Найти в Дзене
Стиль жизни

Загадки Тайной Вечери

Каждое утро в течение двух лет Леонардо поднимался на деревянный помост, установленный напротив торцовой стены трапезной миланского монастыря Санта Мария деле Грацие (Грацие – Благодарения). Поскольку фреска «Тайная вечеря» (ее еще называют Il Cenacolo, то есть от итальянского – ужин)) была высоко поднята над полом, знаменуя конец земной жизни Спасителя. Иной раз доски скрипели, внося в церковный покой тревожный диссонанс, монахи боязливо оглядывались: не конец ли света? Нет, вроде пока нет. Леонардо работал с утра до наступления темноты, забывая о том, что он ничего не ел с самого утра, ему не приходила в голову мысль о жажде или усталости. Но иной раз по два-три дня леса были недвижны, посторонние звуки не вторгались в тихую монастырскую жизнь. Леонардо, замерев, не прикасаясь к картине под ревнивым и недовольным взором пожилого приора. Последний, насупив брови, даже был вынужден пожаловаться герцогу, проворчав недовольным голосом о том, что по его разумению этот «мазила» должен рабо

Каждое утро в течение двух лет Леонардо поднимался на деревянный помост, установленный напротив торцовой стены трапезной миланского монастыря Санта Мария деле Грацие (Грацие – Благодарения). Поскольку фреска «Тайная вечеря» (ее еще называют Il Cenacolo, то есть от итальянского – ужин)) была высоко поднята над полом, знаменуя конец земной жизни Спасителя.

-2

Иной раз доски скрипели, внося в церковный покой тревожный диссонанс, монахи боязливо оглядывались: не конец ли света? Нет, вроде пока нет.

Леонардо работал с утра до наступления темноты, забывая о том, что он ничего не ел с самого утра, ему не приходила в голову мысль о жажде или усталости.

Но иной раз по два-три дня леса были недвижны, посторонние звуки не вторгались в тихую монастырскую жизнь. Леонардо, замерев, не прикасаясь к картине под ревнивым и недовольным взором пожилого приора. Последний, насупив брови, даже был вынужден пожаловаться герцогу, проворчав недовольным голосом о том, что по его разумению этот «мазила» должен работать, как садовник в саду, не покладая рук, непрерывно двигая кистью. А иначе, что же это за работа: стоять, как соляной столп?

-3

Мало того, работу над «Тайной вечерей» строптивый флорентиец совмещал со скульптурой глиняного коня, которого он лепил на Старом дворе. Когда герцог донес до сведения Леонардо резоны приора, Леонардо поклялся использовать голову невежественного настоятеля в качестве модели для образа Иуды, если не найдет ничего лучше. К этому он прибавил, что ему всего лишь осталось нарисовать две головы.

Головы Иуды и Христа!

-4

Иуда и Христос – два антипода, два мира, два неразлучных образа.

Голова Христа, центр картины, мироздания, никак не выходил. Леонардо сам загнал себя в угол. Об этом вспоминал в своих «Жизнеописаниях» Вазари. Воплотив изумительной красоты и благородства фигуры Иакова Заведеева и его брата, а затем приступив ко Христу, живописец уже не смог достичь такой выразительности. После долгих раздумий он обращается к своему другу Бернардо Ценале, но тот к ужасу Леонардо отвечает ему: «О Леонардо! Последствия допущенной тобой ошибки таковы, что исправить их может один лишь Бог…Поэтому оставь Христа незаконченным, ибо ты никогда не сделаешь так, чтобы он казался Христом рядом с этими двумя апостолами».

-5

Христос у Леонардо так и не обрел завершенность.

А вот и Иудой Леонарду все же повезло больше. Нет, художник не воплотил свою угрозу относительно приора. В поисках Иуды он часами бродил по Милану, пристально вглядываясь в лица простых горожан. И однажды встретил одного пьяного бомжика с довольно противным лицом…

-6

Тут надобно отметить, что на всех изображениях сюжета «Тайной вечери» Иуда расположен особняком. Каждый из художников каким-либо образом выделяет его из числа апостолов. Кое-кто отсекает ему полголовы, на множестве фресок и икон он изображен в профиль, естественно без нимба, поскольку Иуда лишен святости. Некоторые живописцы специально затемнеют его образ, кроме того, его всегда можно опознать по руке, которая опущена в чашу, согласно словам Христа: «Опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня».

Но Леонардо, как гениальный художник, все же отошел от канона. И решил, что прототипом предателя должно быть реальное лицо, обыкновенный миланец, который живет себе преспокойно среди прочих, вместе с ними ходит в церковь, пьет и ест за одним столом, как и трапезничал настоящий, подлинный Иуда за одним лицом со Спасителем.

-7

Не ясно, каким образом дотащил Леонардо находящегося в полубессознательном состоянии алкаша. Но дотащил. И тут же взялся за кисть…

Когда же на утро бедный бомж, ставший навечно Иудой на фреске «Тайной вечери», пришел в себя, он, глядя на картину, горько разрыдался. Оказалось, что именно он и есть тот самый юноша, который когда-то пел в церковном хоре. И когда Леонардо только начинал писать «Тайную вечерю», лицо его послужило прототипом образу Христа…

Говорят, что это – легенда, не более, но легенда красивая, а по Алексею Лосеву миф – это личность. Эта легенда про Иуду более реальна, чем горькая правда.

-8

Спустя три года после окончания работы над «Тайной вечерей» в 1500 году в Милане случился потоп, и трапезную затопило. Это случалось не однажды. Кроме того, фреска, на которую глазели, обедая, монахи, находилась в проеме арки дверей, ведущей на кухню. Дверца была низкая, и арку сверху ужали, подрезав ноги Христу. Позже наполеоновские солдаты устроили в храме конюшню, кидаясь кирпичами в головы апостолов.

Словом, не ясно, как «Тайная вечеря» уцелела и дожила до наших дней.

-9

Наверное, чудом?