— Ну, вот мы и приехали, Игорь Сергеевич. Дальше дороги, почитай, и нет. Только если на тракторе, да и то в сухую погоду.
Водитель старенького «УАЗика», местный мужичок по имени Михалыч, заглушил мотор. В наступившей тишине звон в ушах показался оглушительным.
— Спасибо, Михалыч, — Игорь потер переносицу, привычным жестом поправляя очки, которые сползли от тряски. — Сколько я тебе должен?
— Да бросьте вы, — отмахнулся водитель, вылезая из кабины, чтобы помочь выгрузить чемоданы. — Председатель сказал: врача доставить в лучшем виде. У нас тут, знаете ли, с медициной туго. Фельдшер Наталья Петровна уже старенькая, ей бы самой кто давление померил. А тут вы… Из самого центра!
Михалыч с любопытством покосился на Игоря, но, наткнувшись на его усталый, потухший взгляд, вопросы задавать не решился.
— Дом этот крепкий, — сменил тему водитель, кивнув на бревенчатое строение, потемневшее от времени и дождей. — Бывший лесник жил. Умер давно, родственники в городе, дом пустовал. Но печь мы протопили, дрова в сарае.
— Спасибо, — снова повторил Игорь. Ему хотелось только одного: чтобы этот добродушный человек уехал, оставив его наедине с тайгой.
Когда шум мотора стих за поворотом, Игорь остался стоять посреди двора, заросшего высокой травой. Вокруг высились кедры, их верхушки царапали низкое серое небо. Воздух был таким густым и вкусным, что с непривычки кружилась голова. Пахло хвоей, мокрой землей и дымком.
Игорь Сергеевич, тридцативосьмилетний педиатр, кандидат наук, человек, чье имя знали многие мамочки большого города, чувствовал себя потерпевшим кораблекрушение. Еще месяц назад у него была, как казалось, понятная жизнь: работа в престижной клинике, ипотечная квартира в новостройке и жена Лена. А потом появился Виктор. Одноклассник. Владелец сети автосалонов. Виктор не знал, как лечить обструктивный бронхит, зато знал, как возить женщин на Мальдивы. Лена ушла тихо, без скандалов, просто собрала вещи и сказала: «Я устала считать копейки и ждать тебя с дежурств, Игорь. Прости».
Он не стал удерживать. Он просто сломался. Написал заявление на отпуск с последующим увольнением, ткнул пальцем в карту области, выбрав самый отдаленный район, и уехал. Земский доктор? Почему бы и нет. Лишь бы подальше от жалостливых взглядов коллег и пустой квартиры.
Первые две недели прошли в тумане. Игорь механически обустраивал быт. Дом оказался действительно добротным, но запущенным. С утра он шел в амбулаторию — деревянную пристройку к зданию сельской администрации, где принимал редких пациентов. Местные жители присматривались к нему с опаской: городской, молчаливый, смотрит сквозь людей.
Вечерами он пытался читать медицинские журналы, но буквы расплывались. Тоска, липкая и холодная, накатывала волнами. Он чувствовал себя чужеродным элементом в этом мире вековых деревьев.
В одну из таких ночей, когда бессонница гнала его по скрипучим половицам, Игорь решил разобрать старый погреб. Нужно было найти место для хранения картошки, которую ему настойчиво принесла соседка, баба Нюра.
Спустившись вниз с фонариком, он начал разгребать завалы старых ящиков. В углу, за массивным дубовым коробом, кирпичная кладка показалась ему странной. Один кирпич шатался. Игорь, ведомый скорее безразличным любопытством, чем азартом, потянул его на себя. Кирпич поддался. За ним открылась небольшая ниша, сухая и чистая.
Там не было золота или фамильного серебра. Там лежала стопка толстых тетрадей в клеенчатых обложках и небольшой холщовый мешочек.
Игорь поднялся в дом, отряхнул пыль с рук и сел за стол под желтый свет абажура. Открыл первую тетрадь. Почерк был аккуратным, с красивыми завитками, явно женский. Чернила местами выцвели, но читались легко.
«12 мая 1984 года. Марья Гавриловна жалуется на тяжесть в ногах. Но вижу я, что не ноги у нее болят, а душа. Сын не пишет третий год. Это "болезнь-тоска", она жилы тянет похлеще радикулита…»
Игорь хмыкнул. «Болезнь-тоска». Надо же. В МКБ-10 такого диагноза нет. Он перелистнул страницу.
«От лихорадки одиночества помогает чай из сборов, собранных на утренней росе, но главное — слово доброе и дело, рукам занятие дающее…»
— Средневековье какое-то, — пробормотал Игорь вслух, чувствуя, как в нем просыпается скептик-врач. — Лихорадка одиночества лечится антидепрессантами и психотерапией, а не чаем.
Он хотел было закрыть тетрадь и забросить ее обратно в погреб, но тут его взгляд зацепился за знакомый термин, написанный латынью, а рядом — народное название.
«. Детский испуг, ночные страхи. Если ребенок кричит во сне и глаза не открывает…»
Дальше шел рецепт. Не совсем обычный. Там не было «крысиных хвостов» или наговоров. Там были пропорции трав: валериана, пустырник, и еще одно название, которое Игорь не знал — «Сон-трава таежная, подвид сизый». И приписка: «Растет только на северном склоне Медвежьей балки, под тремя сросшимися соснами. Собирать, когда луна на убыль идет. Сушить в тени. Смешивать осторожно. Давать с медом».
Рядом с рецептом лежал тот самый мешочек. Игорь развязал тесемку. Внутри лежали высохшие, но сохранившие синий цвет соцветия. Они пахли чем-то неуловимо сладким и терпким одновременно.
Он развернул сложенный лист бумаги, выпавший из тетради. Это была карта. Нарисованная от руки, но с удивительной топографической точностью. Крестиком было отмечено место в лесу.
Игорь снова усмехнулся, но уже без злобы. Кто бы ни писала эти тетради, она знала латынь и разбиралась в ботанике. Это интриговало.
На следующий день в амбулаторию пришла соседка, та самая Марья, про которую он, по странному совпадению, читал в тетради (хотя, конечно, это была другая Марья, тезки в деревнях не редкость). Молодая женщина, лет тридцати, выглядела изможденной.
— Игорь Сергеевич, спасу нет, — тихо говорила она, комкая в руках платок. — Сердце колотится, как птица в клетке. Дышать не могу. Ночью просыпаюсь от страха, будто плитой придавило. Фельдшер давала капли, да они только в сон клонят, а страх не уходит.
Игорь послушал ее фонендоскопом. Тахикардия есть, но органических шумов нет. Давление чуть повышено. Типичная картина нейроциркуляторной дистонии, или, говоря проще, тревожного расстройства на фоне стресса.
— Что у вас случилось, Марья? — спросил он, откладывая прибор.
— Да что случилось… — она отвела глаза. — Муж на вахте полгода, дом на мне, хозяйство, двое детей. Младший, Ванюшка, болеет часто. Все бегу, бегу, а куда бегу — не знаю. И страшно, что не справлюсь.
Игорь начал выписывать рецепт на стандартное успокоительное, но рука замерла. Он вспомнил тетрадь. «Сердечная смута от перегруза жизненного. Лечить покоем и сбором №7».
Он посмотрел на женщину. Аптека в райцентре, за сорок километров. Автобус ходит два раза в неделю. Пока она купит эти таблетки… А у него в погребе, кажется, был целый ящик с подписанными мешочками. Тот, кто жил здесь раньше, заготовил их на совесть.
— Марья, — медленно произнес Игорь. — Таблетки я вам выпишу. Но давайте попробуем еще кое-что. Приходите ко мне вечером. Я дам вам травяной сбор.
Вечером он, чувствуя себя немного шарлатаном, смешал травы по рецепту из тетради, добавив щепотку тех самых синих цветов из мешочка. Проверил каждый ингредиент по своему медицинскому справочнику — все растения были безопасными, обладали мягким седативным эффектом. Никакой магии, чистая фитотерапия.
— Заваривать одну чайную ложку на стакан, пить перед сном, — инструктировал он Марью, протягивая бумажный пакет. — И еще… Тетрадь советует перед сном полчаса сидеть на крыльце и просто смотреть на лес. Дышать. Ни о чем не думать. Это называется «проветривание мыслей».
Марья посмотрела на него с удивлением, но пакет взяла.
Прошла неделя. Игорь уже забыл о своем эксперименте, погрузившись в рутину. Но в пятницу утром Марья подкараулила его у калитки. Лицо ее изменилось: исчезла серая бледность, в глазах появился блеск.
— Игорь Сергеевич! — она протянула ему банку парного молока. — Бог вам здоровьечка дай! Сплю! И я сплю, и Ванюшка меньше капризничает. А главное — страх ушел. Я как на крыльце посижу, так вроде и проблемы меньше становятся.
Игорь был ошарашен. Эффект плацебо? Возможно. Но сочетание трав было действительно грамотным. Он вернулся домой и снова достал тетради. Теперь он читал их не как записки сумасшедшей знахарки, а как труд коллеги, который подходил к лечению холистически, видя связь между телом и душой.
Он узнал, что автора записей звали Аглая. Она жила в этом доме до лесника. Она не была врачом по образованию, но знала лес так, как современные академики знают свои лаборатории.
Игорь решил найти то самое место на карте.
В выходной он надел походные ботинки, взял компас (телефон здесь ловил сигнал только на крыше сельсовета) и карту Аглаи.
Лес встретил его настороженной тишиной. Но чем дальше он углублялся в чащу, следуя старым ориентирам — «Расколотый камень», «Овраг с папоротником», — тем легче становилось на душе. Городская суета, мысли о бывшей жене, обида на судьбу — все это отступало, растворялось в величии вековых деревьев.
Он нашел это место. Поляна, скрытая от глаз густым ельником, была залита солнцем. И там, действительно, росли редкие растения, многие из которых были занесены в Красную книгу региона. Это был не просто лес, это был природный «аптекарский огород», заботливо высаженный или найденный Аглаей много лет назад.
Игорь присел на корточки перед кустом редкого вида багульника.
— Так вот ты какой, — прошептал он.
Впервые за много месяцев он улыбался искренне. Он чувствовал азарт исследователя.
Восстановление «аптекарского огорода» стало для Игоря идеей фикс. Он расчищал грядки за домом, переносил туда ростки из леса (строго по правилам, чтобы не навредить популяции), сверялся с тетрадями и современными ботаническими атласами.
Однажды, когда он возился в земле, пытаясь соорудить шпалеру для лимонника, он услышал голос:
— Вы неправильно его подвязываете. Ему нужна опора с шероховатой поверхностью, иначе усы скользят.
Игорь обернулся. За низким забором стояла женщина лет тридцати пяти, в простой джинсовой куртке и резиновых сапогах. У нее были русые волосы, собранные в небрежный пучок, и внимательные, умные глаза цвета мокрого асфальта.
— Простите? — Игорь выпрямился, отряхивая руки.
— Лимонник китайский, — кивнула она на растение. — Он капризный. Я Елена, учительница биологии и химии в местной школе. А вы, я так понимаю, наш новый доктор, который решил переквалифицироваться в агрономы?
В ее голосе слышалась ирония, но добрая.
— Игорь, — представился он. — И не переквалифицироваться, а… расширить инструментарий. Вы разбираетесь в растениях?
— Я биолог, Игорь. Я живу этим.
Она вошла в калитку без приглашения, подошла к грядке и ловко поправила стебель.
— Откуда у вас этот сорт? В наших широтах он редко приживается.
— Из леса. Тут есть карта… — Игорь осекся. Стоит ли рассказывать про клад?
Елена посмотрела на него проницательно.
— Вы нашли тетради Аглаи Ивановны?
— Вы знали про них?
— Весь поселок знал, что она записывала свои рецепты. Но после ее смерти все думали, что записи пропали. Мой отец был тем лесником, что жил здесь после нее. Он искал, но не нашел.
Елена провела рукой по листьям.
— Это удивительное наследие, Игорь. Аглая была легендой. Если вы собираетесь это восстанавливать, вам понадобится помощь. Одной медицины тут мало, нужна ботаника.
Так началось их сотрудничество. Поначалу чисто деловое. Елена приходила после уроков, помогала определять виды растений, рассказывала об особенностях почвы. Игорь делился медицинским взглядом на свойства трав. Они спорили. Елена настаивала на сохранении естественной экосистемы, Игорь — на эффективности сбора сырья.
Но в этих спорах рождалась истина. И не только она.
Слава о докторе, который лечит не только таблетками, но и «травами по старой памяти», разлетелась по району. К Игорю потянулись люди из соседних деревень.
Он никому не отказывал. Но теперь его подход изменился.
К каждому пациенту он подходил комплексно. Если у старика болели суставы, он назначал современные хондропротекторы, но добавлял к ним мазь на основе сабельника, которую научился делать сам под руководством Елены, и обязательную ежедневную прогулку до определенного дерева в лесу и обратно.
— Движение — это жизнь, Кузьмич, — говорил он. — А мазь поможет, если будешь верить и делать.
Игорь заметил, что сам изменился. Он окреп физически — работа на земле и походы в лес сделали свое дело. Исчезла одышка, плечи расправились. Но главные перемены произошли внутри.
Обида на бывшую жену и друга ушла. Она стала казаться чем-то мелким, незначительным на фоне величия природы и людской благодарности. Когда к тебе приходит мать с ребенком, которому ты помог справиться с затяжным кашлем благодаря сиропу из сосновых почек (в дополнение к антибиотикам, если они были нужны), ты понимаешь, что ты на своем месте. Ты нужен.
Однажды осенью, когда тайга оделась в золото и багрянец, Игорь и Елена пошли в лес за ягодами шиповника.
Они остановились на привал у того самого «Расколотого камня».
— Знаешь, — сказала Елена, наливая чай из термоса. — Я ведь тоже собиралась уезжать отсюда три года назад. В город. Думала, там перспективы, жизнь.
— Почему осталась? — спросил Игорь.
— Поняла, что там я буду одной из тысяч. А здесь я знаю каждое дерево. И здесь мои дети — ученики. Кто им расскажет, почему листья желтеют, если не я? А теперь… теперь я точно знаю, что не уеду.
Она посмотрела на Игоря. В этом взгляде было столько тепла и спокойного понимания, что у него перехватило дыхание.
— Я тоже не уеду, Лен, — тихо сказал он. — Я нашел здесь то, что искал всю жизнь, сам того не ведая.
Он взял ее руку. Ладонь у нее была шершавой от работы в саду, но теплой и надежной. Елена не отстранилась.
Зима в том году выдалась суровая. Снега намело по крыши. В один из февральских вечеров разыгрался страшный буран. Электричество отключилось — где-то оборвало провода.
Игорь сидел у печи, читая последнюю тетрадь Аглаи при свете керосиновой лампы. В дверь постучали. Громко, настойчиво.
На пороге стоял мужчина с соседнего хутора, весь в снегу.
— Доктор! Беда! Жена рожает! Срок еще не пришел, скорая с райцентра не проедет, дорогу замело наглухо! Трактор застрял!
Игорь не был акушером. Он был педиатром. Но выбора не было.
— Михалыч! — крикнул он в темноту (водитель часто помогал ему по хозяйству). — Заводи снегоход!
Дорога была адом. Ветер швырял в лицо ледяную крупу, видимость — ноль. Но они прорвались.
Роды были сложными. Женщина паниковала, сил у нее не было. Игорь вспомнил все, чему его учили в институте, и то, что читал в тетрадях.
«В трудный час роженице дай вдохнуть дым чабреца и говори голосом тихим, как ручей…»
Чабреца под рукой не было, но был его спокойный голос. Он держал женщину за руку, дышал вместе с ней, успокаивал, командуя процессом четко и уверенно. Он использовал все свои медицинские знания, чтобы предотвратить осложнения, и все человеческое тепло, чтобы дать ей силы.
Под утро, когда буря утихла, в маленьком доме раздался крик младенца. Мальчик. Здоровый, хоть и маленький.
Игорь вышел на крыльцо, шатаясь от усталости. Небо светлело. Снегоход Михалыча казался сугробом.
К дому подъезжал вездеход МЧС, который пробился-таки сквозь заносы. Из него выскочила Елена. Она узнала о случившемся и уговорила спасателей взять ее с собой.
Увидев Игоря, живого, уставшего, с закатанными рукавами рубашки, она бросилась к нему.
— Ты сумасшедший! — шептала она, обнимая его. — Ты мог замерзнуть по дороге!
— У нас мальчик, Лен, — улыбнулся Игорь, уткнувшись носом в ее холодную куртку. — И с мамой все в порядке.
Прошло два года.
Дом лесника изменился. Теперь вокруг него цвел настоящий сад. Таблички с латинскими названиями стояли у аккуратных грядок. Сюда даже водили экскурсии школьников — Елена показывала детям богатство родного края.
Игорь Сергеевич стал главным врачом восстановленной участковой больницы (добился-таки финансирования из области). Но прием в своем «домике знахаря» не бросил.
Он сидел на веранде, заполняя карты пациентов. Рядом, в плетеной колыбели, спала полугодовалая девочка — их с Еленой дочь, Анечка.
Лена поливала цветы. Она напевала что-то тихое, спокойное.
Игорь посмотрел на тетради Аглаи, которые теперь стояли на почетном месте на полке, в новых переплетах. Он больше не смеялся над «болезнью-тоской». Он знал, что вылечил ее у себя.
Рецепт оказался прост, но его не купишь в аптеке.
1 часть честного труда.
1 часть единения с природой.
2 части заботы о других.
И бесконечное количество любви.
— Игорюш, — позвала Елена. — Смотри, тот цветок, что мы принесли с Медвежьей балки три года назад… Он зацвел!
Игорь подошел к жене, обнял ее за плечи. Маленький синий цветок, похожий на звезду, раскрыл лепестки навстречу солнцу.
— Знаешь, как он называется по-научному? — спросила Елена.
— Нет, — ответил Игорь, целуя ее в висок. — И не хочу знать. Для меня это «Цветок новой жизни».
Где-то далеко, в большом городе, шумели машины, люди бежали за призрачным успехом, предавали и расставались. А здесь, среди тайги, в доме, пахнущем травами и детским молоком, один человек нашел свое счастье, просто позволив себе быть добрым. И это добро, как круги по воде, разошлось, исцеляя всех вокруг.
Игорь взял ручку и открыл новую, чистую тетрадь.
«15 июля. Анечка спит спокойно. Сбор от колик, который подсказала Аглая, работает лучше симетикона. Сегодня зацвела "Звезда". Жизнь продолжается, и она прекрасна».