— Сын уезжает с другой, — сказала Валентина Михайловна, даже не поздоровавшись.
Я замерла с чашкой кофе в руках. На часах было половина седьмого утра, за окном едва брезжил рассвет, а свекровь стояла на пороге моей квартиры в пальто нараспашку и с красными от слёз глазами.
— Входите, — пробормотала я, отступая в сторону.
Она прошла в прихожую, но дальше не пошла. Стояла, сжимая в руках сумочку, и смотрела на меня так, будто я должна была что-то сказать.
— Валентина Михайловна, садитесь. Чай? Кофе?
— Ничего не надо. — Голос дрожал. — Лена, они сегодня улетают.
— Кто улетает?
— Артём и эта... эта Виктория.
Я поставила чашку на стол. Руки тряслись. Артём — мой муж. Бывший муж? Мы разводились уже полгода, но документы всё ещё лежали в суде.
— Куда улетают?
— В Америку. Он получил работу в какой-то фирме. Говорит, что это шанс всей его жизни.
— И что?
— Как что? — Свекровь сняла пальто, повесила на крючок. — Лена, он же бросает всё. Дом, работу, меня...
— И меня бросает, — добавила я тихо.
— Вас он уже бросил.
Слова больно резанули по сердцу. Но Валентина Михайловна была права. Артём ушёл от меня три месяца назад. Съехал к Виктории — молодой коллеге из его архитектурного бюро.
— Валентина Михайловна, а зачем вы пришли?
Она прошла в гостиную, села на диван. Тот самый диван, где мы с Артёмом смотрели фильмы по вечерам. Где строили планы на будущее. Где ссорились перед разводом.
— Пришла просить о помощи.
— О какой помощи?
— Лена, только ты можешь его остановить.
— Я?
— Ты. Он же тебя любил.
— Любил, но ушёл.
— Ошибся. Люди ошибаются.
— Валентина Михайловна, если он хочет ехать в Америку...
— Он не хочет! — Свекровь встала, прошлась по комнате. — Эта девица его принуждает. Говорит, что если он не поедет, то она с ним расстанется.
— Откуда вы знаете?
— Слышала их разговор. Вчера вечером приехала к нему, хотела в последний раз поговорить. А они ругались на кухне.
— И что говорили?
— Она кричала, что устала от России, что здесь нет перспектив. Что в Америке у них будет другая жизнь.
— А Артём?
— А Артём сомневался. Говорил, что не хочет бросать маму, что здесь его корни.
Я села напротив свекрови. В груди шевельнулось что-то похожее на надежду. Неужели Артём действительно сомневается?
— Валентина Михайловна, но даже если он останется... мы же разводимся.
— Развод можно отменить.
— Нельзя просто взять и отменить. Слишком много всего произошло.
— А что произошло? Он встретил молодую девочку, потерял голову. Бывает.
— Не только поэтому мы разводимся.
— А почему ещё?
Я встала, подошла к окну. Во дворе включились фонари, и в их свете кружились осенние листья. Красиво и грустно одновременно.
— Мы разные стали, Валентина Михайловна. Хотим разного.
— Чего разного?
— Он хочет путешествовать, делать карьеру, жить ярко. А я хочу дом, детей, стабильность.
— И что в этом плохого? Можно же совместить.
— Не получается совмещать. Мы пробовали.
Свекровь подошла ко мне, взяла за руки.
— Лена, ты же понимаешь — если он уедет в Америку, я его больше не увижу.
— Почему не увидите?
— А ты бы поехала к свекрови за океан? Особенно если она против твоей жены?
— Против Виктории?
— Конечно, против. Думаешь, мне нравится, что сын бросил такую жену ради... ради этой?
— А что в ней не так?
— Всё не так! Пустая, эгоистичная, думает только о себе. И главное — она его не любит.
— Откуда вы знаете?
— Знаю. Женщина чувствует. Она использует Артёма как билет в красивую жизнь.
Я отошла от окна, села в кресло. Голова шла кругом от обрушившихся на меня новостей.
— Валентина Михайловна, даже если это так... что я могу сделать?
— Поговорить с ним.
— О чём говорить?
— Объяснить, что он делает ошибку.
— Он меня не послушает.
— Послушает. Ты же знаешь, какой он. Может наделать глупостей, а потом жалеет.
— Знаю. Но сейчас другая ситуация.
— Никакая не другая. Он влюбился как мальчишка. А влюблённость проходит.
Мы помолчали. За окном начинался новый день — день, когда мой бывший муж должен был улететь в другую страну с другой женщиной.
— А во сколько у них рейс?
— В семь вечера.
— Значит, времени мало.
— Очень мало. Лена, прошу тебя. Как мать прошу.
Я посмотрела на свекровь. За годы нашего брака мы стали близки. Она относилась ко мне как к дочери, а я к ней — как к маме. И расставание с ней болело почти так же сильно, как расставание с Артёмом.
— Хорошо. Попробую с ним поговорить.
— Спасибо! — Валентина Михайловна обняла меня. — Спасибо, родная.
— Только я не обещаю результата.
— И не надо. Главное — попробовать.
После того как свекровь ушла, я долго сидела на кухне с остывшим кофе. Что я скажу Артёму? Как начну разговор?
«Привет, слышала, ты уезжаешь в Америку. Не хочешь ли вернуться к разведённой жене?»
Глупо. Нелепо. Унизительно.
Но с другой стороны — а что если свекровь права? Что если Артём действительно совершает ошибку? Имею ли я право молчать?
В девять утра я позвонила на работу, сказала, что заболела. Потом набрала номер Артёма.
— Лена? — В голосе удивление и настороженность.
— Привет. Можно встретиться?
— Зачем?
— Поговорить.
— О чём говорить? Мы же всё обсудили.
— Не всё. Артём, я знаю, что ты сегодня улетаешь.
Долгая пауза.
— Кто сказал?
— Твоя мама.
— Мама? Она к тебе приходила?
— Приходила. Очень переживает.
— Лена, это моё решение.
— Понимаю. Но давай встретимся. В последний раз.
Ещё одна пауза.
— Хорошо. Но ненадолго. В час дня в нашем кафе.
«Наше кафе» — маленькое место рядом с домом, где мы проводили первые свидания. Романтично и грустно одновременно.
Я пришла на полчаса раньше, заказала капучино и сидела, нервно теребя салфетку. Что я ему скажу? Зачем согласилась на эту встречу?
Артём появился ровно в час. Выглядел усталым, но красивым. Те же тёмные глаза, та же немного небрежная причёска. Только одет по-другому — дорогая куртка, которую я не видела раньше.
— Привет, — сказал он, садясь напротив.
— Привет.
— Ты хорошо выглядишь.
— Спасибо. Ты тоже.
Неловкая пауза. Официант принёс ему эспрессо — он помнил, что пьёт Артём.
— Лена, о чём хотела поговорить?
— Об Америке. О твоём решении уехать.
— Что именно тебя интересует?
— Уверен ли ты, что это правильно?
— Уверен.
— Артём, но ведь здесь твоя жизнь. Работа, друзья, мама...
— Здесь моё прошлое. А будущее — там.
— С Викторией?
— С Викторией.
— А если она тебе наскучит?
Он поставил чашку на стол резче, чем планировал.
— Лена, зачем ты это говоришь?
— Потому что знаю тебя. Ты быстро увлекаешься и быстро остываешь.
— Не в этот раз.
— Откуда такая уверенность?
— Оттуда, что с ней я чувствую себя живым. Молодым. Полным энергии.
— А со мной чувствовал себя мёртвым?
Он отвёл взгляд.
— Не мёртвым. Но... застрявшим.
— В чём застрявшим?
— В рутине. В одинаковых днях. В предсказуемости.
— Артём, мне тридцать два. Мне хочется стабильности.
— А мне тридцать пять, и я понял — если сейчас не рискну, то потом будет поздно.
— Рискнуть чем?
— Всем. Карьерой, отношениями, жизнью.
Я пила капучино и думала — а права ли я, пытаясь его удержать? Может, действительно стоит отпустить?
— А что говорит Виктория?
— О чём?
— О переезде. Она же рискует тоже.
— Она молодая. Ей легче начинать заново.
— А сколько ей лет?
— Двадцать шесть.
— Почти на десять лет младше тебя.
— И что?
— Ничего. Просто констатирую факт.
— Лена, возраст — не главное.
— А что главное?
— Совпадение взглядов на жизнь.
— И ваши взгляды совпадают?
— Да. Мы оба хотим развиваться, путешествовать, достигать целей.
— А дети?
— Что дети?
— Вы хотите детей?
Артём помолчал.
— Пока не думаем об этом.
— А квартира? Ипотека?
— Продам. Деньги пригодятся в Америке.
— Артём, а ты помнишь, как мы покупали эту квартиру?
— Помню.
— Как выбирали обои, мебель. Как мечтали о детской комнате.
— Лена, не надо.
— Надо. Потому что ты забыл, кто ты есть на самом деле.
— А кто я есть?
— Домосед. Человек, который любит уют, стабильность, семью.
— Может, раньше любил. А теперь понял, что хочу другого.
— Или тебе кажется, что хочешь.
Артём встал.
— Лена, я не буду этого слушать.
— Подожди. — Я схватила его за руку. — Ещё пять минут.
— Зачем?
— Артём, твоя мама очень переживает.
— Знаю. Но она поймёт.
— Не поймёт. Ей семьдесят лет. Для неё ты — смысл жизни.
— Лена, не давай на жалость.
— Не давлю. Просто напоминаю о том, что важно.
— Для тебя важно. А для меня важно другое.
— Что именно?
— Самореализация. Профессиональный рост. Новые впечатления.
— Это всё можно получить и здесь.
— Нельзя. Здесь всё ограничено.
— Чем ограничено?
— Менталитетом. Возможностями. Перспективами.
— А Виктория тут ни при чём?
— При чём, но не только она.
— В основном она?
— Лена, хватит. Я принял решение.
— Окончательно?
— Окончательно.
Я допила капучино. Понимала — разговор зашёл в тупик.
— Хорошо. Тогда желаю удачи.
— Спасибо.
— И счастья.
— Спасибо.
— Артём, а можно последний вопрос?
— Какой?
— Ты меня любил?
Он посмотрел мне в глаза. Долго, внимательно.
— Любил. Очень.
— А сейчас?
— Сейчас по-другому.
— Как по-другому?
— Сейчас ты мне дорога как человек. Как часть моей жизни. Но не как женщина.
— Понятно.
Мы встали одновременно. Он помог мне надеть пальто — старая привычка.
— Лена, а ты меня простишь?
— За что?
— За то, что не смог сделать тебя счастливой.
— Ты меня сделал счастливой. Семь лет счастья — это много.
— Правда?
— Правда.
Мы вышли из кафе. На улице моросил дождь, листья жёлтыми пятнами лежали на мокром асфальте.
— Лена, а что ты будешь делать?
— Жить дальше.
— А развод?
— Оформлю. Раз ты уезжаешь, нет смысла тянуть.
— А замуж выйдешь?
— Может быть. Когда-нибудь.
— За хорошего человека выйдешь. Ты заслуживаешь хорошего человека.
— Спасибо.
Мы стояли под дождём и не знали, как прощаться. Поцеловать в щёку? Пожать руку? Просто уйти?
— Артём, позвони маме перед вылетом.
— Позвоню.
— И пиши иногда. Ей будет легче.
— Буду писать.
— И себя береги.
— И ты берегись.
Он наклонился и поцеловал меня в лоб. По-братски, нежно.
— Прощай, Лен.
— Прощай.
Я проводила его взглядом, пока он не скрылся за поворотом. Потом села в машину и заплакала. Реально, окончательно, по-настоящему.
Дома я легла на диван и смотрела в потолок. Значит, всё кончено. Больше никаких иллюзий и надежд. Артём улетает с другой женщиной в другую страну.
В семь вечера зазвонил телефон.
— Лена? — Голос Валентины Михайловны дрожал.
— Да.
— Они улетели.
— Улетели.
— Ты говорила с ним?
— Говорила.
— И что?
— Ничего. Он принял окончательное решение.
Свекровь заплакала в трубку.
— Лена, что же нам теперь делать?
— Жить дальше, Валентина Михайловна.
— Но как жить? Он же мой единственный сын.
— Знаю. Но мы ничего не можем изменить.
— А если он там пропадёт? Если что-то случится?
— Ничего не случится. Артём умный, он справится.
— А если эта девица его бросит?
— Тогда он поймёт, что ошибся.
— И что — вернётся?
Я помолчала. Честно говоря, не знала, что ответить.
— Может быть, вернётся.
— Лена, а ты бы его простила?
Вопрос застал меня врасплох.
— Не знаю, Валентина Михайловна. Честно не знаю.
— Подумай. Вдруг он одумается.
— Хорошо. Подумаю.
После разговора я заварила чай и села у окна. Дождь усилился, по стёклам текли извилистые ручейки. Грустная картина для грустного настроения.
Простила бы я Артёма? Если бы он вернулся через месяц, полгода, год?
С одной стороны — любила его. Семь лет совместной жизни не вычеркнешь из сердца. С другой стороны — как жить с человеком, который однажды предал? Как поверить, что больше не уйдёт?
Зазвонил мобильный. Неизвестный номер.
— Алло?
— Лена? Это Виктория.
Я чуть не уронила телефон. Виктория? Девушка Артёма? Зачем она мне звонит?
— Слушаю.
— Можно встретиться? Срочно.
— Зачем?
— Поговорить нужно. Очень важно.
— О чём?
— Об Артёме. Лена, это касается и вас тоже.
— Но вы же улетели.
— Не улетели.
— Как не улетели?
— Долго объяснять. Можете приехать в кафе на Тверской? То, что рядом с «Макдоналдсом».
— Когда?
— Сейчас. Я жду.
Я переоделась и поехала на встречу. В голове крутились вопросы: почему они не улетели? Что случилось? И главное — зачем Виктория хочет со мной говорить?
Виктория сидела за столиком у окна. Красивая девушка с длинными русыми волосами и большими серыми глазами. Одета стильно — дизайнерская куртка, дорогие сапоги. Но выглядела расстроенной.
— Спасибо, что приехали, — сказала она, когда я подошла.
— Что случилось? Почему вы не улетели?
— Сели не на тот самолёт.
— То есть?
— Шучу. Сели, но в Москву вернулись.
— Почему?
Виктория помолчала, покрутила в руках чашку с кофе.
— Артём передумал. В последний момент.
— Передумал лететь в Америку?
— Да. Сказал, что не может бросить маму. И вас.
— Меня?
— Вас. Сказал, что после разговора с вами понял — совершает ошибку.
У меня закружилась голова. Артём передумал? Остался? Но зачем тогда Виктория со мной встречается?
— Виктория, а где сейчас Артём?
— Дома. У матери сидит, прощения просит.
— И что она?
— А что она? Рада, конечно. Сына вернула.
— А вы?
— А я... — Виктория вздохнула. — А я поняла, что ошиблась в нём.
— В каком смысле?
— Думала, он решительный. А он — тряпка.
— Почему тряпка?
— Потому что не может принять твёрдое решение. Мечется между прошлым и будущим.
— Может, он просто осторожный?
— Может. Но мне нужен мужчина, который знает, чего хочет.
— И чего же вы хотите?
— Хочу уехать из России. Хочу строить карьеру в Америке. Хочу жить в стране возможностей.
— А любовь?
— А что любовь? Любовь — это хорошо. Но я не собираюсь жертвовать мечтами ради любви.
— А Артём собирается?
— Артём вообще не знает, чего хочет. То ли мечты важнее, то ли корни.
Я заказала кофе и попыталась переварить услышанное.
— Виктория, а зачем вы мне всё это рассказываете?
— Затем, что хочу честно поговорить.
— О чём?
— О том, что Артём вас любит. И всегда любил.
— Но ушёл же от меня.
— Ушёл. Но не от любви ушёл. От скуки ушёл.
— От скуки?
— От семейной рутины. От предсказуемости. Ему захотелось приключений.
— И он нашёл их с вами?
— Нашёл. Но понял, что приключения — это не главное в жизни.
— А что главное?
— Дом. Семья. Любовь.
Мы помолчали. За окном зажглись фонари, начал накрапывать снег. Первый снег в этом году.
— Виктория, а что будет дальше?
— Дальше я улечу в Америку одна. Устроюсь на работу, начну новую жизнь.
— А Артём?
— А Артём... Не знаю, что будет с Артёмом.
— Он не просил передать мне что-нибудь?
— Просил. Сказал, что очень сожалеет. И что понимает — вы его простить не сможете.
— А ещё что-нибудь говорил?
— Говорил, что готов всю жизнь искупать свою вину. Если дадите шанс.
— И что я должна ответить?
— Ничего не должны. Это ваше решение.
Виктория допила кофе и встала.
— Мне пора. Завтра утром лечу.
— Одна?
— Одна. Лена, а можно вопрос?
— Конечно.
— Вы его простите?
Я посмотрела в окно. Снег падал всё гуще, превращая мир в белую сказку.
— Не знаю. Честно не знаю.
— А любите ещё?
— Люблю.
— Тогда простите. Жизнь коротка для долгих обид.
Виктория ушла, а я осталась сидеть в кафе. Мысли путались, чувства боролись друг с другом.
Простить Артёма? Дать ему шанс? Или гордо отвернуться и идти дальше одной?
В десять вечера зазвонил телефон. Артём.
— Лена, можно поговорить?
— Я встречалась с Викторией. Она всё рассказала.
— Рассказала?
— Что вы не улетели. Что ты передумал.
— Передумал. Лена, я понял — совершал огромную ошибку.
— Какую ошибку?
— Бросал самое дорогое ради непонятно чего.
— Самое дорогое — это что?
— Ты. Мама. Дом. Наша жизнь.
— Наша жизнь тебе надоела. Ты сам говорил.
— Говорил. Был дурак.
— А сейчас поумнел?
— Сейчас понял, что счастье — не в приключениях.
— А в чём?
— В том, чтобы рядом был близкий человек.
Я молчала. Не знала, что сказать.
— Лена, дай мне шанс.
— Артём, я не могу сейчас решать. Слишком много всего произошло.
— Понимаю. Подумай. Сколько нужно времени?
— Не знаю. Может, неделю. Может, месяц.
— А может, никогда не решу.
— Лена, я буду ждать. Сколько угодно.
— А если я скажу нет?
— Тогда приму твоё решение. Но буду надеяться до последнего.
— Артём, а почему ты передумал? Из-за мамы?
— Не только. Из-за тебя тоже.
— Что именно я сказала?
— Ты напомнила, кто я есть на самом деле. Что я люблю. Чего хочу по-настоящему.
— И чего ты хочешь?
— Хочу домой. К маме. К тебе. Хочу исправить то, что натворил.
— А Виктория?
— Виктория была красивым сном. Но снится же не всю жизнь.
— И тебе её не жалко?
— Жалко. Но не настолько, чтобы ломать свою жизнь.
— А её жизнь?
— Она молодая, найдёт своё счастье. А я своё уже нашёл. И потерял. И хочу вернуть.
Я прикрыла глаза. Сердце стучало как сумасшедшее.
— Артём, мне нужно время.
— Конечно. Лена, а можно увидеться? Не для разговора. Просто увидеться.
— Зачем?
— Скучаю.
— По мне или по привычке?
— По тебе. По твоим глазам, голосу, запаху.
— Артём, не надо.
— Ладно. Извини.
— Я позвоню, когда решу.
— Буду ждать.
Неделя прошла как в тумане. Я ходила на работу, встречалась с подругами, читала книги. Но мысли постоянно возвращались к Артёму.
Звонила Валентина Михайловна. Рассказывала, что сын сидит дома, ни с кем не встречается, на работу не ходит. Говорит, что ждёт моего решения.
— Лена, он же себя изводит. Похудел, не ест толком.
— Валентина Михайловна, мне тоже нелегко.
— Понимаю, родная. Но ведь любишь же его?
— Люблю.
— Тогда зачем мучить и себя, и его?
— Потому что боюсь.
— Чего боишься?
— Что повторится то же самое. Что он снова увлечётся кем-то и уйдёт.
— Не уйдёт.
— Откуда такая уверенность?
— Материнское сердце подсказывает. Он понял свою ошибку. Такие ошибки дважды не повторяют.
— Бывают исключения.
— Не в его случае. Артём хоть и мужчина взрослый, но в душе мальчик. А мальчики, когда напроказничают, потом долго боятся повторить.
Может быть, она была права. А может быть, выдавала желаемое за действительное.
Через две недели я не выдержала и приехала к Артёму. Он жил в съёмной квартире неподалёку от нашего бывшего дома.
Открыл дверь в домашних штанах и футболке. Выглядел неважно — бледный, худой, небритый.
— Лена? — В голосе надежда и испуг одновременно.
— Привет. Можно войти?
— Конечно.
Квартира оказалась маленькой и неуютной. Никаких картин на стенах, минимум мебели, всё временно и случайно.
— Хочешь чай?
— Хочу.
Он заварил чай, достал печенье. Руки дрожали.
— Как дела? — спросила я.
— Так себе. А у тебя?
— Тоже так себе.
— Лена, ты решила?
— Ещё нет. Но хочу кое-что выяснить.
— Что именно?
— Артём, а что будет, если мы сойдёмся? Что изменится?
— Всё изменится.
— Что конкретно?
— Я больше никогда тебя не брошу.
— Это обещания. А я хочу конкретики.
— Какой конкретики?
— Где будем жить? Чем заниматься? Какими будут наши отношения?
Артём помолчал, подумал.
— Будем жить в нашей квартире. Я её не продал.
— Почему не продал?
— Надеялся, что ты простишь.
— А работа?
— Вернусь в старое место. Или найду новое.
— А путешествия? Карьера? Новые впечатления?
— Всё это можно совмещать с семейной жизнью.
— А дети?
— Какие дети?
— Наши дети. Ты же хотел детей.
— Хотел. И хочу.
— Когда?
— Когда ты будешь готова.
— А если я готова сейчас?
Артём поднял на меня глаза.
— Сейчас?
— Сейчас. Артём, мне тридцать два. Если мы хотим детей, то пора.
— Ты серьёзно?
— Серьёзно.
— Лена, ты это к чему говоришь?
— К тому, что готова тебя простить. Но на определённых условиях.
— На каких?
— Во-первых, никаких тайн и недомолвок. Если есть проблемы — обсуждаем сразу.
— Согласен.
— Во-вторых, если захочется на сторону — говори честно. Не изменяй втихаря.
— Не захочется.
— Если захочется.
— Хорошо. Скажу честно.
— В-третьих, дети. В течение года.
— Согласен.
— И в-четвёртых — один промах прощаю. Второго не будет.
— Понял.
Мы смотрели друг на друга через стол. Два взрослых человека, которые прошли через боль расставания и теперь пытались начать заново.
— Лена, а ты точно меня прощаешь?
— Прощаю.
— И любишь?
— И люблю.
— Тогда обними меня.
Я встала и обняла его. Он прижал меня к себе так крепко, что стало трудно дышать.
— Больше никогда тебя не отпущу, — шептал он.
— Отпустишь, если я сама захочу уйти.
— Сделаю так, чтобы не захотела.
— Постарайся.
Мы стояли обнявшись и плакали. От облегчения, от радости, от того, что самое страшное позади.
— Артём, а что ты чувствовал все эти месяцы?
— Пустоту. Как будто вырвали кусок души.
— А с Викторией?
— С Викторией было интересно, но не глубоко. Как фильм смотреть — захватывающе, но не про тебя.
— А со мной про тебя?
— Со тобой — это и есть моя жизнь. Настоящая, без прикрас и иллюзий.
— Значит, домой едем?
— Домой.
Мы собрали его вещи и поехали в нашу квартиру. Ту самую, которую покупали семь лет назад, где мечтали о детской комнате.
Квартира встретила нас тишиной и запахом застоявшегося воздуха. Я жила здесь все эти месяцы, но без Артёма дом казался пустым.
— Как будто век не был, — сказал он, оглядываясь.
— Три месяца.
— Самые длинные три месяца в жизни.
Вечером позвонила Валентина Михайловна.
— Лена, миленькая, это правда? Артём сказал, что вы помирились.
— Правда.
— Слава богу! Я так молилась, так надеялась.
— Валентина Михайловна, а вы не боитесь, что всё повторится?
— Не боюсь. Артём теперь другой. Взрослее.
— Откуда такая уверенность?
— Видела его эти две недели. Как он страдал. Понял цену потери.
— Надеюсь, вы правы.
— Права, родная. А главное — вы друг друга любите. А где любовь, там и счастье найдётся.
После разговора мы с Артёмом сидели на кухне и планировали будущее. Как будто ничего не произошло. Как будто не было этих страшных месяцев разлуки.
— А знаешь, что я понял? — сказал он.
— Что?
— Что счастье — не в новизне. Счастье — в глубине.
— Как это?
— Новизна быстро проходит. А глубина отношений только растёт с годами.
— И что, больше не захочется приключений?
— Захочется. Но не за счёт семьи. Можно же путешествовать вместе, развиваться вместе.
— Можно.
— Лена, а ты меня действительно простила? Или притворяешься?
— Действительно. Но не забыла.
— Не забыла — это как?
— Буду помнить. И если что — сразу скажу.
— Справедливо.
Мы легли спать в одной постели впервые за три месяца. Лежали, обнявшись, и говорили до утра. О том, что пережили, что поняли, чего хотим.
— Знаешь, — сказал Артём под утро, — я думал, что хочу свободы. А оказалось, что хочу дома.
— А я думала, что хочу стабильности. А оказалось, что хочу любви.
— И то, и другое совместимо?
— Попробуем совместить.
Через месяц мы отметили наше воссоединение. Пригласили Валентину Михайловну, нескольких друзей. Небольшая вечеринка дома, как мы любим.
— За второй шанс, — сказал Артём, поднимая бокал.
— За мудрость прощать, — добавила я.
— За семью, — подхватила свекровь.
— За любовь, — хором сказали друзья.
Мы пили вино и смеялись, а я думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда нужно потерять, чтобы понять ценность того, что имел.
Через полгода я забеременела. Мы с Артёмом ждали этого, планировали, но когда тест показал две полоски, всё равно не поверили.
— Правда? — спрашивал он, глядя на тест.
— Правда.
— А ты рада?
— Очень.
— И я рад. И боюсь одновременно.
— Чего боишься?
— Что не справлюсь. Что буду плохим отцом.
— Будешь хорошим. Я знаю.
— Откуда знаешь?
— Знаю, потому что ты уже изменился. Стал ответственнее.
— А ты заметила?
— Ещё как заметила.
Валентина Михайловна от радости плакала неделю. Вязала детские вещи, покупала игрушки, планировала воспитание внука или внучки.
— Лена, — говорила она, — а ведь если бы Артём тогда улетел, этого ребёнка не было бы.
— Не было бы.
— Значит, всё к лучшему получилось.
— Получается, так.
— А я ведь к вам тогда утром пришла не только из-за Артёма.
— А из-за чего ещё?
Валентина Михайловна смутилась.
— Из-за внуков пришла. Очень хотелось внуков.
— Вы так и не сказали тогда.
— Неудобно было. Но думала — если Артём уедет, то никаких внуков не будет. Вот и решилась вас попросить его остановить.
— И правильно сделали.
— Правильно. Материнская интуиция не подвела.
Я гладила живот и улыбалась. Получается, свекровь тогда пришла ко мне не только за сыном, но и за будущими внуками. И её план сработал.
Сын родился в мае, когда за окном цвели яблони и пели птицы. Назвали Максимом — в честь Артёмова деда.
— Похож на тебя, — сказала я мужу.
— Нет, на тебя. Глаза твои.
— А нос твой.
— А улыбка твоя.
— Артём, а ты счастлив?
— Очень. А ты?
— Тоже очень.
— Лена, а ты не жалеешь, что простила меня?
— Не жалею. Если бы не простила, не было бы Максика.
— Правильно. Не было бы нашего счастья.
Мы сидели в палате роддома, смотрели на спящего сына и понимали — мы прошли через испытание. Потеряли друг друга и нашли снова. И теперь наша семья стала крепче.
— Знаешь, что самое главное я понял? — сказал Артём.
— Что?
— Что дом — это не место. Дом — это люди, которых любишь.
— И которые любят тебя.
— Да. И мне больше не хочется никуда бежать.
— А если захочется?
— Побежим вместе. Всей семьёй.
Я поцеловала мужа и подумала о том, что иногда люди должны расстаться, чтобы понять — они созданы друг для друга. И хорошо, когда есть мудрость это понять. И смелость дать второй шанс.
А Виктория? Виктория уехала в Америку и нашла там свою судьбу. Вышла замуж за американца, работает в крупной компании, счастлива. Иногда пишет в социальных сетях — спасибо за то, что отпустили Артёма. Говорит, что если бы он тогда полетел с ней, оба были бы несчастны.
И она права. У каждого своя дорога к счастью. Главное — не свернуть с неё из-за минутного увлечения.