Муж был уверен, что я оценю его юмор, но я просто выставила его чемодан за дверь. Ты серьезно выгоняешь меня к маме из за одной фразы? не мог поверить он в происходящее
Я тот самый муж. И да, это история о том, как одна фраза, сказанная вроде бы шутя, может оборвать целую жизнь, которая казалась устойчивой и понятной.
В то утро все было как обычно. На кухне пахло поджаренными хлебцами, Лена стояла у плиты в своей старой серой футболке с выцветшим рисунком, волосы собраны кое как в пучок. На подоконнике остывал чайник, на стуле вполглаза дремал наш кот, свесив лапу.
Сын возился с машинками на полу, гремел ими, как будто строил гигантскую дорогу. Телевизор бормотал фоном прогноз погоды. Обычный семейный шум, в котором растворяешься и не замечаешь, насколько он драгоценен.
Лена сказала спокойно, как будто между делом:
— Саша, сегодня вечером девочки собираются, небольшая вечеринка. Можешь потом забрать меня? Я не хочу поздно одна ехать.
Я хмыкнул, намазал паштет на хлебец и ответил:
— Конечно, напиши, когда будешь собираться. С пацаном посидим, мужской вечер устроим.
Она улыбнулась краешком губ, но глаза были усталые. Я вдруг заметил мелкие морщинки у нее у глаз и подумал, что давно не говорил ей, что она красивая. *Успею еще*, мелькнуло в голове. Всегда же кажется, что время есть.
День прошел в привычной суете. Работа, звонки, электронные письма, какие то мелкие задачи, которые все время лезут из всех щелей. Я возвращался домой ближе к вечеру, в голове уже крутилась мысль, что сыну обещал собрать конструктор.
Лена, собираясь уходить, долго вертелась перед зеркалом в коридоре. Надела темно синее платье, которое подчеркивало талию, аккуратно подкрасила глаза, провела помадой по губам.
— Как? — спросила она, поворачиваясь.
— Нормально, — сказал я, не отрываясь от телефонного экрана, где мерцали какие то рабочие сообщения.
Она чуть заметно вздохнула. Я поймал это краем уха, но сделал вид, что не заметил. *Ну что опять не так?* — раздраженно мелькнуло. *Выгуливают себя, а ты еще комплименты выдумывай*.
Она ушла, оставив за собой легкий аромат духов и звон ключей в замке. В квартире сразу стало тише, даже сын притих, словно что то почувствовал. Он сел рядом со мной на диван и положил голову мне на колени.
Я провел рукой по его мягким волосам и почувствовал странную пустоту. Хотя все было как всегда.
Прошло несколько часов. Мы поужинали, сын задремал на диване, обняв своего плюшевого медведя. В квартире было полумрачно, только настольная лампа на кухне оставалась включенной, отбрасывая теплое жёлтое пятно на стол и кружку с недопитым чаем Лены.
Телефон завибрировал. Сообщение от нее:
«Заберешь? Я уже хочу домой».
Я сразу набрал:
— Конечно, через немного выезжаю.
Она отправила адрес загородного кафе, о котором я раньше только слышал от нее и ее подруг. Что то модное, с красивыми фотографиями, как они рассказывали.
Я зашел в комнату, накрыл сына одеялом, проверил, чтобы дверь была закрыта, включил ночник. На секунду задержался, глядя, как он ровно дышит.
*Вот из за кого надо держаться, а не эти игры взрослых*, подумал я, но тут же отмахнулся. *Лена уже взрослая, знает, как себя вести*.
По дороге в машине было темно и тихо. Фары выхватывали из темноты мокрый асфальт, редкие деревья, вывески. Дворники лениво шуршали по стеклу. Радио бубнило какую то музыку, но я поймал себя на том, что слушаю не слова, а собственные мысли.
Вспомнилось, как в последнее время Лена стала чаще задерживаться на работе. Говорила, что появился новый проект, новые клиенты, все срочно, начальство подгоняет. Я кивал, делал вид, что понимаю, хотя внутри что то шевелилось.
Недавно она поставила новый пароль на телефон. Раньше мы спокойно могли взять аппараты друг друга, найти нужный номер или фотографию, а теперь она, улыбаясь, убирала свой в карман.
— Там клиентские данные, — объяснила она. — Я не хочу, чтобы кто то случайно увидел.
Я тогда отмахнулся, но слово «клиентские» застряло в голове. Слишком удобное объяснение для всего.
Месяц назад Лена впервые заговорила о каком то новом коллеге. Сергей. Сказала, что он очень помогает ей, подхватывает задачи, выручает, когда начальник давит. Она упоминала его как то слишком часто, хотя сама этого не замечала.
— Сергей то, Сергей се, — поддевал я. — Может, мне уже с ним познакомиться?
— Да перестань, — смеялась она. — Ты ревнивый стал.
Тогда я действительно воспринял это как шутку. Но чем больше думал, тем сильнее внутри росло мерзкое ощущение, словно где то за спиной от меня что то скрывают.
Машина выехала на загородную дорогу. Лес по обе стороны казался сплошной темной стеной. Вдалеке уже виднелась подсвеченная вывеска кафе, окнами оно сияло в ночь, как большой аквариум.
Я припарковался у входа и посидел пару минут, всматриваясь в яркие окна. Сквозь стекло были видны люди, смех, музыка. Я невольно искал глазами Лену.
И вдруг увидел. Она стояла на улице, чуть в стороне от входа, под козырьком. Рядом с ней мужчина в темной куртке, худощавый, с темными волосами. Они стояли очень близко. Он что то говорил ей на ухо, она смеялась, прикрывая рот ладонью.
Я почувствовал, как что то ледяное прокатилось по груди. Сердце стукнуло чаще.
*Может, это просто коллега. Может, они что то обсуждают. Не накручивай себя*, уговаривал я себя, но взгляд сам цеплялся за то, как он положил ей руку на локоть, как она не отдернула.
Я вышел из машины и хлопнул дверью чуть громче, чем нужно. Лена дернулась, обернулась. На лице мелькнуло что то похожее на испуг, но она тут же натянула привычную мягкую улыбку.
— О, Саша приехал, — сказала она, делая шаг ко мне. — Сергей, это мой муж.
Он повернулся, кивнул мне с легкой заминкой:
— Добрый вечер. Я уже ухожу, просто ждал машину.
Я пожал плечами, попытался выдавить вежливую улыбку. Внутри все кипело.
Дорога домой прошла в натянутой тишине. Только шум шин и редкие фразы.
— Повеселилась? — спросил я, глядя вперед.
— Да так, просто посидели, — ответила она, глядя в окно. — Я устала.
*Устала. Конечно. Устала от семьи, от меня, от быта*, язвительно пронеслось в голове.
— А это Сергей тот самый? — спросил я.
— Да, мой коллега. Он хороший, правда. Если бы не он, мне бы сейчас нужно было еще сидеть с отчетом.
Я сделал вид, что соглашусь, но внутри уже сворачивалась тугая пружина. Недоверие. Обида. И что то еще, от чего становилось стыдно самому себе.
Дома Лена быстро сняла туфли, прошла на цыпочках в комнату сына, поцеловала его в лоб. Я смотрел из коридора, как она наклоняется над ним, и думал: *Если она действительно мне изменяет, то какая она мать?*.
И тут же одернул себя: *С чего ты это взял? Видел две минуты их разговора и уже придумал целую историю*.
Но семя сомнения уже проросло. И я начал вспоминать все мелочи за последние месяцы. Как она стала позже возвращаться. Как чаще красилась, даже если шла, по ее словам, просто в магазин. Как отстранилась, когда я пытался обнять ее вечером.
*Может, это я отдалился? Может, она давно ждет от меня чего то, а я только шучу и сижу в своем телефоне?* — мелькнула честная мысль, но я быстро заглушил ее другой: *Если у нее кто то появился, это уже не оправдание*.
В ту ночь я долго ворочался, слушая, как она ровно дышит рядом. Мне казалось, что между нами целая стена. Я думал о Сергее, о том, как он наклонялся к ней, и накручивал себя все сильнее.
А утром проснулся с четким ощущением, что нужно взять ситуацию под контроль. И сделал самый глупый ход в своей жизни.
На работе в тот день я почти ничего не сделал. Пальцы машинально стучали по клавиатуре, а голова была занята только Леной и ее странной улыбкой возле кафе.
Я залез в наши старые переписки в телефоне, листал вверх, к тому времени, когда мы только начинали встречаться. Там были длинные признания, смешные сообщения, планы, мечты. Я ловил себя на том, что давно уже не писал ей ничего подобного.
*Она устала. Я тоже. Мы застряли*, думалось мне. *Но почему она решила искать поддержку где то еще?*.
Потом я поймал другую мысль, горькую. *А разве я сам не был когда то на грани?*.
Год назад у нас на работе появилась новая сотрудница. Светлана. Жизнерадостная, яркая, с открытой улыбкой. Мы быстро нашли общий язык. Мне нравилось, что она слушает мои шутки, смеется, хвалит мои идеи. Я не сразу заметил, как стал задерживаться с ней в переписках, как начинал рабочие разговоры с личных шуток.
Ничего серьезного, как я себе объяснял. Просто переписка, несколько прогулок после работы, ни разу даже за руку не взялись. *Я же ничего такого не делал*, убеждал я себя тогда. И дома вел себя так, будто ничего не изменилось.
Лена об этом, как я думал, не знала. Я сам оборвал переписку, когда почувствовал, что меня затягивает. И успокоился, решив, что это был просто странный период.
Но теперь, вспоминая Сергея, я словно видел в нем себя тогда. И это бесило еще больше.
К обеду в голове созрел «гениальный» план. Я решил не устраивать прямых разговоров, а «немного встряхнуть» Лену, как я себе придумал. Пошутить жестко, чтобы она поняла, что может потерять.
*Если испугается, значит, дорожит. Если скажет, что ей все равно, значит, и правда все кончено*, — так я рассуждал, оправдывая себя.
Я набрал ей сообщение:
«Нам нужно поговорить вечером. Очень серьезно».
Она ответила почти сразу:
«Что случилось? Ты меня пугаешь».
Я почувствовал какую то злую власть и, вместо того чтобы сразу объяснить или успокоить, только подлил масла в огонь:
«Дома расскажу. Подумай пока, что у нас вообще происходит».
Лена больше не писала. Я ясно представил, как она сидит на работе, смотрит на экран, накручивает себя. И вместо сочувствия почувствовал странное удовлетворение.
По дороге домой я заехал в магазин, купил большой пакет. Дома достал из шкафа ее старый чемодан, который мы обычно брали в поездки. Поставил его в коридоре, распахнув крышку.
И начал складывать туда ее вещи. Платья, футболки, любимый халат, пару косметичек. Работал быстро, почти не думая. *Вот ты у нас такая занятая и самостоятельная, вот и поезжай к маме, отдохни от нас*, ехидно звучало в голове.
Чемодан наполнился наполовину. Я специально не доводил до конца, оставил немного места, будто давая «шанс». Поставил его у двери так, чтобы было видно с порога.
На полке в прихожей я оставил ее запасной комплект ключей, рядом записку:
«Если что, оставишь на тумбочке».
Сын в это время сидел в своей комнате и раскладывал конструктор по цветам. Я заглянул к нему, погладил по голове. Он поднял на меня глаза:
— Пап, а мама скоро придет?
— Скоро, — ответил я, чувствуя, как внутри что то болезненно дернулось.
Я сел на кухне, налил себе чаю, но так и не сделал ни глотка. В ушах стояла тишина, хотя за окном гудели машины. Я ждал, как ждут приговора.
Замок в двери щелкнул раньше, чем я успел придумать, с чего начну разговор. Лена вошла, поставила сумку на пол, не разуваясь, остановилась в коридоре.
Увидела чемодан.
Тишина в коридоре стала почти ощутимой. Я даже услышал, как стрелка часов на кухне перескочила на следующее деление.
— Это что? — ее голос прозвучал ровно, без дрожи.
Я вышел к ней, облокотился о дверной косяк, пытаясь выглядеть спокойным и уверенным.
— Я подумал, тебе, может, удобнее будет пожить немного у мамы, — сказал я, стараясь, чтобы прозвучало как полушутка. — Отдохнешь от меня, подумаешь… над нашим браком, над своим поведением.
Я специально сделал акцент на последних словах. Думал, что она вспыхнет, начнет оправдываться, объяснять. А я буду молчать и смотреть.
Лена медленно повернулась ко мне. Ее глаза были не испуганные и не виноватые. Скорее уставшие. Будто она давно ждала чего то подобного.
— Это ты меня выгоняешь? — уточнила она.
— Я предлагаю паузу, — усмехнулся я. — Можешь считать это шуткой, но с намеком. Если ты так любишь свои вечеринки и коллег…
Я не успел договорить.
Лена развернулась, прошла в спальню твердым шагом. Дверь не хлопнула, но закрылась четко. Я услышал, как она открывает наш общий шкаф, как двигались плечики с одеждой, как звенит молния косметички.
*Сейчас она начнет собирать свои вещи. Испугается, поплачет, скажет, что я перегибаю*, думал я. *Я дам ей немного времени, потом зайду, скажу, что пошутил. Обниму. Мы все обсудим*.
Минут через десять она вышла. В руках у нее была не ее одежда.
Она несла мой чемодан.
Тот самый голубой чемодан, с которым я ездил на рыбалку и в командировки. Он был аккуратно уложен и плотно застегнут. Ручка выдвинута.
Лена молча поставила его рядом с тем, который приготовил я.
И только потом посмотрела на меня.
— Чемодан у двери, пауза в браке, да? — тихо сказала она. — Отличная шутка, Саша. Только ты немного перепутал адресата.
Я стоял, как вкопанный. В груди поднялась горячая волна.
— Ты что делаешь? — выдавил я. — Лена, я же…
— Ты серьезно выгоняешь меня к маме из за одной фразы? — перебила она. — Это ты сказал. А я просто решила, что устала жить в твоих «шуточках».
Она произнесла это слово так, что мне стало стыдно. Но гордость не дала сразу признать ошибку.
— Подожди, — попытался я перевести в другое русло. — А Сергей? Все эти твои вечера, поздние возвращения…
Лена прикрыла глаза, глубоко вдохнула, будто собираясь с силами.
— Про Сергея я тебе все объясню. Сейчас. Но сначала, — она достала из комода мой старый телефон. — Давай начнем не с меня.
Я узнал аппарат сразу. Мой предыдущий, который я считал давно сломанным и забытым.
— Откуда у тебя он? — удивился я.
— Ты просто однажды слишком поспешно выбросил коробку, — сухо ответила она. — А я достала. Думала, вдруг пригодится. И пригодился. Ты, наверное, забыл, сколько там осталось переписок.
Она включила экран. Я увидел свое имя вверху, а ниже — длинный список бесед. Одна из них была помечена сердечком. Светлана.
Лена открыла ее. На экране вспыхнули мои сообщения. Те самые, о которых я думал, что они «ничего не значат». Смешные фразы, полунамёки, обсуждения, как мы когда нибудь «выберемся куда нибудь без лишних глаз».
*Я же не сделал ничего по настоящему*, хотел выкрикнуть я. Но слова застряли.
— Год назад, — спокойно сказала Лена. — Я случайно увидела, как ты переписываешься с кем то. Ты уснул, не заблокировав телефон. На экране высветилось имя. Светлана. Я не стала рыться. Утром, когда ты ушел на работу, нашла в шкафу коробку от этого телефона. Включила. Пароль угадала с третьей попытки. Знаешь, почему?
Я молчал. В горле пересохло.
— Потому что ты всегда ставишь дату нашего знакомства, — горько усмехнулась она. — Романтично, да?
За ее спиной в коридоре тихо тикали часы. С кухни тянуло остывшим чаем и чем то мучным. Я вдруг отчётливо почувствовал запах собственного пота, тяжелый, нервный.
— Я читала эти сообщения ночью, сидя в ванной, чтобы не разбудить сына, — продолжила Лена. — И думала, что с ума сойду. Но утром ты смотрел на меня так привычно, как ни в чем не бывало. Обнимал, спрашивал, что приготовить на ужин. И я… я решила дать тебе шанс самому все рассказать.
Она посмотрела на меня пристально, не мигая.
— Ты не рассказал. Ни через неделю. Ни через месяц. Ты просто однажды сменил телефон, и я увидела, что переписка оборвалась. Решила, что ты все понял и сам закончил. Я проглотила. Не устраивала сцен. Не собирала чемодан.
Я попытался вмешаться:
— Лена, я… там ничего не было. Мы даже не…
— Не смей сейчас это говорить, — ее голос дрогнул впервые. — Для меня предательство началось не в тот момент, когда ты бы, возможно, ее поцеловал. А в тот, когда ты впервые написал ей то, что перестал писать мне. Когда ты не пришел ко мне с тем, что тебе плохо, а пошел к чужому человеку.
Она умолкла, подходя к двери. Наклонилась, взяла мой чемодан за ручку, подвинула ближе к коврику.
— Сергей женат, — тихо добавила она. — У него двое детей. Он помогает мне по работе. А сегодня на улице говорил вон там, — она кивнула в сторону, — что если ты меня ревнуешь, то лучше поговорить, чем устраивать спектакли. И да, он знает про Светлану. Потому что я наконец то кому то об этом сказала.
Я ощутил, как земля уходит из под ног. Вся картина, которую я себе рисовал, рассыпалась, как карточный домик.
— Я хотел просто… — начал я, не зная, как закончить.
Лена посмотрела на чемодан, потом на меня.
— Ты хотел меня напугать, — сказала она за меня. — Сделать вид, что выгоняешь, чтобы я крутилась вокруг тебя и доказывала, что не виновата. Только ты забыл одну вещь, Саша.
Она подошла почти вплотную, и я увидел тонкую синеву под ее глазами от недосыпа.
— Я давно живу с чувством, что меня уже однажды выбросили, только официально не сказали. Поэтому твой «розыгрыш» — это не неожиданность. Это просто удобный повод поставить точку.
С этими словами она открыла дверь, выставила мой чемодан на площадку и аккуратно закрыла.
Я остался стоять в коридоре с пустыми руками.
В тишине квартиры вдруг отчетливо послышалось всхлипивание из комнаты сына. Он, видимо, проснулся от шороха и теперь тихо звал:
— Ма ма… па па…
Лена первой бросилась к нему. Я пошел следом, как в тумане.
Сын сидел на кровати, глаза блестели от слез. Лена села рядом, обняла его, шептала что то успокаивающее. Я стоял у двери, понимая, что прямо сейчас рушится не только наш с Леной мир, но и его стабильный маленький мир.
*Что я наделал?* — билось в голове. *Ради чего? Ради глупой попытки доказать, что я контролирую ситуацию?*.
Когда сын снова заснул, Лена тихо прикрыла за собой дверь его комнаты и вышла в коридор. Там же, где стояли ключи, она положила маленький конверт.
— Это что? — машинально спросил я.
— Справка, — коротко ответила она. — О том, что через несколько месяцев нас станет больше.
Я не сразу понял. Потом до меня дошло. В груди что то болезненно сжалось.
— Ты беременна? — прошептал я.
— Да, — Лена не отвела взгляд. — И узнала я об этом за день до того, как снова увидела в своих руках твой старый телефон. Знаешь, какое это сочетание? Радость и отвращение одновременно.
Она обхватила себя руками, словно ей стало холодно.
— Я думала, что мы сможем начать с чистого листа, — продолжила она. — Ради сына, ради малыша. Что ты сам однажды сядешь и скажешь: «Лена, я тогда вел себя неправильно». А вместо этого я получаю чемодан у двери и предложение «поехать к маме и подумать над своим поведением».
В этот момент я вдруг понял, насколько **всё** перевернуто. Я, обиженный и подозревающий, оказался тем, кого сейчас разоблачают. А Лена, которую я рисовал в голове неверной женой, держала в руках нашу будущую жизнь.
Снаружи, за дверью, тихо прошуршали шаги соседей. Кто то, возможно, видел мой чемодан на площадке. Мне стало стыдно до дрожи.
— И что теперь? — выдавил я. — Ты меня действительно выгоняешь?
Лена посмотрела на меня долго. В ее взгляде не было злости. Только усталость и какая то окончательная ясность.
— Я не выгоняю, — сказала она. — Я принимаю твое предложение. Просто адрес меняю. Ты хотел паузу? Вот она. Поезжай к маме. Подумай над своим поведением. А я подумаю, хочу ли я рожать этого ребенка рядом с человеком, который решает семейные проблемы через розыгрыши и чемоданы у двери.
Она протянула мне мои ключи. Те самые, которые я когда то вручал ей с фразой: «Теперь это и твой дом».
Ключи звякнули у меня в ладони неожиданно громко.
Дорогу к маме я почти не помню. Знаю только, что ехал медленно, то и дело останавливаясь у обочины. Фары встречных машин расплывались, как будто я смотрел сквозь воду.
Мама открыла дверь быстро, будто ждала. На ней был старый махровый халат, волосы собраны в пучок, запах выпечки вывалился из кухни прямо в прихожую.
— Знала, что ты придешь, — сказала она тихо. — Лена звонила час назад.
Я замер на пороге:
— Звонила? Что она сказала?
Мама вздохнула, взяла у меня чемодан, закатила его в коридор.
— Сказала, что ты приедешь. Попросила меня не ругать тебя при тебе, — усмехнулась она устало. — Сказала, что сама уже все сказала.
Я опустился на табурет у стены, уставился в пол. На коврике были крошки, старые потертости, которые я помнил еще с юности. В этой квартире все было знакомым, как будто время здесь шло медленнее.
— Мама, я… — начал я и вдруг понял, что не могу подобрать слово. Ни одно из оправданий, которые я заранее придумал в голове, не казалось сейчас правдой.
— Я знаю, — спокойно сказала она. — Лена попросила меня не лезть. Только передать тебе, что она не закрывает дверь насовсем. Что много будет зависеть от тебя. И что у нее есть для тебя одно напоминание.
Мама протянула мне маленький листок, сложенный вдвое. Я развернул.
Там были написаны несколько строк ее почерком:
«Когда ты в следующий раз захочешь пошутить, представь, что твой сын смотрит на это и учится так же решать свои проблемы. Если тебе станет стыдно — не шути. Если нет — значит, нам правда не по пути».
Я почувствовал, как к глазам подступили слезы. Я взялся за край стола так крепко, что побелели пальцы.
Мама молча поставила передо мной тарелку с простыми бутербродами, кружку горячего чая. Запах детства — черный чай с сахаром, свежий хлеб, сливочное масло. Я вдруг отчетливо понял, как далеко ушел от того мальчика, который когда то считал, что главное в жизни — не обидеть близких.
— Будешь жить тут, сколько нужно, — сказала мама. — Комната твоя свободна. И… Саша, не думай, что я на твоей стороне только потому, что ты мой сын. Я на стороне внуков. И того, что им будет лучше.
Я кивнул, не поднимая глаз.
Первые дни у мамы тянулись вязко. Я просыпался рано, долго лежал на старом диване, слушал, как за стеной работает стиральная машина, как кто то сверху двигает мебель.
Телефон лежал рядом, иногда вспыхивал экраном. Лена писала коротко и по делу. «Сын скучает, можем поговорить по видеосвязи вечером». «Завтра пойду к врачу, напишу, что скажет». В каждом сообщении я чувствовал дистанцию, которой раньше не было.
Мы действительно созванивались. Сын радостно махал мне, показывал свои новые рисунки, рассказывал, что мама учит его складывать из бумаги кораблики. Иногда Лена мельком появлялась в кадре, кивала, спрашивала, как здоровье. И исчезала.
Разговоров «по душам» не было. И я вдруг понял, что впервые за много лет остался наедине с собой без зрителей. Некому было объяснять, зачем я это сделал, некому было оправдываться, прикрываться шутками.
Я начал вспоминать все наши годы с Леной. Как мы знакомились на остановке. Как впервые поехали вместе на море. Как я делал ей предложение, дрожа от волнения. Как мы вместе выбирали обои для детской. Я листал эти воспоминания, как старый альбом с фотографиями.
И в каждом кадре видел один и тот же узор: когда становилось сложно, я отшучивался, уходил в сторону, лишь бы не говорить прямо. Лена старалась говорить, я уводил разговор. Мне казалось, так проще, веселее, «по мужски».
Теперь этот узор стал причиной того, что мой чемодан стоит у маминой двери, а не у моей. И что ребенок будет жить первые месяцы жизни брата или сестры в напряжении, которое чувствуют даже самые маленькие.
Мама иногда заходила в комнату, садилась на стул и просто сидела рядом. Мы молчали. И это молчание было честнее многих моих прошлых фраз.
Иногда я ловил себя на мысли: *А ведь я действительно могу все потерять*. Не потому, что Лена жестокая или мстительная. А потому что она наконец то выбрала себя и детей, а не мои шутки.
Прошло несколько недель, прежде чем я решился поехать к ним. Не с чемоданом, а с небольшим пакетом, в котором лежали мягкая игрушка для сына и маленькая погремушка, купленная наугад, без знания пола будущего ребенка.
Я стоял у нашей двери так же, как когда то стоял у маминой. Сердце колотилось, ладони потели, ключи покалывали в кармане. Я мог открыть сам, но позвонил.
Лена открыла почти сразу. Волосы собраны в хвост, на ней домашняя одежда, на лице усталость, но и какая то новая твердость.
Мы несколько секунд просто смотрели друг на друга. Потом она отступила в сторону, пропуская меня.
— Заходи.
В квартире пахло супом и чем то сладким, наверное, она пекла печенье. Сын выскочил мне навстречу, вцепился в ногу, болтая без остановки. Я поднял его на руки и понял, как соскучился по этому весу, по его теплу.
Мы сели на кухне, Лена поставила мне чай. Я не стал отшучиваться, не стал делать вид, что ничего не произошло. Слова сами вышли.
— Лена, я был неправ, — сказал я. — И не только с этим глупым чемоданом. Я давно был неправ. С тем телефоном, с перепиской, с тем, что не пришел и не сказал. Я не прошу простить сейчас. Я… хочу хотя бы начать говорить нормально.
Она смотрела на меня внимательно, словно проверяя, не играю ли я очередную роль.
— Я не знаю, смогу ли снова доверять, — честно ответила она. — Особенно сейчас, когда я в таком состоянии. Но я увидела, как ты разговариваешь с сыном по связи, как стараешься не нагружать его. И я… я тоже не хочу, чтобы он рос в полном разрыве.
Она вздохнула, обхватила кружку ладонями.
— Давай договоримся так, — сказала она. — Никаких «шуток» в важных разговорах. Никаких чемоданов у дверей. Никаких переписок за спиной. Если будем пытаться — то честно. Если не получится — тогда хотя бы расстанемся по человечески, а не через спектакли.
Я кивнул. Эти условия показались мне одновременно тяжелыми и простыми. На самом деле, это было то, чего она ждала от меня много лет.
Сын в этот момент громко чихнул, расплескав на стол немного компота. Лена машинально протянула ему салфетку, мы оба рассмеялись. Смех получился тихим, но настоящим.
Я не знаю, чем закончится наша история через год или два. Может быть, мы сможем снова жить вместе, без чемоданов у дверей и старых телефонов в шкафу. А может, наши дороги все равно разойдутся, но уже без лжи.
Я знаю только одно: каждый раз, когда теперь хочется усмешкой скрыть страх или обиду, я вспоминаю, как мой собственный чемодан стоял на площадке, а за дверью оставались сын и женщина, которую я когда то обещал беречь.
И мне становится достаточно стыдно, чтобы промолчать и наконец то сказать по настоящему, без игры.