— Женя, смотри! — Ника ворвалась в квартиру, даже не сняв пуховик, и сунула мужу под нос телефон. — Я забронировала! «Старая мельница», столик у окна, вид на Неву. На двоих!
Женя оторвался от телевизора, где шёл какой-то боевик, и моргнул.
— Что забронировала?
— На Новый год же! — Ника скинула наконец пуховик прямо на пол и плюхнулась рядом с мужем на диван. — Помнишь, ты ещё год назад говорил, что хорошо бы один раз отметить где-нибудь красиво? Ну вот, я решила сделать сюрприз.
Женя почесал затылок. На экране кто-то громко стрелял, он выключил звук.
— Ник, это здорово, конечно...
— Что «но»? — Она сразу насторожилась. — У тебя же лицо такое, как будто я предложила полететь на Марс.
— Да нет, классная идея. Просто мама вчера звонила, спрашивала, во сколько мы к ней приедем тридцать первого. Я подумал, что, ну... как обычно.
Ника откинулась на спинку дивана и уставилась в потолок.
— Женя. Мы два года подряд отмечали у твоей мамы. Два года. Я готовила салаты с четырёх утра, потому что свекровь считает, что покупные — это западло. Я улыбалась твоей бабушке, когда она в пятый раз рассказывала про то, как праздновали в восемьдесят третьем. Я терпела намёки Веры, что моя «шуба» недостаточно слоёная.
— Ну Верка всегда такая, она придирается ко всем, — попытался оправдаться Женя.
— Не в этом дело! — Ника вскочила с дивана. — Дело в том, что я хочу один раз, один чёртов раз, встретить Новый год красиво. В платье, а не в фартуке. С шампанским, а не с салатницей в руках. С тобой, а не с твоей родней!
Женя молчал, глядя в выключенный телевизор.
— Ладно, — наконец сказал он. — Я поговорю с мамой.
— Правда? — Ника присела на подлокотник.
— Правда. Объясню, что мы хотим провести этот Новый год вдвоём.
Она обняла его за шею.
— Спасибо. Я так устала от этих семейных сборищ. Мне тридцать скоро, а я до сих пор чувствую себя как на экзамене у твоей матери.
Женя похлопал её по руке, но в глазах у него было что-то напряжённое.
***
На следующий день Ника сидела в офисе строительной компании, разбирая очередную партию накладных, когда зазвонил телефон. Свекровь. Ника поморщилась и нажала на зелёную кнопку.
— Алло, Олеся Сергеевна.
— Никочка, здравствуй, — голос свекрови был подчёркнуто ласковым. — Ты не занята?
— Работаю, но могу поговорить.
— Хорошо, не буду долго. Просто хотела уточнить насчёт праздника. Ты будешь делать свой оливье или лучше Верочке попросить? А то она вчера спрашивала.
Ника сжала трубку покрепче.
— Олеся Сергеевна, Женя вам не сказал? Мы в этом году не сможем. Решили отметить отдельно.
Пауза была такой долгой, что Ника даже проверила, не оборвалась ли связь.
— Понятно, — наконец произнесла свекровь. Голос стал другим — жёстким, как промёрзшая земля. — Значит, отдельно.
— Ну да, мы просто подумали...
— Я всё поняла, Ника. Спасибо, что предупредила.
Короткие гудки. Ника откинулась на спинку офисного кресла и выругалась про себя. Надо было настоять, чтобы Женя сам всё объяснил.
Вечером, когда муж пришёл с работы — грязный, уставший, пахнущий стройкой, — она сразу спросила:
— Ты говорил с мамой?
— Говорил, — Женя стянул ботинки и пошёл в ванную. — Сказал, что у нас свои планы.
— И что она?
— Ничего особенного. Сказала «хорошо» и положила трубку.
— Мне сегодня звонила, — крикнула Ника ему вслед. — Спрашивала про салаты. Как будто ты ничего не говорил!
Из ванной донеслось бульканье воды.
— Может, не поняла сразу, — отозвался Женя. — Или думала, что ты передумаешь.
Ника скрестила руки на груди. Что-то в этой ситуации было не так, но она не могла понять, что именно.
***
Двадцать второго декабря, в субботу, они с Женей ездили за покупками в торговый центр. Народу было столько, что приходилось протискиваться между тележками. Ника выбирала новое платье для ресторана, когда Жене позвонила Вера.
— Алло, Верк, — он отошёл в сторону, но Ника всё равно слышала. — Чего? Ну да, мы так решили... Верк, ты чего кипятишься? Это наше дело... Нет, она не... Слушай, не говори так!
Ника бросила платье и подошла к мужу.
— Что случилось?
Женя отвёл телефон от уха — оттуда доносился взволнованный голос сестры.
— Вера говорит, что мама вчера весь вечер ревела. Что мы разрушаем традиции.
— Дай мне трубку, — Ника протянула руку.
— Не надо, — Женя покачал головой. — Я сам разберусь.
Он снова приложил телефон к уху:
— Вера, мы взрослые люди, можем решать, где нам встречать праздник. Да, я понимаю, что мама расстроилась, но... Верка, ну хватит! Хорош давить на жалость!
Он сбросил звонок и сунул телефон в карман.
— Господи, ну что за цирк, — пробормотал он. — Как будто мы объявили, что уезжаем навсегда в Австралию.
— А что сестрица-то говорила? — осторожно спросила Ника.
— Да всё то же самое. Что невестка должна понимать свои обязанности, что нормальные жёны не разлучают мужей с семьями на праздники.
— Обязанности? — Ника почувствовала, как внутри закипает. — Какие ещё обязанности? Я что, крепостная?
— Ник, успокойся. Вера всегда такая, когда мама её накрутит.
— Ага, значит, свекровь уже объявила всем, что я злодейка.
Женя обнял её за плечи.
— Брось. Они отойдут. Просто привыкли, что я всегда под рукой.
Но Ника видела, что он сам не верит в то, что говорит.
***
Двадцать третье декабря началось с того, что Ника проснулась от настойчивого звонка в дверь. Женя уже уехал на объект — зимой рабочий день начинался рано, пока светло. Она накинула халат и, зевая, поплелась открывать.
На пороге стояла Олеся Сергеевна с огромными пакетами в обеих руках.
— Доброе утро, Никочка, — свекровь улыбнулась, но улыбка была какая-то неправильная, натянутая. — Не разбудила?
— Нет, я уже... — Ника растерянно посторонилась, пропуская её в квартиру. — Что-то случилось?
— Да так, решила подбросить кое-что, — Олеся Сергеевна прошла на кухню и начала выкладывать из пакетов продукты. — Вот курица, вот сметана, тут огурцы солёные, морковка, горошек...
— Олеся Сергеевна, зачем всё это? — Ника стояла в дверях кухни, не понимая, что происходит.
— Как зачем? — свекровь обернулась, всё с той же странной улыбкой. — На праздник же. Подумала, раз ты такая занятая на работе, помогу с закупками.
— Но мы же не будем отмечать дома, — осторожно сказала Ника. — Женя вам говорил.
Олеся Сергеевна продолжала доставать продукты, как будто не слышала.
— Ещё майонез взяла, хороший, не экономила. И крабовые палочки — ты же любишь в оливье их класть, помню.
— Олеся Сергеевна! — Ника повысила голос. — Мы идём в ресторан. Эти продукты не нужны.
Свекровь замерла, держа в руках банку зелёного горошка. Потом медленно поставила её на стол.
— Значит, правда в ресторан, — произнесла она тихо. — Я всё ждала, думала, Женька меня разыгрывает. Или ты его заставила так сказать, а потом одумаешься.
— Никто никого не заставлял, — Ника скрестила руки на груди. — Это наше совместное решение.
— Совместное, — Олеся Сергеевна усмехнулась. — Ну-ну. Женя тридцать лет каждый Новый год дома встречал, а тут вдруг надумал в ресторан. Само собой, совместное решение.
— Что вы хотите этим сказать?
Свекровь подошла ближе. Она была ниже Ники, но в этот момент казалось, что она смотрит сверху вниз.
— Я хочу сказать, что... Нормальные невестки в новогоднюю ночь родню мужа приглашают, а ты в ресторан собралась! Знаешь, сколько мне соседки языки чесали, когда узнали? «Олеся, а где сын встречать будет?» А я что скажу? Что моя невестка решила, будто она тут главная?
— Олеся Сергеевна, при чём тут соседки? — Ника почувствовала, как краснеет от возмущения. — Это наша с Женей жизнь!
— Жизнь! — свекровь фыркнула. — Три года всего как замужем, а уже права качаешь. Думаешь, когда замуж выходишь, только мужа берёшь? Нет, милая. Берёшь с его семьёй, с традициями, со всем.
— Но мы же можем один раз...
— Один раз, — перебила Олеся Сергеевна. — А потом что? Потом каждый праздник врозь? Потом внуков показывать не будешь, потому что «у вас свои планы»?
— Почему вы сразу так далеко заходите? — Ника чувствовала, что начинает кричать, но остановиться не могла. — Мы просто хотим встретить Новый год вдвоём! Один раз! Это так ужасно?
Свекровь сгребла продукты обратно в пакеты. Руки у неё дрожали.
— Знаешь, что ужасно? Ужасно, когда растишь сына, всю жизнь для него стараешься, а потом приходит какая-то...
Она осеклась, не договорив.
— Какая-то что? — тихо спросила Ника. — Договаривайте.
— Ничего, — Олеся Сергеевна подхватила пакеты. — Оставлю продукты на всякий случай. Может, опомнишься.
Она прошла мимо Ники к выходу. У двери обернулась:
— А бабушка твоего Женю ждёт. Ей семьдесят шесть лет. Думаешь, ей легко праздник без внука встречать?
— Мы можем приехать к ней днём первого января, — Ника старалась говорить спокойно, хотя внутри всё кипело.
— Днём первого января, — повторила свекровь с горькой усмешкой. — Ладно. Живите, как хотите.
Дверь хлопнула. Ника осталась стоять посреди прихожей, всё ещё в халате, злая и растерянная одновременно.
Продукты остались лежать на кухонном столе. Курица, сметана, горошек, майонез — свидетели несостоявшегося семейного праздника.
***
Вечером, когда Женя вернулся с работы, Ника всё ему рассказала. Он слушал молча, стоя у окна.
— Она приходила утром, — закончила Ника. — Притащила продукты, устроила сцену. Сказала, что я разлучаю тебя с семьёй.
Женя вздохнул.
— Мама иногда перегибает.
— Иногда? — Ника подошла к нему. — Женя, она прямым текстом сказала, что нормальные невестки так себя не ведут!
— Ну она же не со зла, — он попытался обнять её, но Ника отстранилась.
— Не со зла? Она меня обвиняет в том, что я тебя у неё отбираю! Как будто ты не взрослый человек, а её собственность!
— Ник, она просто привыкла, что я всегда рядом на праздники...
— Так ты всегда и рядом! — Ника почувствовала, что сейчас сорвётся. — Каждое воскресенье ты к ней ездишь помогать то с краном, то с дверью, то ещё с чем-то! Каждый день рождения, каждая годовщина — всё у неё! Я один раз попросила провести один праздник вдвоём, и тут началось!
Женя молчал, глядя в окно на тёмный двор.
— Может, правда стоит отметить с ними? — наконец сказал он тихо. — Один последний раз. А в следующем году уже...
Ника отшатнулась, как от удара.
— Ты серьёзно? Женя, ты сейчас серьёзно предлагаешь сдаться?
— Я не предлагаю сдаться! Просто не хочу, чтобы мама так переживала.
— А то, что я переживаю, не важно?
— Важно, но...
— Но мама важнее, — закончила за него Ника. — Так, да?
— Ты не так понимаешь!
— Я прекрасно понимаю! — Ника схватила куртку с вешалки. — Я поняла всё.
— Ты куда? — Женя попытался остановить её, но она уже открывала дверь.
— Гулять. Мне надо подумать.
Она вышла на улицу, в морозный вечер, и пошла наугад, не разбирая дороги. Внутри всё горело от обиды. Она же не просила невозможного. Просто хотела один вечер, один чёртов вечер провести красиво, как нормальные пары. Почему это так сложно?
Телефон завибрировал в кармане. Женя писал: «Ник, вернись, пожалуйста. Давай спокойно поговорим».
Она набрала ответ: «Поговорим, когда остыну», — и сунула телефон обратно в карман.
***
Двадцать четвёртого декабря Ника проснулась с тяжёлой головой и разбитым телефоном. Нет, телефон был цел, но сообщений в нём было столько, что хотелось швырнуть его в стену.
Вера написала в час ночи: «Ты эгоистка. Думаешь только о себе. Мама из-за тебя спать не может».
В семь утра пришло ещё одно: «Женя всегда был хорошим сыном. Пока ты не появилась».
И ещё в восемь: «Бабушка вчера весь вечер плакала. Надеюсь, ты довольна».
Ника стиснула зубы и начала набирать ответ, но потом удалила. Спорить с Верой было бесполезно — та всегда была на стороне матери, что бы ни случилось.
Женя уже ушёл на работу, оставив записку на холодильнике: «Ник, прости за вчера. Люблю. Ж.»
Ника смяла записку и выбросила в мусорное ведро. Потом полезла обратно, расправила её и положила на стол. Села, уставилась на эти корявые буквы. Он правда любил. Она это знала. Но почему любви не хватало, чтобы встать на её сторону?
На работе она еле соображала. Коллега Светлана, высокая крашеная блондинка с резким голосом, заметила:
— Что с тобой? Выглядишь так, будто тебя танком переехали.
— Семейные дела, — Ника отмахнулась.
— С мужем?
— Со свекровью.
Светлана присвистнула и присела на край стола.
— Рассказывай. У меня обед через пять минут, как раз время есть.
Ника выдохнула и рассказала. Про ресторан, про свекровь с продуктами, про Женю, который не может определиться, на чьей он стороне.
Светлана слушала, кивая, а когда Ника закончила, сказала:
— Слушай, у меня похожая история была. Только у меня бывший муж вообще маменькин сынок был — в тридцать пять лет без мамы носки постирать не мог. Знаешь, чем кончилось?
— Чем?
— Разводом. Потому что я поняла — если сейчас не поставишь границу, всю жизнь будешь плясать под их дудку. Сначала Новый год, потом отпуск, потом дети, потом вообще вся твоя жизнь.
— Я не хочу разводиться, — тихо сказала Ника. — Я люблю Женю.
— Тогда держись. Не уступай. Покажи, что ты не тряпка, которую можно мять как угодно.
Ника кивнула, но внутри всё сжалось. Легко говорить «держись». А как держаться, когда кажется, что весь мир против тебя?
***
Вечером того же дня позвонила бабушка Тамара Ивановна. Голос у неё был тихий, дрожащий.
— Никочка, милая, это ты?
— Здравствуйте, Тамара Ивановна, — Ника сразу напряглась. Бабушка звонила редко, обычно через Женю или Олесю Сергеевну.
— Никочка, я тебя побеспокою на минутку?
— Нет, конечно, говорите.
— Ты знаешь, я уже старая совсем. Мне в июне будет семьдесят семь. Не знаю, сколько мне ещё...
— Тамара Ивановна, вы что? — Ника почувствовала укол вины. — Вы же здоровая, бодрая.
— Бодрая-то бодрая, а годы не обманешь. Я вот думаю, может, это последний Новый год, когда я Женечку вижу. А он... говорят, вы в ресторан собрались.
— Мы... да, мы хотели отметить отдельно, — Ника старалась говорить твёрдо, но голос предательски дрогнул.
— Понимаю, понимаю. Молодым хочется своего праздника. Только я вот подумала... если что со мной случится, а я внука в последний Новый год не увижу, будет мне обидно очень.
— Тамара Ивановна, с вами ничего не случится!
— Кто знает, милая, кто знает. Ладно, я тебя не держу. Просто хотела сказать, что очень по Женечке скучаю. Ты передай ему.
Бабушка положила трубку. Ника сидела с телефоном в руке и чувствовала, как внутри нарастает злость. Вот так. Теперь на неё давят через бабушку. Через старенькую женщину, которая, между прочим, прекрасно себя чувствовала и в прошлом году ездила на дачу копать картошку.
Когда Женя пришёл, она сразу спросила:
— Твоя бабушка мне звонила.
— Да? — он удивился. — Что хотела?
— Сказала, что скучает по тебе. И что, возможно, это её последний Новый год.
Женя побледнел.
— Что с ней?
— Ничего с ней! — Ника бросила телефон на диван. — Всё с ней в порядке! Это твоя мама её подослала, чтобы на жалость давить!
— Ник, ты уверена? Может, бабушка правда...
— Женя, очнись! Твоя бабушка здоровее нас обоих! Это манипуляция! Не видишь?
Он молчал, и в этом молчании было всё. Он не видел. Или не хотел видеть.
***
Двадцать седьмого декабря, когда до Нового года оставалось четыре дня, в семейный чат, где были Женя, Ника, Вера с мужем Игорем, Олеся Сергеевна и бабушка, пришло сообщение от свекрови:
«Отмечаем у меня, как всегда. Жду всех к восьми вечера. Вера с Игорем, принесёте сельдь под шубой и холодец. Женя, возьми шампанское, три бутылки хорошего. Бабуля, ты приедешь к семи, я тебя встречу».
Ника смотрела на это сообщение и не верила глазам. Её даже не упомянули. Как будто её вообще нет.
Она написала в ответ: «Олеся Сергеевна, мы с Женей уже говорили, что отмечаем отдельно».
Ответ пришёл через минуту: «Дети, не упрямьтесь. Праздник же, надо вместе».
Вера написала: «Мама права. Хватит капризничать».
Игорь, муж Веры, обычно молчаливый в чатах, неожиданно добавил: «Один раз в год вся родня собирается, и то проблема».
Ника почувствовала, как кровь приливает к лицу. Она начала набирать гневный ответ, но Женя перехватил у неё телефон.
— Не надо, — сказал он. — Только хуже сделаешь.
— Хуже? — Ника вскочила. — Хуже уже некуда! Твоя семья меня игнорирует, твоя сестра называет капризами то, что я просто хочу нормально встретить праздник, а твой зять, с которым я двух слов не перекинула за три года, вдруг высказывает своё мнение!
— Игорь не со зла...
— Да мне плевать, со зла или нет! — Ника схватила телефон обратно. — Я устала! Устала объяснять, устала оправдываться, устала от того, что меня никто не слышит!
Она написала в чат: «Мы не приедем. С наступающим всех».
И вышла из группы.
Женя смотрел на неё широко открытыми глазами.
— Ты чего наделала?
— То, что должна была сделать ещё неделю назад, — Ника села на диван и обхватила колени руками. — Я больше не буду участвовать в этом цирке.
Телефон Жени разрывался от звонков. Сначала мать, потом Вера, потом снова мать. Он не брал трубку, глядя то на телефон, то на жену.
— Мне надо с ними поговорить, — наконец сказал он.
— Тогда иди, говори.
— Ник...
— Что? — она подняла на него глаза. — Ты хочешь, чтобы я извинилась? Хочешь, чтобы я позвонила твоей маме и сказала: «Простите, Олеся Сергеевна, я дура, конечно мы приедем»?
— Я не это хочу.
— А что ты хочешь, Женя? — Ника встала и подошла к нему вплотную. — Ответь мне честно. Чего ты хочешь?
Он молчал, и в этом молчании был ответ.
***
Женя взял трубку только на пятый звонок от матери. Отошёл в комнату, закрыл дверь. Ника осталась на кухне, слышала обрывки фраз: «Мам, ну подожди... Нет, она не... Я понимаю, но...»
Через двадцать минут он вышел. Лицо усталое, глаза красные.
— Мама сказала, что если мы не приедем, она меня сыном считать не будет.
Ника ждала, что почувствует злорадство или что-то похожее. Но внутри было пусто.
— И что ты ответил?
— Сказал, что это её выбор.
Она подняла глаза. Женя стоял, засунув руки в карманы, и смотрел в пол.
— Правда сказал?
— Правда. Ещё сказал, что мы приедем первого января, днём. Поздравим всех, посидим, нормально поговорим. Но тридцать первого у нас свои планы.
Ника подошла, обняла его. Он прижал её к себе, уткнулся лицом в её волосы.
— Я устал от этого, — тихо сказал он. — Я люблю маму, но устал.
***
Двадцать восьмое и двадцать девятое декабря прошли в напряжённом молчании. Олеся Сергеевна не звонила. Вера не писала. Даже бабушка молчала. Было ощущение затишья перед бурей.
Тридцатого Ника уехала на работу раньше обычного — нужно было закрыть все дела перед праздниками. Вернулась в три дня, уставшая, но с лёгким предвкушением. Завтра. Завтра они с Женей пойдут в ресторан, и всё будет так, как она хотела.
На пороге её встретил муж с непонятным выражением лица.
— Что случилось? — сразу спросила она.
— Мама приезжала.
— Зачем?
— Принесла вот это, — Женя кивнул на кухню.
На столе стояли судочки с едой. Ника узнала почерк свекрови — аккуратно упакованные контейнеры, подписанные: «Салат столичный», «Заливное», «Холодец».
— Сказала, что раз мы не приедем, пусть хоть это у нас будет, — продолжил Женя. — Чтобы праздник не совсем пустой был.
Ника подошла ближе, открыла один контейнер. Запахло майонезом и варёной курицей.
— Она что-то ещё говорила?
— Сказала, что не держит зла. Что мы молодые, нам виднее. Что ждёт нас первого числа.
— И всё?
— И всё.
Ника закрыла контейнер. Внутри шевельнулось что-то похожее на вину, но она быстро подавила это чувство.
— Хорошо. Значит, приедем первого.
***
Тридцать первое декабря началось со снегопада. Крупные хлопья летели за окном, укрывая город белым одеялом. Ника проснулась рано, не выспавшись. Женя ещё спал, раскинувшись на половине кровати.
Она встала, подошла к окну. Внизу дворник расчищал дорожки, ругаясь вполголоса. Какие-то дети лепили снеговика. Обычное утро последнего дня года.
Ника прошла на кухню, налила воды, села за стол. Контейнеры со свекровиной едой стояли у холодильника. Она смотрела на них и думала.
Что, если Светлана права? Что, если это только начало — уступишь сейчас, будешь уступать всегда? Но что, если она сама не права? Что, если один раз можно было и потерпеть, ради мира в семье?
— О чём думаешь? — Женя вошёл на кухню, взъерошенный, в одних трусах и футболке.
— Ни о чём, — Ника покачала головой.
Он сел напротив, взял её руку.
— Ник, ты правда хочешь в ресторан? Или уже просто из принципа?
Она задумалась.
— Не знаю. Наверное, и то, и то.
— Можем отменить, — он сжал её пальцы. — Если тебе уже не в кайф.
— Нет, — Ника высвободила руку. — Мы идём. Я не передумала.
***
В ресторан они приехали к девяти вечера. «Старая мельница» встретила их тёплым светом, запахом дорогой еды и приглушённой музыкой. Официант проводил к столику у окна — ровно тому, что Ника бронировала.
За окном падал снег. Нева была чёрной, в огнях набережной. Женя налил шампанское, они чокнулись.
— За нас, — сказал он.
— За нас, — повторила Ника.
Они пили, молча глядя друг на друга. В ресторане было полно людей — смеющихся, целующихся, поздравляющих друг друга. Живая, праздничная атмосфера. Именно то, чего Ника так хотела.
Но внутри было пусто.
Она смотрела на Женю, на его усталое лицо, на попытку улыбаться, и понимала: он здесь не потому, что хочет. Он здесь потому, что она настояла.
— Тебе не нравится, — сказала она.
— Что? — он отставил бокал. — Нет, всё отлично.
— Женя, не ври. Ты сидишь как на похоронах.
Он вздохнул, откинулся на спинку стула.
— Просто думаю о маме. Интересно, что она сейчас делает.
Ника сжала салфетку в руке.
— Скорее всего, встречает праздник с Верой, Игорем и бабушкой. И рассказывает им, какая я змея.
— Не говори так.
— А как говорить? — она наклонилась вперёд. — Женя, скажи честно. Ты считаешь, что я не права?
Он долго молчал, вертел в руках бокал.
— Я считаю, что ты имеешь право хотеть своего праздника. Но я тоже считаю, что мама имеет право расстраиваться.
— То есть ты посередине.
— Наверное.
Ника откинулась назад. Официант принёс закуски, что-то говорил про шеф-повара, но она не слушала.
Они ели молча. Еда была хорошая, дорогая, красиво поданная. Всё как она хотела. Но радости не было.
В одиннадцать начались поздравления на сцене — ведущий с натянутой улыбкой говорил что-то про уходящий год, про новые надежды. Парочка за соседним столиком целовалась, не обращая внимания на окружающих.
— Знаешь, — сказала Ника тихо, — я так этого хотела. Так долго мечтала. А теперь сижу и думаю — а стоило ли?
Женя посмотрел на неё.
— Ты жалеешь?
— Не знаю. Наверное, нет. Просто... по-другому всё представляла.
— А как представляла?
— Что мы будем счастливые. Что я буду чувствовать победу. А я чувствую только усталость.
Женя взял её руку, переплёл пальцы с её пальцами.
— Ник, слушай. Мы попробовали. Сделали так, как ты хотела. И знаешь, что я понял?
— Что?
— Что не важно, где мы встречаем Новый год. Важно, что вместе. И что можем сами решать.
Ника почувствовала, как глаза щиплет.
— Но твоя мама...
— Моя мама переживёт. Или не переживёт — это её выбор. Но я не могу всю жизнь жить так, чтобы ей было удобно.
Они досидели до полуночи. Бой курантов встретили шампанским, поцелуем, объятиями. Вокруг кричали «С Новым годом!», стреляли хлопушки, звенели бокалы.
А Ника думала о том, что завтра им ехать к Олесе Сергеевне. И она не знала, что будет.
***
Первого января они приехали к свекрови в час дня. Женя долго стоял у двери, прежде чем позвонить. Ника видела, как напряжены его плечи.
Дверь открыла Вера. Посмотрела на них холодно, кивнула.
— Заходите.
В квартире пахло жареным. На кухне сидели Олеся Сергеевна, бабушка Тамара Ивановна и Игорь. Стол был накрыт — остатки вчерашнего застолья.
— Здравствуйте, — сказала Ника.
— Здравствуй, — Олеся Сергеевна не встала, даже не повернула головы.
Они сели за стол. Бабушка налила им салат, подвинула тарелку с холодцом. Молчание было тяжёлым, давящим.
— Ну что, как в ресторане-то? — спросила Вера с издёвкой в голосе. — Хорошо посидели?
— Вера, — одёрнула её мать.
— Что «Вера»? Пусть расскажут, как им там было. Пока мы тут всей семьёй...
— Верка, хватит, — Женя сжал кулаки на столе.
— Не хватит! — Вера вскочила. — Мама всю жизнь для нас...
— Вера, сядь, — Олеся Сергеевна наконец подняла глаза. Голос был спокойным, но жёстким.
Вера села, надув губы. Игорь положил ей руку на плечо.
Женя откашлялся.
— Мама, я хочу кое-что сказать.
Олеся Сергеевна кивнула, не меняя выражения лица.
— Мы с Никой — это отдельная семья. У нас свои решения, свои планы, своя жизнь.
— Понятно, — свекровь отпила из чашки.
— Мы вас всех любим. Я тебя люблю, маму. Бабушку люблю. Верку тоже, несмотря на её характер.
— Ой, спасибо, — буркнула Вера.
— Но мы не обязаны проводить каждый праздник так, как ты решишь. Мы можем хотеть по-своему. И это нормально.
Олеся Сергеевна поставила чашку на блюдце. Посмотрела на Женю, потом на Нику.
— Значит, теперь так, — сказала она. — Хорошо.
— Мам, ну ты чего? — Женя наклонился вперёд. — Я же не говорю, что мы вообще не будем встречаться. Мы готовы приезжать, но...
— Но по вашим правилам, — закончила свекровь. — Когда вам удобно. Когда захотите.
— Это не так!
— Именно так, Женечка. — Олеся Сергеевна встала, начала убирать со стола. — Раньше ты всегда был рядом. А теперь у тебя новая семья, новые порядки.
— Олеся Сергеевна, — Ника тоже встала. — Мы не хотим вас обидеть. Просто...
— Просто ты хотела в ресторан, — свекровь обернулась. — И добилась своего. Поздравляю.
— Мам, хватит, — Женя тоже поднялся. — Хватит делать из этого трагедию. Один раз мы встретили праздник отдельно. Один раз!
— Один раз, — повторила Олеся Сергеевна. — А дальше что? Дальше каждый раз будет причина?
— Нет!
— Женя, я тебя знаю тридцать лет. Ты никогда не пропускал семейные праздники. Пока она не появилась.
Ника сжала руки в кулаки. Вот оно. «Она». Даже не по имени.
— Олеся Сергеевна, — сказала она как можно спокойнее. — Я не хочу ссориться. Я просто хотела один раз...
— Один раз, один раз, — свекровь махнула рукой. — Все вы так говорите. А потом годами не виделись.
Бабушка Тамара Ивановна, которая молчала всё это время, вдруг заговорила:
— Лесь, остановись.
Олеся Сергеевна обернулась к матери.
— Что?
— Я сказала — остановись. Ты себя слышишь?
— Мама, ты не понимаешь...
— Понимаю. — Бабушка встала, опираясь на стол. — Понимаю, что ты своего сына задушить хочешь. Как твой отец меня душил когда-то.
— При чём тут папа?
— При том, что я от него ушла, когда ты была маленькая. Потому что он считал, что знает, как мне жить. Что решать, куда ходить, с кем дружить. И я терпела, терпела, а потом не выдержала.
В комнате повисла тишина.
— Мама, это другое, — тихо сказала Олеся Сергеевна.
— Это то же самое. Женя взрослый. У него жена. Пусть живут, как хотят. А ты отпусти.
— Я не держу!
— Держишь. Каждым словом держишь.
Олеся Сергеевна стояла, сжав губы, глядя в пол. Потом резко повернулась и вышла из комнаты. Хлопнула дверь в спальню.
Вера вскочила, побежала за матерью. Игорь остался сидеть, неловко вертя в руках ложку.
Бабушка посмотрела на Женю и Нику.
— Идите домой, дети. Она отойдёт. Или не отойдёт — это её выбор. Но вы живите своей жизнью.
***
В машине они долго молчали. Женя вёл, глядя на дорогу. Ника смотрела в окно на праздничный город.
— Не знаю, стало лучше или хуже, — наконец сказал Женя.
— Честнее, — ответила Ника. — Стало честнее.
— Мама не простит.
— Может, и не простит.
Он взял её руку, не отрывая взгляда от дороги.
— Мне страшно.
— Мне тоже.
— Но я с тобой.
Ника сжала его пальцы в ответ.
Впереди была неизвестность. Холодная война со свекровью. Натянутые отношения с Верой. Неловкие праздники, на которых все будут делать вид, что всё нормально.
Но ещё впереди была их жизнь. Их решения. Их право на ошибки и свой выбор.
Ника прижалась щекой к холодному стеклу и подумала: может, и правда стоило просто один раз уступить. Может, её принципиальность сломала что-то важное, что уже не починить.
А может, она сделала единственно правильное — показала, что не сломается. Что имеет право хотеть и добиваться своего.
Она не знала. Никто не знает, правильно ли поступил, пока не пройдёт время.
Но одно Ника знала точно: назад дороги нет. Только вперёд, в эту тревожную, непонятную новую жизнь, где придётся учиться жить не по чужим правилам.
И что бы там ни было — она не жалела.
***
Ника не знала. Никто не знает, правильно ли поступил, пока не пройдёт время.
Но одно Ника знала точно: назад дороги нет. Только вперёд, в эту тревожную, непонятную новую жизнь, где придётся учиться жить не по чужим правилам.
И что бы там ни было — она не жалела.
Прошло три недели. Жизнь постепенно входила в привычную колею — работа, дом, редкие вылазки в кино. Олеся Сергеевна не звонила. Вера тоже молчала. Только бабушка Тамара Ивановна иногда присылала Жене короткие сообщения: «Как дела?», «Не болеете?», «Береги Нику».
В субботнее утро двадцать первого января Ника проснулась от настойчивого звонка в дверь. Женя уже уехал — взял подработку на выходные, чтобы закрыть долг за машину.
На пороге стоял курьер с большим конвертом.
— Вероника Андреевна Мельникова?
— Да, это я.
— Распишитесь, пожалуйста. Заказное письмо.
Ника расписалась, взяла конверт. Обратного адреса не было, только печать нотариальной конторы. Странно.
Она вернулась на кухню, вскрыла конверт. Внутри было несколько документов и письмо, написанное от руки знакомым почерком. Олеся Сергеевна.
«Ника, это письмо ты получишь только после того, как я приму окончательное решение. Прочитай внимательно. И приложенные документы тоже.
Есть кое-что, о чём Женя не знает. О чём никто не знает, кроме меня и ещё одного человека. Но теперь, когда вы решили жить своей отдельной жизнью, вам стоит знать правду.
Женя — не мой родной сын.
Я удочерила его, когда ему было три месяца. Его мать — моя младшая сестра Лариса. Она умерла при родах. Отец... отца я назвать не могу. Это был женатый человек, у которого своя семья. Он жив до сих пор. И он знает о Жене.
Все эти годы я растила Женю как своего. Берегла его от правды. Но теперь, когда он выбрал тебя, а не семью, пусть знает — кровной семьи у него никогда и не было.
Документы об усыновлении прилагаю. Свидетельство о смерти Ларисы тоже.
И ещё кое-что. Биологический отец Жени оставил ему наследство — квартиру в центре Петербурга. Документы на неё в сейфовой ячейке, ключ от которой в этом конверте. Адрес банка указан.
Делайте с этой информацией что хотите. Это ваша новая отдельная жизнь.
О.С.»
Ника села на стул. Руки дрожали. Она перечитала письмо ещё раз, потом ещё. Посмотрела документы — всё настоящее, с печатями, подписями.
Телефон зазвонил. Женя.
— Привет, Ник. Как дела?
— Женя... — голос сел. — Тебе нужно приехать домой.
— Что случилось? Ты плачешь?
— Просто приезжай. Срочно.
Она положила трубку и уставилась на документы на столе. Как сказать мужу, что вся его жизнь была ложью? Что женщина, которую он считал матерью, скрывала правду тридцать лет?
И главное — зачем Олеся Сергеевна раскрыла эту тайну именно сейчас? Что она хотела этим сказать? Или сделать?
Во второй части вы узнаете, как отреагирует Женя на правду о своём происхождении, кто его настоящий отец и почему эта тайна может разрушить не только его прошлое, но и будущее с Никой. Читать 2 часть >>>