На Новый год гуляем на моей новой даче», — объявила свекровь своей родне, узнав, что невестка получила в наследство шикарный дом. Но 31 декабря их ждал сюрприз, от которого у всех отвисла челюсть.
Наталья стояла у окна и смотрела, как первый снег медленно засыпает двор. Декабрь только начался, а зима уже вступила в свои права. Безжалостная, холодная, равнодушная ко всему живому. Точно такая же, как ее жизнь в этой квартире, в этой семье, рядом с человеком, которого она когда-то считала своим спасением. Позади нее... На кухне гремела посудой свекровь. Людмила Петровна приходила каждый день, без звонка, без предупреждения, просто открывала дверь своим ключом и врывалась в их жизнь, как ураган, сметающий все на своем пути. У нее были ключи от всех дверей, от всех шкафов, от всех секретов этого дома, кроме одного. Наталья едва заметно улыбнулась своему отражению в темном оконном стекле. Один секрет она все-таки сумела сохранить. Один единственный, но такой важный, что от него зависела вся ее дальнейшая судьба.
- Наташа!» — голос свекрови прорезал тишину квартиры, как нож масла. - Ты опять у окна торчишь. Иди сюда, помоги картошку почистить. Сережа с работы придет голодный, а у тебя конь не валялся.
Наталья медленно повернулась. Торопиться она давно разучилась, спешка в этом доме была привилегией свекрови. Остальным полагалось лишь подчиняться ее ритму, ее командам, ее бесконечным указаниям. На кухне Людмила Петровна уже расположилась как хозяйка. Фартук повязан, рукава закатаны, На столе гора овощей, которые она принесла с собой. Она всегда приносила продукты сама, демонстративно, с комментариями.
- В вашем магазине одна гниль, а я на рынке у проверенной бабушки беру.
Как будто Наталья была не способна даже овощи выбрать.
- Садись, чисти, — Людмила Петровна указала на табуретку у стола. - И аккуратнее, не как в прошлый раз. Половину картошки в очистки перевела.
Наталья молча взяла нож. За восемь лет брака она научилась не спорить. Спорить было бессмысленно. Любое возражение оборачивалось против неё же. Свекровь умела так вывернуть любую ситуацию, что виноватой всегда оказывалась невестка. А муж... Муж всегда молчал. Или, что ещё хуже, вставал на сторону матери.
- Я тут с Зиной разговаривала, — продолжала свекровь, не отрываясь от шинковки капусты. - Помнишь Зину, мою подругу? У ее дочки уже третий ребенок родился. Третий, представляешь? А вам с Сережей все никак. Может, к врачу сходить? А то мало ли, вдруг проблемы какие.
Наталья стиснула нож. Этот разговор повторялся с завидной регулярностью раз в неделю, иногда чаще. Свекровь не могла смириться с тем, что ее драгоценный Сереженька до сих пор не стал отцом, и винила она в этом, разумеется, невестку.
- Людмила Петровна, мы уже обсуждали это, — тихо сказала Наталья. - Мы с Сергеем пока не готовы.
- Не готовы! — свекровь фыркнула так, что капуста разлетелась по столу. - Тебе 35, Сереже 38. Куда еще готовиться? В сорок рожать будете. Как старородящие!
Наталья промолчала. Объяснять свекрови, что она не хочет детей, не пока не готова, а именно не хочет, было бесполезно. Это вызвало бы такую бурю, что последствия пришлось бы расхлебывать месяцами. Проще кивать и соглашаться. Проще делать вид. За эти годы Наталья стала настоящим мастером притворства. Она научилась улыбаться, когда хотелось кричать. Научилась кивать, когда внутри все сжималось от несогласия. Научилась говорить «да», когда каждая клеточка ее тела вопила «нет». Она превратилась в идеальную невестку, тихую, послушную, незаметную. Такую, какой ее хотели видеть. Но внутри, глубоко-глубоко, где никто не мог заглянуть, она оставалась собой. И там, в этом потайном уголке души, зрел план. План, который она вынашивала семь долгих лет. Все началось в их первую годовщину свадьбы.
Тот день Наталья помнила до мельчайших подробностей. Он намертво врезался в память, как шрам от глубокого пореза. Она готовилась целую неделю. Заказала продукты в хорошем магазине, нашла рецепт утки с яблоками, того самого блюда, которое Сергей обожал еще с детства. Купила новую скатерть, свечи, бутылку дорогого вина. Даже платье приобрела специально для этого вечера. темно-синее, с открытыми плечами, которое так шло к ее светлым волосам. В тот день она встала в 6 утра. Утка требовала долгой подготовки, маринад, начинка, правильная температура духовки. Наталья колдовала над ней весь день, проверяя каждые полчаса, поливая соком, следя, чтобы корочка была именно такой, какой нужно, золотистой, хрустящей, идеальной. К семи вечера все было готово. Стол накрыт белоснежной скатертью, свечи расставлены, утка благоухала на блюде, окруженное карамелизированными яблоками. Наталья надела свое новое платье, уложила волосы, даже накрасилась, чего обычно не делала дома.
Она хотела, чтобы этот вечер был особенным. Хотела, чтобы муж увидел ее и понял. Она старается, она любит его, Она готова на все ради их счастья. Сергей задерживался. Она позвонила ему в половине восьмого. Телефон был недоступен. В восемь — то же самое. Свечи оплывали, утка остывала, Наталья сидела за накрытым столом одна, и каждая минута ожидания была как маленькая пытка. Он пришел в девять, не один. Наталья до сих пор помнила звук открывающейся двери, голоса в прихожей, два голоса, мужской и женский. На секунду ее сердце оборвалось. «Измена? Другая женщина?» Но потом она узнала этот голос, громкий, командный, не терпящий возражений, и поняла, что все гораздо хуже.
- Наташенька! - Людмила Петровна вплыла в комнату, не снимая сапог на каблуках, оставляя грязные следы на только что вымытом полу. - Сюрприз. Сережа сказал, что у вас годовщина, а я думаю, ну как же без меня? Первая годовщина — это так важно. Я тут пирожков напекла, Сережиных любимых, с капустой и с мясом. А то знаю я тебя, опять какую-нибудь ерунду приготовила».
Наталья медленно встала из-за стола. Она чувствовала себя так, словно ее ударили под дых. Воздуха не хватало, слова застряли в горле. Сергей стоял позади матери с виноватым видом, но молчал. Он всегда молчал. «У меня утка», — начала Наталья, но свекровь уже прошла на кухню.
- Утка? — донесся оттуда ее голос. - Господи, Наташа, ну кто же так готовит? Пересушила всю. И яблоки эти, кислятина же. Надо было Антоновку брать, я сто раз говорила. Ладно, хорошо, что я пирожки принесла. Сереж, неси тарелки.
Сергей послушно пошел на кухню. Наталья осталась стоять посреди комнаты в своем красивом платье с тщательно уложенными волосами, с накрашенными губами и чувствовала себя клоуном, который вырядился для представления, которое никто не собирался смотреть. Ужин прошел под аккомпанемент голоса Людмилы Петровны. Она рассказывала о соседях, о подругах, о ценах на рынке, о том, какой у нее замечательный сын и как ему повезло с такой заботливой матерью. Утку почти не тронули, все ели пирожки. Свечи свекровь задула сама, потому что пожара опасна, а вино убрала в холодильник. Вам завтра на работу, нечего алкоголем увлекаться. Она ушла в одиннадцать, расцеловав Сергея и бросив на талье снисходительное.
- Посуду помой, не оставляй на ночь, тараканы заведутся.
Сергей лег спать почти сразу, устал на работе, завтра рано вставать. Наталья убирала со стола, мыла посуду, выбрасывала остатки своей утки, которую так никто и не оценил. И думала. Она думала о том, как мечтала об этом вечере, о том, как представляла, они с Сергеем вдвоем, свечи, тихая музыка, разговоры о будущем, может быть, танец на кухне, как в старых фильмах. Она так хотела этой близости, этого ощущения «мы — семья, мы — вместе, мы — команда». Вместо этого она получила свекровь, пирожки и полное равнодушие мужа.
В ту ночь Наталья плакала в ванной. Она включила воду на полную мощность, чтобы заглушить рыдание, села на холодный кафельный пол и выплакала всё. Все надежды, все мечты, все иллюзии, которые еще оставались. А утром, глядя на свое опухшее лицо в зеркале, она приняла решение. Она начнет откладывать деньги. Каждый месяц сколько сможет. На черный день. На случай, если однажды поймет, что больше не может. Это был первый шаг к свободе, хотя тогда она еще не знала, куда приведет ее эта дорога. Деньги копились медленно. Наталья работала архитектором в небольшом бюро. Зарплата была стабильной, но невысокой. Она могла бы зарабатывать больше. Ее проекты не раз побеждали в конкурсах, ее приглашали в крупные компании, предлагали должности с серьезным повышением. Но Сергей был против.
- Зачем тебе этот стресс? - говорил он каждый раз, когда она заводила разговор о карьере. Работа допоздна, командировки, нервы. Мама говорит, что женщине важнее семья, а не карьера.
Мама говорит. Эти два слова стали проклятием их брака. Мама говорит, что борщ надо варить на косточке. Мама говорит, что шторы нужно стирать раз в месяц. Мама говорит, что жена должна встречать мужа с работы горячим ужином. Мама говорит, мама считает, мама думает. Наталья иногда ловила себя на страшной мысли. Она вышла замуж не за Сергея, а за его мать. И проиграла в этом браке еще до того, как он начался. Но она не сдавалась. Тот огонек, что зажегся в ней после первой годовщины, не угасал. Он теплился где-то глубоко внутри, под слоями усталости и привычного молчания, и заставлял ее каждый месяц переводить деньги на тайный счет.
Она экономила на всем. Отказывала себе в новой одежде, покупая вещи на распродажах или в секонд-хендах. Не ходила в кафе с коллегами, ссылаясь на диету. Перестала покупать книги, записавшись в библиотеку. Каждая сэкономленная сотня рублей шла в копилку. Премии она тоже прятала. Когда начальник выписывал ей бонус за удачный проект, Наталья никому не говорила. Переводила деньги на свой счет и делала вид, что ничего не произошло. Подарки от родственников, те немногие, что еще оставались, тоже уходили туда. Сергей ничего не замечал.
Он вообще мало что замечал в их совместной жизни, кроме того, что касалось лично его. Есть ли в холодильнике еда, постирана ли его рубашка, куплен ли его любимый кефир. Жена для него была чем-то вроде полезного бытового прибора, должна работать исправно и не создавать проблем. Людмила Петровна тоже ничего не подозревала. Она была слишком занята контролем над жизнью сына и невестки, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как личные финансы Натальи. Да и откуда у этой никчемной женщины могут быть свои деньги? Все, что она зарабатывает, уходит на семью, так и должно быть.
Годы шли. Первый, второй, третий. Наталья считала не месяцы, она считала суммы на своем счете. Каждая цифра приближала ее к чему-то неопределенному, но важному. К свободе, к новой жизни, к возможности наконец-то вздохнуть полной грудью. Она пока не знала, просто копила, просто ждала. На пятом году брака случилось то, что изменило все. Это был обычный вторник, ничем не примечательный день. Наталья вернулась с работы усталая, голодная, мечтающая только о горячем душе и тишине. Но тишины в этой квартире не бывало. Людмила Петровна сидела на кухне и пила чай.
- А, пришла, — констатировала свекровь, не поднимая головы. - Сережа звонил. Задержится сегодня. Корпоратив у них какой-то.
Наталья молча кивнула. Корпоративы у Сергея случались подозрительно часто, но она давно перестала задавать вопросы. Не потому что доверяла, просто было все равно. Кстати, Людмила Петровна наконец посмотрела на нее, и в ее глазах мелькнуло что-то странное.
- Я тут письмо нашла. На твое имя? Из какого-то нотариуса. Случайно открыла, думала, счет за коммуналку.
Наталья похолодела. Письмо из нотариуса? На ее имя? И свекровь его случайно открыла?
- Какое письмо? - Голос предательски дрогнул.
- Да вот, - Людмила Петровна протянула ей конверт с надорванным краем. - Какая-то твоя родственница умерла. Вера Павловна, кажется, наследство тебя оставила.
Наталья взяла конверт онемевшими пальцами. Вера Павловна, троюродная тетка по материнской линии, которую она видела последний раз лет в десять на каком-то семейном торжестве, смутно помнила седую женщину с добрыми глазами, которая подарила ей тогда книгу сказок. Она развернула письмо. Буквы прыгали перед глазами, но смысл она уловила сразу. Вера Павловна скончалась три месяца назад. и по ее завещанию часть имущества переходила Наталья как единственной оставшейся родственнице по этой линии.
- Там написано «Денежная сумма». - Голос свекрови прорезал тишину. - Сколько? Интересно?
Наталья посмотрела на цифру и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Это было много, очень много. Вместе с ее накоплениями это была сумма, на которую можно было... Ну? Свекровь нетерпеливо подалась вперед.
- Сколько?»
Наталья сделала то, чего никогда раньше не делала. Она солгала, быстро, легко, даже не задумываясь.
- Немного, — пожала плечами. - Тысяч двести. Хватит на ремонт кухни, может быть.
- Фу! - Людмила Петровна разочарованно откинулась на спинку стула. - Я думала, хоть что-то приличное. Двести тысяч? Это разве деньги? На один санузел едва хватит.
Наталья кивнула и вышла из кухни, сжимая письмо в руке. Сердце колотилось так громко, что казалось, свекровь должна услышать. Сумма была в десять раз больше, чем она назвала.
Следующие несколько недель Наталья жила как в тумане. Она оформила наследство, получила деньги на свой тайный счет и впервые за долгие годы почувствовала что-то похожее на надежду. Она могла уйти. Прямо сейчас, в любой момент, собрать вещи, снять квартиру, подать на развод. Денег хватило бы на первое время, пока она не встанет на ноги. Но что-то ее останавливало. Может быть, страх. Она так долго была частью этой семьи, пусть нелюбимой, унижаемой, но частью, что не представляла себя отдельно. Как ампутированная конечность. Даже когда ее больше нет, фантомная боль остается. А может быть, это было что-то другое. Какое-то смутное ощущение, что просто уйти недостаточно, что она заслуживает чего-то большего, чем бегство.
И тогда у нее родился план. Она не просто уйдет. Она создаст себе место, куда можно будет прийти. Свой собственный дом, свой угол, свое пространство, где никто не сможет ею командовать. Место, которое будет только ее, не общее с мужем, недоступное для свекрови, а только ее. Наталья начала искать. Поиски заняли почти полгода. Она просматривала объявления по ночам, когда Сергей спал, а свекровь, наконец, уходила к себе домой. Искала что-то особенное, не просто четыре стены и крышу, а место, которое позовет, откликнется, станет своим с первого взгляда.
Она пересмотрела сотни вариантов. Квартиры студии на окраине Москвы, комнаты в коммуналках, крошечные домики в садовых товариществах. Все было не то. Слишком маленькое, слишком убогое, слишком чужое. А потом она нашла его. Объявление было простым, без фотографий. Продается дом в деревне Покровская, русский район. Два этажа, кирпич, 15 соток. Недорого. Торг. Что-то заставило Наталью позвонить по указанному номеру. Женский голос на том конце, пожилой, усталый, рассказал, что дом принадлежал ее матери, которая недавно умерла. Дочь давно жила в городе и не собиралась возвращаться в деревню, хотела продать побыстрее, закрыть этот вопрос.
- Приезжайте, посмотрите, — сказала женщина. - Дом хороший, крепкий. Мама его любила.
Наталья приехала в марте, когда снег уже начал таять, но до настоящей весны было еще далеко. Электричка до Рузы, потом автобус, потом пешком по раскисшей проселочной дороге. Деревня Покровская оказалась небольшой, десятка три домов, разбросанных по склону холма. Половина из них явно пустовала. Заколоченные окна, провалившиеся крыши, заросшие участки. Но были и жилые, с дымком из труб, с расчищенными дорожками, с лаем собак за заборами. Нужный дом стоял на краю деревни, у самого леса.
Наталья увидела его еще издалека, и сердце вдруг сжалось от какого-то странного, необъяснимого чувства. Два этажа, кирпичные стены, когда-то выкрашенные в желтый цвет, но теперь облупившиеся и посеревшие от времени. Деревянное крыльцо с резными перилами, кое-где подгнившими, но все еще красивыми. Большие окна с наличниками, покосившаяся калитка, участок, заросший прошлогодней травой и кустами одичавшей сирени. Дом был старый, уставший, заброшенный и почему-то сразу родной. Женщина-хозяйка уже ждала у калитки, немолодая, закутанная в пуховик с красными от холода щеками.
- Вы, Наталья? Проходите, посмотрите все сами.
Они вошли внутрь, и Наталья почувствовала, как дом словно обнимает ее. Не физически, конечно, скорее, как-то на уровне ощущений. Запах старого дерева, пыли, забытых вещей. Тишина, которая казалась не мертвой, а просто спящей. Дом был почти пустой, хозяйка забрала мебель, но следы прежней жизни остались повсюду. Выцветшие обои с цветочным узором, следы от картин на стенах, царапины на дощатом полу, здесь когда-то стоял стол, здесь — шкаф, а вот тут, судя по вмятинам, тяжелое кресло. На подоконнике сиротливо стоял горшок с засохшим цветком. На стене висела единственная оставшаяся фотография — черно-белая, выцветшая. Какие-то незнакомые люди улыбались в камеру.
Мужчина в пиджаке, женщина в платье с кружевным воротником, между ними девочка лет пяти с бантом в волосах. Наталья подошла ближе и увидела надпись на обороте рамки. «Лето 1975 года. Счастливые времена». «Счастливые времена». У нее тоже когда-то были счастливые времена. Давно, в другой жизни, когда родители были живы. Каждое лето они ездили на дачу к бабушке. Крошечный домик в садовом товариществе, шесть соток с малиной и крыжовником, качели, которые скрипели на весь участок, запах пирогов с яблоками, плывущий из открытого окна кухни. Родители погибли, когда Наталье было 22. Автокатастрофа на трассе, гололед, встречная фура. Ей позвонили среди ночи, и этот звонок разделил ее жизнь на «до» и «после».
Бабушка не пережила смерти сына, слегла через месяц и больше не встала. Дачу продали, чтобы оплатить лечение и похороны. Наталья осталась одна, в огромном равнодушном городе, с дипломом архитектора и разбитым сердцем. С Сергеем она познакомилась через год после похорон. Он показался ей спасением, внимательной, заботливой, надежной. Рядом с ним можно было не думать о прошлом, не проваливаться в черную яму одиночества. Он водил ее в кино и рестораны, дарил цветы, говорил правильные слова. И когда сделал предложение, она согласилась, не раздумывая, потому что хотела семью, хотела дом, хотела больше не быть одной. Она получила семью, только совсем не ту, о какой мечтала.
И вот теперь, стоя посреди чужого пустого дома в заброшенной деревне, Наталья вдруг поняла — это оно. Это то самое место, где она сможет снова стать собой. Ни женой Сергея, ни невесткой Людмилы Петровны, ни бессловесной тенью в углу собственной кухни. Просто Наташей, как в детстве, как тогда, когда мир еще казался добрым и справедливым.
- Беру, — сказала она, повернувшись к хозяйке. - Сколько вы хотите. Женщина назвала сумму.
Наталья согласилась, не торгуясь. В тот же день они поехали к нотариусу. Через неделю Наталья получила документы на свое имя. На свое и только на свое. Наталья Викторовна Громова, единственный собственник земельного участка и жилого дома по адресу Московская область, Русский район, деревня Покровская, улица Лесная, дом 14. Она стала хозяйкой собственного дома. Впервые за много лет у нее появилось что-то, что принадлежало только ей. Следующие месяцы были самыми странными и самыми счастливыми в ее жизни. Наталья приезжала в Покровское каждые выходные. Врала мужу, навещает подругу, ездит по рабочим делам, участвует в каком-то длинном проекте с выездами на объект. Врать оказалось удивительно легко. За годы брака она так хорошо научилась говорить то, что от нее хотели услышать, что никто не замечал подвоха. Сергей и не интересовался особо. Жена куда-то ездит по выходным. Ну и хорошо, не мешает смотреть футбол.
Людмила Петровна ворчала, что невестка шляется где-то вместо того, чтобы домом заниматься. но тоже не допытывалась. А Наталья работала. Работала так, как не работала никогда в жизни, с азартом, с радостью, с ощущением, что каждый ее труд имеет смысл. Она сама красила стены, выбрала светлый теплый оттенок, похожий на цвет топленого молока. Сама чинила крыльцо, пересмотрела кучу видео, купила инструменты, научилась обращаться с молотком и гвоздями. Сама выносила мусор, оставшийся от прежних хозяев, старые газеты, сломанную мебель, какие-то тряпки и коробки. Заказала новые окна. Старые были совсем гнилые, из них дуло так, что зимой в доме было невозможно находиться. Рабочие приехали, установили стеклопакеты, и дом сразу стал другим, светлым, теплым, настоящим. Купила простую мебель, кровать, стол, пару стульев, небольшой диван. Привезла постельное белье, посуду, занавески. Выбрала веселые, с цветочным узором, как когда-то у бабушки. Поставила на подоконник новый цветок вместо засохшего — герань в глиняном горшке. Дом постепенно оживал.
Наталья чувствовала это каждый раз, когда переступала порог. Он принимал ее, впускал в себя, становился все более своим. Скрип половиц под ногами, шорох листьев за окном, солнечные зайчики на свежевыкрашенных стенах — все это было ее, только ее. Здесь она могла дышать. Здесь никто не указывал ей, как жить. К осени дом был почти готов, не идеальный, конечно, многое еще предстояло сделать, но уже вполне пригодный для жизни. Наталья посадила у крыльца куст сирени, точно такой же, какой рос когда-то у бабушки. Маленький саженец, который она купила в питомнике и везла на электричке, прижимая к себе, как ребенка. Повесила на веранде старый колокольчик, нашла на чердаке, почистила, привязала новую веревочку. Теперь он звенел от ветра, и этот звук казался Наталье самым красивым на свете.
Это был ее дом, ее место, ее тайна. И тут она совершила ошибку. Почему она рассказала Сергею? Наталья потом сама не могла понять. Может быть, устала хранить секрет? Может быть, наивно надеялась, что муж порадуется за нее, поддержит, оценит ее упорство и самостоятельность. А может быть, просто хотела посмотреть на его реакцию, проверить, остался ли в нем хоть какой-то интерес к ней, к ее жизни, к ее мечтам. Она выбрала момент, вечер пятницы, когда Сергей был в хорошем настроении после корпоратива, налила ему чай, села рядом, Начала издалека.
- Знаешь, я тут кое-что хотела тебе рассказать. Помнишь, я говорила, что откладываю деньги? Ну, понемногу, на всякий случай. Сергей кивнул, не отрываясь от телефона. Он и сейчас не смотрел на нее, листал какую-то ленту, изредка хмыкая. - Так вот, — Наталья набрала воздуха в грудь, — я купила дачу.
Телефон дрогнул в его руках. Сергей поднял глаза. Впервые за весь вечер посмотрел на нее по-настоящему.
- Что?
- Дачу. Дом с участком в русском районе. На свои деньги. Она специально подчеркнула это. - Копила семь лет.
Сергей молчал. На его лице отразилась странная гамма эмоций. Удивление. Недоверие — что-то похожее на обиду. Наталья ждала вопросов. «Почему не сказала раньше? Почему не посоветовалась? Почему скрывала? Готовилась объяснять, защищаться, стоять на своем». Но Сергей спросил совсем другое.
- А мама знает.
Вот так. Никакая дача, нигде находится. Не покажешь. Первая мысль о маме. Знает ли мама, что скажет мама, как мама отреагирует? Наталья почувствовала, как внутри что-то надламывается. Тихо, почти не слышно, но необратимо. Как трещина на льду, сначала тонкая, едва заметная, а потом вдруг раз — и провалилась.
- Нет, - сказала она ровным голосом. - Не знает. Это моя дача, моя собственность, оформлена на меня.
- Надо маме рассказать, - сказал Сергей тоном, не терпящим возражений. - Она обрадуется. Знаешь, как она всегда мечтала о загородном доме? Чтобы на природу выезжать, с подругами шашлыки жарить.
Наталья смотрела на мужа и не узнавала его. «Нет». Он был точно такой же, как всегда. В этом-то и заключался ужас. Он не изменился. Он всегда был таким. Просто она восемь лет не хотела этого видеть.
- Сережа, — она старалась говорить спокойно, хотя внутри все кипело, — это мой дом. Я его купила для себя, на свои деньги».
- Ну да, ну да. Он уже снова смотрел в телефон, потеряв интерес к разговору. - Но мы же семья, правда? Значит, и дача семейная. Мама будет рада.
Он не услышал, не понял, не захотел понять. Для него все было просто. Жена купила дачу, значит, теперь у семьи есть дача. А семья — это в первую очередь мама. Все остальное — детали. Наталья встала и вышла из комнаты. Сергей даже не поднял головы. Ту ночь она не плакала. Слезы закончились много лет назад. Она лежала в темноте с открытыми глазами и думала. Думала о том, что восемь лет потратила на человека, который ее не видит, не слышит, не понимает. Думала о том, что ее дом — единственное, что у нее есть, и она не отдаст его никому. Думала о том, что пора действовать. Наталья не была терпилой. Она была стратегом. И теперь у нее появился план. На следующий день Сергей, разумеется, все рассказал матери. Людмила Петровна примчалась в тот же вечер, без звонка, как обычно. И с этого момента началось то, что Наталья потом называла про себя «битвой задачу». Битва – которой она не собиралась проигрывать. Людмила Петровна ворвалась в квартиру, как танк на поле боя. Глаза горели, щеки пылали румянцем, губы были сжаты в тонкую линию. Она даже не разулась, прошла прямо в комнату, оставляя мокрые следы на паркете.
- Наташенька! — голос свекрови звенел от едва сдерживаемого возбуждения. - Сережа мне все рассказал. Дача! У нас теперь дача!
Наталья стояла у окна, скрестив руки на груди. Она знала, что этот разговор состоится, готовилась к нему и все равно почувствовала, как внутри поднимается волна глухого раздражения.
- У меня дача, — поправила она спокойно. - Моя, личная.
- Ой, да брось ты! Людмила Петровна махнула рукой, как будто отгоняла назойливую муху. - Какая разница? Твоя, наша? Мы же одна семья. Рассказывай давай, где, какой дом, сколько комнат? Участок большой. Баня есть?
- Людмила Петровна.
- Я уже Зине позвонила, — перебила свекровь, не слушая. - И Вале, и тете Клаве. Все так обрадовались. Зина говорит, летом приедем, шашлыки пожарим, в речке искупаемся. Там речка рядом есть?
Наталья молчала. Смотрела на свекровь, которая уже вовсю распоряжалась ее домом, ее мечтой, ее единственным убежищем. И понимала, слова здесь бесполезны. Людмила Петровна не слышит никого, кроме себя.
- Надо ехать смотреть», — продолжала та. В эти выходные я Андрюше позвоню, пусть машину возьмет. Сережа, ты слышишь? В субботу едем. Сергей, который все это время сидел на диване, уткнувшись в телефон, поднял голову и кивнул.
- Да, мам. Хорошо.
Наталья посмотрела на мужа. На этого взрослого мужчину, который за восемь лет брака ни разу не встал на ее сторону. Ни разу не сказал матери «нет», ни разу не защитил жену от ее нападок. И в этот момент что-то внутри нее окончательно погасло. Не злость, злость еще оставалась. Погасла надежда. Последняя — крошечная искорка надежды на то, что этот брак можно спасти.
- Хорошо. Хорошо. сказала она ровным голосом. Едем в субботу.
Людмила Петровна просияла.
- Вот и умница. Я знала, что ты поймешь. Мы же семья, Наташенька. Все общее, все пополам.
Наталья кивнула. Пусть думает, что победила. Пусть радуется. Ненадолго. Поездка состоялась, как и было запланировано. Два джипа, Андрей на своем внедорожнике, Сергей на служебной машине. Людмила Петровна, разумеется, ехала с младшим сыном, чтобы присматривать за дорогой. Марина, жена Андрея, сидела сзади с двумя детьми, погодками пяти и шести лет, которые всю дорогу дрались и визжали. Наталья ехала молча, глядя в окно. За стеклом мелькали подмосковные пейзажи, серые поля, голые деревья, редкие деревни. Ноябрь выдался холодным, первый снег уже выпал, но пока не лег, таял, превращая дороги в грязное месиво. Она думала о своем доме, о том, как приезжала туда одна, в тишине, без свидетелей, как красила стены, как чинила крыльцо, как сажала сирень. Это были ее воспоминания, ее труд, ее радость, и теперь все это придется делить с людьми, которые не имели к дому никакого отношения. Или не придется?
Наталья усмехнулась про себя. Посмотрим. Они приехали к полудню. Людмила Петровна выскочила из машины первой, еще до того, как Сергей заглушил двигатель. Встала у калитки, окинула взглядом дом, участок, сад.
- Хм, — произнесла она тоном эксперта. - Ничего так. Руки, конечно, приложить надо.
Наталья вышла следом. Сердце сжалось при виде родного крыльца, знакомых окон, куста сирени у забора. Ее дом, ее место. И сейчас чужие люди будут ходить по нему, трогать, оценивать, критиковать.
- Крыша вроде целая, — продолжала свекровь, задрав голову. - Окна новые. - Хорошо. А забор то. Облупился весь, перекрашивать надо. И сирень эту убрать. Разрослась, свет загораживает.
Наталья стиснула зубы. Сирень. Тот самый куст, который она посадила два месяца назад, который везла на электричке, прижимая к себе, который был для нее символом новой жизни, памятью о бабушке, о детстве, о счастливых временах.
- Пойдемте внутрь, — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Людмила Петровна прошла в дом по-хозяйски, распахивая двери, заглядывая в каждый угол, трогая стены, ковыряя ногтем краску. За ней тянулись остальные. Сергей с отсутствующим видом, Андрей, который сразу начал что-то измерять рулеткой, Марина с детьми, которые немедленно разбежались по комнатам с воплями.
- Обои надо переклеить, — командовала свекровь. - Эти уже старые. И линолеум заменить. Видишь, протертый какой. Сережа, записывай. Обои, линолеум, плитка на кухню. А это что за печка? Газ сюда проведен?
- Нет, — ответила Наталья. - Только электричество.
- Как это? Нет газа! - Людмила Петровна всплеснула руками. - Это же каменный век. Надо проводить. Андрюша, узнай, сколько стоит газификация.
Андрей кивнул, не отрываясь от телефона.
- А санузел где? Свекровь уже шла по коридору. - О, Господи, это что? Удобство на улице? Нет, так не пойдет. Надо нормальный туалет делать в доме. И ванную. Сережа записал? Туалет, ванная, газ.
Наталья стояла посреди своей гостиной, той самой, которую она красила своими руками, выбирая оттенок целую неделю, и смотрела, как чужие люди захватывают ее пространство. Дети Андрея уже успели опрокинуть горшок с геранью, Марина рылась в кухонных шкафчиках, Сергей вышел на крыльцо курить. И только Людмила Петровна продолжала свой победный марш по дому, раздавая указания направо и налево.
- Вот тут спальню сделаем, для нас с Сережей, а тут — гостевую, для Андрюши с семьей. Наверху еще две комнаты. Отлично. Одну — под детскую, вторую — под кладовку. И веранду надо застеклить, а то холодно будет.
Наталья молчала. Слушала. Запоминала. Людмила Петровна уже распланировала весь дом, не спросив хозяйку ни о чем. В ее картине мира все было просто. Невестка купила дачу, значит, теперь у семьи есть дача. А кто в семье главный? Правильно, она. Значит, ей и решать.
- Наташа, а деньги на ремонт есть? Свекровь, наконец, обратила на нее внимание. Тут работы много, тысяч на пятьсот, не меньше.
- На какой ремонт? Наталья подняла бровь.
- Ну как? На какой? На этот? Туалет, ванная, газ, обои. Я список составлю. Ты же понимаешь, что так оставлять нельзя? Люди приедут, а тут срам один.
- Какие люди? - Людмила Петровна посмотрела на нее, как на слабоумную. - Родственники, конечно. Зина с мужем, Валя с Петей, тетя Клава. Я уже всех пригласила. На Новый год здесь соберемся, всей родней. Шампанское, оливье, елка во дворе. Красота.
Наталья почувствовала, как кровь прилила к лицу. Пригласила. Уже пригласила. В ее дом. Без ее разрешения. Людмила Петровна, она старалась говорить спокойно,
- Вы не могли пригласить людей в мой дом без моего согласия.
- Что значит без согласия»? - Свекровь нахмурилась. - Ты что, против? Это же семья, родня.
- Это мой дом, и я решаю, кого сюда приглашать.
Повисла пауза. Людмила Петровна смотрела на невестку с нескрываемым изумлением, как будто та заговорила на иностранном языке.
- Наташа, — произнесла она медленно, — ты, кажется, что-то путаешь. Мы — семья. Все, что есть у одного, принадлежит всем. Так было всегда.
- Нет, — Наталья покачала головой, — не всегда. И не в этом случае. Дом оформлен на меня, куплен на мои личные средства. Это моя собственность, и я не давала согласия на то, чтобы здесь собиралась ваша родня.
Лицо свекрови пошло красными пятнами.
- Сережа! — крикнула она. - Сережа, иди сюда! Ты слышишь, что твоя жена говорит?
Сергей появился в дверях с сигаретой в руке. Посмотрел на мать, на жену, на мать снова.
- Что случилось?
- Твоя жена говорит, что это ее дом, что она не хочет родню на Новый год. Ты это слышишь?
Сергей вздохнул. Этот вздох Наталья знала наизусть. Вздох человека, который хочет, чтобы все проблемы решились сами собой, без его участия.
- Наташ, — сказал он примирительно, — ну чего ты? Мама же хотела как лучше. правда, какая разница? Твой дом, наш дом, мы же семья.
- Разница в том, что это моя собственность, — ответила Наталья. - Юридически, по документам, я единственный владелец.
- Да при чем тут документы? — взвилась Людмила Петровна. - Документы — это бумажки, а семья — это святое.
- Для вас, может быть. Для меня документы — это гарантия того, что никто не отберет у меня то, что я заработала своим трудом.
Свекровь открыла рот и закрыла. Открыла снова. Слова, видимо, застряли в горле.
- Ты… — прошипела она наконец. - Ты неблагодарная тварь. Мы тебя приняли в семью, как родную. Восемь лет терпели твои выходки. И вот она, благодарность.
- Какие выходки? Наталья подняла бровь. То, что я молча готовила, убирала, стирала. То, что выслушивала ваши замечания и не возражала. То, что отказалась от карьеры, потому что мама для мужа важнее семья.
- Вот! Людмила Петровна торжествующе ткнула в нее пальцем. - Вот оно, истинное лицо. Я всегда знала, что ты притворяешься. Змея подколодная.
- Мам! — подал голос Сергей. - Может, не надо?
- Молчи! — рявкнула свекровь. - Это из-за тебя! Распустил жену! Вот она и борзеет!»
Наталья смотрела на эту сцену с каким-то отстраненным спокойствием. Раньше такие скандалы выбивали ее из колеи на несколько дней. Она плакала, переживала, пыталась загладить вину, которой не было. А теперь ничего. Пустота.
- Я думаю, нам пора ехать, — сказала она ровным голосом. - Уже темнеет.
- Никуда мы не поедем», — Людмила Петровна уперла руки в бока. - Пока ты не извинишься.
- За что?
- За свое хамство, за неуважение к старшим, за то, что посмела мне перечить.
Наталья вздохнула, подошла к вешалке, взяла куртку, надела.
- Людмила Петровна, — произнесла она спокойно, - я не собираюсь извиняться за то, что защищаю свои права. Это мой дом, моя собственность, и я сама буду решать, кого сюда приглашать. Если вас это не устраивает, мне очень жаль. Но менять свое решение я не намерена.
Она вышла на крыльцо, не дожидаясь ответа. За спиной раздался визг свекрови, что-то грохнуло, зазвенело стекло. Потом — голос Сергея, пытающегося успокоить мать. Голоса Андрея и Марины. Детский плач. Наталья спустилась по ступенькам, прошла к калитке. Остановилась, положив руку на штакетник. Ее дом, ее сирень, ее небо над головой. Она не отдаст это никому. Обратно в Москву Наталья ехала на электричке. Одна. Не стала дожидаться, пока семейство успокоится и рассядется по машинам. Просто ушла, пешком до станции, благо было недалеко. В полупустом вагоне она сидела у окна и смотрела, как за стеклом проносятся заснеженные поля, темные перелески, редкие огоньки деревень. Думала. Думала о том, что мосты сожжены, что после сегодняшнего скандала ничего уже не будет, как прежде, что свекровь не простит ей этого унижения, публичного, при родственниках, при внуках.
И хорошо. Наталья устала притворяться, устала молчать, устала быть удобной. Теперь начиналась другая игра, игра, в которой она собиралась победить. Следующие дни слились в один сплошной кошмар для семьи Громовых. Для Натальи они были временем подготовки. Людмила Петровна развернула настоящую войну. Она звонила по десять раз на дню. Наталья не брала трубку. Приходила к ним домой. Наталья закрывалась в комнате. Подключила Сергея, Андрея, каких-то общих знакомых. Все они пытались образумить непокорную невестку, объяснить ей, что она не права, что так в приличных семьях не делают. Наталья слушала и молчала. Кивала, молчала улыбалась и молчала а по вечерам когда сергей засыпал она доставала ноутбук и работала изучала законы о частной собственности консультировалась с юристами на форумах искала информацию об охранных агентствах о системах видеонаблюдения о том как защитить свой дом от непрошенных гостей 20 ноября она поехала в юридическую консультацию. Молодая женщина-юрист выслушала ее историю и подтвердила то, что Наталья уже знала. Дом — ее личная собственность. Никто не имеет на него права.
- Вы можете запретить любому человеку появляться на вашей территории, — объяснила юрист. - Это законно. Если кто-то проникнет без разрешения, это статья. Можете вызывать полицию.
- А если это родственники мужа?
- Не имеет значения. Родственники, друзья, соседи, без вашего разрешения никто не может войти на частную собственность.
Наталья кивнула. План начинал обретать четкие очертания. 25 ноября она позвонила в охранное агентство. Договорилась об установке камер и тревожной кнопки. 27-го встретилась с Леной, бывшей однокурсницей, рассказала ей все, попросила помочь.
- Ты серьезно? Лена смотрела на нее круглыми глазами. - Хочешь устроить им... Что? Засаду?
- Не засаду, просто встречу. На моей территории. По моим правилам.
- Это... Это гениально! Лена расплылась в улыбке. - Я в деле! Скажи, что нужно.
- Приехать 31 декабря. С друзьями. Чем больше народу, тем лучше.
- Сделаем. Я половину офиса привезу.
1 декабря Наталья поехала в Покровское. Одна, как раньше, в те счастливые месяцы, когда никто не знал о ее тайне. Рабочие из охранного агентства уже ждали у Калитки. Два молчаливых парня в спецовках, с коробками оборудования. За три часа они установили четыре камеры по периметру, одну на крыльце, одну в гостиной. Все подключили к облачному хранилищу, показали, как пользоваться приложением на телефоне.
- Если что-то случится, нажимаете эту кнопку, — объяснил старший, вручая ей небольшой брелок. Группа будет на месте в течение 15 минут.
Наталья кивнула. «Пятнадцать минут. Достаточно». Потом она поменяла замки. На всех дверях, на калитке, на воротах. Старые ключи, которые свекровь успела сделать себе на всякий случай, теперь были бесполезными кусками металла. На забор повесила табличку. «Частная собственность. Вход только с разрешения владельца. Ведется видеонаблюдение». Вот так. Все по закону. Все официально. 5 декабря Наталья подала заявление на развод. Сделала это тихо, без скандалов. Поехала в суд, заполнила документы, оплатила пошлину. Сергею ничего не сказала, пока не время. Первое заседание назначили на середину января. После праздников. Хорошо. К тому времени все уже закончится. 10 декабря она начала потихоньку перевозить вещи. Документы, фотографии родителей, любимые книги, одежду на первое время. Все это отправлялось на дачу, по сумке за раз, чтобы не вызвать подозрений. Сергей ничего не замечал.
Он вообще последние дни ходил как в воду опущенный. Мать пилила его без остановки, требуя повлиять на жену. а жена молчала и улыбалась загадочной улыбкой. Бедный Серёжа оказался между двух огней и не знал, куда деваться. Наталье его не было жалко. Восемь лет он выбирал мать. Теперь пусть остаётся с ней. 20 декабря Людмила Петровна попыталась поехать на дачу сама. Наталья узнала об этом из приложения. Камера зафиксировала знакомую фигуру у калитки. Свекровь дергала ручку, пыталась подобрать ключи, потом начала трясти забор. Рядом топтался какой-то мужчина, видимо, таксист, который ее привез. Наталья смотрела трансляцию на телефоне и улыбалась. «Давай, Людмила Петровна, попробуй. Только учти, все записывается». Через полчаса свекровь сдалась. Села обратно в такси и уехала. Вечером позвонил Сергей.
- Наташ. - Голос у него был жалобный. - Мама говорит, ты замки поменяла и камеры какие-то повесила. Зачем?
- Затем, что это мой дом, — ответила Наталья спокойно. - И я не хочу, чтобы туда заходили без моего разрешения.
- Но это же мама, она не чужая.
- Для меня чужая.
- Наташ, ты что задумала? Голос мужа дрогнул. - Что происходит?
- Ничего особенного. Просто я устала, Сережа. Устала быть удобной. Устала терпеть. Устала молчать.
- Это из задачи, да? Ну, хочешь? Не будем туда ездить. Скажу маме, что ты против. Она поймет.
Наталья рассмеялась. впервые за долгое время, искренне.
- Она поймет? Серьезно? Твоя мама, которая уже обзвонила всю родню и пригласила их на Новый год в мой дом?
- Ну, я поговорю с ней.
- Не надо, — оборвала Наталья. — Не надо ни с кем разговаривать. Просто прими как данность. Дача — моя. Точка. И решение по ней принимаю я. Только я.
Она отключилась, не дожидаясь ответа. 25 декабря Наталья собрала последние вещи и уехала. На столе в квартире осталась записка. Квартиру делим через суд. Документы о разводе придут по почте. Не ищи меня. Просто и ясно. Она ехала на электричке, глядя в окно на проносящиеся мимо заснеженные пейзажи и чувствовала странную легкость. как будто сбросила с плеч тяжелый груз, который несла восемь долгих лет. Свободно. Почти свободно. Оставался еще один шаг. 28 декабря Лена прислала сообщение. «Все готово. Нас будет 14 человек. Везем шампанское и салаты. Во сколько приезжать?» Наталья ответила. «К 11 утра» Хочу, чтобы вы были на месте раньше. Гостей.
30 декабря позвонила Людмила Петровна. Наталья ждала этого звонка. Приготовилась. И все равно усмехнулась, увидев на экране знакомый номер.
- Наташа — голос свекрови был непривычно мягким, почти просительным. - Нам нужно поговорить.
- Слушаю вас.
- Я понимаю, ты обиделась. Может, я где-то перегнула палку. Но ведь мы же семья. Столько лет вместе. Давай забудем эту ссору, помиримся.
Наталья молчала, ждала продолжения.
- Послушай. Людмила Петровна перешла к главному. - Новый год на носу. Вся родня уже настроилась на дачу. Билеты купили, продукты закупили. Неудобно людей подводить. Давай отметим праздник вместе, как планировали, а потом уже разберемся с вашими проблемами.
Вот оно. Не примирение ей нужно, ей нужно сохранить лицо. Не хочет объяснять родне, почему невестка не пускает их на семейную дачу.
- Людмила Петровна, — произнесла Наталья ровным голосом, — я оценю ваш звонок, но ничего не изменится. Дача моя, и я не приглашала туда вашу родню. Если вы приедете без моего разрешения, это будет незаконное проникновение на частную собственность.
- Да как ты смеешь! — мгновенно взвилась свекровь, забыв про мягкий тон. - Мы приедем, все приедем, и попробуй нас не пустить.
- Попробую, — согласилась Наталья. - У меня охрана и видеонаблюдение, и телефон участкового. До свидания, Людмила Петровна. Она положила трубку.
31 декабря. Наталья проснулась рано, еще затемно. За окном лежал снег, чистый и белый, искрящийся в свете фонарей. Термометр показывал минус 12, но в доме было тепло, она с вечера протопила печку. Последний день года. Последний день ее старой жизни. Она приготовила завтрак, омлет, тосты, кофе. Поела не спеша, глядя в окно на заснеженный сад. Ее сад. Ее сирень под снегом. Ее дом. В девять приехала охрана, те же два парня, что устанавливали камеры, обошли периметр, проверили оборудование, заняли позиции у ворот.
- Если кто-то попытается войти без вашего разрешения, не пускаем, — подтвердил старший. - Если будут настаивать, вызываем полицию. Все фиксируем на камеру.
- Отлично, — кивнула Наталья. - Так и действуем.
В 11 начали съезжаться гости. Настоящие гости... те, кого она пригласила сама. Лена приехала первой, на своем стареньком логане, забитом пакетами с едой и напитками.
- Наташка! Она выскочила из машины и бросилась обнимать подругу. - С наступающим! Ну что, готова к представлению?
- Готова. Наталья улыбнулась.
- Заходи, остальные скоро будут.
К полудню дом наполнился людьми. Коллеги Лены, ее друзья, друзья друзей, человек 15 веселых, шумных, готовых праздновать. Они принесли с собой салаты, шампанское, торты, мандарины. Кто-то притащил гирлянду, кто-то колонку с музыкой. Наталья смотрела на этот праздничный хаос и не верила своим глазам. В ее доме гости. Ее гости. Люди, которые пришли к ней. потому что она позвала. Не потому что так положено, не потому что «мы же семья», просто потому что захотели. Они накрыли стол, нарядили ёлку, небольшую, но пушистую, которую Наталья купила в питомнике по дороге. Включили музыку, что-то весёлое, праздничное. В доме пахло мандаринами, хвоей и счастьем.
- Ну что, Лена подошла к Наталье с бокалом в руке. - Когда ждем главных гостей?
Наталья посмотрела в окно. По дороге, со стороны трассы, двигались две знакомые машины, большие черные джипы. А вот, кажется, и они. Лена проследила за ее взглядом и присвистнула.
- Ого! Серьезный десант!
- Серьезный», — согласилась Наталья. - Пора.
Она взяла куртку и вышла на крыльцо. Джипы остановились у ворот. Из первого выбралась Людмила Петровна в дорогой норковой шубе с высокой прической при полном параде. За ней Сергей, Андрей, Марина, дети. Из второй машины полезли какие-то люди, видимо, та самая родня, которую свекровь пригласила на праздник. Людмила Петровна подошла к калитке, дернула ручку, заперто. Посмотрела на табличку «Частная собственность», на камеру над воротами, на охранников в форме.
- Это что за цирк? Ее голос разнесся на всю улицу. - Открывайте немедленно!
Один из охранников шагнул вперед.
- Добрый день. Это частная территория. Вход только с разрешения владельца.
- Какого еще владельца? Я владелец. То есть моя невестка. Она нас пригласила.
- Ваше имя?
- Громова Людмила Петровна.
Охранник сверился со списком в руках и покачал головой.
- Извините, вас нет в списке приглашенных.
- Что? Свекровь задохнулась от возмущения. - Да вы знаете, кто я такая? Наташа! Наташа! Выйди немедленно!
Наталья стояла на крыльце, наблюдая за этой сценой. Спокойно, почти безмятежно.
- Я здесь, Людмила Петровна, — сказала она негромко, но в морозном воздухе ее голос разнесся отчетливо.
- Что это значит?» — свекровь ткнула пальцем в сторону охранников. Что за люди? Почему нас не пускают?
- Потому что вы не приглашены.
- Как? Не приглашены?
- Ты сама сказала, едем на Новый год.
- Нет, я сказала, что это мой дом, и я решаю, кого сюда пускать. Вас не приглашала.
Людмила Петровна стояла по ту сторону забора, раскрасневшаяся от мороза и злости, с перекошенным лицом, с глазами, мечущими молнией. Позади нее толпились родственники, не понимающие, что происходит. Сергей выглядел так, будто хотел провалиться сквозь землю.
- Ты... — прошипела свекровь. Ты пожалеешь об этом. Мы вызовем полицию.
- Вызывайте», — пожала плечами Наталья. - Полиция подтвердит, что это моя частная собственность, и я вправе не пускать на нее посторонних.
- Посторонних? Мы посторонние. Мы семья.
- Нет, — Наталья покачала головой, — вы — бывшая семья. Я подала на развод почти месяц назад. Первое заседание — в январе.
По толпе за забором прокатился изумленный ропот. Сергей побледнел. Людмила Петровна открыла рот и не смогла произнести ни слова.
- Так что?» — продолжила Наталья. - Формально мы уже чужие люди, а чужих людей я на свою территорию не пускаю.
Она повернулась и пошла обратно в дом. На пороге остановилась, обернулась.
- С Новым годом, Людмила Петровна! Передавайте привет родне!
И закрыла за собой дверь. Внутри ее встретили аплодисментами. Лена обняла ее так крепко, что хрустнули ребра.
- Ты богиня!» — выдохнула она. Видела бы ты ее лицо. Как у нее челюсть отвисла. Это надо было снимать.
- Снято, — Наталья усмехнулась. Камеры работают.
Гости смеялись, поздравляли ее, наливали шампанское. За окном все еще маячили фигуры у забора. Людмила Петровна что-то кричала, размахивала руками. Сергей пытался ее успокоить. Родственники переминались с ноги на ногу на морозе. Через полчаса они уехали, погрузились обратно в свои джипы и укатили, несолоно хлебавши, с пустыми руками, с разбитыми планами. А Наталья осталась в своем доме, среди своих гостей, со своей елкой и своим праздником. Впервые за восемь лет она встречала Новый год так, как хотела сама. Куранты пробили полночь. За окном взвились в небо фейерверки, соседи по деревне тоже праздновали. Разноцветные огни рассыпались над заснеженными крышами, отражались в сугробах, превращая обычную деревенскую улицу в сказочную декорацию. Наталья стояла на крыльце с бокалом шампанского в руке и смотрела на этот праздничный салют. Морозный воздух щипал щеки, но она не торопилась возвращаться в тепло. Хотелось запомнить этот момент. Первый Новый год в ее собственном доме, в ее новой жизни.
- Замерзнешь — Лена вышла следом, накинув на плечи плед. - Пойдем внутрь, там Оливье заканчивается.
- Сейчас, — Наталья улыбнулась. - Еще минутку.
Лена встала рядом, тоже подняла голову к небу.
- Красиво, — сказала она тихо. - И знаешь что? Ты молодец. Серьезно. Я бы так не смогла.
- Смогла бы, если бы приперло.
- Может быть. Но все равно. Это было круто. Видела бы ты ее лицо, когда ты сказала про развод. Думала, ее удар хватит прямо у забора.
Наталья покачала головой.
- Не хватит. Людмила Петровна — крепкий орешек. Она еще попортит мне крови, я уверена.
- Пусть попробует. Теперь у тебя есть охрана, камеры и железные нервы.
Они рассмеялись и вернулись в дом, где продолжалось веселье. Гости танцевали под музыку из колонки, кто-то уже спал на диване, укрытый пледом, кто-то доедал остатки салатов на кухне. Обычный новогодний хаос, теплый, умный, счастливый. Наталья смотрела на все это и не могла поверить, что это происходит с ней, что это ее дом, ее гости, ее праздник, что она наконец-то свободна, почти свободна. Впереди еще был развод, раздел имущества, бумажная волокита, но главное уже случилось, она вырвалась, перестала быть тенью, приложением к чужой жизни, стала собой. Около трех ночи, когда большинство гостей уже разбрелись по комнатам спать, зазвонил телефон. Наталья посмотрела на экран. Сергей. Она колебалась секунду, потом все-таки ответила.
- Да?
- Наташ... Голос мужа был хриплым, то ли от холода, то ли от выпитого. - Нам надо поговорить.
- Сейчас? В три часа ночи?
- Я у твоих ворот. Один. Пусти, пожалуйста. Просто поговорить.
Наталья подошла к окну, отодвинула занавеску. И правда, у калитки стояла одинокая фигура. Без машины, без свиты, без матери за спиной. Она задумалась. Могла не пускать, имела полное право. Могла вызвать охрану, могла просто положить трубку, но что-то заставило ее накинуть куртку и выйти на крыльцо.
- Пропустите его, — сказала она охраннику. - Только его одного.
Сергей вошел во двор, остановился в нескольких шагах от крыльца. Выглядел он паршиво, осунувшийся, с красными глазами, в расстегнутой куртке поверх праздничного свитера. От него пахло алкоголем и сигаретами.
- Зачем пришел? спросила Наталья.
- Хотел... Он замялся. - Хотел понять, почему так? Почему ты ничего не сказала? Мы же восемь лет вместе прожили. Разве я не заслужил хотя бы объяснения?
Наталья смотрела на него, на этого чужого, по сути, человека, с которым делила постель и быт столько лет, и не чувствовала ничего, ни злости, ни обиды, ни жалости, пустота.
- Объяснение? — она усмехнулась. - Хорошо. Я объясню. Садись. Она указала на скамейку у крыльца. Сергей послушно сел. Наталья осталась стоять, прислонившись к перилам. - Помнишь нашу первую годовщину? — начала она. - Я приготовила утку, накрыла стол, надела новое платье, ждала тебя весь вечер.
- Помню», — он кивнул, — мама тогда приехала.
- Вот именно, мама приехала, без приглашения, без предупреждения, и ты ее привел в наш праздник, в наш вечер.
- Но она же хотела как лучше.
- Нет, Сережа, она хотела контролировать. И ты ей позволил, как позволял всегда,все эти восемь лет.
Сергей молчал, смотрел в снег под ногами.
- Знаешь, когда я начала копить деньги, — продолжила Наталья, — в ту ночь, после годовщины, я плакала в ванной, а ты даже не заметил, спал себе спокойно. И я поняла, если я хочу выжить в этом браке, мне нужен запасной выход. План побега.
- Побега? От меня? От всего этого, — она обвела рукой воздух, «от твоей мамы, которая контролировала каждый мой шаг, от тебя, который всегда выбирал ее сторону, от жизни, в которой я была не человеком, а функцией, удобной, послушной, незаметной.
- Я не знал, что тебе так плохо.
- Потому что не спрашивал. Ни разу за восемь лет ты не спросил, как я себя чувствую, чего я хочу, о чем мечтаю. Тебя интересовало только одно, чтобы дома был порядок, еда на столе и мама довольна.
Сергей поднял голову. В его глазах блестело что-то, то ли слезы, то ли отражение фонаря.
- Я могу измениться, — сказал он тихо - если ты дашь мне шанс. Мы можем начать сначала, без мамы, без ее вмешательства. Я поговорю с ней, объясню.
Наталья покачала головой.
- Поздно, Сережа, слишком поздно. Ты говоришь это сейчас, когда я уже ушла, когда уже подала на развод, когда уже показала, что могу жить без тебя. А где ты был все эти годы? Когда твоя мать унижала меня на каждом семейном обеде, когда она открывала нашу почту, рылась в наших вещах, приходила без звонка в любое время.
- Я думал, вы поладите. Мы никогда бы не поладили, потому что для твоей мамы я враг, женщина, которая забрала ее сыночка, и ты выбрал ее сторону. Каждый раз... В каждом конфликте ты выбирал ее.
Сергей уронил голову на руки. Плечи его вздрагивали, то ли от холода, то ли от рыданий.
- Что мне делать? – прошептал он. - Как мне теперь жить?
- Не знаю, – честно ответила Наталья. - Это твоя жизнь, твой выбор. Может, тебе стоит, наконец, повзрослеть, отделиться от мамы, научиться принимать решения самому, найти женщину, которую ты будешь любить больше, чем ее одобрение.
Она отлепилась от перил, сделала шаг к двери.
- Иди домой, Сережа, выспись. А завтра, послезавтра, позвони своему адвокату. Будем решать вопрос с квартирой.
- А шанс? Он поднял голову. - Ты не дашь мне шанс?
Наталья остановилась, посмотрела на него долго, внимательно. На это лицо, которое когда-то казалось ей родным, на эти глаза, в которых она когда-то искала спасения от одиночества.
- Нет, — сказала она мягко, но твердо, — не дам. Прости. Но этот поезд ушел.
Она вошла в дом и закрыла за собой дверь. Через окно видела, как Сергей еще какое-то время сидел на скамейке, потом медленно поднялся и побрел к калитке. Охранник выпустил его, ворота закрылись. Наталья выдохнула. Вот и все. Последняя точка. Январь пролетел в хлопотах. Судебное заседание по разводу прошло на удивление быстро. Сергей не возражал. Видимо, тот ночной разговор что-то в нем сломал или, наоборот, собрал заново. Он пришел на суд один, без матери, в приличном костюме, выбритый и трезвый. Молча выслушал все, что говорил судья, подписал бумаги, пожал Наталье руку на выходе.
- Удачи тебе, — сказал он. - Серьезно, без иронии.
- И тебе - ответила она.
Это была их последняя встреча наедине. С разделом квартиры оказалось сложнее. Людмила Петровна, разумеется, вмешалась, наняла своего адвоката, пыталась доказать, что квартира семейная, что невестка не имеет на нее права. Но закон был на стороне Натальи. Квартира куплена в браке, значит, совместная собственность. Значит, пополам. В итоге сошлись на том, что Сергей выплатит ей половину стоимости. Сумма была приличная, хватило бы на первый взнос за небольшую квартиру в Москве. Но Наталья решила иначе. Она вложила эти деньги в свой дом. За зиму успела провести газ. Оказалось не так дорого, как пугала свекровь. Сделала нормальный санузел в доме, туалет и душевую кабину. Заказала новую кухню, простую, но удобную. Перекрыла часть крыши, которая начала протекать. Работала много, взяла несколько фриланс-проектов в дополнение к основной работе. Деньги нужны были позарез, и она не отказывалась ни от чего.
Иногда сидела над чертежами до трех ночи, иногда вставала в шесть, чтобы успеть навстречу с заказчиком. Устала? Да. Но это была другая усталость, не та, что съедала ее в браке. Тогда она уставала от бессмысленности, от ощущения, что крутится как белка в колесе без всякого результата. Теперь каждое ее усилие имело смысл. Каждый заработанный рубль шел на ее дом, ее будущее, ее жизнь. В феврале ей позвонил бывший начальник, тот самый, который когда-то предлагал повышение.
- Наталья Викторовна, — сказал он, — я слышал, вы теперь свободны от семейных обязательств. У меня есть для вас предложение. Должность ведущего архитектора, зарплата в два раза выше, чем сейчас, возможность вести собственные проекты. Интересно?
Наталья рассмеялась, громко, искренне, как не смеялась много лет.
- Очень интересно, — сказала она. - Когда приступать?
Март принес весну, раннюю, робкую, но уже ощутимую. Снег потемнел и осел, с крыш капало, воробьи расчерикались на ветках. Наталья приехала в Покровское в первые выходные марта, проверить, как дом пережил зиму. Все было в порядке. Крыша не текла, трубы не полопались. Газовый котел работал исправно. Она вышла во двор, остановилась у куста сирени. Тот самый саженец, который она посадила осенью, который свекровь хотела убрать. Он пережил зиму. Веточки были живые, с набухающими почками. Скоро зазеленеет, а в мае зацветет. Наталья присела на корточки, погладила тонкие прутики.
- Выжили мы с тобой, — сказала она тихо. - Оба выжили.
Она поднялась, огляделась. Ее участок, ее дом, ее небо над головой. Впереди было столько работы — достроить баню, разбить огород, покрасить, наконец, этот злосчастный забор. Но впервые за много лет она смотрела в будущее без страха. На крыльце зазвонил телефон, она оставила его на перилах. Наталья подошла, взглянула на экран. Лена.
- Привет! — голос подруги звенел от возбуждения.
- Ты где?
- На даче. А что?
- Ты новости читала? Про свою бывшую свекровь?
Наталья нахмурилась.
- Нет.
- А что случилось?
- Она в больнице! Инфаркт! Вчера скорую вызывали!
Наталья медленно опустилась на ступеньку крыльца.
- Инфаркт. Людмила Петровна. Серьезно? — спросила она.
- Серьезно. Мне Маринка написала. Ну, жена Андрея. Они же до сих пор в общих чатах. Говорит, свекровь твоя последние два месяца сама не своя была. Все переживала из-за развода, из-за дачи, из-за того, что ты ее опозорила перед родственниками. Давление скакало, нервы не к черту. И вот доскакалась. Наталья молчала, не знала, что чувствовать. Злорадство? Жалость? Вину?
- Ты как? — осторожно спросила Лена. - Нормально?
- Не знаю», — честно ответила Наталья. - Странно как-то. Я столько лет ее ненавидела. Ну, не ненавидела, но не любила. Очень не любила. А теперь она в больнице, и я не знаю, что должна чувствовать.
- Ничего ты не должна, — твердо сказала Лена. - Она сама себя довела. Своим характером, своей манией контроля, своей неспособностью отпустить взрослого сына. Ты тут ни при чем.
- Может быть.
- Точно. Не вздумай себя винить. И уж тем более, не вздумай ехать ее навещать. Этого она точно не заслужила.
Наталья кивнула, хотя Лена не могла ее видеть.
- Ладно, спасибо, что сказала.
- Держись, позвоню вечером.
Наталья положила телефон и долго сидела на крыльце, глядя на свой сад. На сирень, на яблони, на старый скворечник на березе. Людмила Петровна в больнице. Инфаркт. Из-за нее — отчасти. Из-за того, что она посмела сказать «нет», посмела защитить свое, посмела уйти. Должна ли она чувствовать вину? Нет. Нет. Не должна. Она не делала ничего плохого, не кричала, не скандалила, не мстила, просто защищала свои границы, то, что любой человек имеет право делать, то, что она должна была сделать много лет назад. Людмила Петровна сама выбрала свою судьбу, выбрала контролировать, подавлять, командовать, выбрала считать людей своей собственностью, и когда одна из этих собственностей взбунтовалась, не выдержала. Это не вина Натальи, это последствия чужого выбора. Она встала, отряхнула джинсы, вернулась в дом. Впереди был целый день работы, и она не собиралась тратить его на угрызение совести. Апрель выдался теплым, снег сошел рано, земля просохла, и Наталья взялась за огород, разметила грядки, вскопала, посадила первые семена, укроп, петрушку, редиску, работала руками в земле, под открытым небом и чувствовала себя счастливой. Лена приезжала каждые выходные помогать.
Иногда привозила друзей, устраивали шашлыки, сидели до темноты на веранде, разговаривали обо всем на свете. Наталья слушала чужие истории, рассказывала свои, смеялась и плакала. Впервые за много лет позволяла себе быть настоящей. В мае зацвела сирень. Наталья вышла утром на крыльцо и замерла. Ее маленький саженец, тот самый, который она везла на электричке прошлой осенью, превратился в настоящий куст. Невысокий еще, но усыпанный гроздьями бледно-лиловых цветов. Она подошла ближе, вдохнула этот запах, сладкий, пьянищий, родом из детства. Из тех времен, когда бабушка была жива, и родители были живы, и мир казался простым и добрым.
- Расцвела, — прошептала Наталья. - Все-таки расцвела.
Она сорвала одну веточку, принесла в дом, поставила в вазу на подоконнике. Долго смотрела на нее, на эти крошечные цветы, на эти зеленые листья. Символ. Ее сирень — символ ее новой жизни, жизни, которую она построила сама, своими руками, вопреки всему. Людмила Петровна хотела ее убрать. Разрослась, свет загораживает, но Наталья не дала. Защитила, сохранила, как и себя. В июне позвонил Сергей. Впервые за полгода, с тех пор, как они виделись в суде. «Наташ». Голос его звучал странно. Не враждебно, не виновата, а как-то иначе.
- Можно тебя на минуту?
- Слушаю.
- Я хотел... Он замялся.
- Хотел сказать спасибо за тот разговор. Новогодний, у тебя на крыльце.
Наталья удивленно подняла брови, хотя он не мог этого видеть.
- За что? Спасибо.
- За правду. Ты сказала мне такое, чего никто никогда не говорил. Про маму, про то, что я должен повзрослеть, про все это. Я тогда обиделся, конечно, но потом думал много и понял, что ты была права.
- И что теперь? Теперь я съехал от мамы, снял свою квартиру. Она, конечно, в истерике, но... Я держусь. Хожу к психологу, представляешь? Я к психологу. Мама считает, что я сошел с ума, но мне все равно. Впервые в жизни мне все равно, что она думает.
Наталья молчала, переваривала услышанное.
- Я не прошу тебя вернуться, — продолжил Сергей. - Понимаю, что это невозможно и не нужно. Ты была права, этот поезд ушел. Но я хотел, чтобы ты знала, ты меня изменила своим уходом, своей силой, своим примером. Спасибо за это.
- Пожалуйста, — сказала Наталья тихо. - Я рада, что у тебя всё налаживается.
- Налаживается? — он усмехнулся. - Медленно, со скрипом, но налаживается. Может, лет через пять стану нормальным человеком?
- Может быть. «
- Ладно. Не буду больше отнимать время. Удачи тебе, Наташ. Искренне.
- И тебе, Серёжа?
Она положила трубку и долго сидела неподвижно, глядя в окно. За стеклом шелестела сирень, уже оцветающая, но все еще красивая. Вот так. Круг замкнулся. История закончилась. Не хэппи-эндом в традиционном смысле, но чем-то настоящим, честным, правильным. Она не вернула мужа и не хотела, не помирилась со свекровью и не собиралась, стала частью большой счастливой семьи, потому что эта семья никогда не была счастливой и уж точно не нуждалась в ней. Но она обрела кое-что гораздо более важное. Себя.
Июль. Год спустя. Наталья сидела на веранде своего дома и смотрела на закат. Солнце медленно опускалось за лес, окрашивая небо в розовые и золотые тона. В саду стрекотали кузнечики, где-то вдалеке лаяла собака, пахла свежескошенной травой и спелой малиной. Рядом, на соседнем кресле, сидела Лена с бокалом вина.
- Год, — сказала она задумчиво, — целый год. Помнишь, какая ты была в прошлом июле?
- Помню. Наталья улыбнулась. - Тихая. Забитая, боялась слово сказать. А теперь... А теперь... Вот. Она обвела рукой свой дом, свой сад, свое небо.
Все это принадлежало ей. По-настоящему. Не на бумаге только, а в душе. За этот год она сделала многое. Получила повышение на работе, выиграла конкурс архитектурных проектов, съездила в отпуск в Италию, впервые в жизни, одна, куда захотела и когда захотела. Достроила баню, разбила огород, научилась варить варенье из собственной малины. Завела кота, рыжего, наглого, который орал по утрам, требуя завтрак, и спал на ее подушке. Назвала его Барсиком, просто и без изысков, как в детстве. Подружилась с соседями, пожилой парой, которая жила в соседнем доме круглый год. Они угощали ее своими соленьями, она помогала им с компьютером. Простая, нормальная человеческая дружба, без подвохов, без требований, без условий. А еще она начала рисовать. Ни чертежи, ни проекты, просто рисовать. Акварелью, пастелью, иногда маслом. Пейзажи за окном, цветы в саду, Барсика на подоконнике. Непрофессионально, коряво, но искренне. Для себя, для души, для той девочки внутри, которая когда-то мечтала стать художницей.
- Счастлива? — спросила Лена.
Наталья подумала, счастлива ли она? Странный вопрос. Раньше она вообще не понимала, что это значит — быть счастливой. Счастье казалось чем-то недостижимым, из фильмов и книг для других людей. А теперь...
- Да, — сказала она наконец. - Наверное, да.
Не так, как в сказках. Вот тебе принц, вот тебе замок, живи да радуйся. По-другому. Спокойно. Тихо. Настоящее.
- Это и есть настоящее счастье, — кивнула Лена. - Не фейерверки и бабочки в животе. А вот это... Спокойствие, свобода, право быть собой.
Наталья подняла бокал. «За это и выпьем». Они чокнулись, отпили по глотку. Солнце село за лес, небо потемнело, зажглись первые звезды.
- А знаешь, — сказала Наталья задумчиво, — я ведь ей благодарна, Людмиле Петровне.
Лена поперхнулась вином.
- Кому? Своей свекрови? За что?
- За то, что она была такой невыносимой. Если бы не она, я бы так и жила в том болоте. Терпела бы, молчала бы, угасала бы потихоньку. А она? Она заставила меня бороться. Сначала копить деньги, чтобы сбежать. Потом искать свой дом. Потом... защищать его. Она была моим врагом, но именно благодаря ей я стала сильной.
Лена покачала головой.
- Ты уникальная, Наташка. Правда. Так переосмыслить свои страдания — это надо уметь.
- Это не переосмысление.
- Это правда. Все, что нас не убивает, ну, ты знаешь, делает нас сильнее, закончила Лена.
- Да, знаю. Избитая фраза, но иногда она работает.
Они помолчали, глядя на звезды. Ночь была теплой, тихой, наполненной запахами лета.
- Что дальше? — спросила Лена. - Какие планы? Наталья пожала плечами.
- Не знаю. Жить, работать. Может быть, когда-нибудь встречу кого-нибудь или не встречу. Это не главное. Главное — у меня есть я, мой дом, моя жизнь, моя свобода. Все остальное — бонус. Мудро.
- Не мудро, просто честно. Лена встала, потянулась. Ладно, философ, пора спать. Завтра рано вставать. Мы же на рынок собирались.
- Собирались. За саженцами. Хочу еще один куст сирени посадить.
- Белый. Белый?
- Да. Белая сирень. К новым начинаниям. Мне бабушка так говорила. Лена улыбнулась. - Тогда обязательно посадим. Новые начинания — это всегда хорошо.
Они вошли в дом. Барсик встретил их возмущенным мяуканьем, Обижался, что бросили одного. Наталья взяла его на руки, почесала за ухом.
- Тише, рыжий, никуда я не денусь. Это мой дом, помнишь?
Кот муркнул и ткнулся мокрым носом ей в ладонь. Наталья огляделась. Ее гостиная, ее мебель, ее книги на полках, ее картины на стенах. Все это она создала сама, не получила в подарок, не унаследовала, не отобрала у кого-то. Заработала, построила, заслужила. И никто, никто больше не скажет ей, как жить. Она поднялась наверх, в свою спальню. Легла в свою кровать, на свои простыни, под своим окном с видом на звезды. «Завтра будет новый день». Новые дела, новые встречи, новые маленькие радости. А потом еще один день. И еще. И еще. Целая жизнь впереди. Ее жизнь. Наталья улыбнулась в темноту и закрыла глаза. За окном шелестела сирень. Та самая, первая, которая пережила зиму и расцвела. Символ ее победы, символ ее свободы, символ того, что терпение не всегда добродетель. Иногда нужно встать и сказать «нет». Иногда нужно уйти, чтобы найти себя. Иногда нужно сжечь мосты, чтобы построить свой собственный дом. Она это сделала и ни о чем не жалела.