В тесной кухне нашей однушки, которую мы снимали в ожидании ипотеки, пахло пережаренным луком и какой-то застарелой безнадегой. Вадим сидел за столом, вцепившись пальцами в липкую клеенку с узором в виде выцветших подсолнухов, и смотрел на меня взглядом побитой собаки. Этот его вид — смесь детской обиды и тупого упрямства — бесил меня больше, чем само его требование отдать все наши накопления на покупку кроссовера для Анны Семеновны.
— Инна, ну ты же видишь, как ей тяжело! — завел он свою шарманку в сотый раз, и в затылке у меня привычно запульсировала тяжелая, звенящая боль. — У неё ноги отекают, ей до садового товарищества на трех автобусах добираться — это же пытка! А тут сосед на Вайлдберриз выставил объявление, знакомый его продает почти новую машину, за полцены. Нам всего полтора миллиона не хватает. Мы же всё равно их на вкладе в Т-Банке держим, они просто лежат!
— Они не «просто лежат», Вадим! — я развернулась к нему, чувствуя, как сухость в горле мешает дышать. — Это мой первый взнос. Мой! Я три года пахала в две смены, заклеивала старые сапоги суперклеем, чтобы не тратить лишнюю копейку, и заказывала самую дешевую косметику на Озоне. Эти деньги — наш шанс съехать из этого клоповника и завести ребенка. А твоя мать хочет катать рассаду на кожаных сиденьях? Нет. Мой ответ — нет.
— Ты эгоистка, Инна, — процедил он сквозь зубы, и я увидела, как на его шее вздулась вена. — Только о своих метрах и думаешь. А мать мне вчера звонила, плакала. Говорит, водитель маршрутки ей нахамил, она потом полчаса корвалол пила в прихожей. Тебе что, куска железа жалко для родного человека? Нахлебница ты черствая, вот ты кто.
Я только рот открыла, чтобы напомнить ему, кто в этом доме нахлебник и чью зарплату мы тратим на его бесконечные штрафы и пиво по пятницам, как в коридоре послышался сухой, уверенный скрежет металла. Кто-то по-хозяйски провернул ключ в замке — дважды, с характерным усилием. Внутри у меня всё ухнуло в пятки. Мы не ждали гостей. Но был только один человек, у которого были ключи от нашей съемной квартиры и полное отсутствие совести, чтобы войти без стука.
Дверь распахнулась, впуская в квартиру запах дешевого нафталина и тяжелых, сладких духов. Анна Семеновна не вошла — она ввалилась, заполняя собой крошечную прихожую, как грозовая туча. На ней было пальто с огромным меховым воротником, которое выглядело нелепо в этот теплый вечер. Не разуваясь, она прошла прямо по светлому коврику, оставляя грязные следы, и замерла на пороге кухни, оглядывая меня с видом брезгливого ревизора из Госуслуг.
— Ну что, молодежь, долго мне еще под дверью стоять? — её зычный голос заставил зазвенеть ложки в стаканах. — Вадим, сынок, ты решил вопрос? А то менеджер в салоне сказал, что бронь только до завтра. Нельзя такую ласточку упускать, там даже подогрев руля есть, как раз для моих суставов.
Вадим тут же подскочил, засуетился, подставляя ей стул. Он выглядел как верный пес, услышавший свист хозяина. Анна Семеновна грузно опустилась на стул, который жалобно скрипнул, и положила на стол свои пухлые руки с ярко-красным маникюром.
— Мы не покупаем машину, Анна Семеновна, — я выделила каждое слово, глядя ей прямо в переносицу. — Денег нет.
Свекровь медленно повернула голову. Её глаза, обведенные жирной подводкой, сузились до щелочек, полных холодного презрения.
— Денег нет? — переспросила она с ядовитой усмешкой. — А куда ж они делись, милочка? Профукала на свои тряпки? Или на губы себе новые отложила? Я знаю, сколько мой сын зарабатывает. И сколько ты получаешь, тоже в курсе. Не надо мне тут сказки рассказывать. Живете в шоколаде, а матери родной на лекарство... то есть на машину, пожалели? Бесстыжая ты приживалка.
— Я не приживалка, я за эту квартиру плачу! — я почувствовала, как по спине пробежал нервный зуд. — А вы, Анна Семеновна, имейте совесть. У вас есть пенсия, вы сдаете комнату в центре, и у вас есть ноги, которые прекрасно доходят до остановки. Мы копим на свое жилье. Это наши общие деньги.
— Это и мои деньги тоже! — взвизгнул Вадим, ударяя кулаком по столу так, что сахарница подпрыгнула. — Я тоже откладывал! Я имею право распоряжаться бюджетом! Мама права, ты просто жадная стерва, Инна. Тебе плевать на семью. Переводи деньги сейчас же, или я... я не знаю, что сделаю!
Они стояли напротив меня — мать и сын, единый фронт жадности и наглости. Вадим навис над столом, его лицо пошло красными пятнами. Анна Семеновна победно хмыкнула, потянувшись к своей сумке, видимо, за реквизитами счета. Они были уверены, что дожали меня. Что сейчас я расплачусь, открою приложение банка и отдам им всё, что собирала по крупицам три года.
Я посмотрела на Вадима. На этого человека, с которым я планировала будущее. Внутри меня что-то окончательно щелкнуло и умерло. Страх ушел, осталась только холодная, кристальная ясность.
— Хорошо, — сказала я вдруг совершенно спокойным тоном. — Вы хотите перевод? Будет вам перевод.
Я достала телефон, демонстративно разблокировала экран. Анна Семеновна расплылась в елейной улыбке, поправляя воротник.
— Вот так бы сразу, доченька. Умница. Семья — это главное. Давай, записывай номер карты...
— Не нужно, Анна Семеновна, я знаю, куда отправлять, — я зашла в приложение Сбера. Палец замер над кнопкой.
Вадим вытянул шею, пытаясь рассмотреть цифры. Он уже видел себя за рулем этого кроссовера, он уже чувствовал себя «настоящим мужиком», который обеспечил мать. Я усмехнулась — коротко и зло.
— Инна, ты что делаешь? — голос Вадима дрогнул, когда он увидел имя получателя. — Какой еще «Артем — брат»? Это что за фокусы? Отменяй быстро!
— Я не отменяю, Вадим. Я подтверждаю, — я нажала на кнопку. Приложение на секунду задумалось, крутя зеленый кружок. — У моего брата Артема трое детей и ипотека в ВТБ, которую он тянет один, пока его жена в больнице. Я только что перевела ему все наши накопления — два миллиона триста тысяч. До копейки. Как досрочное погашение.
В кухне повисла такая тишина, что было слышно, как на подоконнике жужжит муха. Вадим застыл с открытым ротом, его лицо медленно приобретало оттенок несвежей овсянки. Анна Семеновна издала звук, похожий на сдавленный хрип, и схватилась за сердце — картинно, театрально, как она всегда делала, когда ей отказывали.
— Ты... ты что натворила, марамойка? — прошипела свекровь, вскакивая со стула. — Это же были наши деньги! Моя машина! Моя жизнь! Ты всё украла!
— Счета были на мое имя, Анна Семеновна, — я встала, расправив плечи. — Я имею право распоряжаться своими средствами. А Вадиму... Вадиму я оставлю его законную треть. Те пятьсот тысяч, что он внес за три года, я вычту из стоимости вещей, которые я ему покупала. Так что мы в расчете.
— Я тебя уничтожу! — заорал Вадим, хватая меня за плечо, но я наотмашь хлестнула его по руке полотенцем. — Верни деньги! Звони брату, пусть возвращает! Ты не имеешь права!
— Слишком поздно, — я показала ему экран с зеленой галочкой. — Счёт закрыт. Деньги ушли. А теперь слушайте меня внимательно. Вадим, собирай свои манатки. Прямо сейчас. Чтобы через десять минут твоего духа здесь не было. И маму свою забирай, пусть она тебя в своей комнате в центре приютит. Там места много, на двоих хватит.
— Ты не можешь меня выгнать! — заверещал он, но в его глазах я видела только животный страх перед потерей комфортной жизни.
— Могу и сделаю. Договор аренды на меня. Ключи на тумбочку. Или я сейчас вызываю полицию и заявляю о незаконном проникновении твоей матери в жилище. У меня на двери камера стоит, запись уже в облаке.
Анна Семеновна, поняв, что ловить здесь больше нечего, плюнула на пол — прямо на мой чистый линолеум.
— Тьфу на тебя, змея подколодная! — провизжала она, таща сына к выходу. — Будь ты проклята! Останешься одна, старой девой, и стакан воды тебе никто не подаст!
— Уж лучше самой себе воды налить, чем кормить таких дармоедов, как вы, — ответила я и с силой захлопнула дверь перед их носами.
Щелкнул замок. Раз, два. Я прислонилась лбом к холодному металлу двери. В квартире повисла тишина — гулкая, пустая, но какая-то звеняще чистая. Я знала, что у меня теперь ноль на счету, что впереди суды и развод, но впервые за три года мне было легко дышать. Я зашла на кухню, взяла тряпку и стерла плевок свекрови. Жизнь начиналась с нуля, и этот ноль был самым честным числом в моей жизни.