Марина Васильевна сидела за кухонным столом, сжимая в руках чашку с остывшим чаем.
За окном лил осенний дождь, а в ушах всё еще звенел хриплый голос старшей дочери:
— Мама, это несправедливо! Квартира, которую вы купили Алине пять лет назад, сейчас стоит на два миллиона дороже! Я требую компенсацию!
Ирина была ее первенцем, её радостью и её разочарованием. Марина Васильевна вздохнула, искренне не понимая, как дошло до того, что родная дочь выставляет ей счет?
*****
— Помнишь, как Иришка в пять лет поделилась с сестрой последней конфетой? — тихо спросил муж Владимир Иванович, опускаясь на стул рядом.
Марина Васильевна кивнула, не подав голоса. Она помнила. Маленькая Ира с серьёзными глазами протягивала двухлетней Алине половинку "Мишки на севере". "Пусть Аля попробует, она же маленькая".
— Что с ней случилось, Володя? — выдохнула Марина Васильевна. — Когда она превратилась в этого... бухгалтера?
Владимир Иванович потёр виски. В пятьдесят восемь лет он выглядел на все семьдесят.
Годы работы инженером на заводе, затем кризис, сокращение, скромная пенсия и та самая квартира для Алины — всё, что они смогли скопить, продав дачу и взяв крошечную ипотеку.
— Она считает, что мы её обделили, — сказал мужчина. — Говорит, мы оплатили Алине институт, а ей — нет.
— Но она же сама отказалась учиться! Хотела сразу замуж и работать!
Звонок в дверь прервал их разговор. Марина Васильевна вздрогнула — слишком уж вовремя. Но на пороге стояла не Ирина, а Алина с охапкой осенних хризантем.
— Привет, родные! Что такие грустные?
Алине было двадцать пять лет, она работала архитектором в небольшой фирме. Та самая квартира — студия в спальном районе — позволяла ей не думать о аренде и копить на мечту — собственную мастерскую.
Марина Васильевна не выдержала и разрыдалась, рассказывая о последнем "визите" Ирины. Алина молча слушала, и её лицо постепенно становилось каменным.
— Она требует доплаты? Опять? — наконец произнесла младшая дочь. — Мама, папа, я не могу больше это наблюдать. Давайте я продам квартиру и разделю деньги с ней.
— Ни в коем случае! — вспыхнул Владимир Иванович. — Мы тебе эту квартиру покупали, чтобы у тебя был старт! Чтобы ты не металась по съёмным углам, как мы в молодости!
— Но я не могу спокойно жить, зная, что из-за меня вы страдаете...
Договорить Алина не успела, потому как входная дверь резко открылась. На пороге стояла Ирина, в стильном брючном костюме.
— Какие трогательные сцены, — холодно произнесла она. — Алина предлагает продать квартиру? Отличная идея. Только делить нужно не пополам, а с учётом инфляции и роста стоимости недвижимости за пять лет.
— Хватит! — Владимир Иванович встал, и в его голосе впервые за много лет прозвучала настоящая ярость. — Вон из моего дома!
— Папа, не драматизируй, — Ирина достала iPad. — Я не с пустыми руками пришла. Вот расчёты. Пять лет назад вы купили квартиру за три миллиона. Сейчас аналогичная стоит пять. Разница — два миллиона. С учётом того, что Алина пять лет пользовалась жильём, которое могло бы сдаваться... — она провела пальцем по экрану, — я готова ограничиться требованием одного миллиона. Рассрочкой, понимаю, что сразу таких денег у вас нет.
Марина смотрела на дочь и не узнавала её. Где её девочка, которая рисовала семью — всех вместе, держащихся за руки?
Где та, что в шестнадцать лет сутками сидела с заболевшей бабушкой, не требуя ничего взамен?
— Ирочка, — тихо сказала Марина Васильевна. — Что с тобой? Мы же семья.
— Семья? — Ирина горько усмехнулась. — Семья не выделяет одного ребёнка. Вы всегда её любили больше. Она — ваша поздняя радость, ваше чудо. А я — просто первая проба, обязанность.
Наступила мёртвая тишина. Алина первая нашла слова:
— Ира, ты с ума сошла? Мама ночами не спала, когда ты болела. Папа на трёх работах крутился, чтобы тебе на выпускное платье хватило!
— Не надо сказок, — отрезала Ирина. — Факты — вещь упрямая. У Алины есть квартира. У меня — нет. Или вы исправляете несправедливость, или...
— Или что? — спросил Владимир Иванович. — Подашь в суд? На родителей, которые тебя растили, одевали, любили?
— Любили? — голос Ирины вдруг дрогнул. — Когда я развелась с Максимом и осталась с ребёнком на руках, вы помогли мне? Нет! Сказали — сама виновата. А когда Алине понадобилась квартира, сразу нашлись деньги!
— Ира, мы тогда предлагали тебе и Дане переехать к нам! Ты отказалась! — ахнула Марина Васильевна.
— Потому что я хотела не жалости, а веры в меня! — крикнула Ирина. — А вы сразу: "Бедная Ирочка, ошиблась, жизнь загубила". А Алина у вас — умница, целеустремлённая!
Она повернулась к выходу.
— У вас есть месяц. Или находите деньги, или я обращаюсь к юристам. Думаю, ущемление прав одного из детей при распределении наследства — интересная тема.
Дверь за ней захлопнулась. В кухне повисло тяжёлое молчание.
— Наследства, — прошептал Владимир. — Мы ещё живые, а она уже делит наследство.
Алина обняла родителей. Все трое плакали — от бессилия, боли и страшного понимания, что семья, которую они так берегли, дала трещину, которую уже не заделать.
*****
На следующий день Марина Васильевна поехала к Ирине, без звонка и предупреждения.
Она купила по дороге те самые круассаны с миндальной начинкой, которые дочь обожала в детстве.
Дверь ей открыла Даниил, восьмилетний лупоглазый внук. Его глаза широко распахнулись.
— Бабуль!
— Здравствуй, солнышко. Мама дома?
— Работает, — коротко ответил он и громко крикнул. — Мама, бабушка Марина пришла!
Спустя минуту Ирина вышла в прихожую, увидела мать — и её лицо вновь стало непроницаемой маской.
— Мама? Что случилось?
— Хочу поговорить. Без iPad, без расчётов. По-человечески.
Ирина нехотя кивнула и провела ее в гостиную. Марина Васильевна положила на стол пакет с круассанами.
— Помнишь, как ты в десятом классе подрабатывала в кафе? И первые деньги потратила не на себя, а купила папе те самые запонки, которые он хотел?
— К чему это, мама?
— К тому, что ты всегда была доброй, щедрой и отзывчивой. Что случилось с той Ирой?
Старшая дочь поджала губы и отвернулась, смотря в окно.
— Та Ира поняла, что доброта — это роскошь. Что мир делит всё на деньги и что даже любовь родителей имеет ценник.
— Это неправда!
— Правда! — Ирина резко повернулась. — Когда я развелась, вы не спросили, как я? Вы спросили: "А как же ипотека? Кто платить будет?" А когда Алина получила квартиру, вы даже не думали о том, что я могу почувствовать!
Марина Васильевна молчала. Она вспоминала те дни. Да, они были в панике от долгов Ирины, боялись, что дочь их не потянет.
Но вместо поддержки читали нотации. Потом стыдились, хотели помочь — но Ирина отдалилась.
А затем появилась возможность купить квартиру для Алины — и они ухватились за неё, как за шанс дать младшей то, чего, как им казалось, недодали старшей.
— Мы хотели исправить ошибки, — тихо сказала Марина Васильевна. — С тобой мы были молодые, неопытные, много работали. Алине мы хотели дать больше внимания и больше поддержки. Но это не значит, что мы любили тебя меньше, чем ее.
— Любовь — это не слова, мама. Любовь — это поступки. Ваши поступки кричат, что Алина — ваша привилегированная дочь.
— А твои поступки кричат, что ты готова продать отношения с семьёй за миллион!? — не выдержала Марина. — Ты требуешь деньги за то, что мы помогли сестре? Ты что, в контракте с нами была? "Оказывать родительскую любовь в равных долях"? К тому же, мы тебе все выплатили еще два года назад! Откуда снова взялся счет!?
— Инфляция! Я требую справедливости! — в голосе Ирины вновь зазвучали стальные нотки. — И если вы не понимаете языка чувств, поймёте язык закона.
— Хорошо, — Марина Васильевна встала. — Мы найдём тебе миллион. Продадим свою квартиру, переедем в съёмную. Отдадим тебе твою "справедливость". Но знай, Ирина: получив эти деньги, ты потеряешь семью. Навсегда.
— Это шантаж? — лицо Ирины побелело.
— Нет. Это констатация факта. Ты превратила нашу любовь в товар. После сделки товар перестаёт существовать.
Марина Васильевна вышла, не оглядываясь. В лифте она заплакала, прижав кулаки ко рту, чтобы не закричать.
*****
На семейном совете было решено: продавать свою двухкомнатную квартиру они не будут.
Владимир Иванович нашёл работу консультантом на заводе — бывшего опытного инженера с радостью взяли.
Марина Васильевна вспомнила о своём старом умении шить — стала брать заказы на пошив и ремонт одежды.
Алина отложила мечту о мастерской и предложила отдавать часть своей зарплаты.
— Мы соберём этот миллион, — сказал Владимир Иванович. — Но Ирина больше не наша дочь. Мы выполним её требования, но после этого всё кончено.
Шёл месяц за месяцем. Ирина звонила редко, сухо интересовалась "прогрессом".
С каждым разом голос её звучал всё холоднее, будто она сама убеждала себя в своей правоте.
Через восемь месяцев нужная сумма была наконец-то собрана. Марина Васильевна позвонила Ирине:
— Всё готово. Приезжай завтра, подпишем бумаги.
— Какие бумаги?
— Расписку, что получив деньги, ты не будешь иметь к нам больше никаких финансовых претензий.
На другом конце провода повисло молчание.
— Что это значит?
— Это значит, что мы выплачиваем твой долг и прощаемся.
— Мама...
— Завтра в шесть, — Марина Васильевна положила трубку.
*****
Ирина приехала ровно в шесть. Бледная, в тёмном костюме, похожая на бизнес-леди, отправляющуюся на подписание контракта, а не на встречу с семьёй.
На столе лежала пачка денег — они взяли часть в кредит, чтобы собрать всю сумму сразу — и два листа бумаги.
— Расписка о получении денег в счёт компенсации за "моральный ущерб" и неравномерное распределение имущества, — сухо сказал Владимир Иванович. — И письмо, где мы освобождаем тебя от любых обязательств перед нами. Ты тоже нас освобождаешь.
Ирина медленно присела. Её руки дрожали.
— Вы, действительно, хотите это сделать?
— Ты этого хотела, — сказала Алина. — Ты буквально требовала этого годами.
— Я... — Ирина посмотрела на деньги, на бумаги и на лица родителей — постаревших, измученных, а также на сестру, смотрящую на неё с болью и недоумением.
Вдруг она представила: завтра у неё будет миллион, но не будет родителей, к которым можно приехать в воскресенье на суп, не будет сестры, с которой можно посмеяться над старыми фото, не будет дома, в который всегда можно вернуться.
Она вспомнила своё детство. Папа, качающий её на плечах. Мама, читающая сказку на ночь. Алина, доверчиво сующая свою маленькую ладошку в её руку.
И миллион. Миллион, который даст ей... что? Новую машину? Ремонт в квартире? Поездку за границу?
И что потом? Пустота. Одиночество. Осознание, что она обменяла самое ценное на банкноты.
— Я... не могу, — прошептала она.
— Что? — не поняла Марина Васильевна.
— Не могу взять деньги, — голос Ирины срывался. — Если я их возьму... я стану тем, кого сама ненавижу. Человеком, который продаёт любовь.
Слёзы, сдерживаемые годами, хлынули потоком.
— Простите меня, — зарыдала она. — Простите, я была ужасной. Ревновала, злилась, копила обиды... И превратила всё в эту мерзкую комедию с деньгами...
Алина первая подошла и обняла сестру. Потом подошли и родители, пытаясь скрыть дрожь в голосе:
— Дурочка ты наша... Зачем же так?
— Я боялась, что вы меня не любите, — выговорила Ирина сквозь слёзы. — Что я для вас — неудачница, которая неправильно прожила жизнь, и я решила... потребовать свою долю хоть так.
— Любовь нельзя поделить, как пирог, — сказала Марина Васильевна, гладя дочь по волосам. — Она не становится меньше, если её дарить. Она умножается.
Ирина подняла глаза:
— А что теперь? Как мне загладить...
— Начни с возвращения в семью, — сказал Владимир Иванович. — Остальное приложится.
Они просидели до глубокой ночи. Говорили о боли, ревности, невысказанных обидах, плакали и смеялись.
Ирина впервые за годы рассказала, как ей было страшно после развода, как она завидовала уверенности Алины, как чувствовала себя недостаточно хорошей дочерью.
Алина призналась, что всегда восхищалась сестрой и чувствовала себя виноватой за "подарок" в виде квартиры.
— Знаете что? — сказала Ирина под утро. — Я не хочу ваших денег. Я хочу... чтобы мы иногда собирались все вместе, чтобы вы с гордостью рассказывали о моих успехах и чтобы я снова чувствовала себя частью вас.
— Это можно устроить, — улыбнулась Марина Васильевна.
*****
Год спустя. В воскресный ужин за столом собралась вся семья, включая Даниила, который с энтузиазмом рассказывает о новой компьютерной игре.
Ирина сменила работу — теперь она вела курсы финансовой грамотности для молодых мам.
— Знаете, о чём я думаю? — сказала она, попивая чай. — О том, как легко перепутать справедливость с завистью. И как трудно признать, что ты был не прав.
— Главное — признать, — сказал Владимир Иванович. — А там уж как-нибудь разберёшься.
— Я рада, что у меня снова есть сестра, а не финансовый оппонент, — Алина улыбнулась.
— Прости меня. За всё, — Ирина взяла ее за руку.
— Уже простила, — сестра похлопала ее по плечу.
Марина Васильевна смотрела на своих дочерей и думала о том, как хрупки человеческие отношения, как легко ранить тех, кого любишь и как важно иногда отбросить все расчёты — денежные, моральные, какие угодно — и просто сказать: "Я тебя люблю. Давай начнём сначала".