Лидия только закончила готовить новогодний стол — оливье, селёдка под шубой, холодец, запечённая курица. На кухне гора грязной посуды, она мечтает о том, как после боя курантов наконец-то ляжет спать.
Виктор заходит на кухню с телефоном в руке, улыбается:
— Лида, я тут подумал… Завтра первое января, давай соберём всех наших! Позвоню Сашке, Петровичу, маме своей, сестре с детьми. Человек десять наберётся. Пусть приходят к обеду, часам к двум.
Лидия замирает с половником в руке:
— Ты что, с ума сошёл? Я всю ночь на ногах, мне отдыхать надо!
— Да ладно тебе! Новый год же! Надо отметить как следует, в семейном кругу. Ты у меня мастерица, быстро что-нибудь накроешь.
— Витя, я устала! У меня спина болит, ноги гудят…
— Фу, какая ты душная. Мы же одна семья! Должны помогать друг другу, а ты только о себе думаешь.
Лидия сжимает губы, чувствуя, как внутри закипает обида. Но привычка уступать берёт своё:
— Хорошо. Но ты мне поможешь хотя бы стол накрыть.
— Конечно-конечно! — машет рукой Виктор и уходит звонить друзьям.
Лидия просыпается в восемь утра с головной болью. Виктор храпит рядом. Она встаёт, идёт на кухню — гора вчерашней посуды, объедки на столе. Виктор так и не помог убраться.
Она начинает готовить: печёт пироги, делает новые салаты, жарит мясо. К двенадцати дня уже не чувствует ног.
Ровно в два часа звонок в дверь. Гости валят толпой — Сашка с женой и тремя детьми, Петрович с бутылками, сестра Виктора Надежда с подростком-сыном, и, конечно, свекровь Валентина Ивановна с критическим взглядом.
— Ой, Лидочка, ты что-то неважно выглядишь! — заявляет свекровь с порога. — Совсем себя не бережёшь!
Лидия молча помогает раздеваться, развешивает кучу курток. Дети уже носятся по квартире.
За столом Виктор наливает, чокается, рассказывает анекдоты. Гости хвалят:
— Вить, ты всегда умел принимать! Вот это гостеприимство!
Лидия сидит на краешке стула, встаёт каждые пять минут — то салат подать, то добавку принести, то чай разлить. Виктор даже не замечает — занят разговорами.
Свекровь пробует оливье, морщится:
— Лида, что-то солоновато. И огурцы надо было мельче резать. Я тебя столько лет учу — в одно ухо влетает, в другое вылетает.
— Мам, нормально всё! — отмахивается Виктор.
— Сыночек, ты просто не разбираешься. Вот я в твои годы…
Дети гостей разбегаются по квартире. Один из них, играя с мячом, задевает полку. Любимая ваза Лидии — подарок её покойной матери — падает и разбивается вдребезги.
Лидия вскакивает:
— Это была мамина ваза!
Сашка виноватым тоном:
— Ой, прости, Лидия Михайловна… Дети, знаешь, активные…
Виктор небрежно:
— Да ладно, Лидка! Купим новую, ещё лучше! Не из-за чего расстраиваться.
— Это был подарок мамы! Её больше нет!
— Ну и что теперь, рыдать будем? Праздник же!
Лидия стоит посреди осколков, чувствуя, как внутри что-то трескается вместе с вазой.
К вечеру гости расходиться не собираются. Петрович открывает третью бутылку, Сашка включает музыку. Дети измазали диван шоколадом.
Лидия собирает грязные тарелки — их уже две раковины. Руки в жиру, спина ноет.
Свекровь заходит на кухню:
— Ты посуду-то когда мыть будешь? Нельзя же так оставлять на ночь!
— Валентина Ивановна, я весь день на ногах…
— А кто тебя просил так себя запускать? Надо было заранее всё организовать! Вот я в молодости…
Лидия не слушает. Она механически моет тарелки, чувствуя, как накатывает усталость и обида.
В девять вечера Виктор, разгорячённый, громко заявляет гостям:
— Знаете что, друзья? Давайте каждый год первого января у нас собираться! Традицию заведём! Лидка у меня мастерица, всегда накроет!
Гости одобрительно гудят. Свекровь кивает:
— Вот это правильно! Семья должна держаться вместе!
Лидия замирает у раковины. Она смотрит на гору немытой посуды, на разбитую вазу, осколки которой ещё лежат в углу, на измазанный диван, на усталое отражение в окне.
И вдруг внутри что-то ломается. Окончательно.
Она кладёт губку, вытирает руки о полотенце. Снимает фартук и вешает его на крючок. Спокойно, без эмоций.
Идёт в спальню, достаёт из-под кровати старый чемодан. Начинает складывать вещи.
Виктор заходит, недоумённо:
— Лид, ты чего?
— Собираюсь.
— Куда?!
— К сестре. Или в гостиницу. Неважно.
— Ты что, с ума сошла?! Гости же!
Лидия поворачивается к нему. Впервые за много лет её голос звучит твёрдо и спокойно:
— Витя, я тридцать лет обслуживаю твоих гостей. Готовлю, мою, убираю. А ты даже спасибо не говоришь. Мою мамину вазу разбили — ты сказал "купим новую". Твоя мать меня унижает — ты молчишь. И теперь ты хочешь, чтобы я каждый год это повторяла?
— Но мы же семья!
— Семья — это когда уважают друг друга. А ты меня не уважаешь. Для тебя я прислуга.
Она закрывает чемодан, берёт его и идёт к выходу. Гости замолкают, наблюдая сцену.
Свекровь возмущённо:
— Лидия! Ты что творишь?! Позоришь семью!
— Валентина Ивановна, с меня хватит. Можете теперь учить Витю правильно резать огурцы.
Лидия уходит, не оглядываясь. Дверь закрывается. Виктор стоит посреди комнаты, растерянный. Гости начинают собираться — атмосфера праздника испарилась.
Через три дня Виктор стоит у порога сестры Лидии с цветами. Квартира дома пустая, немытая посуда, на диване пятна.
— Лид, давай поговорим…
— Говори.
— Я… я не понимал. Прости.
— Витя, я устала. Устала быть невидимкой. Устала обслуживать всех. Мне пятьдесят пять. У меня ещё есть время пожить для себя.
— Что ты хочешь?
— Уважения. Помощи. Чтобы ты видел, сколько я делаю. И чтобы твоя мать не учила меня жить в моей собственной квартире.
Виктор опускает голову. Он впервые понимает, что всё это время жена тянула всё на себе, а он считал это нормальным.
— Я изменюсь. Обещаю.
— Посмотрим, — Лидия не спешит собирать вещи. — А на следующее первое января гостей не будет. Или будут — но готовить будешь ты.
Лидия остаётся у сестры ещё неделю. Виктор каждый день звонит, извиняется, обещает. Когда она возвращается, квартира вымыта, посуда убрана, на столе цветы. Виктор неумело нарезает салат — учится.
Свекровь больше не приходит без приглашения. А Лидия записывается на курсы английского — давняя мечта. Впервые за долгие годы она чувствует, что её жизнь принадлежит ей.