«1925 год был необыкновенно богат на самоубийства» – эти слова Николая Сванидзе красноречиво рисуют картину эпохи, предваряющей трагический финал жизни Сергея Есенина. Прощание с жизнью стало своеобразным лейтмотивом его поэзии в 1925 году.
Последний год Сергея Александровича Есенина (1895-1925), наполненный бурными событиями, творческими порывами и внутренними терзаниями, оборвался в гостинице «Англетер» 28 декабря 1925 года. Последнее стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья...», написанное, по свидетельству Вольфа Эрлиха, кровью из-за отсутствия чернил, до сих пор вызывает споры.
Сергей Есенин
До свиданья, друг мой, до свиданья…
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, –
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
1925
Судебно-медицинская экспертиза, сделанная по корочке с рукописи, подтвердила: для написания такого объема текста понадобилось около 0,2 мл человеческой крови. Эта деталь, лишь одна из многих, подпитывает устойчивое убеждение, что смерть поэта могла быть не самоубийством, а тщательно инсценированной трагедией.
«В 25 году тридцатилетний Сергей Александрович Есенин – первый поэт России», – отмечает Николай Сванидзе. Именно в этом году началась подготовка полного собрания его сочинений, договор с Госиздатом был подписан 30 июня. Есенин говорил: «Вот в России почти все поэты умирали, не увидев полного издания своих сочинений. А я вот увижу свое собрание».
И всё же я не предлагаю в этой статье искать ответ на вопрос, было ли это самоубийство или убийство, а лишь хочу посмотреть на то, что происходило с поэтом в этот год, и почитать стихи, написанные Есениным в последний год своей жизни.
1925 год поэт встретил в Батуме, в Закавказье он жил с сентября 1924 года.
Сергей Есенин
Батум (отрывок)
Корабли плывут
В Константинополь.
Поезда уходят на Москву.
От людского шума ль
Иль от скопа ль
Каждый день я чувствую
Тоску.
Далеко я,
Далеко заброшен,
Даже ближе
Кажется луна.
Пригоршнями водяных горошин
Плещет черноморская
Волна.
Каждый день
Я прихожу на пристань,
Провожаю всех,
Кого не жаль,
И гляжу все тягостней
И пристальней
В очарованную даль.
…
1925
1 марта поэт на месяц вернулся в Москву. На фотографии, сделанной в марте 1925 года, он сидит за столом в квартире Галины Бениславской на углу Большой Никитской и Брюсова переулка (ул. Неждановой 2/14, собственной квартиры в это время у Есенина не было) со своей матерью Татьяной Федоровной.
Сестра поэта Александра так вспоминала эту встречу: «В конце февраля 1925 года Сергей приехал с Кавказа. Из самовара мы пили чай, так как у нас не было большого чайника. Этот самовар есть на фотографии, где Сергей сидит с мамой и читает ей стихи. Снимок был сделан у нас в Брюсовском переулке в марте 1925 года. Мама тогда приезжала навестить нас, а Сергей читал ей поэму «Анна Снегина»»
Сергей Есенин
Заря окликает другую
Заря окликает другую,
Дымится овсяная гладь...
Я вспомнил тебя, дорогую,
Моя одряхлевшая мать.
Как прежде ходя на пригорок,
Костыль свой сжимая в руке,
Ты смотришь на лунный опорок,
Плывущий по сонной реке.
И думаешь горько, я знаю,
С тревогой и грустью большой,
Что сын твой по отчему краю
Совсем не болеет душой.
Потом ты идешь до погоста
И, в камень уставясь в упор,
Вздыхаешь так нежно и просто
За братьев моих и сестер.
Пускай мы росли ножевые,
А сестры росли, как май,
Ты все же глаза живые
Печально не подымай.
Довольно скорбеть! Довольно!
И время тебе подсмотреть,
Что яблоне тоже больно
Терять своих листьев медь.
Ведь радость бывает редко,
Как вешняя звень поутру,
И мне – чем сгнивать на ветках –
Уж лучше сгореть на ветру.
1925
В этот же период, в марте 1925 года, Есенин знакомится с Софьей Андреевной Толстой, внучкой Льва Николаевича. Она заведовала библиотекой Союза писателей, и поэт, пораженный ее аристократизмом, очень сильно робел перед ней. Но их роман развивался стремительно.
Впервые они встретились на дне рождения у Галины Бениславской. «На квартире у Гали Бениславской, в Брюсовском переулке, где одно время жили Есенин и его сестра Катя, как-то собрались писатели, друзья и товарищи Сергея и Гали. Был приглашён и Борис Пильняк, вместе с ним пришла я. Нас познакомили… Чувствовала я себя весь вечер как-то особенно радостно и легко… Наконец я стала собираться. Было очень поздно. Решили, что Есенин пойдёт меня провожать. Мы вышли с ним вместе на улицу и долго бродили по ночной Москве… Эта встреча и решила мою судьбу…», – вспоминала Софья Андреевна.
После этой прогулки по Москве поэт, полный решимости «отобью», начал звонить девушке ежедневно, а затем пригласил на вечеринку по поводу своего отъезда в «Персию». «Сижу на диване и на коленях у меня пьяная, золотая, милая голова. Руки целует, и такие слова — нежные и трогательные. А потом вскочит и начинает плясать. <…> когда он останавливался и вскидывал голову <…> был почти прекрасен», – описывала свои впечатления Софья Андреевна.
Сергей Есенин
Ну, целуй меня, целуй
Ну, целуй меня, целуй,
Хоть до крови, хоть до боли.
Не в ладу с холодной волей
Кипяток сердечных струй.
Опрокинутая кружка
Средь веселых не для нас.
Понимай, моя подружка,
На земле живут лишь раз!
Оглядись спокойным взором,
Посмотри: во мгле сырой
Месяц, словно желтый ворон,
Кружит, вьется над землей.
Ну, целуй же! Так хочу я.
Песню тлен пропел и мне.
Видно, смерть мою почуял
Тот, кто вьется в вышине.
Увядающая сила!
Умирать так умирать!
До кончины губы милой
Я хотел бы целовать.
Чтоб все время в синих дремах,
Не стыдясь и не тая,
В нежном шелесте черемух
Раздавалось: «Я твоя».
И чтоб свет над полной кружкой
Легкой пеной не погас –
Пей и пой, моя подружка:
На земле живут лишь раз!
1925
30 марта Есенин вновь отправился в Баку. Здесь поэт работал над циклом стихотворений «Персидские мотивы», гостил у своего друга Петра Чагина, редактора газеты «Бакинский рабочий», участвовал в занятиях литературного кружка. И поэтому свои новые произведения Есенин печатал на страницах газеты «Бакинский рабочий». Так в начале апреля свет увидели ещё два стихотворения, написанные во время пребывания в Москве:
Сергей Есенин
Несказанное, синее, нежное...
Несказанное, синее, нежное...
Тих мой край после бурь, после гроз,
И душа моя – поле безбрежное –
Дышит запахом меда и роз.
Я утих. Годы сделали дело,
Но того, что прошло, не кляну.
Словно тройка коней оголтелая
Прокатилась во всю страну.
Напылили кругом. Накопытили.
И пропали под дьявольский свист.
А теперь вот в лесной обители
Даже слышно, как падает лист.
Колокольчик ли? Дальнее эхо ли?
Все спокойно впивает грудь.
Стой, душа, мы с тобой проехали
Через бурный положенный путь.
Разберемся во всем, что видели,
Что случилось, что сталось в стране,
И простим, где нас горько обидели
По чужой и по нашей вине.
Принимаю, что было и не было,
Только жаль на тридцатом году –
Слишком мало я в юности требовал,
Забываясь в кабацком чаду.
Но ведь дуб молодой, не разжелудясь,
Так же гнется, как в поле трава...
Эх ты, молодость, буйная молодость,
Золотая сорвиголова!
1925
Сергей Есенин
Собаке Качалова (отрывок)
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду.
Давай с тобой полаем при луне
На тихую, бесшумную погоду.
Дай, Джим, на счастье лапу мне.
Пожалуйста, голубчик, не лижись.
Пойми со мной хоть самое простое.
Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
Не знаешь ты, что жить на свете стоит.
Хозяин твой и мил и знаменит,
И у него гостей бывает в доме много,
И каждый, улыбаясь, норовит
Тебя по шерсти бархатной потрогать.
…
1925
Стихотворение полное нежности к псу Джиму, было написано после встречи с актером Василием Ивановичем Качаловым, который оставил много воспоминаний о дружбе Есенина с его Джимом. Когда поэт приехал в Москву, друзья привели его для знакомства в дом знаменитого артиста. Качалов вспоминал:
«Часам к 12 ночи я отыграл спектакль, прихожу домой…
Небольшая компания моих друзей и Есенин сидят у меня… поднимаюсь по лестнице и слышу радостный лай Джима, той самой собаки, которой Есенин потом посвятил стихи. Тогда Джиму было всего 4 месяца.
Я вошел, увидел Есенина и Джима, они уже познакомились и сидели на диване, вплотную прижавшись друг к другу. Есенин одной рукой обнял Джима за шею, а другой держал его лапу и хриплым баском приговаривал: «Что за лапа! Я сроду не видал такой.» Джим радостно взвизгивал, стремительно высовывал голову из подмышки Есенина и лизал его лицо.
Когда Есенин читал стихи, Джим внимательно смотрел ему в рот.
Перед уходом Есенин долго жал ему лапу: «Ах, трудно с тобой расстаться!... Я сегодня же напишу ему стихи.»
Весенний Баку немного развеял грусть поэта. Существует легенда, что якобы для поэта, страстно мечтавшего о Персии, власти Азербайджана устроили «спектакль»: несколько часов его возили по Каспийскому морю, затем высадили у берегов Мардакяны. Женщины в чадрах, бывшая ханская дача с огромным садом и фонтанами, где разместили поэта, – ну чем не настоящая Персия. Есенину понравилось, и в этой восточной атмосфере он завершил свой знаменитый цикл «Персидские мотивы» и написал много прекрасных стихов.
Сергей Есенин
Голубая да веселая страна (цикл «Персидские мотивы»)
Голубая да веселая страна.
Честь моя за песню продана.
Ветер с моря, тише дуй и вей –
Слышишь, розу кличет соловей?
Слышишь, роза клонится и гнется –
Эта песня в сердце отзовется.
Ветер с моря, тише дуй и вей –
Слышишь, розу кличет соловей?
Ты – ребенок, в этом спора нет,
Да и я ведь разве не поэт?
Ветер с моря, тише дуй и вей –
Слышишь, розу кличет соловей?
Дорогая Гелия, прости.
Много роз бывает на пути,
Много роз склоняется и гнется,
Но одна лишь сердцем улыбнется.
Улыбнемся вместе – ты и я –
За такие милые края.
Ветер с моря, тише дуй и вей –
Слышишь, розу кличет соловей?
Голубая да веселая страна.
Пусть вся жизнь моя за песню продана,
Но за Гелию в тенях ветвей
Обнимает розу соловей.
Апрель 1925
Друзья «делали всё, чтобы ему было хорошо», но это не смогло окончательно разогнать внутренние бури. Однажды поэту захотелось познакомиться с нефтепромыслом. И там произошел странный эпизод: когда уже решили возвращаться, Есенин, оказавшись у края резервуара с нефтью, вдруг бросился вниз. Последствия купания были серьезны: диагностированы воспаление легких и «скоротечная горловая чахотка». Врачи строго предупредили: «Молодой человек, вам надо срочно изменить образ жизни. И не только бросить пить, но даже и не курить».
Сергей Есенин
Песня (Есть одна хорошая песня у соловушки…)
Есть одна хорошая песня у соловушки –
Песня панихидная по моей головушке.
Цвела – забубённая, росла – ножевая,
А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
Думы мои, думы! Боль в висках и темени.
Промотал я молодость без поры, без времени.
Как случилось-сталось, сам не понимаю.
Ночью жесткую подушку к сердцу прижимаю.
Лейся, песня звонкая, вылей трель унылую.
В темноте мне кажется – обнимаю милую.
За окном гармоника и сиянье месяца.
Только знаю – милая никогда не встретится.
Эх, любовь-калинушка, кровь – заря вишневая,
Как гитара, старая и, как песня, новая.
С теми же улыбками, радостью и муками,
Что певалось дедами, то поется внуками.
Пейте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха -
Все равно любимая отцветет черемухой.
Я отцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?
В молодости нравился, а теперь оставили.
Потому хорошая песня у соловушки,
Песня панихидная по моей головушке.
Цвела – забубённая, была – ножевая,
А теперь вдруг свесилась, словно неживая.
1925
Сергей Есенин
Не вернусь я в отчий дом (отрывок)
…
Но на склоне наших лет
В отчий дом ведут дороги.
Повезут глухие дроги
Полутруп, полускелет.
Ведь недаром с давних пор
Поговорка есть в народе:
Даже пес в хозяйский двор
Издыхать всегда приходит.
Ворочусь я в отчий дом,
Жил и не́ жил бедный странник…
........................
В синий вечер над прудом
Прослезится коноплянник.
1925
Сергей Есенин
Прощай, Баку! Тебя я не увижу…
Прощай, Баку! Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг.
И сердце под рукой теперь больней и ближе,
И чувствую сильней простое слово: друг.
Прощай, Баку! Синь тюркская, прощай!
Хладеет кровь, ослабевают силы.
Но донесу, как счастье, до могилы
И волны Каспия, и балаханский май.
Прощай, Баку! Прощай, как песнь простая!
В последний раз я друга обниму…
Чтоб голова его, как роза золотая,
Кивала нежно мне в сиреневом дыму.
1925
В июне 1925 года Есенин возвращается и переезжает к Софье Андреевне. 2 июля она пишет другу: «Мой жених поэт Сергей Есенин. Я очень счастлива и очень люблю». А поэт 14 июля, находясь на родине в Константинове, написал:
Сергей Есенин
Видно, так заведено навеки
Видно, так заведено навеки –
К тридцати годам перебесясь,
Все сильней, прожженные калеки,
С жизнью мы удерживаем связь.
Милая, мне скоро стукнет тридцать,
И земля милей мне с каждым днем.
Оттого и сердцу стало сниться,
Что горю я розовым огнем.
Коль гореть, так уж гореть сгорая,
И недаром в липовую цветь
Вынул я кольцо у попугая –
Знак того, что вместе нам сгореть.
То кольцо надела мне цыганка.
Сняв с руки, я дал его тебе,
И теперь, когда грустит шарманка,
Не могу не думать, не робеть.
В голове болотный бродит омут,
И на сердце изморозь и мгла:
Может быть, кому-нибудь другому
Ты его со смехом отдала?
Может быть, целуясь до рассвета,
Он тебя расспрашивает сам,
Как смешного глупого поэта
Привела ты к чувственным стихам.
Ну и что ж! Пройдет и эта рана.
Только горько видеть жизни край.
В первый раз такого хулигана
Обманул проклятый попугай.
14 июля 1925
Сергей Есенин
Вижу сон. Дорога черная… (отрывок)
Вижу сон. Дорога черная.
Белый конь. Стопа упорная.
И на этом на коне
Едет милая ко мне.
Едет, едет милая,
Только нелюбимая.
Эх, береза русская!
Путь-дорога узкая.
Эту милую, как сон,
Лишь для той, в кого влюблен,
Удержи ты ветками,
Как руками меткими.
…
1925
И в июле же Есенин снова поехал в Баку, на этот раз с будущей женой. Этот «азербайджанский вояж» стал последним.
Сергей Есенин
Гори, звезда моя, не падай
Гори, звезда моя, не падай.
Роняй холодные лучи.
Ведь за кладбищенской оградой
Живое сердце не стучит.
Ты светишь августом и рожью
И наполняешь тишь полей
Такой рыдалистою дрожью
Неотлетевших журавлей.
И, голову вздымая выше,
Не то за рощей – за холмом
Я снова чью-то песню слышу
Про отчий край и отчий дом.
И золотеющая осень,
В березах убавляя сок,
За всех, кого любил и бросил,
Листвою плачет на песок.
Я знаю, знаю. Скоро, скоро
Ни по моей, ни чьей вине
Под низким траурным забором
Лежать придется так же мне.
Погаснет ласковое пламя,
И сердце превратится в прах.
Друзья поставят серый камень
С веселой надписью в стихах.
Но, погребальной грусти внемля,
Я для себя сложил бы так:
Любил он родину и землю,
Как любит пьяница кабак.
17 августа 1925
3 сентября 1925 года Есенин и Софья выехали из Баку в Москву, а 18 сентября 1925 года, спустя несколько месяцев после знакомства, Есенин и Толстая поженились.
Софья Андреевна, став женой поэта, полностью посвятила себя ему: следила за его здоровьем, помогала с подготовкой его стихов для публикации и, казалось, была по-настоящему счастлива. Однако сам Есенин, отвечая на расспросы знакомых о своей жизни, лишь мрачно констатировал: «Готовлю собрание сочинений в трех томах и живу с нелюбимой женщиной».
Сергей Есенин
Листья падают, листья падают…
Листья падают, листья падают.
Стонет ветер,
Протяжен и глух.
Кто же сердце порадует?
Кто его успокоит, мой друг?
С отягченными веками
Я смотрю и смотрю на луну.
Вот опять петухи кукарекнули
В обосененную тишину.
Предрассветное. Синее. Раннее.
И летающих звезд благодать.
Загадать бы какое желание,
Да не знаю, чего пожелать.
Что желать под житейскою ношею,
Проклиная удел свой и дом?
Я хотел бы теперь хорошую
Видеть девушку под окном.
Чтоб с глазами она васильковыми
Только мне –
Не кому-нибудь –
И словами и чувствами новыми
Успокоила сердце и грудь.
Чтоб под этою белою лунностью,
Принимая счастливый удел,
Я над песней не таял, не млел
И с чужою веселою юностью
О своей никогда не жалел.
1925
Сергей Есенин
Над окошком месяц. Под окошком ветер…
Над окошком месяц. Под окошком ветер.
Облетевший тополь серебрист и светел.
Дальний плач тальянки, голос одинокий –
И такой родимый, и такой далекий.
Плачет и смеется песня лиховая.
Где ты, моя липа? Липа вековая?
Я и сам когда-то в праздник спозаранку
Выходил к любимой, развернув тальянку.
А теперь я милой ничего не значу.
Под чужую песню и смеюсь и плачу.
1925
Семейного счастья не получилось. Как вспоминала сестра поэта, Александра, он вновь часто уходил из дома, возвращался нетрезвым, супруги ссорились. Есенин писал: «Все, на что я надеялся, о чем мечтал, идет прахом. Видно, в Москве мне не остепениться. Семейная жизнь не клеится, хочу бежать. Куда? На Кавказ». А поэт Георгий Иванов вспоминал: «Есенин чуть не каждую ночь кричал на весь ресторан, а то и на всю Красную площадь – «Бей коммунистов – спасай Россию».
Поэта Сергея Есенина знали все милиционеры центральных участков. Однако делам на поэта велено было не давать хода. Несмотря на обвинения в хулиганстве и антисоветчине, постоянные доносы и травлю в прессе, Есенин продолжал творить, завершая «Черного человека» и готовя собрание сочинений для издательства. «Теперь я буду писать о зиме. Весна, лето, осень как фон у меня есть, не хватает только зимы», – решил поэт.
Сергей Есенин
Слышишь – мчатся сани…
Слышишь – мчатся сани, слышишь – сани мчатся.
Хорошо с любимой в поле затеряться.
Ветерок веселый робок и застенчив,
По равнине голой катится бубенчик,
Эх вы, сани, сани! Конь ты мои буланый!
Где-то на поляне клен танцует пьяный.
Мы к нему подъедем, спросим – что такое?
И станцуем вместе под тальянку трое.
3 октября 1925
Сергей Есенин
Снежная замять крутит бойко
Снежная замять крутит бойко,
По полю мчится чужая тройка.
Мчится на тройке чужая младость.
Где мое счастье? Где моя радость?
Все укатилось под вихрем бойким
Вот на такой же бешеной тройке.
4-5 октября 1925
Тяжелый запой, случившийся с поэтом осенью, привел его 26 ноября в психиатрическую клинику знаменитого доктора Ганнушкина, куда он запретил приходить Софье, намереваясь расстаться с ней и переехать в Ленинград. Есенин обратился к поэту Эрлиху с просьбой найти жилье в городе на Неве. При этом он продолжал писать стихи. В больнице было создано знаменитое «Клен ты мой опавший» и пронзительное «Ты меня не любишь, не жалеешь».
Сергей Есенин
Клен ты мой опавший…
Клен ты мой опавший, клен заледенелый,
Что стоишь, нагнувшись, под метелью белой?
Или что увидел? Или что услышал?
Словно за деревню погулять ты вышел
И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки.
Там вон встретил вербу, там сосну приметил,
Распевал им песни под метель о лете.
Сам себе казался я таким же кленом,
Только не опавшим, а вовсю зеленым.
И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку.
28 ноября 1925
Сергей Есенин
Ты меня не любишь, не жалеешь
Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.
Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?
Знаю я – они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.
Пуст твои полузакрыты очи
И ты думаешь о ком-нибудь другом,
Я ведь сам люблю тебя не очень,
Утопая в дальнем дорогом.
Этот пыл не называй судьбою,
Легкодумна вспыльчивая связь, –
Как случайно встретился с тобою,
Улыбнусь, спокойно разойдясь.
Да и ты пойдешь своей дорогой
Распылять безрадостные дни,
Только нецелованных не трогай,
Только негоревших не мани.
И когда с другим по переулку
Ты пойдешь, болтая про любовь,
Может быть, я выйду на прогулку,
И с тобою встретимся мы вновь.
Отвернув к другому ближе плечи
И немного наклонившись вниз,
Ты мне скажешь тихо: «Добрый вечер...»
Я отвечу: «Добрый вечер, miss».
И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь, –
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.
3 декабря 1925
Софья Андреевна понимала, что Есенин к ней не вернется, – 18 декабря она написала маме и брату:
«…Потом я встретила Сергея. И я поняла, что это очень большое и роковое. Это не было ни чувственностью, ни страстью. Как любовник он мне совсем не был нужен. Я просто полюбила его всего. Остальное пришло потом. Я знала, что иду на крест, и шла сознательно… Я хотела жить только для него.
Если вы любите меня, то я прошу ни в мыслях, ни в словах никогда Сергея не осуждать и ни в чём не винить. Что из того, что он пил и пьяным мучил меня? Он любил меня, и его любовь всё покрывала. И я была счастлива, безумно счастлива… Он дал мне счастье любить его. А носить в себе такую любовь, какую он, душа его, родили во мне, – это бесконечное счастье…»
Несмотря на благоприятные условия, которые были созданы в больнице для поэта, он прервал лечение раньше срока и 21 декабря ушел из психиатрической клиники на Пироговке.
Критик Александр Воронский вспоминал: «Морозной зимней ночью на Тверской я увидел Есенина, вылезающего из саней. На нем был цилиндр и пушкинская крылатка. Есенин старательно закутывался в ней. Он был трезв. Я спросил: “Что это все означает, зачем такой маскарад?” Он улыбнулся: “Хочу походить на Пушкина, лучшего поэта в мире”. И, расплатившись с извозчиком, добавил: “Очень мне скучно”».
Сергей Есенин
Может, поздно, может, слишком рано
Может, поздно, может, слишком рано,
И о чем не думал много лет,
Походить я стал на Дон-Жуана,
Как заправский ветреный поэт.
Что случилось? Что со мною сталось?
Каждый день я у других колен.
Каждый день к себе теряю жалость,
Не смиряясь с горечью измен.
Я всегда хотел, чтоб сердце меньше
Вилось в чувствах нежных и простых,
Что ж ищу в очах я этих женщин –
Легкодумных, лживых и пустых?
Удержи меня, мое презренье,
Я всегда отмечен был тобой.
На душе холодное кипенье
И сирени шелест голубой.
На душе – лимонный свет заката,
И все то же слышно сквозь туман, –
За свободу в чувствах есть расплата,
Принимай же вызов, Дон-Жуан!
И, спокойно вызов принимая,
Вижу я, что мне одно и то ж –
Чтить метель за синий цветень мая,
Звать любовью чувственную дрожь.
Так случилось, так со мною сталось,
И с того у многих я колен,
Чтобы вечно счастье улыбалось,
Не смиряясь с горечью измен.
13 декабря 1925
24 декабря 1925 года Сергей Есенин приехал в Ленинград и остановился в гостинице «Англетер». В эти последние дни он общался с журналистом Георгием Устиновым и его женой, уверяя их, что уезжает из Москвы навсегда и намерен начать новую жизнь, бросив пить. Поэт даже собирался оставить написание стихов и сосредоточиться на прозе.
28 декабря, когда друзья поэта не смогли достучаться в его номер, они взломали дверь и обнаружили поэта с петлей на шее, а вокруг был страшный беспорядок. Смерть поэта при загадочных обстоятельствах вызвала длительное расследование, которое официально пришло к выводу о самоубийстве.
31 декабря 1925 года Сергея Есенина похоронили в Москве на Ваганьковском кладбище. Перед погребением гроб с телом поэта пронесли вокруг памятника Пушкину, признав в Есенине «достойного преемника пушкинской славы». Тысячи людей пришли проводить в последний путь народного поэта. Надпись на траурном полотнище признавала Сергея Есенина «Великим национальным русским поэтом».
Анна Ахматова
Памяти Сергея Есенина
Так просто можно жизнь покинуть эту,
Бездумно и безбольно догореть.
Но не дано Российскому поэту
Такою светлой смертью умереть.
Всего верней свинец душе крылатой
Небесные откроет рубежи,
Иль хриплый ужас лапою косматой
Из сердца, как из губки, выжмет жизнь.
1925
С любовью, ваша Света В
Мой Телеграм-канал, где есть ещё много всего интересного и каждый день я публикую одну из замечательных картин художников и стихотворение наших великолепных поэтов.