— Убирайте свои столбы. Вы залезли на земли общего пользования.
Я говорила спокойно, даже не повышая голоса. В моей профессии крик — признак непрофессионализма. Но мужчина в синем поло, руководивший рабочими, даже не обернулся. Он был занят — тыкал пальцем в планшет, показывая узбекам, где копать траншею под фундамент.
— Женщина, идите помидоры поливать, — бросил он через плечо. — Не мешайте работать. Здесь будет капитальный забор. Кирпичный. Вам же лучше — не будете видеть мою стройку.
— Если вы зальете здесь фундамент, я поправила очки, вы перекроете пожарный проезд к трем участкам. И захватите полтора метра муниципальной земли. Это статья 7.1 КоАП РФ. Самовольное занятие земельного участка.
Теперь-то он повернулся. Виталий. Купил соседний участок полгода назад. Снес старый домик ветерана Петра Ильича и теперь возводил там что-то похожее на средневековый форт. Ему было лет сорок, на запястье блестели часы ценой в мою годовую пенсию.
— Слушай, бабуля, — он подошел к сетке-рабице, разделяющей нас. — Ты кто такая? Юрист?
— Я кадастровый инженер, — ответила я. — На пенсии. Но память у меня хорошая. И я знаю, где здесь проходят линии границ.
Виталий расхохотался. Громко, картинно, чтобы рабочие оценили.
— Инженер! Ну надо же. А я — собственник. У меня в выписке ЕГРН всё четко. Мои границы — где хочу, там и ставлю. У меня геодезисты были, всё отстреляли. Так что иди, мать, не пыли. Забор будет здесь.
Он отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена. Рабочие включили бетономешалку.
Я вздохнула. Жаль. Я действительно хотела по-хорошему.
Вернувшись в дом, я не стала пить валерьянку или звонить подругам жаловаться на хама. Я открыла старый, еще советский сейф в кабинете.
Там лежали не деньги. Там лежала история этого поселка.
В 2008 году я лично проводила здесь комплексные кадастровые работы. Я помнила каждый поворотный пункт, каждый межевой знак. И я прекрасно знала, что участок Виталия имеет сложную конфигурацию, а та прямая линия, которую он сейчас «выпрямлял» за счет дороги — это грубейшее нарушение.
Я достала ноутбук. Зашла на публичную кадастровую карту. Сверила координаты. Ну конечно. Он решил «прирезать» себе две сотки за счет проезда, сузив дорогу до трех метров. Пожарная машина не пройдет.
— Алло, — набрала я номер. — Андрей Сергеевич? Здравствуй. Это Галина Петровна беспокоит. Да, та самая... Слушай, у нас тут в СНТ «Рассвет» намечается внеплановая проверка земельного контроля. Да, прямо сейчас заливают. Нет, координат у них нет, выноса точек в натуру не делали, я проверила реестр заявок. Акт согласования границ со мной никто не подписывал. Жду.
Через два дня, когда фундамент уже застыл и рабочие начали кладку кирпича, к участку Виталия подъехала белая «Нива» с логотипом Росреестра.
Виталий выскочил из ворот, на ходу надевая пиджак — видимо, думал, что приехал кто-то из его партнеров.
— Добрый день! — радушно начал он, но осекся, увидев инспектора с тахеометром.
— Государственный земельный надзор, — сухо представился инспектор. — Поступил сигнал о нарушении земельного законодательства. Будем проводить контрольные измерения.
Виталий изменился в лице. Он метнул взгляд на мой участок. Я стояла у своей калитки, держа в руках папку с документами. Молча.
— Да какой надзор?! — взвизгнул сосед. — Это мой участок! Частная собственность! Я купил! Вот документы!
Он тыкал в телефон.
— Документы мы проверим, — спокойно ответил инспектор, устанавливая треногу. — Галина Петровна, не поможете сориентироваться? Где тут у вас сохранились пункты полигонометрии?
Виталий замер. Он смотрел то на инспектора, то на меня.
— Вы... знакомы?
— Галина Петровна тридцать лет возглавляла отдел землеустройства нашего района, — не отрываясь от окуляра, сказал инспектор. — Она этот поселок межевала, когда вы, гражданин, еще в школу ходили.
Замеры заняли двадцать минут. Вердикт был сухим и убийственным, как щелчок затвора.
— Наложение границ на земли общего пользования. Площадь самозахвата — 145 квадратных метров. Нарушение красных линий. Перекрытие пожарного проезда.
Инспектор достал планшет.
— Составляем протокол по статье 7.1 КоАП РФ. Штраф для физлиц — от 1 до 1,5 процента кадастровой стоимости захваченного участка, но не менее 5 тысяч рублей. Учитывая кадастровую стоимость земли в этом районе... тысяч на 15–20 штраф потянет. Это раз.
Виталий нервно усмехнулся:
— Да заплачу я ваши двадцать тысяч! Пишите! Зато забор стоять будет.
— Не будет, — вмешалась я.
Я протянула инспектору второй документ.
— Андрей Сергеевич, тут еще нарушение противопожарных норм. Расстояние от его строения до оси дороги — менее пяти метров. Я уже составила заявление в прокуратуру и МЧС. Плюс — иск о сносе самовольной постройки.
Виталий побледнел.
— Какой снос? Я в этот фундамент полмиллиона вложил! Бетон, арматура, работа!
— Это ваши риски, — ответила я. — Я вас предупреждала до начала работ. Вы выбрали хамить, а не слушать.
— Да мы договоримся! — он бросился ко мне, мгновенно растеряв всю спесь. — Галина Петровна! Ну зачем сразу прокуратура? Ну давайте я вам... я вам забор поставлю? Новый! Из профлиста! Бесплатно!
Я посмотрела на него. На его дорогие часы. На его панику. Странно, но мне его даже жалко не было. Взрослый мужик, а ведет себя как нашкодивший двоечник.
— У меня хороший забор, — сказала я. — Сетка. Сквозь неё солнце проходит, помидорам свет нужен. А ваш кирпичный монстр мне здесь не нужен. У вас есть три недели на добровольный демонтаж. Потом придут приставы, снесут принудительно, а счет за работы, с исполнительским сбором, выставят вам. Плюс пени за каждый день просрочки исполнения решения суда.
Я развернулась и пошла в дом.
Через месяц я пила чай на веранде. Было слышно, как за забором работает отбойный молоток. Это наемные рабочие Виталия разбивали бетонную ленту фундамента. Ломать — не строить, но тоже стоит денег.
Виталий больше не здоровается. Проходит мимо, отворачиваясь. Обиделся.
А я думаю: странные люди. Тратят миллионы на кирпичи, но жалеют пять тысяч на вызов геодезиста перед стройкой. И совсем не тратят времени на то, чтобы просто по-человечески поговорить с соседями.
Зато дорога теперь широкая. Как и положено по генплану 2008 года.