Все началась с безобидной, казалось, реплики. Мы с Сергеем, по традиции, прибыли на воскресный обед в дом моей мамы. Людмила Васильевна, хлопоча у плиты, вдруг замерла, взглянув на моего мужа с подозрением:
— Серёжа, а что это у тебя ногти такие блестящие?
Сергей, не ожидая подвоха, поднял руки, демонстрируя аккуратные ногти с лёгким глянцем.
— А, это гигиенический маникюр. Раз в месяц делаю. Кутикулу убирают, ногти в порядке, — пояснил он просто.
Мама застыла, словно громом поражённая. В её глазах читалось недоумение, смешанное с осуждением.
— Маникюр? Ты в салон ходишь? К мастеру?
— Ну да, — Сергей всё ещё не понимал, в чём дело. — Алина посоветовала, говорит, руки будут выглядеть аккуратнее. Я попробовал — правда удобно. Раньше заусенцы постоянно были, ногти слоились.
Людмила Васильевна медленно поставила тарелку на стол, пристально глядя на Сергея, словно он признался в страшном преступлении.
— Серёжа, — произнесла она с нажимом, — а ты понимаешь, что маникюр — это женская процедура?
Внутри меня что-то похолодело. Я знала этот тон. Мама начинала свою «воспитательную беседу», и ничего хорошего от неё ждать не стоило.
— Мама, гигиенический маникюр делают все, — попыталась я сгладить ситуацию. — Это уход за руками, гигиена. Как чистка зубов.
— Чистка зубов — это одно, — отрезала она, не сводя сурового взгляда с Сергея. — А вот маникюр… Серёжа, мужчины так не делают. Настоящие мужчины.
— Мам, при чём тут «настоящие мужчины»? — я почувствовала, как внутри меня начинает закипать праведный гнев. — Сергей просто следит за собой!
— Слишком следит, — она скрестила руки на груди, словно вынося приговор. — Алина, я хотела промолчать, но раз уж заговорили… Твой муж вообще слишком много времени уделяет внешности. Вон, в эти барбершопы модные ходит. Час там сидит, пока ему бороду бреют!
— Стригут и укладывают, — поправил Сергей, стараясь сохранить спокойствие. — Там мастера, которые разбираются в мужских стрижках…
— В мои времена мужчины в обычные парикмахерские ходили! — мама повысила голос, демонстрируя, как давно она застряла в прошлом веке. — Десять минут — и готово! А не час в барбершопе с кофе и массажем головы!
Я украдкой взглянула на Сергея. Он побледнел и незаметно сжал кулаки под столом. Мой муж работал менеджером в крупной компании, его работа подразумевала встречи с клиентами, участие в важных переговорах. Ухоженный внешний вид был неотъемлемой частью его профессии, визитной карточкой, если хотите.
— Людмила Васильевна, это требование работы, — попытался он объяснить, но мама не дала ему договорить.
— Работы! — она фыркнула, словно это было самым нелепым оправданием в мире. — Мой покойный Виктор всю жизнь инженером работал, с людьми общался, и никогда в барбершопы не ходил! Стригся в парикмахерской за сто рублей!
— Мам, папа работал на заводе, а Серёжа в офисе. Разные требования, — я пыталась достучаться до её здравого смысла.
— Требования! — она вскочила и начала нервно расхаживать по кухне. — А я вот что скажу. Мужчина должен быть мужчиной! Грубоватым, немного неотёсанным! А твой Серёжа… он какой-то… женственный получается!
В кухне повисла гнетущая тишина. Сергей медленно поднялся из-за стола, на лице застыло выражение оскорблённого достоинства.
— Алина, пойдём, — его голос звучал ровно, но я отчётливо чувствовала нарастающее напряжение.
— Серёжа, подожди… — попыталась я остановить его, но было поздно.
— Нет, — он взял куртку. — Людмила Васильевна, спасибо за приглашение, но я, пожалуй, поеду.
И он ушёл, оставив меня наедине с мамой в кухне, где ещё витали ароматы воскресного обеда и едкий привкус обиды.
— Мама, как ты могла?! Назвать его женственным?!
— Алинка, я же правду сказала! — она демонстративно вернулась к плите, словно ничего не произошло. — Посмотри на него! Маникюр, барбершоп, он ещё и кремом каким-то для лица пользуется, я видела у вас в ванной!
— И что?! Он следит за собой!
— Слишком! Это не мужское поведение! — она резко повернулась ко мне. — Алин, а ты подумала, к чему это может привести? Сегодня маникюр, завтра он педикюр захочет, потом… — она понизила голос до зловещего шёпота, — …макияж!
Я остолбенела, глядя на свою мать, не веря собственным ушам.
— Ты серьёзно? От маникюра до макияжа? Мам, ты бредишь!
— Не брежу! Это скользкая дорожка! Мужчина должен оставаться мужчиной!
Дома Сергей молчал весь вечер, словно воды в рот набрал. На мои попытки заговорить он лишь отмахивался. Только перед сном, уже лёжа в темноте, тихо произнёс:
— Может, твоя мама права. Может, я правда слишком…
— Не смей! — я резко повернулась к нему, не позволив договорить. — Серёж, ты прекрасный! Ухоженный, опрятный. Мне нравится, что ты следишь за собой!
— Но Людмила Васильевна сказала…
— Людмила Васильевна живёт стереотипами из прошлого века, где мужик должен быть грубым, немытым и с заусенцами!
Он промолчал, но я чувствовала, что мамины слова, как занозы, глубоко засели в его сердце.
На следующей неделе Сергей вернулся с работы с обычной стрижкой из дешёвой парикмахерской. Неровной, плохо уложенной, абсолютно не подходящей к его форме лица.
— Ты не пошёл в барбершоп? — я смотрела на него с нескрываемым ужасом.
— Решил сэкономить, — он избегал моего взгляда, словно провинившийся школьник. — Зачем переплачивать?
— Серёж, это из-за слов мамы? — я не отступала.
— Нет, — соврал он, даже не моргнув глазом. — Просто подумал, что и правда слишком трачусь на ерунду.
Через две недели я заметила, что он перестал ходить на маникюр. Ногти начали слоиться, появились заусенцы. На мой вопрос он лишь буркнул, что у него нет времени на такие глупости.
Не выдержав, я позвонила маме.
— Мам, ты довольна? Сергей теперь комплексует, перестал ухаживать за собой!
— И правильно! — в её голосе звучали ликующие нотки. — Значит, одумался! Понял, что мужчине такие штучки не к лицу!
— Какие штучки?! Элементарная гигиена!
— Алина, не кричи на мать. Я желаю вам добра. Хочу, чтобы Серёжа был настоящим мужчиной, а не… — она замялась, подбирая слова, — …не метросексуалом каким-то.
Я чуть не выронила телефон из рук.
— Метросексуалом? Мам, какой год на дворе?! Сергей просто современный ухоженный мужчина!
— Да вот это «современное» мне и не нравится, — она понизила голос, словно собиралась открыть мне страшную тайну. — Алинка, я волнуюсь. Мужчина, который так о внешности печётся… это неправильно. Вдруг у него ориентация…
Не дав ей договорить, я повесила трубку. Руки тряслись от ярости.
Сергей, словно зачарованный, превращался в другого человека. Стригся в дешёвых парикмахерских, перестал пользоваться кремом для лица, грыз ногти вместо того, чтобы сходить на маникюр. На все мои попытки вернуть его в барбершоп он лишь отмахивался: «Твоя мама права. Это деньги на ветер».
Но хуже всего было то, что он начал стесняться себя. На корпоративе я заметила, как он прячет руки под стол, когда коллеги обсуждали новый барбершоп рядом с офисом. Как напрягся, когда кто-то предложил вместе сходить.
Я решила, что пора действовать, и пригласила маму на серьёзный разговор. Мы встретились в тихом кафе, без Сергея.
— Мам, ты понимаешь, что делаешь? Ты убила в Серёже уверенность в себе!
— Я вернула его к нормальности, — она спокойно помешивала ложечкой свой чай. — Алина, поблагодаришь меня потом. Мужчина должен быть мужчиной.
— А кто определяет, что значит «быть мужчиной»? Ты? По стандартам сорокалетней давности?
— По стандартам здравого смысла! — она стукнула ложкой по столу, привлекая внимание окружающих. — Серёжа хороший парень, но эти его штучки… Алин, ну что подумают люди? Мой зять в маникюрный салон ходит!
— Подумают, что он ухоженный! Успешный! Следящий за собой!
— Подумают, что он… ненормальный, — она не решалась произнести это вслух, но я и так всё поняла.
— Мам, гигиенический маникюр не делает мужчину геем! Барбершоп не делает! Крем для лица не делает! Это просто уход за собой!
— В моё время мужчины…
— Твоё время прошло! — я повысила голос, не сдержавшись, и люди за соседними столиками обернулись, чтобы посмотреть, что происходит. — Мам, сейчас двадцать первый век! Мужчины имеют право следить за собой! Это нормально!
— Для меня ненормально, — она сжала губы в тонкую линию. — И пока я жива, я буду говорить то, что думаю.
Я резко встала и, схватив свою сумку, направилась к выходу.
— Тогда говори. Но не Сергею. Мы не приедем к тебе до тех пор, пока ты не извинишься и не признаешь, что была не права.
После этого мы не виделись с мамой целых три месяца. Она не извинялась, я не уступала. Сергей постепенно возвращался к себе прежнему — снова начал ходить в барбершоп, сделал маникюр, купил новый крем для лица.
— Знаешь, что я понял? — сказал он однажды, с удовольствием разглядывая свои ухоженные руки. — Мнение Людмилы Васильевны не определяет, кто я есть. Я комфортно чувствую себя ухоженным. И это главное.
Мама позвонила только через четыре месяца. В её голосе звучала неприкрытая усталость.
— Алина, я скучаю. Может, приедете на выходных?
— Мам, ты собираешься извиниться перед Сергеем?
Наступила долгая, тягостная пауза.
— Я… Я не согласна с его выбором. Но я не будут комментировать.
Это не было извинением. Но это было своеобразным перемирием.
Мы приезжаем к маме раз в месяц. Она молчит, глядя на ухоженные руки Сергея и его стильную стрижку из барбершопа. Порой её губы непроизвольно сжимаются в тонкую линию, но она сдерживается. Я вижу, как ей хочется сказать что-нибудь язвительное про «настоящих мужчин», но она молчит.
Сергей делает вид, что не замечает её взглядов. Рассказывает о работе, помогает по хозяйству, остаётся вежливым. Мы не решили конфликт. Просто научились существовать рядом, игнорируя слона в комнате. Мама считает моего мужа «ненастоящим мужчиной». Я считаю её носительницей токсичных стереотипов. Сергей просто живёт своей жизнью, ухаживая за собой так, как считает нужным. Идеальной семейной гармонии нет. Но есть уважение границ. Мама может думать что угодно — главное, что она больше не озвучивает это вслух, не отравляет Сергею жизнь своими представлениями о маскулинности. А мой муж каждый месяц ходит в барбершоп и на маникюр. И выглядит чертовски хорошо. Ухоженно, стильно, уверенно. Как и положено современному мужчине. Которому плевать на стереотипы прошлого века.