Нити судьбы

— Зачем тебе этот диплом? — Андрей даже не поднял глаз от телефона, когда я показала ему приглашение на защиту. — Твоё место на кухне, а не в офисах. Я стояла посреди гостиной, держа в руках белый конверт с логотипом института, и чувствовала, как внутри что-то болезненно сжимается. Пять лет вечерней учёбы, сотни бессонных ночей с учебниками, экзамены между готовкой ужина и стиркой — и вот результат. Диплом переводчика английского языка. Мой билет в новую жизнь. — Андрей, я же мечтала об этом, — попыталась я объяснить...

— Ты слишком стара для моего мальчика, — Валентина Петровна произнесла это с таким видом, словно объявляла научно доказанный факт. — Сергею нужна молодая жена, которая родит ему здоровых детей. Я стояла на кухне её просторной квартиры, держа в руках тарелку с остывшим борщом, и чувствовала, как щёки горят от унижения. Тридцать пять лет — это что, старость? А то, что мы с Сергеем уже пять лет счастливо живём вместе, видимо, ничего не значит. — Валентина Петровна, — тихо сказала я, — а что думает об этом сам Сергей? — А что он может думать? — свекровь презрительно махнула рукой...

— Лида, не делай из мухи слона, — свекровь отхлебнула чай из фарфоровой чашки, не поднимая глаз. — Мужчины все такие. Им нужна разрядка. Я сидела за кухонным столом, сжимая в руках телефон с фотографиями. Андрей с рыжеволосой девицей в номере отеля. Их переплетённые тела, её смех, его нежные прикосновения. Двадцать семь снимков, которые разрушили мой мир за пять минут. — Разрядка? — я посмотрела на Галину Петровну. — Это вы так измену называете? — Измену, — она фыркнула. — Громкие слова. Андрюша просто немного увлёкся...

— Это наш семейный бизнес, тебе тут не место, — Виктор Сергеевич даже не поднял глаз от документов, когда я вошла в его кабинет. Запах дорогого табака и кожаной мебели ударил в нос. Массивный стол из красного дерева, книжные полки до потолка, портрет покойной жены в золочёной раме — всё здесь кричало о солидности и достатке. А я стояла посреди этого великолепия как просительница. — Виктор Сергеевич, но я экономист с красным дипломом, у меня опыт работы в торговле... — У тебя есть опыт быть хорошей женой моему сыну, — он наконец посмотрел на меня холодными серыми глазами...

— Готовь, убирай, молчи, — бросил Виктор, не поднимая глаз от телефона. — И кофе сделай покрепче. День тяжёлый будет. Я стояла у раковины, мыла посуду после его завтрака. Горячая вода обжигала руки, но не так сильно, как эти три слова, которые он повторял каждое утро вот уже пятнадцать лет. — Виктор, а может, поговорим о... — О чём говорить? — он поднял взгляд от экрана. — У меня переговоры через час, проект на миллион, а ты со своими разговорами. Делом займись лучше. Запах его одеколона «Хуго Босс» смешивался с ароматом жареного бекона...

— Алёнушка готовила борщ совершенно по-другому, — вздохнула Валентина Петровна, помешивая мою кастрюлю деревянной ложкой. — У неё получался такой наваристый, красивый... А у тебя какой-то водянистый. Я стояла у раковины, мыла тарелки после обеда и считала до десяти. Потом до двадцати. Потом просто дышала, вдыхая запах укропа с подоконника и пытаясь не сказать ничего лишнего. — Валентина Петровна, может, поделитесь рецептом Алёны? Я с удовольствием попробую приготовить как она. — Ах, милая, да что...

— Ты же без работы, будешь за нами ухаживать! — Галина Петровна поставила чемодан прямо на мою любимую персидскую дорожку и оглядела нашу гостиную критическим взглядом. — А то дома сидишь, ничего не делаешь. Я медленно отложила чашку кофе и посмотрела на свекровь. В углу гостиной стоял ещё один чемодан, а рядом — здоровенная сумка с надписью "Аптечка". Пахло её приторными духами "Красная Москва" и чем-то медицинским. — Галина Петровна, — начала я осторожно, — а надолго вы к нам? — Пока не поправимся, — отрезала свекровь...

— Приготовишь на двадцать человек, ты же дома сидишь! — Нина Васильевна властно постучала накрашенными ногтями по столешнице. — У меня завтра корпоратив, а повар заболел. Я медленно отложила чашку с остывшим кофе и посмотрела на свекровь. В её глазах плясали привычные искорки превосходства — мол, ты же не работаешь, вот и крутись. — На двадцать человек? — переспросила я, стараясь сохранить спокойствие. — Да, на двадцать. Салат оливье, селёдка под шубой, горячее — что-нибудь мясное. — Нина Васильевна небрежно махнула рукой, будто речь шла о бутербродах...

— Подпиши здесь, дорогая. Это просто формальность, — Максим протянул мне золотую ручку, не отрываясь от телефона. Я взглянула на документ. Чистый лист с печатями внизу и моей подписью, которую требовалось поставить. Странно. — А что это за бумага? — Ничего особенного. Нотариальное согласие на сделки. Знаешь же, как я часто покупаю и продаю недвижимость для бизнеса. В воздухе пахло его дорогим парфюмом и утренним кофе. За окнами нашей квартиры в центре города шумел сентябрьский дождь, капли стекали по стеклу, размывая огни витрин...

— Если родишь сына, то станешь нам настоящей дочерью, — Валентина Михайловна поправила золотистые очки и внимательно посмотрела на мой округлившийся живот. — А если девочку... ну что ж, будем считать, что это просто неудачная попытка. Я сжала в руках чашку с остывшим чаем и почувствовала, как внутри что-то болезненно сжалось. Не от движения ребёнка — от этих слов. В гостиной пахло её дорогими французскими духами и свежими лилиями из огромного букета, который Дмитрий дарил каждую неделю. Хрустальная люстра мягко освещала антикварную мебель, персидские ковры, картины в золочёных рамах...

— Дармоедка ты, а не жена! — Валентина Ивановна размахивала руками прямо перед моим лицом, её золотые кольца сверкали в лучах вечернего солнца. — Сидишь дома, детей нет, работать не работаешь! На шее у Димы висишь как гиря! Я стояла у кухонной плиты, помешивая борщ деревянной ложкой, и молчала. В доме пахло укропом и жареным луком, за окном щебетали воробьи, а свекровь продолжала свою привычную тираду. — И что мой сын в тебе нашёл? — голос становился всё пронзительнее. — Красавица, что ли? Хозяйка...

— Твоя стряпня никуда не годится! — Галина Петровна швырнула ложку в тарелку с таким звуком, что я вздрогнула. — Борщ кислый, картошка не доварена, а мясо жёсткое как подошва! Я стояла у плиты и смотрела на кипящий суп, который варила уже три часа. В кухне пахло укропом и лавровым листом, за окном моросил октябрьский дождь, а свекровь продолжала своё: — Андрей, скажи жене, что так готовить нельзя! Я за тебя стыжусь — что люди подумают, если узнают, как тебя кормят? Муж молча доедал мою «никудышную» стряпню и избегал смотреть в мою сторону...