Элиас был человеком привычки. Его жизнь напоминала хорошо смазанный механизм старинных часов, которые он коллекционировал: работа в архиве, ужин в 19:00, чтение до 22:00, сон. Его квартира в старом доме с высокими потолками идеально подходила для такого образа жизни — тихая, немного пыльная и предсказуемая до последней трещины на штукатурке.
В тот вторник всё шло как обычно, пока Элиас не вернулся домой. Он повесил пальто, прошел по длинному коридору мимо ванной и кухни в гостиную и замер.
Между дверью в ванную и встроенным шкафом появилась еще одна дверь.
Элиас моргнул. Он жил здесь десять лет. Он знал этот коридор лучше, чем собственные ладони. Здесь всегда была глухая стена, оклеенная обоями в мелкий цветочек — выбор предыдущей хозяйки, который он так и не удосужился сменить.
Теперь там была дверь.
Она не выглядела новой. Наоборот, она казалась древнее самого дома. Темное, почти черное дерево, покрытое сетью глубоких трещин, словно морщинами. Тяжелая латунная ручка, окислившаяся до зеленоватого налета, была выполнена в форме головы льва с пустыми глазницами.
— Этого не может быть, — прошептал Элиас. Голос в пустой квартире прозвучал жалко.
Он подошел ближе. От двери веяло холодом и чем-то еще — запахом сырой земли и застоявшейся воды. Он протянул руку и коснулся львиной головы. Металл обжег пальцы ледяным холодом. Он нажал на ручку. Заперто.
Первой мыслью было безумие. Второй — розыгрыш. Элиас позвонил домовладелице, миссис Крэбтри.
— Никаких ремонтов, милый, — проскрипела она в трубку. — И уж точно никаких новых дверей. Ты переутомился в своих архивах. Выпей чаю.
Но чай не помог. Элиас не мог отвести глаз от двери. Она стояла там, материальная, неоспоримая, насмехаясь над его упорядоченным миром.
Ночь прошла в кошмарах. Ему снилось, что он идет по бесконечному коридору, а двери по бокам открываются сами собой, и за каждой — лишь клубящаяся тьма.
Утром дверь была на месте.
К вечеру третьего дня страх сменился одержимостью. Элиас перестал ходить на работу. Он часами сидел в коридоре на табуретке, гипнотизируя темное дерево. Ему начало казаться, что он слышит звуки из-за двери. Не стук, не голоса, а что-то похожее на далекий шум прибоя или дыхание огромного спящего зверя.
— Что тебе нужно? — спросил он однажды у двери. Ответом была тишина, но львиная голова, казалось, ухмыльнулась шире.
На пятый день Элиас вспомнил о коробке с ключами. Как любой уважающий себя архивариус и барахольщик, он хранил все ключи, которые когда-либо попадали ему в руки, даже если не знал, от чего они.
Он вывалил звенящую гору металла на пол коридора. Сотни ключей: ржавые, блестящие, крошечные, огромные амбарные. Он начал пробовать их один за другим.
Час за часом. Вставить, повернуть, вытащить. Вставить, повернуть...
Когда за окном уже стемнело, и в коробке оставалось всего три ключа, один из них подошел. Это был длинный, тонкий ключ из почерневшего серебра, с витиеватой головкой. Элиас совершенно не помнил, откуда он у него.
Ключ вошел в скважину мягко, словно в масло. Элиас затаил дыхание и повернул его.
Раздался громкий, влажный щелчок, похожий на звук ломающейся кости. Дверь дрогнула и приоткрылась на пару сантиметров. Из щели потянуло ледяным сквозняком, и запах сырости стал невыносимым.
Элиас знал, что не должен этого делать. Здравый смысл кричал ему: «Беги из квартиры, запри дверь, выбрось ключ!». Но любопытство, помноженное на многодневное наваждение, оказалось сильнее.
Он толкнул дверь и шагнул внутрь.
Он ожидал увидеть чулан, замурованную комнату или кирпичную кладку. Но он оказался... нигде.
Он стоял на краю обрыва. Под его ногами была серая, каменистая почва. Над головой висело свинцовое небо без звезд и луны, по которому стремительно неслись рваные облака. А впереди, насколько хватало глаз, расстилался океан.
Но это была не вода. Это был океан серого пепла. Волны пепла беззвучно накатывали на берег и опадали, поднимая клубы пыли.
Это место было лишено цвета, звука и жизни. Абсолютное, давящее ничто.
Элиас обернулся. Дверной проем висел прямо в воздухе позади него, светясь теплым желтым светом его прихожей. Этот прямоугольник света казался единственной реальностью в этом мире теней.
— Красиво, не правда ли? — раздался голос.
Элиас вздрогнул. В нескольких шагах от него, на самом краю обрыва, стоял человек. Или то, что когда-то было человеком. Фигура была высокой, закутанной в лохмотья, которые сливались с серым пейзажем. Лица не было видно под капюшоном.
— Где я? — голос Элиаса сорвался на хрип.
— Это не «где», Элиас. Это «когда». Или, точнее, «никогда», — фигура повернулась к нему. Под капюшоном была лишь более густая тень. — Это место, куда попадают утраченные возможности. Забытые мечты. Несделанные выборы.
Фигура указала костлявой рукой на океан пепла.
— Видишь ту волну? Это тот раз, когда ты не решился заговорить с Сарой в университете. А вон тот вихрь — это твоя несостоявшаяся карьера музыканта. Всё здесь. Всё, чего не случилось.
Элиас почувствовал, как холод проникает ему под кожу. Это место не было адом. Это было хуже. Это был музей его собственной трусости и инерции.
— Зачем эта дверь появилась у меня?
— Потому что твоя квартира переполнилась, — прошелестел голос, похожий на шорох сухих листьев. — Твоя жизнь стала настолько пустой, что пустота извне нашла лазейку. Ты идеальный хранитель для этого места, Элиас. Ты всю жизнь только и делаешь, что хранишь мертвое прошлое. Оставайся. Здесь покой. Здесь нет риска.
Серый пепел у ног Элиаса зашевелился, словно приглашая его ступить в него, раствориться в этом безмолвном океане несбывшегося. И на секунду Элиас почувствовал соблазн. Ужасающий соблазн сдаться. Ведь это так похоже на его обычную жизнь, только без притворства.
Он сделал шаг к обрыву.
И в этот момент из открытой двери за его спиной донесся звук. Обычный, земной звук. Звонок его старого будильника, который он забыл выключить.
Этот резкий, требовательный звон разорвал серую пелену наваждения. Он напомнил о горячем кофе, о запахе старых книг в архиве, о несовершенном, но живом мире.
— Нет, — выдохнул Элиас.
Он попятился назад, к спасительному прямоугольнику света.
— Ты вернешься, — прошипела фигура, и пепельный океан вздыбился гигантской волной. — Ты уже принадлежишь этому месту!
Элиас прыгнул в дверной проем, больно ударившись плечом о косяк. Он упал на родной, потертый линолеум своего коридора и, извиваясь, пнул тяжелую дверь ногой.
Она захлопнулась с грохотом, от которого зазвенела посуда на кухне.
Элиас вскочил, дрожащими руками вставил серебряный ключ в скважину и повернул его. Щелчок.
Он прижался спиной к двери, сполз на пол и разрыдался.
...
На следующий день Элиас вызвал рабочих. Он заплатил им тройную цену, чтобы они заложили проем кирпичом, заштукатурили и наклеили сверху точно такие же обои в цветочек. Серебряный ключ он расплавил горелкой, а получившийся бесформенный комок металла выбросил в реку с моста.
Жизнь Элиаса вернулась в привычное русло. Он все так же работал в архиве, ужинал в 19:00 и читал до 22:00.
Но теперь, проходя по коридору мимо того места между ванной и шкафом, он всегда ускорял шаг. И иногда, глубокой ночью, когда город затихал, ему казалось, что сквозь слой кирпича и штукатурки он слышит далекий, едва различимый шум.
Шум океана из серого пепла.
Друзья, я иногда экспериментирую с разными жанрами. Этот рассказ — пример такого эксперимента. Он содержит глубокий смысл, который каждый может понять по-своему.
Пожалуйста, напишите в комментариях, что вы поняли из этого рассказа. Мне очень интересно узнать ваше мнение. Однако за оскорбления я буду вынужден забанить пользователя.