- Что значит «воспитывайте»? Ты думаешь, что можешь просто вот так вот взять – и швырнуть нам ребенка, как щенка, а мы возьмем и так вот это вот оставим?
Маруся вжала голову в плечи. В свои восемь лет она не понимала очень многого, но точно знала одно: ни матери, ни отцу она и даром не нужна.
- Мама, у меня уже сил нет вот никаких! Совсем! Точка.
У меня на руках больной ребенок, а эта мер..завка совсем от рук отбилась! Знаешь, что на прошлой неделе учудила?
Вазу разгрохала, ту, которую Максим из Туниса привез.
- Это не я, это Матвей, а не я! – снова и снова пыталась объяснить Маруся, что вот к чему к чему, а к вазе она отношения не имеет, но мать ее и слышать не желала, продолжая доказывать своим родителям, что Маруся – корень всех бед если не на земле, то в отдельно взятом семействе Глебовых так уж точно.
- В общем, раз вы ее постоянно жалеете и попрекаете что меня, что мужа тем, как мы к ней относимся – забирайте и сами воспитывайте.
Посмотрю на вас, как с этой ха..мкой мал...летней совладаете, - припечатала мать, после чего, толкнув Марусю в спину так, что та едва не упала на пол прихожей, принялась открывать замок входной двери.
- Эй, Лерка, а ну-ка погоди-ка! Что значит «воспитывайте»? Ты думаешь, что можешь просто вот так вот взять – и швырнуть нам ребенка, как щенка, а мы возьмем и так вот это вот оставим?
Маруся вжала голову в плечи. В свои восемь лет она не понимала очень многого, но точно знала одно: ни матери, ни отцу она и даром не нужна.
Они прямо об этом говорили. Когда Маруся маленькая была – что они хотели мальчика, а не девочку.
Когда она постарше стала и родился брат – что она всем мешает и без нее было бы лучше.
Да, может быть, она не самая хорошая девочка. Стала хулиганить, и в школе на нее жалуются.
Но только в школе мальчишки сами виноваты – дразнить начали, она и дала сдачи.
А то, что ее виноватой выставили – так это не она виновата, а учительница, которая знает, что за Марусю мама не заступится, а вот за тех мальчиков их родители – очень даже.
А вазу она вообще не трогала – ее Матвей толкнул, да только он пальцем на Марусю показал, чтобы самому не схлопотать – и сразу ему все поверили.
И мама, и папа, и все-все-все, потому что Марусе не верит никто. И никто ее не любит.
Вот даже бабушка с дедушкой себе не хотят брать.
- Ну-ка, Мария, давай-ка посиди пока что, в комнате поиграй, а мы с мамой поговорим, - бабушка взяла Марусю за руку и проводила в комнату.
Включила какие-то мультики по телевизору, но Маруся так и не смогла вникнуть в сюжет происходящего с обезьянками. Только подумала в какой-то момент, что, кажется, этот мультик она уже видела.
Но куда больше ее занимало происходящее за дверью комнаты. Оттуда слышались какие-то отдельные восклицания, в основном мамины.
А потом – в отдалении хлопнула входная дверь и стало тихо-тихо.
- Ну что, Маруся, - в комнату зашел дедушка, почему-то осуждающе качая головой.
Маруся втянула голову в плечи, потому что первым делом подумала, что достанется ей сейчас еще и от дедушки за вазу.
Но он не стал ругаться, да и спрашивать не стал ничего. Просто сказал:
– Будешь жить теперь с нами. В школу пойдешь здесь, рядом с домом – нет у нас времени тебя на другой конец города таскать.
Оно нехорошо, конечно, в середине года все менять, ну да так уж получилось.
Маму и папу Маруся теперь почти не видела.
Мама еще иногда звонила, а вот с отцом контакт и вовсе был потерян.
Уже в двенадцать лет от дедушки с бабушкой Маруся узнала, что опеку над Марусей официально переоформили еще тогда, в восемь лет.
Как-то смогли найти способ, чтобы передать ребенка родственником в связи с тяжелыми семейными обстоятельствами.
Этими «тяжелыми обстоятельствами» стала болезнь Матвея.
Уж неизвестно, что там за отклонения были у брата, но он и тогда себя вел не совсем нормально, а с возрастом и вовсе пришлось обучать его на дому и выводить в люди под строгим присмотром.
Маруся всех этих новостей знать не хотела, на самом деле. Но только так получалось, что при редких встречах с матерью ей приходилось выслушивать все новости о Матвее.
Делами самой Маруси мама при этом не интересовалась. И если первые пять лет во время ее редких визитов девочка еще пыталась пойти на контакт, что-то рассказать или послушать в надежде, что удастся вставить какую-то информацию о себе, то впоследствии Леру Мария стала избегать. Не хотела с ней общаться.
А вот Лера, наоборот, желанием сблизиться с дочерью вдруг загорелась. Постепенно, шаг за шагом, начала сближаться с уже не доверяющей ей девочкой.
И за полгода регулярных встреч и разговоров сначала сквозь зубы, а потом все более открытых и искренних, ей это удалось.
И ведь грамотно действовала настолько, что Маруся ей даже поверила. Хотя дедушка и бабушка твердили в один голос:
- Маруська, ну не развешивай ты уши, давай вилочку дадим, лапшу снимать. Ну не меняются люди, а кто своих детей предать способен – на тех и вовсе крест ставить можно.
Чем с матерью лясы точить по этим вашим воцапам – шла бы лучше уроки поучила!
Но Маруся уроки учить не хотела. Как и не хотела есть бабушкину кашу и голубцы.
Не хотела больше слушать дедовы истории из жизни и вместе с ним на выходных перебирать какую-нибудь технику.
Есть же мама! С пиццей, красивыми нарядами, которые она откуда-то приносила Марусе, с прогулками то в аквапарк, то на колесо обозрения, то просто куда-нибудь в место, где Марусе давным давно хотелось побывать именно с родителями, а не с бабушкой и дедушкой.
Отец на встречах с мамой не появлялся. Но когда Лера пригласила Марусю к ним домой, выдавил из себя какое-то подобие улыбки.
Но почему-то никогда не смотрел Марусе в глаза, что девочка сочла не самым хорошим знаком. Но мама и это объяснила.
- Вину чувствует. Это ведь он тогда настоял на том, чтобы мы тебя маме с папой отдали.
Марусенька, я знаю, что мы виноваты, но ты тоже пойми: Матвейка родился особенным, с ним было, да и сейчас до сих пор есть, очень много проблем, а тут и ты от рук отбиваться стала.
Я уж и не знала, что делать. И денег не хватает, и времени, и сил, и внимания.
Тебе ведь хорошо с бабушкой и дедом было, разве нет? Некоторых детей в детдом сплавляют, пока семья свое положение не поправит, а мы тебя отдали родным людям, которые заботились, да и сами о тебе не забывали.
Я каждый вечер, как засыпала, думала, как там моя Марусенька…
- Так чего же не звонила? Чего же не разговаривала со мной?
- Дедушка твой запретил. Говорит, нечего раны девочке бередить. Он ведь тоже не верил, что я тебя когда-нибудь обратно заберу. Считал, что это так – треп пустой.
- А ты заберешь? – вскинулась Маруся, услышав мимолетный намек на возможное воссоединение семьи.
- Если ты сама этого захочешь, - горько вздохнула мать. – Я же понимаю, что они тебе родными стали за эти пять лет.
Удивительно, что ты вообще меня к себе подпустила, небось, без умолку говорили обо мне одно лишь нехорошее…
Не без умолку, конечно, но злым словом Леру бабушка с дедом помянуть любили.
И даже когда Маруся рассказала им, что может быть все еще и у них с мамой, папой и Матвеем будет хорошо, язвительно расхохотались Марусе прямо в лицо.
- От конечно, так хорошо все и будет. Карман шире держи. Мария, мы же вроде тебя умной воспитывали, в кого же ты такая д…а удалась, если элементарного не видишь.
Мамке твоей с братцем твоим младшим уже тяжело управляться. У него ведь и силы прибавилось, и пол..вое соз.рев..ание началось, ума только не заимел ни грамма.
Папаша года к сыну и раньше-то не подходил, а теперь и вовсе по широкой дуге, небось, его обходит. Тут и пригодится матери бесплатная сиделочка с лапшичкой на ушках.
Маша тогда расплакалась и накричала на бабушку с дедушкой. Обозвала их злыми и циничными людьми, которые неспособны разглядеть ни в людях, ни в жизни ничего хорошего.
Пригрозила, что все у нее будет хорошо, а вот они еще пожалеют, что так плохо обо всех думали.
Вот увидят, как хорошо Маруся с мамой, папой и Матвеем жить будут – и сразу все поймут.
- Ну, мы-то, может, и поймем, - примирительно произнесла бабушка. – Главное, чтобы и ты вовремя поняла, что к чему.
Захочешь из «любящей семьи» сбежать – так тебе есть, куда. От якшания с Леркой тебя не отговорить добром, судя по всему – упрямая стала, взрослая, так звез.дуй на все четыре стороны и сама свои шишки набивай, да учись в жизни разбираться.
А вот через месяцок-другой и поговорим, кто злой и циничный, а кто – наивная чукотская девочка.
Под это напутствие Маруся и переехала к маме, Матвею и отцу в свою старую комнату. Делить ее правда, теперь предстояло с подросшим Матвеем. И, как и предполагала бабушка, соседство у них не задалось, совсем.
Автор: Екатерина Погорелова