Найти в Дзене
Рассказ на вечер

Муж втайне купил сестре плазму и пустил жить к нам. Я ушла без скандала, но через 3 дня он взвыл от такой «родни»

История о том, как хрупкое семейное счастье разбилось о быт, когда на пороге «двушки» появилась родная сестра мужа с чемоданом, тремя детьми и великой вселенской обидой. Лена думала, что самое страшное в жизни — это ипотека, но оказалось, что настоящая катастрофа носит имя Света и считает, что ей все должны. — Ты собираешься открывать или будешь ждать, пока они дверь вынесут вместе с косяком? — крикнула я мужу из ванной, пытаясь смыть с себя усталость рабочей недели вместе с маской из голубой глины.
В дверь не звонили. В неё долбили. Настойчиво, ритмично, словно за порогом стоял не гость, а отряд ОМОНа с ордером на обыск.
— Лен, я не одет! — жалко донеслось из спальни. — Ну выйди ты! Я чертыхнулась, накинула халат и, шлепая мокрыми ногами по ламинату, пошла в коридор. Глазок можно было не использовать — подъезд сотрясался от детского визга. Я рывком открыла дверь.
На пороге стояла Света. В одной руке у неё был поводок с йоркширским терьером, который бился в конвульсиях лая, в друго
Оглавление

История о том, как хрупкое семейное счастье разбилось о быт, когда на пороге «двушки» появилась родная сестра мужа с чемоданом, тремя детьми и великой вселенской обидой. Лена думала, что самое страшное в жизни — это ипотека, но оказалось, что настоящая катастрофа носит имя Света и считает, что ей все должны.

***

— Ты собираешься открывать или будешь ждать, пока они дверь вынесут вместе с косяком? — крикнула я мужу из ванной, пытаясь смыть с себя усталость рабочей недели вместе с маской из голубой глины.

В дверь не звонили. В неё долбили. Настойчиво, ритмично, словно за порогом стоял не гость, а отряд ОМОНа с ордером на обыск.

— Лен, я не одет! — жалко донеслось из спальни. — Ну выйди ты!

Я чертыхнулась, накинула халат и, шлепая мокрыми ногами по ламинату, пошла в коридор. Глазок можно было не использовать — подъезд сотрясался от детского визга. Я рывком открыла дверь.

На пороге стояла Света. В одной руке у неё был поводок с йоркширским терьером, который бился в конвульсиях лая, в другой — огромный клетчатый баул, какие раньше возили «челноки». Вокруг её ног, как электроны вокруг ядра, хаотично носились трое детей: старший Денис и двойняшки — Маша и Паша.

— О, явилась не запылилась! — вместо «здравствуйте» выпалила Света, оглядывая моё лицо в засохшей глине. — Витя, выходи!

Витя — это мой муж. Вообще-то его зовут Виталий, но Света упорно зовет его так, как привыкла в детском саду.

Муж выглянул в коридор, натягивая треники. Увидев сестру, он побледнел так, что стал похож на мою глиняную маску.

— Светка? Ты чего? Случилось что?

— Случилось! — рявкнула она, впихивая баул мне в живот. — Я от Игоря ушла. Всё. Финита ля комедия. Этот козел пропил деньги, отложенные на брекеты Денису. Я подаю на развод. Жить нам негде, так что принимайте гостей. Дети, разувайтесь, только аккуратно, тут тетя Лена злая, за каждую царапину удавит.

Она прошла в квартиру, как адмирал на палубу захваченного корабля. Йорк немедленно сделал лужу на моём любимом коврике.

— Света, подожди, — я наконец обрела дар речи, оттирая баулом свой живот. — Как это «жить негде»? А к маме?

— К какой маме? — Света закатила глаза, снимая сапоги. — У мамы давление! Ты хочешь, чтобы у неё инсульт шарахнул от шума? Ты, Лена, всегда была эгоисткой, но чтобы настолько... Витя, ну чего ты встал? Помоги сестре!

Муж, виновато ссутулившись, метнулся за вещами. Дети уже просочились на кухню и, судя по звукам, открывали холодильник.

— Мы ненадолго, — бросила Света, проходя мимо меня и задевая плечом. — Месяца на два-три. Пока я квартиру не сниму или Игоря не выселю.

Я стояла в коридоре, глина на лице начала трескаться, а внутри меня медленно, но верно закипала та самая ярость, за которую в суде дают условный срок в состоянии аффекта.

***

Утро началось не с кофе. Утро началось с того, что я наступила в липкую субстанцию посреди кухни. Это была каша. Манная. Она была везде: на столе, на стульях, на полу и даже, кажется, на занавесках.

За столом сидели двойняшки и размазывали еду по тарелкам. Света в моем халате (в моем!) жарила оладьи.

— Доброе утро, — процедила я, глядя на гору грязной посуды в раковине.

— О, проснулась, спящая красавица, — хмыкнула золовка, не оборачиваясь. — Я тут твои запасы проверила. Лен, ну кто так питается? В холодильнике одна трава и йогурты. Мужику мясо нужно! Вот я и решила Витю побаловать.

— Света, это был мой халат, — тихо сказала я. — И это была моя сковорода для блинов. На ней нельзя жарить котлеты! Ты её поцарапаешь!

— Ой, ну началось! — Света картинно бросила лопатку на стол. Масло брызнуло на скатерть. — Витя! Иди сюда, послушай, как твоя жена меня куском хлеба попрекает!

Виталик вполз на кухню, уже одетый на работу, с видом побитой собаки.

— Ленусь, ну чего ты... — начал он, бегая глазами. — Света же как лучше хотела. Завтрак приготовила.

— Я хотела кофе, — отчеканила я. — В тишине. Из своей кружки. Кстати, где она?

— А, та, с котиком? — невинно спросила Света. — Пашка её разбил случайно. Неудобная кружка была, ручка скользкая. Не переживай, я тебе свою отдам, со свинкой. Тебе подойдет.

Внутри меня что-то оборвалось. Эта кружка была подарком от мамы.

— Виталик, — я повернулась к мужу. — Нам надо поговорить. Сейчас же.

— Я опаздываю, Лен! Вечером, всё вечером! — он схватил бутерброд и буквально выбежал из квартиры, трусливо поджав хвост.

Я осталась одна против троих детей, одной хабалистой женщины и собаки, которая теперь грызла ножку нашего дубового стола.

— Ты чего встала? — спросила Света, накладывая себе гору оладий. — На работу не идешь? Ну тогда помой посуду, а то мне с детьми в поликлинику надо, справки собирать.

— Посуду моет тот, кто готовил, — отрезала я.

— Ты смотри, какая цаца! — Света повернулась к детям. — Видите, детки? Тетя Лена нас не любит. Тетя Лена хочет, чтобы мама ручки испортила.

В этот момент старший, Денис, который до этого тихо сидел в телефоне, громко рыгнул и сказал:

— Мам, тетя Лена права. Ты свинарник развела.

Света побагровела, а я впервые посмотрела на племянника с уважением. Кажется, в этом лагере у меня появился союзник. Но радоваться было рано. Битва за территорию только начиналась.

***

Вечером позвонила Галина Петровна. Свекровь. Женщина, которая умела делать комплименты так, что хотелось повеситься.

— Леночка, здравствуй, дорогая! — пропела она в трубку. — Как вы там? Как Светочка? Бедная девочка, столько пережила...

— Здрасьте, Галина Петровна, — я заперлась в ванной, единственном месте, где пока не было детей. — Нормально. Только тесновато.

— Ой, ну что ты такое говоришь! — голос свекрови зазвенел сталью. — «Двушка» у вас большая, хорошая. Мы с отцом в общежитии жили, вдевятером в одной комнате, и ничего, дружно жили! А ты всё о комфорте думаешь. Эгоизм это, Лена.

— Галина Петровна, они разнесли кухню. Собака сгрызла мои туфли. Дети рисуют на обоях.

— Это же дети! — возмутилась свекровь. — Им развиваться надо! А туфли... Ну что туфли? Новые купишь. Виталик хорошо зарабатывает. Кстати, о деньгах. Светочке сейчас тяжело. Ты уж проследи, чтобы Витя ей помог. Игорек-то алименты не платит пока.

— Мы ремонт планировали, — попыталась возразить я. — Деньги отложены на плитку в ванную.

— Плитка подождет! — отрезала Галина Петровна. — А родная кровь — нет. Не будь мещанкой, Лена. Семья — это главное. И вообще, ты как женщина должна сглаживать углы. Будь мудрее. Потерпи.

— Сколько терпеть?

— Сколько надо! — и она бросила трубку.

Я вышла из ванной и наткнулась на Виталика. Он стоял в коридоре и прижимал к груди коробку с пиццей, как спасательный круг.

— Мама звонила? — обреченно спросил он.

— Звонила. Сказала, чтобы мы отдали деньги на плитку Свете.

Виталик отвел глаза.

— Лен... Ну правда. Ей сейчас нужнее. Она же одна, с тремя детьми...

— А мы? — тихо спросила я. — Мы кто? Обслуживающий персонал? Виталик, это наши накопления за полгода.

— Я заработаю! — он ударил себя кулаком в грудь, но прозвучало это жалко. — Лен, не начинай. Не будь стервой.

В этот момент из комнаты вышла Света. Она была в моей пижаме.

— О, пицца! — обрадовалась она. — А то дети голодные. Витя, ты пиво купил? Я стресс снять хочу.

Она выхватила коробку у мужа и ушла в зал, включив телевизор на полную громкость. Виталик посмотрел на меня, потом на закрытую дверь, вздохнул и пошел следом. Я осталась стоять в коридоре, чувствуя, как внутри разрастается холодная пустота. Я была лишней в собственном доме.

***

Прошла неделя. Мой дом превратился в филиал цыганского табора. Вещи валялись повсюду. В ванной постоянно сохло чьё-то белье невероятных размеров. Но самое страшное случилось в пятницу.

Я пришла с работы пораньше, мечтая просто лечь и умереть. Но дома меня ждал сюрприз. В центре гостиной стоял новый, огромный плазменный телевизор. Коробка занимала половину комнаты.

— Нравится? — сияя, спросила Света. — Витька купил! А то ваш старый — позорище, глаза сломаешь.

Я медленно перевела взгляд на мужа. Он сидел в углу дивана, вжимая голову в плечи.

— Откуда деньги, Виталик? — голос у меня был подозрительно спокойным.

— Ну... это... — он замялся. — Света попросила... Детям мультики смотреть...

— Из «плиточных» денег?

— Лен, ну мы же потом... Я премию получу...

— Ты взял деньги, отложенные на ремонт, и купил телевизор для сестры? Который она потом заберет с собой?

— А чего это ты чужие деньги считаешь? — взвилась Света. — Это деньги моего брата! Он имеет право тратить их на свою семью!

— Его семья — это я! — заорала я, не выдержав. — Я! А ты — его сестра! Это разные вещи! И деньги там были общие, половина — моя зарплата!

— Ой, какие мы меркантильные! — Света скривила губы. — Витя, ты слышишь? Она тебя только из-за денег терпит! Я же говорила тебе, что она тебе не пара!

Я посмотрела на мужа. Он молчал. Просто сидел и смотрел в пол, позволяя сестре поливать меня грязью.

— Значит так, — сказала я. — Виталик, у тебя есть выбор. Или завтра же этот телевизор едет обратно в магазин, а Света начинает искать квартиру, или...

— Или что? — нагло спросила Света. — Выгонишь нас? На улицу? Зимой? С детьми?

— Или я уйду, — закончила я.

— Да и катись! — фыркнула золовка. — Напугала ежа...

Виталик поднял голову. В его глазах был страх, но страх не потерять меня, а страх перед скандалом с сестрой.

— Лен, ну не перегибай... Куда ты пойдешь? Оставайся, успокойся...

Это было последней каплей.

***

Я собирала вещи молча. Сбрасывала одежду в чемодан, не разбирая, где чистое, где грязное. Виталик стоял в дверях спальни и ныл.

— Зай, ну перестань. Ну это же глупо. Из-за телевизора? Из-за Светки? Она же уедет скоро...

— Она не уедет, Виталик, — я застегнула молнию. — Она здесь навсегда. Потому что ты — тряпка. Ты позволил ей превратить наш дом в ночлежку. Ты позволил ей оскорблять меня. Ты украл наши деньги.

— Я не украл! Я занял!

— У кого? У себя? У нас?

Я вышла в коридор с чемоданом. На кухне Света громко обсуждала с кем-то по телефону мою «истеричность». Дети бегали вокруг, размазывая шоколад по обоям.

— Я уезжаю к подруге, — сказала я, обуваясь. — Ключи оставляю на тумбочке. Вернусь только тогда, когда в этой квартире не будет никого, кроме тебя. И когда деньги вернутся на счет.

— Ты серьезно? — Виталик наконец-то начал осознавать масштаб бедствия. — Лен, ты меня бросаешь с ними? Одного?

— Добро пожаловать во взрослую жизнь, дорогой. Наслаждайся общением с любимой сестрой.

Я хлопнула дверью. В лифте я разревелась. Было обидно до боли, до тошноты. Я строила этот быт пять лет. Выбирала занавески, копила на ремонт, терпела его маму. И всё это рухнуло за одну неделю из-за одной наглой бабы и одного безхребетного мужика.

Я поехала к Ирке, своей школьной подруге. Она, выслушав меня, молча налила вина и сказала:

— Дура ты, Ленка. Надо было не уходить, а выгнать их с полицией. Но ничего. Пусть посидит один. Через неделю приползет.

***

Виталик позвонил через три дня. Голос у него был такой, будто он звонил из окопа под артобстрелом.

— Лен... забери меня.

— В смысле? — удивилась я. — Ты же дома.

— Я не могу больше! — он почти рыдал. — Они съели всё. Вообще всё! Света не готовит, она говорит, что у неё депрессия. Дети разбили плазму.

— Как разбили? — я чуть не выронила телефон. — Она же новая!

— Мячом. Пашка играл в футбол в зале. Света сказала, что это я виноват, потому что не уследил. А сама в это время ногти красила! Лен, тут ад. Собака... собака нагадила мне в ботинки. В оба!

— Бедный, — саркастично сказала я. — А что мама говорит? Галина Петровна?

— Мама говорит, что я должен терпеть, — всхлипнул муж. — Но я не могу! Я спать хочу! Они орут до трех ночи. Света привела какого-то мужика вчера...

— Ого, быстро она, — хмыкнула я.

— Лен, возвращайся. Я всё понял. Я их выгоню. Клянусь.

— Нет, милый. Сначала выгонишь, потом поменяешь замки, потом вернешь деньги. И только потом я подумаю.

— Но как я их выгоню? Она же сестра!

— Ну тогда живи с сестрой. А я подаю на развод.

В трубке повисла тишина. Тяжелая, звенящая тишина принятия решения.

— Хорошо, — глухо сказал Виталик. — Я понял.

Вечером того же дня мне позвонила Света.

— Ты!!! — визжала она так, что мне пришлось отодвинуть телефон от уха. — Ты, змея подколодная! Настроила брата против сестры! Он нас выгоняет! На улицу!

— Не на улицу, а к маме, Света, — спокойно ответила я. — У мамы «трёшка». И давление наверняка уже стабилизировалось.

— Будь ты проклята! Чтоб у тебя...

Я нажала «отбой» и заблокировала номер. Затем заблокировала номер Галины Петровны. Дышать стало легче.

***

Я вернулась через два дня, когда Виталик прислал фото пустой квартиры и скриншот из онлайн-банка с возвращенной суммой (занял у друзей, видимо).

Квартира выглядела так, словно здесь проходил фестиваль «Нашествие». Обои в коридоре были разрисованы фломастерами. Вонь стояла невообразимая — смесь собачьей мочи, пережаренного масла и дешевых духов.

Виталик сидел на полу посреди гостиной, худой, небритый, с синяками под глазами. Увидев меня, он бросился ко мне и обнял так крепко, что у меня хрустнули ребра.

— Прости меня, — шептал он мне в волосы. — Прости, дурака. Я не знал... Я думал, родня, надо помочь... А они...

— Я знаю, — я гладила его по спине, чувствуя, как уходит злость. — Всё, тихо. Они уехали?

— Уехали. К маме. Мама теперь звонит каждые пять минут, проклинает нас обоих.

— Ничего, переживем, — я отстранилась и огляделась. — Ну что, ремонт придется делать раньше, чем планировали. И масштабнее.

— Я всё сделаю, — кивнул Виталик. — Сам. Своими руками. Только не уходи больше.

Мы начали уборку. Мы отмывали квартиру три дня. Выбросили ковер, который уже нельзя было спасти. Переклеили обои в коридоре.

Эта история нас изменила. Виталик перестал быть «хорошим для всех» и научился говорить «нет». Даже собственной матери. Мы потеряли отношения с его родней, возможно, навсегда. Нас называют эгоистами и предателями на всех семейных застольях, куда нас больше не зовут.

Но знаете что? Сидя вечером на своей чистой кухне, с целой кружкой чая в руке, в тишине, которую нарушает только сопение мужа, я понимаю: быть эгоистом — это не так уж и плохо. Особенно, если цена альтруизма — твоя собственная жизнь.

Иногда, чтобы сохранить семью, нужно отсечь от неё всё лишнее. Даже если это лишнее носит твою фамилию и общие гены. Мы выжили. А новый телевизор мы купили через месяц. И повесили его так высоко, что ни один мяч не достанет.

А как вы считаете, где проходит та грань, когда помощь родственникам превращается в разрушение собственной семьи, и стоило ли Лене действовать так жестко?

P.S. Спасибо, что дочитали до конца! Важно отметить: эта история — полностью художественное произведение. Все персонажи и сюжетные линии вымышлены, а любые совпадения случайны.

«Если вам понравилось — подпишитесь. Впереди ещё больше неожиданных историй.»