"Ой, не вставайте! Я должна позвать врача!"
Настал день очередного посещения мною медицинского центра. Добротное учреждение, возглавляемое почётным попечителем нашего храма. Накануне с вечера у меня начались сильные головные боли, продолжавшиеся всю ночь. Давление 90 на 60. Приём у невролога назначен на восемь утра. Приехал заранее, прогулялся, настроился. На стук в дверь никто не откликнулся. Медсестра: «Узнайте у администратора на первом этаже». Там сообщили, что врач уже неделю болеет. «А терапевт? Мне к ней на 8:30» - «У неё сегодня не приёмный день».
Вот те на… Огорчение. А с другой стороны – радость. Скорее домой. «Дай-ка ещё раз загляну, напоследок...» И – удача! - терапевт на месте, готов меня принять. Сразу посылает на ЭКГ. После процедуры медсестра восклицает: «Ой, не вставайте, я должна позвать врача! Есть значительные изменения в худшую сторону!»
Врач подтверждает и настаивает на госпитализации для тщательного обследования. Подавленный, слабо сопротивляюсь: «Я же без документов, личных вещей, у меня даже тапок нет». - «Пусть подвезут ваши помощники, главное – это направление. Вас заберут на скорой помощи».
Опустив голову, судорожно соображаю. В конце концов, соглашаюсь.
Что можно, а чего нельзя
Больница - огромное здание у метро "Красногвардейская". Меня кладут на каталку и длинными коридорами, постукивая колесами, доставляют в реанимацию кардиологического отделения. Спрашивают, какие таблетки принимаю от давления. «Кто будете по профессии?» - «Настоятель храма». - «Сейчас пока мест нет – располагайтесь в коридоре на тележке. Полностью раздевайтесь, сдавайте все личные вещи».
Через некоторое время другая медсестра: «Можете оставаться в нижнем белье и майке». – «А телефон? Можно я оставлю его у себя? В отключённом виде?» - «Нет, что вы! Категорически нельзя!»
Рядом со мной на каталке лежит умирающая старушка – она уже ни на что не реагирует. Весь коридор уставлен каталками, мимо снуют врачи, медсёстры и пациенты. Громкие восклицания, перекличка сотрудников – медицинская тематика вперемешку с бытовухой. Грохот, стуки, периодически что-то падает – напоминает метро или вокзал. Толстая игла пронзает вену, резиновые примочки фиксируют сердечные ритмы. «Распишитесь в согласии на предоставление личных данных». - «А можно я не буду расписываться?» - «Распишитесь, всё равно мы уже всё заполнили».
«Жениха вам привезла!»
Вскоре находится вариант: в одной палате освободилась койка. Там оказываются две грузные пожилые женщины, едва прикрытые простынями, между ними - упомянутая свободная койка. Я в шоке.
Медсестра не унывает: «Ах, да, есть ещё одно место в другой палате! Поедем к невестам!» Угловая комната без дверей. Внутри две женщины – пожилая почти лежачая, другая помоложе. «Жениха вам привезла!» Те в шоке, я вдвойне. Пожилая громко возражает против нахождения в палате мужчины. Реакция медсестры: «В больницах нет пола! В других палатах тоже есть мужчины вместе с женщинами».
Медсестра устанавливает две небольшие перегородки – они чуток загораживают нас друг от друга. Пожилая постоянно возмущается: «Что за больница?! Где врачи? Почему к нам никто не приходит, не дают лекарств? Я на судно здесь ни за что не сяду! По стенке буду ползти, а дойду до туалета!»
Туалет рядом – он общего пользования, обе кабины изнутри не закрываются. Вдруг оттуда слышится грубый бабий окрик: «Это кто здесь нас**л?!» Картины достойные кисти Босха. Чувствую себя студентом семинарии, попавшим в советский стройбат как неблагонадёжный элемент.
Я ли это, жалкий и презренный?
Пару часов лежал в полузабытьи, потом стал «очухиваться». Пронзительное чувство изолированности и оторванности, неизвестности будущего. «Нельзя ли мне сделать короткий звонок?» - негромко прошу медсестру. Та молча отворачивается и уходит.
Меня накрывает волна паники, – я в яме, туннеле, шахте, замурован. Всего три часа здесь – а впереди долгий вечер, бессонная ночь. О, ужас! Стремительно нарастает желание стремглав бежать, прорвать все кордоны. Но я… я без документов, денег и телефона, я почти обнажён, у меня нет даже тапок.
«Женщины, нельзя ли воспользоваться вашими тапками, чтобы пройти к врачам?» - обращаюсь к соседкам. «У меня они одноразовые», - сухо реагирует молодая. Быстро встаю и в одном исподнем, в полосатой майке, босиком иду по грязному холодному полу из одного конца длинного коридора в другой. Решительно заявляю: «Я ухожу!» Медсестра в ответ: «Надо дождаться врача». - «А когда он будет?» - «После конференции, часа через полтора, во время вечернего обхода».
Снова иду мимо каталок со страдальцами. Слышу голоса: «Мужчина, туда нельзя заходить! Мужчина, здесь нельзя сидеть!» И ещё: «Наденьте хотя бы бахилы!» Надеваю …на босу ногу. Вокруг разговоры больных. Слышу выражения на «фене», проскальзывает мат. Боже мой! Я ли это – «кандидат богословия», «член Союза писателей», «духовник Союза Православных братств», «известный церковный общественный деятель», «пастырь с 35-летним стажем служения»?! Взлохмаченный, в маске, в трусах, в бахилах на босу ногу, мечусь по длинному коридору. Не есть ли это прообраз предстоящих посмертных мытарств? О, как я жалок и презрен в своём неприглядном виде, с затравленными глазами, слабым голосом и некачественной дикцией (что бывает, когда я в стрессовом состоянии)...
Может, про меня забыли?
В холле стоит телевизор, на экране всякая белиберда. Сериал прерывается рекламой на остром моменте – обманутый муж наводит пистолет на неверную жену. «Ну, убил бы с…!» - раздаётся суровый мужской голос зрителя. В ответ зрительница активно обвиняет мужиков в изменах. Те не менее активно возражают. Всё вперемешку с матом. Старый азербайджанец материт всех подряд: известных ведущих, рейтинговые программы. Все ждут футбол. Я по-прежнему в майке и в трусах, в бахилах на босу ногу. Проходит час, другой, одежды всё нет. Становится прохладно. Периодически подхожу на пост и патетически восклицаю: «Долго ещё?», «Может, меня забыли?»
Мне, не поднимая головы, отвечают: «Ждите», «Заявка зафиксирована». Потом поясняют: «У нас всего одна сотрудница выдаёт вещи на всех четырнадцати этажах». У меня на глазах выступают слёзы, судорожно сжимаются кулаки – держусь изо всех сил. И молитва, постоянная Исусова молитва и в палате, и здесь. Призываю на помощь Богородицу и всех святых. Жалостно прошу у одного из пациентов телефон на минутку. Помню только два телефонных номера - своего храма и дома причта - увы, в ответ длинные гудки. Наговорил на автоответчик: «Срочно приезжайте, вызволяйте, спасайте!»
Это сладкое слово - свобода
С третьей попытки добиваюсь у сестры-хозяйки получения тапок. Прошу её содействия, обращаюсь за помощью к проходящим мимо врачам. Наконец, появляется долгожданная сотрудница - та, что одна на 14 этажей - и выдаёт вещи «доходяге».
Я блокирую дверь – готов сражаться до победного конца. Получив свои вещи, быстро одеваюсь. Прощаюсь с медсестрой на посту. Сидя спиной, она молча кивает. Усталый врач на мой вопрос о выписке отвечает: «Сегодня не успею, очень много пациентов, буду делать выписки всю ночь – приходите завтра». Мчусь по длинным коридорам и переходам больницы, всё ещё не веря, что свобода возможна. Опасаюсь погони и препятствий на пути. Неужели пропустит охранник на внешнем посту? Но он даже не смотрит…
Случайно ли то, что со мной произошло? Как верующие люди, мы знаем, что случайностей не бывает. Мне была показана малоизвестная сторона жизни. Я получил большой урок смирения, ощущение бренности и зыбкости нашего земного бытия. Я сделал вывод о необходимости более внимательного и терпеливого отношения к людям. А врачам и медсёстрам - низкий поклон за их подвижнический труд.
2020 год