— Мы уже у подъезда, Марина, открывай давай, дети устали с дороги, пить хотят! — визгливый голос свекрови, Тамары Ивановны, вырвался из динамика телефона, лежавшего на столике пляжного кафе в Сочи, и заставил меня поперхнуться холодным латте.
Я посмотрела на мужа, Андрея, который мирно дремал в шезлонге рядом, и почувствовала, как внутри всё сжимается от ледяного предчувствия беды, потому что мы были за полторы тысячи километров от дома, а ключи от нашей квартиры, по моим расчетам, должны были лежать в моей тумбочке под замком, а не в кармане этой наглой женщины. На заднем плане в трубке слышался детский плач, капризные голоса троих отпрысков моей золовки Светки и звук чемоданных колесиков по асфальту — весь табор прибыл в полном составе, чтобы оккупировать мою территорию.
— Тамара Ивановна, вы о чем? — я старалась говорить спокойно, хотя сердце начало колотиться где-то в горле, вызывая сухость и тошноту, а ладони мгновенно вспотели. — Мы в отпуске. Дома никого нет. Какого подъезда? Вы что, в городе?
— Ой, не придуривайся, «в отпуске» они, — отмахнулась она с той привычной бесцеремонностью, с которой обычно лезла в мой холодильник или шкаф с бельем. — Я знаю, что вы уехали, Светка в твоем Инстаграме фотки видела. Вот мы и приехали пожить, пока вас нет, чего квартире пустовать? Светке надо личную жизнь устраивать, нового хахаля искать, а я с внуками на свежем воздухе побуду, у вас же парк рядом, и поликлиника хорошая. Ключи я у Андрюши из куртки еще неделю назад вытащила, когда в гости заходила, запасные, так что не переживай, мы сами зайдем, располагайтесь там на своих морях, мы вас не потревожим, только продукты закажите нам через СберМаркет, а то в дороге всё съели.
Я перевела взгляд на Андрея. Он уже не спал, а сидел, напряженно глядя на меня, и по его побелевшим губам и сжатым кулакам я поняла — он слышал каждое слово и всё понял. Эта марамойка, его родная мать, в очередной раз решила использовать нас как бесплатную гостиницу и камеру хранения для своих шумных, невоспитанных внуков, которых Светка рожала одного за другим от разных мужиков, а потом спихивала на бабку, чтобы не мешали «искать счастье». Но в этот раз они просчитались, потому что я, наученная горьким опытом прошлых лет, когда они превратили наш дом в свинарник и разбили мой любимый сервиз, перед отъездом сделала то, что давно собиралась, и муж меня в этом поддержал.
— Тамара Ивановна, — мой голос стал твердым, как сталь, я чувствовала, как Андрей взял меня за руку, поддерживая, и эта поддержка придавала мне сил. — Боюсь, у вас ничего не получится. Разворачивайтесь и езжайте обратно на вокзал. Ключ не подойдет.
— В смысле не подойдет? Ты что несешь, нахалка? — я услышала в трубке характерный скрежет металла о металл — она пыталась вставить украденный ключ в замочную скважину, и её дыхание становилось всё более прерывистым от злости и паники. — Андрей! Скажи своей жене, чтобы она не несла чушь! Я устала, у меня давление! Ключ не лезет! Вы что, замки сменили?! Да как вы посмели, дармоеды, я же мать!
— Да, мама, мы сменили замки, — Андрей наконец взял у меня трубку, включил громкую связь, и его голос звучал так холодно и отстраненно, как я никогда раньше не слышала. — Ровно за день до отъезда. Я вызвал мастера с Профи.ру, и он поставил новую личинку. Потому что я знал, что ты обязательно попытаешься провернуть этот номер, как только мы уедем. Я знал, что ты украла запасные ключи, я видел, как ты рылась в карманах моей куртки в прихожей.
— Вы... вы не имели права! Это и мой дом тоже! Я здесь прописана! — визжала свекровь так, что прохожие на набережной начали оборачиваться, а дети в трубке завыли в три голоса, почуяв неладное. — Я сейчас полицию вызову! Я МЧС вызову, чтобы дверь вскрыли! Вы меня на улице не оставите с детьми! Бесстыжие!
— Ты здесь только прописана, Тамара Ивановна, это не дает тебе права собственности и права превращать наш дом в проходной двор, — я снова взяла слово, наслаждаясь моментом и чувствуя, как многолетнее напряжение в затылке начинает отпускать. — И кстати, раз уж мы перешли к юридическим вопросам. Если ты все-таки попадешь в подъезд, проверь почтовый ящик. Там лежит официальное заказное письмо с уведомлением. Я выставила свою долю в квартире — половину — на продажу. И поскольку вы с Андреем, как сособственники второй половины, имеете преимущественное право покупки, я вас официально уведомила через нотариуса. Цена моей доли — четыре миллиона рублей. У вас есть ровно месяц на раздумья, чтобы найти деньги.
На том конце провода повисла оглушительная, ватная тишина, прерываемая лишь всхлипываниями детей и шумом ветра. До неё наконец дошло. Дошло не только то, что халява с бесплатным проживанием на всё лето закончилась, но и то, что над её привычным мирком нависла реальная угроза.
— Ты... ты блефуешь, змея подколодная, — просипела она наконец, но в голосе уже не было прежней уверенности, только липкий страх. — Кто купит долю в квартире, где прописаны несовершеннолетние дети Светки?
— О, поверь мне, желающие найдутся, — я усмехнулась в трубку. — Сейчас много агентств, которые специализируются на таких «проблемных» долях. Они заселят туда пару-тройку крепких мужчин из ближнего зарубежья или многодетную семью, и тогда ваша жизнь в этой квартире превратится в настоящий ад, по сравнению с которым наш отказ пустить вас переночевать покажется раем. Подумайте об этом, Тамара Ивановна, пока будете ехать обратно на электричке. У вас есть час, чтобы убраться от нашей двери, иначе я вызываю полицию по факту попытки незаконного проникновения в жилище. Видео с камеры в подъезде пишется прямо мне в облако.
Андрей сбросил звонок и решительным движением выключил телефон, положив его экраном вниз на столик рядом с моим недопитым латте. Мы посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, выдохнули. Это была не просто ссора, это было освобождение. Мы знали, что впереди нас ждут скандалы, угрозы и, возможно, суды, но главное было сделано — мы закрыли дверь перед носом тех, кто годами считал нас своей собственностью.
— Ну что, — Андрей взял меня за руку, и его ладонь была теплой и надежной. — Пойдем купаться? Море сегодня особенно спокойное.