салаты. Я не буду печь пироги. И стелить постельное белье вам придется самим. Если вы хотите меня увидеть — приезжайте. Если вы хотите поесть — везите готовое из ресторана. Или не приезжайте вовсе.
На том конце провода стало так тихо, что я услышала, как у кого-то рядом с дочерью звякнули ключи.
«Зачем нам тогда ехать?»
— Мам, ты серьезно сейчас? — голос Светы изменился. Требовательность исчезла, теперь там звенела холодная обида.
— Ресторан — это дорого. У нас ипотека, если ты забыла. Мы рассчитывали на нормальный семейный ужин. По-домашнему. А если нам придется везти еду с собой и еще самим обслуживать стол...
Она запнулась, но не остановилась. Слова сыпались одно за другим:
— ...то зачем нам вообще тащиться по пробкам? Чтобы посидеть у твоей кровати и поесть суши из коробок? Это не праздник, мамуль. Это лазарет какой-то.
«Зачем нам вообще тащиться».
Я закрыла глаза. Вот и ответ. Честный, без мишуры. Им не нужна я. Им нужна атмосфера, удобство, бабушка-праздник. Им нужен сервис.
Бывает такой момент, когда рушится картинка, в которой вы жили годами. Это не громко. Не бьется посуда, не гремит гром. Просто внутри меняется, и мир становится резким, как фотография без фильтров.
— Ты права, Света, — сказала я спокойно. Головная боль никуда не делась, но стала какой-то фоновой, далекой. — Это не праздник. Не приезжайте.
— Что? — она явно растерялась. — Мам, ты сейчас из-за каприза хочешь оставить внуков без подарков? Ты манипулируешь!
— Подарки я переведу деньгами на карту. Купишь им то, что они хотели. А я буду приходить в себя.
— Ну и пожалуйста! — выкрикнула дочь. — Сама потом не жалуйся, что мы тебя забыли! Сиди там одна!
Она нажала отбой первой. Я отложила телефон на тумбочку. В квартире стояла тишина, прерываемая лишь гудением холодильника. Странно, но мне не хотелось грустить.
Мне хотелось спать. И я уснула — впервые за месяц днем, без угрызений совести, что не перестирала шторы.
Самый тихий праздник
31 декабря наступило серым, пасмурным утром.
Обычно в этот день я вставала в семь. Варила овощи, мариновала мясо, бегала в магазин за «забытым» горошком, гладила скатерть.
К вечеру ноги гудели так, что я не могла влезть в нарядные туфли и встречала бой курантов в растоптанных тапочках, мечтая только об одном: чтобы все поскорее поели и легли, а я могла бы перемыть посуду.
Сегодня я проснулась в десять.
В подъезде пахло вареной картошкой и хлоркой — соседи готовились к обороне. У меня на кухне было стерильно чисто. Никаких кастрюль, никакой горы очистков.
Я заварила себе кофе. Настоящий, крепкий, а не тот растворимый, который обычно пила на бегу. Села у окна. Во дворе кто-то тащил ёлку, кто-то выгружал пакеты из такси. Люди спешили, суетились, выполняли обязательную программу.
А я сидела и пила кофе.
Телефон молчал. Света не позвонила ни вчера, ни сегодня. Она наказывала меня тишиной. Раньше я бы уже десять раз набрала сама, извинялась, обещала напечь, настрогать, сделать всё, лишь бы не быть «плохой матерью».
Но сегодня я открыла приложение доставки.
Я никогда не заказывала еду на дом. Мне казалось это блажью, лишними тратами. «Зачем платить тысячу за то, что можно сделать за триста рублей?» — говорил во мне голос привычной экономии.
Я пролистала меню. И заказала то, что никогда не готовила сама. Сет роллов с угрем и сливочным сыром. И пирожное. Одно, но красивое — с манго и маракуйей.
Вместо послесловия
Курьер приехал в шесть вечера.
В квартире уже стемнело. Я не стала накрывать стол в гостиной. Я взяла поднос, поставила на него красивые коробочки, зажгла маленькую свечу в стакане и... вернулась в постель.
Да, прямо в постель.
Я включила старый детективный сериал, который давно хотела посмотреть, но всё не хватало времени. Я ела вкусную, «чужую» еду, и мне не надо было думать, хватит ли всем салата, всё ли в порядке с курицей и почему зять опять сидит с недовольным лицом.
Было тихо. Было вкусно. И самое главное — мне не было стыдно.
Ближе к одиннадцати телефон коротко пискнул. Сообщение от Светы: фото накрытого стола у них дома. И подпись: «С Наступающим. Надеюсь, тебе стало лучше и ты довольна».
В этой фразе было столько обиды, что хватило бы на всех. Но я увидела другое. Они справились. Мир не рухнул без моего холодца. Дочь, которая «сильно устает», нашла силы накрыть стол сама.
Я написала в ответ: «Спасибо, милая. Мне намного лучше. Счастья вам».
И перевернула телефон экраном вниз.
В полночь где-то за окном громыхнул салют. Я лежала в теплой постели, сытая, отдохнувшая. Я знала, что завтра мне не придется мыть гору тарелок и собирать крошки с ковра.
Это не было одиночеством. Это было пространство. Пространство для меня самой, которое я отвоевала у собственной привычки быть удобной для всех.
Чтобы тебя ценили как человека, иногда нужно перестать работать сервисом.
А если кто-то исчезает из твоей жизни, то ему нужна была не ты, а твои котлеты.
Жестоко? Возможно. Зато честно.
А вы бы смогли так поступить или всё-таки собрались бы с силами ради внуков?
Кстати, о сложных отношениях с родными и праве на свою жизнь я уже писала в рассказе про невестку, которая считала квартиру свекрови своей.
Нажмите кнопку «Подписаться», если тоже считаете, что любовь к себе — это не эгоизм.