Эту историю мне рассказал человек, которого уже нет в живых. Он не слыл вралем, а говорил так, будто ворошил угли в печи – неторопливо, с тёмным жаром внутри.
Как-то на ноябрьские праздники поехал он в гости к старшему брату, в дальний район. Братья были кряжистые, сильные, из породы, что хозяйство на себе держит. Осень – время забоя скота: свиней, бычков обычно полутарников и тёлок которых не оставляли на племя.
«Отдохни, – говорит брат, – мясо сегодня будет свежее, под водочку. Забойщик уже идёт».
Гость глянул в окно. По безлюдной деревенской улице, по первому хрусткому снежку, летела к ним старуха. Не шла – именно летела. Сухонькая, сгорбленная, в чёрном, будто воронье крыло, платье до земли. Подол на ветру трепался. В руке – длинный посох, которым она отмеряла шаги, не касаясь земли. Такое чувство, будто по замерзшему миру скользила тень.
В дом она не зашла.Брат сам вышел к ней.«Где топоры? Где ножи? Куда мясо сложить?» – голос у неё был сухой, как прошлогодняя трава. Хозяин всё показал. Семью – жену, детей – брат отослал к соседям, и сами следом за ними ушли.
Прошло два часа. Тишина стояла за окном неестественная – ни крика скотины, ни привычной возни. Только ветер выл.
Потом в окне мелькнула тень. Старуха махнула посохом – готово.
Когда зашли во двор, рассказчик ахнул. Всё было сделано с жуткой, безупречной аккуратностью. Туша разделана идеально, будто не топором, а лазером. Ливер в бочке, шкура посолена, голова в тазу. И – ни капли крови. Ни одной кишки под ногами. Чистота, будто и не было здесь живой твари два часа назад.
Зашли в дом, где был накрыт стол для работницы, – пусто. Четыре пустые стопки, пустые тарелки, две опорожнённые бутылки водки. Можно было подумать что тут крутила компания мужиков. Ну ведь бабка то была одна.
Старший брат, видя изумление гостя, мрачно произнёс, глядя в след удаляющейся тёмной фигуре:
«Ведьма она.С чертями водится, работу им находит, вот они за неё и работают. Я бы и сам управился… Да сердить её нельзя. Мор на скот навести может. Платишь ей не за работу, а откуп даешь».
И выпил, как будто смывая со глотки привкус чего-то нечистого.