Когда соседка Вера Петровна, с которой мы здоровались только кивком, вручила мне завёрнутый в газету подарок со словами «это вам от вашей бабушки», я опешила — бабушки не было в живых уже десять лет.
— Простите, Вера Петровна, но... какой бабушки? — пробормотала я, держа свёрток в руках.
Соседка отвела глаза, как обычно. За десять лет, что я живу в бабушкиной квартире, мы ни разу не разговаривали больше двух фраз. Она всегда спешила, избегала встреч в лифте, но при этом иногда находила у двери пироги с вишнями — мои любимые с детства. Или замечала, что кто-то полил цветы на нашей площадке, пока меня не было.
— Откройте, Людочка. Там всё написано, — голос соседки дрогнул. — С наступающим вас.
Она развернулась и быстро скрылась за своей дверью. Я стояла на лестничной площадке, недоумевая.
31 декабря, восемь вечера, за окном летит снег, а у меня в руках загадка.
Десять лет назад я получила эту квартиру в наследство от бабушки Лиды. Мы с мамой жили в другом районе, но после того как бабушка ушла, квартира на Садовой стала моей. Родители развелись, мама уехала к сестре в другой город, а я осталась тут одна. Работа, быт, редкие встречи с подругами — обычная жизнь тридцатилетней женщины.
Зайдя в квартиру, я включила свет и развернула газетную бумагу. Внутри оказалась старая фоторамка с потемневшим от времени стеклом. На чёрно-белой фотографии стояли две молодые женщины, обнявшись за плечи. Одну я узнала сразу — это была моя бабушка, лет двадцати пяти, с той самой улыбкой, которую я помнила с детства.
Вторая девушка показалась смутно знакомой. Светлые волосы, открытое лицо, та же улыбка.
Я перевернула рамку. На обороте выцветшими чернилами была сделана надпись: «Лида и Верочка. Подружки навсегда. Обещаем всегда быть рядом. 1965».
Моя бабушка Лида... и соседка Вера?
Сердце забилось чаще. Я бросилась к двери, распахнула её — Вера Петровна стояла на лестничной площадке, прислонившись к стене, словно не хватало сил дойти до своей квартиры.
— Вера Петровна! — окликнула я. — Это вы на фотографии?
Она медленно кивнула. Глаза блестели от слёз.
— Я обещала вашей бабушке... — голос дрожал. — Обещала заботиться о вас, если с ней что-то случится. Шестьдесят лет я молчала, но теперь пора рассказать правду.
Я взяла соседку под руку и увела к себе в квартиру. Усадила на диван, поставила чайник. Вера Петровна сидела, сжимая в руках платок, и молчала, собираясь с мыслями.
— Мы с вашей бабулей познакомились в пятьдесят втором, — начала она тихо. — Мне было семь лет, ей восемь. Жили в соседних квартирах в старом доме на Первомайской. Я тогда осталась без мамы, она умерла от воспаления лёгких. Отец работал на заводе, приходил поздно. Лидочка меня к себе звала, кормила, уроки со мной делала. Её мама, ваша прабабушка, как родную меня приняла.
Я слушала, затаив дыхание. Бабушка никогда не рассказывала об этом.
— Потом мы вместе школу закончили, в одно училище поступили — на швей. Дружили не разлей вода. Когда я замуж собралась выходить, Лида мне всё приданое помогла собрать, сама платье свадебное сшила. А потом... — Вера Петровна смахнула слезу. — Потом у меня муж погиб на стройке. Остались долги большие, квартиру хотели забрать. Ваша бабушка тогда деньги заняла, где только могла, помогла мне расплатиться.
— Бабушка никогда ничего не говорила, — прошептала я.
— Она не из тех, кто про добро рассказывает. Мы дали друг другу слово: всегда быть рядом, помогать семьям, если что случится. И вот... — она развела руками. — Когда ваша бабуля десять лет назад ушла, я узнала, что вы сюда переехали. Хотела подойти, познакомиться, но... побоялась. Думала, не поймёте, чужая какая-то старуха лезет в жизнь.
— Так это вы пироги оставляли? — осенило меня.
— И не только. Цветы поливала, когда вы в отпуск уезжали. Следила, чтобы соседи сверху шумом не донимали — я с ними поговорила по-хорошему. Обещание есть обещание.
Мы сидели молча. За окном шёл снег, приближалась полночь, а я чувствовала, как внутри что-то переворачивается. Все эти годы рядом был человек, который тихо, не требуя ничего взамен, оберегал меня. Продолжал дружбу, которая длилась больше половины века.
— У вас есть ещё фотографии? — спросила я.
Вера Петровна оживилась.
— Конечно! Целый альбом. Хотите посмотреть?
Мы перешли к ней. Квартира оказалась удивительно уютной — вязаные салфетки, комнатные фиалки на подоконнике, запах свежей выпечки. На столике у дивана лежал потрёпанный альбом в синей обложке.
Следующий час мы листали страницы прошлого. Вот бабушка и Вера на первомайской демонстрации с красными флажками. Вот они на море, в Анапе, обе загорелые и счастливые. Вот на выпускном в училище. А вот свадьба Веры — и моя бабушка рядом, в роли свидетельницы.
— А это что? — я заметила конверт, вложенный между страницами.
— Письма, — тихо ответила Вера Петровна. — Ваша бабуля мне писала, когда я к дочери в другой город уезжала на полгода, внуков нянчить. Последнее письмо пришло за неделю до... до того, как её не стало.
Руки дрожали, когда я доставала пожелтевший листок. Почерк бабушки, знакомый по открыткам и записочкам:
«Верочка, милая моя подруженька! Если читаешь это — то меня уже нет. Чувствую, что времени осталось немного, сердце шалит. Не грусти, прожила я долго и счастливо. Но есть просьба: присмотри за моей Людочкой. Она осталась одна, родители развелись, мать уехала. Девочке нужна поддержка, хоть она виду не показывает. Расскажи ей, как мы с тобой друг друга спасали в трудные времена. Она должна знать, что у неё есть вторая бабушка. Обещание наше помнишь? Так вот оно и сейчас в силе. Береги мою девочку. Твоя Лида».
Слёзы закрывали глаза. Я не могла вымолвить ни слова.
— Вот я и берегла, как умела, — всхлипнула Вера Петровна. — Издалека, тихо. Боялась, что прогоните, если узнаете. А сегодня подумала: Новый год всё-таки, праздник. Нельзя больше молчать. Должны вы знать правду.
Я обняла её. Эту хрупкую пожилую женщину, которая десять лет тайно хранила меня, выполняя обещание, которое дала подруге детства.
— Спасибо вам, — прошептала я. — За всё. За бабушку, за меня, за то, что были рядом.
Мы сидели, обнявшись, и плакали. От грусти, от радости, от облегчения.
— Знаете что, — сказала я, вытирая слёзы. — У меня на плите борщ стоит, салаты готовы. Встретим Новый год вместе?
Вера Петровна всхлипнула и кивнула.
— А у меня пирог испечён. И торт «Наполеон» — по рецепту вашей бабушки.
В ту ночь мы сидели за столом вдвоём, как две старые подруги. Вера Петровна рассказывала истории из молодости — про бабушку, про их совместные проделки, про то, как они делили последний кусок хлеба в трудные годы и как радовались, когда жизнь налаживалась.
Под бой курантов мы загадывали желания. Моё было простым: чтобы эта женщина осталась в моей жизни навсегда.
— С Новым годом, Людочка, — обняла меня Вера Петровна.
— С Новым годом... бабуля Вера, — ответила я, и она расплакалась от счастья.
После праздников я достала все бабушкины вещи, которые хранились в антресолях. Среди них нашлась коробка с письмами — десятки конвертов от Веры Петровны, фотографии, открытки. Целая жизнь дружбы, аккуратно сложенная и сохранённая.
Теперь каждое воскресенье мы пьём чай вместе. Вера Петровна научила меня печь те самые пироги с вишней и рассказывает истории о бабушке, которых я никогда не слышала. А я вожу её в поликлинику, помогаю с продуктами, слушаю советы — как когда-то слушала бабулю.
Та фотография теперь стоит у меня на комоде. Две подруги, обнявшись, смотрят на меня и улыбаются. А рядом я поставила новую — где мы с Верой Петровной вместе, в новогоднюю ночь.
Подружки навсегда. Через поколения, через время, через всё.