— Вставай и быстро пошла накрывать новогодний стол, вечером тут вся моя родня будет, — скомандовала Галина Михайловна, даже не подняв глаз от телефона.
Я замерла с чашкой кофе в руках. За окном было ещё темно, часы показывали половину восьмого утра 31 декабря. Моя свекровь, облачённая в махровый халат цвета увядшей розы, восседала на кухне, как генерал перед решающей битвой.
— Галина Михайловна, сейчас же только утро, — осторожно начала я. — Может, сначала позавтракаем?
— Утро? — она наконец оторвалась от экрана и посмотрела на меня так, словно я предложила отменить Новый год. — Олечка, ты вообще понимаешь, сколько всего нужно успеть? Шуба должна настояться, оливье отдохнуть, холодец застыть. Это не просто еда — это репутация!
Репутация. Вот это слово в её устах звучало как приговор. Я была замужем за её сыном Димой всего полтора года, но уже усвоила: для Галины Михайловны любой семейный праздник — это экзамен. Причём сдаёт его почему-то всегда невестка.
— Хорошо, — вздохнула я, ставя недопитый кофе в раковину. — С чего начнём?
— Ты начнёшь с нарезки. Вон там список, — она ткнула пальцем в исписанный мелким почерком листок. — А я пойду проверю, все ли приборы на месте. В прошлый раз у нас три вилки куда-то пропали.
Три вилки. Господи.
Дима ещё спал — он работал допоздна и свято верил, что новогодние хлопоты его не касаются. «Мама с тобой, вы же женщины, вам виднее», — любил он повторять. Иногда мне хотелось спросить, а что именно нам виднее — как незаметно исчезнуть с этой кухни или как сохранить остатки чувства юмора?
Я принялась чистить картошку. Килограммов пять, не меньше. Для восьми человек. Логика свекрови была железной: лучше пусть останется, чем не хватит. Хотя в прошлый год мы неделю доедали салаты.
— Олечка, а ты же помнишь, что Светка не ест майонез? — донеслось из комнаты.
Светка — это сестра Димы. Тридцать восемь лет, три развода, абонемент в фитнес и вечный поиск смысла жизни в постах инстаграм-коучей.
— Помню, — крикнула я в ответ. — Сметана вместо майонеза.
— И огурцы режь помельче, у Серёжи зубы чувствительные!
Серёжа — муж Светки номер три. Или четыре? Я сбилась со счёта. Главное, что он приживался в семье уже второй год, что считалось рекордом.
Минут через двадцать на кухню заявилась свекровь с большим подносом и начала расставлять на столе хрустальные бокалы.
— Вот эти для шампанского, эти для водки, эти для сока, — командовала она, словно дирижёр перед оркестром. — Смотри не перепутай, а то в прошлом году дядя Коля весь вечер пил из рюмки для ликёра.
— Галина Михайловна, а разве это так важно?
Она замерла и посмотрела на меня с таким выражением, что я поняла: сейчас будет речь.
— Олечка, милая, — начала она тоном, которым объясняют что-то очень глупому ребёнку. — Если мы не можем создать элементарный уют и порядок в праздник, то чего мы вообще стоим? Вот Маринка, жена Колиного сына, она всегда всё по высшему разряду делает. У них в прошлом году даже лебеди из салфеток были!
Маринка. Моя главная соперница в негласном чемпионате невесток. Я её видела один раз — ухоженная блондинка с манерами королевы и улыбкой, от которой хотелось проверить, все ли ценные вещи на месте.
— Может, мне тоже лебедей свернуть? — съязвила я, но свекровь восприняла это всерьёз.
— О, было бы прекрасно! Только давай быстрее, времени в обрез.
Следующие три часа пролетели в каком-то лихорадочном угаре. Я резала, варила, взбивала, жарила. Галина Михайловна то и дело появлялась с новыми указаниями: «Колбасу нарежь фигурно», «Селёдку под шубой украсим яйцом и зеленью», «Только не переборщи с чесноком, у тёти Тани изжога».
Где-то к обеду Дима наконец проснулся, сонно почесал затылок и поинтересовался:
— Как дела, хозяюшки?
— Отлично, — процедила я сквозь зубы, выкладывая нарезку на пятое по счёту блюдо.
— Димочка, иди сюда, помоги стол раздвинуть, — позвала его мать.
Дима послушно поплёлся в комнату, и я услышала, как они там обсуждают, куда поставить телевизор, чтобы всем было видно президента. Меня никто не спросил — видимо, моё мнение касалось только размера нарезки огурцов.
К четырём часам стол был накрыт. Я смотрела на это великолепие и понимала: я ненавижу оливье. По-настоящему, всей душой. Если бы салаты могли испытывать эмоции, оливье сейчас сжалось бы от моего взгляда.
— Прекрасно! — Галина Михайловна стояла, сложив руки на груди, и любовалась своей — то есть, конечно, нашей — работой. — Теперь быстро в душ, и переодеваться. Наряд приготовила?
— Да, — кивнула я.
— Ничего вызывающего? Помнишь, в прошлый раз у тебя декольте было...
— Галина Михайловна, там вырез был всего на три сантиметра ниже ключицы!
— Ну, дядя Коля всё равно косился, — вздохнула она. — Давай без провокаций, ладно?
Когда я наконец добралась до ванной, посмотрела на себя в зеркало и не узнала. Усталые глаза, красные руки, прилипшая к щеке петрушка. «С наступающим», — мысленно поздравила я саму себя.
В семь вечера начали приходить гости. Первой явилась Светка с Серёжей. Она порхнула в прихожую в облаке дорогих духов, чмокнула меня в щёку и прощебетала:
— Оленька, ты выглядишь усталой! Тебе надо больше отдыхать, я тут недавно читала у одного психолога...
— Света, проходи к столу, — перебила я, выдавливая улыбку.
Потом подтянулись остальные: дядя Коля с тётей Таней, Димин брат Максимка с новой подружкой (каждый год новая), и, наконец, звезда вечера — Маринка с мужем.
Она вплыла в квартиру, как королева на бал. Безупречный макияж, платье явно не из масс-маркета, в руках — корзина с фруктами, перевязанная золотой лентой.
— Галина Михайловна, как я рада вас видеть! — она обняла свекровь так, словно они не виделись лет десять, хотя встречались позавчера. — И, конечно, Оля! Какой замечательный стол!
В её голосе я уловила этот тон — восторг с лёгкой ноткой превосходства. Мол, молодец, старалась, конечно, до моего уровня не дотянула, но попытка зачтена.
Мы сели за стол. Галина Михайловна произнесла традиционный тост про семью, здоровье и благополучие. Дядя Коля добавил что-то про молодёжь, которая не ценит традиций. Серёжа молча жевал, косясь на телефон. Светка рассказывала про свой новый проект по ароматерапии.
А я сидела и думала: вот оно, счастье по-семейному. Все вместе, все при деле, салаты на столе, куранты скоро пробьют. И почему же мне так тоскливо?
— Оля, а почему у тебя в оливье картошка крупновата? — вдруг спросила Маринка, деликатно поддевая вилкой кусочек.
Я почувствовала, как внутри что-то щёлкнуло.
— Знаешь, Марина, я считаю, что размер картошки в салате — не главное в жизни.
За столом повисла тишина. Дима удивлённо уставился на меня. Галина Михайловна побледнела.
— Я вот о чём подумала, — продолжила я, и голос мой звучал на удивление спокойно. — Весь день я режу, варю, украшаю. Ради чего? Чтобы потом выслушивать, что картошка не того размера?
— Оленька, ты чего? — Дима попытался взять меня за руку, но я отстранилась.
— Я устала. Устала делать вид, что мне нравится эта репетиция идеальной семьи. Где все улыбаются, все на своих местах, а я — та, кто обязан это всё обеспечивать.
— Доченька, — начала было Галина Михайловна, но я не дала ей договорить.
— Я не доченька. Я Оля. И я хочу встречать Новый год не как повар и официант, а как человек.
Встала из-за стола, сняла фартук — который, как оказалось, всё ещё был на мне — и вышла на балкон.
Морозный воздух обжёг лёгкие. Город внизу сверкал огнями, где-то уже начали запускать фейерверки, хотя до полуночи оставалось ещё минут сорок.
Через какое-то время дверь балкона тихо открылась. Дима.
— Прости, — сказал он. — Я правда не понимал.
— Что именно?
— Что это так тяжело. Что ты... что тебе плохо.
Я молчала, глядя на разноцветные вспышки в небе.
— Знаешь, я думал, вам с мамой вместе веселее, — продолжал он. — Что это, типа, женская магия, там эти салаты, украшения...
— Дим, нет никакой магии в том, чтобы пять часов резать оливье, а потом слушать комментарии про размер картошки.
Он вздохнул, облокотился о перила рядом.
— Что мне сделать?
— Не знаю. Может, просто... видеть меня. Не как продолжение своей мамы, а как отдельного человека.
Мы постояли молча. С улицы доносились голоса, смех, музыка.
— Пойдём обратно? — спросил он. — Там мама расстроилась.
— Пусть. Пусть хоть немного побудет не в роли режиссёра семейного спектакля.
Но всё-таки я пошла. Потому что бежать было некуда, да и не хотелось на самом деле. Просто хотелось, чтобы меня услышали.
За столом было тихо. Маринка с мужем уже собирались уходить — «голова разболелась, извините». Остальные делали вид, что поглощены едой.
Галина Михайловна сидела с красными глазами.
— Я не хотела тебя обидеть, — тихо сказала она. — Просто... так меня учили. Что хозяйка должна, обязана, следить...
— Давайте просто встретим Новый год, — предложила я. — Без оценок. Картошка какая есть, такая и есть.
Дядя Коля хмыкнул и поднял рюмку:
— Правильно говоришь, Оль. За простое человеческое счастье!
Куранты мы встретили, все-таки чокаясь и обнимаясь. И салаты никто больше не критиковал. А на следующий день, когда гости разъехались, Дима сам, без напоминаний, стал мыть посуду.
Это было маленькое чудо. Но с него, наверное, всё и начинается.