Мать-призрак
Пять лет. 1825 дней. Мера времени, отмеренная не часами, а тяжестью в груди, которая не сдвинулась ни на грамм. Цзян Вэньцзин стояла перед огромным окном своего кабинета на сороковом этаже, глядя на ночной город, утопающий в дожде. Неоновые огни расплывались в мокром стекле, как акварельные кляксы – яркие, бессмысленные. Где-то там, в этом чреве мегаполиса, должны быть они. Ее сыновья. Потерянные близнецы, отнятые у нее одним телефонным звонком пять лет назад.
Тогда она была не главой корпорации «Цзян», а просто матерью. Линь Вэньцзин. Ее мир сузился до размеров детской, пахнущей молоком и тальком, до двух пар одинаковых карих глаз, смотревших на нее с безграничным доверием. А потом… авария. Няня, выжившая с черепно-мозговой травмой, бормотала что-то о «новой маме», о мужчинах в черном, о том, что детей «забрали домой». Полиция развела руками: следов нет, камеры отключены, версия о похищении с целью выкупа рассыпалась, когда ни один звонок так и не раздался.
Линь Вэньцзин умерла в тот день. Родилась Цзян Вэньцзин – холодная, расчетливая, одержимая. Она взяла под контроль семейный бизнес, превратила его в империю, а все ресурсы направила на один-единственный поиск. Искала тенями, деньгами, взломом баз данных. Но тени растворялись, деньги упирались в глухую стену, а в базах данных не было ни одного ребенка, подходящего под описания. Близнецов словно стерли из реальности.
Пока полгода назад не пришел отчет от одного из ее лучших «собирателей информации». Пыльный архив маленькой клиники на окраине города. Сгоревшие, но частично восстановленные записи. Двое младенцев, доставленных пять лет назад с легкими травмами. В графе «законный представитель» – прочерк. Но сохранилась цифровая фотография для внутренней базы. Лицо женщины, держащей за руки двух мальчиков. Размытое, испуганное. Не ее лицо.
Это был первый призрак. Первая зацепка.
А вчера пришла вторая. Аналитики, просеивающие тонны данных из социальных сетей по новому алгоритму сопоставления черт лица, нашли совпадение. Не с детьми. С женщиной. Ее фото из клиники, состаренное алгоритмом на пять лет, на 67% соответствовало фото из профиля в малоизвестном мессенджере для дальнобойщиков. Аккаунт был почти пуст. Ни имени, ни личных данных. Только логин: «Мать-Фурия» и статус: «В пути. Ищу груз».
Сердце Цзян Вэньцзин, давно заключенное в лед, екнуло с такой силой, что она схватилась за подоконник. Дальнобойщик. Это объясняло всё. Дети могли быть где угодно, их могли возить через границы регионов, скрывать в кабинах фур, в придорожных мотелях. Это был мир, параллельный ее собственному, мир асфальта, солярки и анонимности.
План созрел мгновенно, с кристальной, почти безумной ясностью. Она не могла идти туда как Цзян Вэньцзин. Ее лицо знали в деловых кругах. Нужна была легенда. Маска.
Теперь она сидела за рулем старенького «Вольво»-дальнобойщика с облупившейся краской, купленного за наличные. На ней была поношенная куртка, потрепанные джинсы, волосы спрятаны под грязной бейсболкой. В зеркале заднего вида смотрело незнакомое лицо – усталое, с жесткими морщинами у глаз, которые сделал гример. Она была Вэнь. Просто Вэнь. Водитель-одиночка, ищущая попутный груз после неудачного рейса.
Приложение для дальнобойщиков показывало одну активную точку поблизости от указанного в профиле «Матери-Фурии» места. Автостоянка у заброшенного заправного комплекса на выезде из города.
Дождь хлестал по лобовому стеклу, дворники с трудом справлялись с потоками воды. «Вольво» булькала лужами, подъезжая к освещенному тусклым фонарем участку стоянки. Там стояла фура «Скания» старой модели. Кабина была темна, лишь в спальнике тускло светился экран телефона.
Цзян, нет, Вэнь заглушила двигатель. Пальцы сжали руль так, что кости побелели. Пять лет поисков, пять лет отчаяния вели к этому ржавому трейлеру под проливным дождем. Она сделала глубокий вдох, пахнущий пылью, старым пластиком и своим страхом. Достала дешевый телефон, открыла приложение и отправила запрос в приватный чат к «Матери-Фурии».
«Вижу твою Сканью. Место свободно? Можно к тебе?»
Минута тянулась вечностью. Потом в окне спальника «Скании» мелькнула тень. На экране телефона всплыл ответ: «Иди. Дверь не заперта».
Сердце заколотилось, как птица в клетке. Она натянула капюшон, вышла в ледяной ливень и, не бегом, а тяжелой, усталой походкой дальнобойщика, пересекла разделяющие их двадцать метров асфальта. Взялась за ручку двери пассажирской стороны, щелчок – и она поддалась.
Запах ударил в нос: старая заварка, чипсы, мокрая собачья шерсть и под всем этим – сладковатый, неуловимый аромат детского шампуня. Ее шампуня. Того самого, с запахом миндаля и молока, который она покупала им.
В кабине было темно. Свет упал лишь от ее открытой двери, выхватив из мрака профиль женщины на водительском месте. Невысокая, плотно сбитая, волосы коротко острижены. Она не поворачивалась.
– Садись, – сказал низкий, сиплый голос. – Закрой. Свет слепит.
Вэнь забралась внутрь, захлопнула дверь. Темнота сгустилась, нарушаемая только мерцанием экранов раций и навигатора. Она могла разглядеть больше. Женщина, «Мать-Фурия», держала в руках не телефон. Она держала пистолет, лежавший у нее на коленях, дулом в сторону пассажира.
– Вэнь, да? – спросила женщина, наконец поворачивая голову. Свет от навигатора упал на ее лицо. Да, это было то самое лицо из клиники. Состаренное годами, стрессом, страхом. Но глаза… глаза были как у зверя в загоне – острые, умные, бесконечно усталые и смертельно опасные.
– Да, – прохрипела Вэнь, заставляя свой голос звучать глубже, грубее. – Спасибо, что впустила.
– Не за что, – женщина не сводила с нее взгляда. – Редко кто в такую погоду ищет компанию. Обычно предпочитают одиночество.
– Одиночество надоело, – сказала Вэнь, глядя в те самые глаза. Она искала в них хоть искру, хоть намек, хоть тень памяти о двух малышах. Но видела только сталь и подозрительность.
– Чем везешь? – спросила «Фурия», пальцы лежали на пистолете неподвижно.
– Пустой. Сдал груз в порту. Теперь ищу что-нибудь на запад.
– На запад, – женщина повторила задумчиво. – Я тоже на запад. Но у меня груз ценный. Очень ценный. Не могу рисковать.
Вэнь почувствовала, как по спине пробежали мурашки. «Ценный груз». В трейлере? Она посмотрела в темноту за сиденьями, туда, где был проход в спальник. Занавеска была задернута.
– Понимаю, – кивнула Вэнь. – У каждого свои тайны.
Наступила тишина, нарушаемая только стуком дождя по крыше и тихим, едва слышным… храпом? Или просто скрипом сиденья?
Женщина вдруг резко двинулась, убирая пистолет в кобуру у двери, но так, чтобы он оставался в зоне досягаемости. Это был жест не доверия, а временного перемирия.
– Чай? – предложила она неожиданно. – Самовар электрический есть.
– Не откажусь.
Пока «Фурия» возилась с чайником, включая его в прикуриватель, Вэнь позволила глазам привыкнуть к темноте. На торпедо, рядом с иконкой святого Христофора – покровителя путешественников, лежала детская книжка-раскраска. На одной из страниц, торчащей из-под коробки с инструментами, был нарисован вертолет. Кривыми, но узнаваемыми линиями. Ее старший, Ли, всегда рисовал вертолеты. У него была такая манера – закруглять лопасти…
Глаза наполнились слезами. Она резко отвернулась к запотевшему окну.
– Сахар? – спросила «Фурия», протягивая ей пластиковый стаканчик с парящим чаем.
– Нет, спасибо, – голос едва не сорвался.
Они пили чай молча. Напряжение в кабине было осязаемым, как туман.
– У тебя… семья есть? – не выдержала Вэнь, нарушая тишину.
«Фурия» замерла. Похоже, вопрос застал ее врасплох.
– Была, – бросила она отрывисто. – Все в прошлом.
– А дети?
Глаза женщины сузились. Она медленно поставила стакан.
– А тебе-то какое дело?
– Так, просто… – Вэнь пожала плечами, делая вид, что отвлекается, и ее взгляд упал на раскраску. – Вижу, книжка детская. Племянникам везешь?
Последовала долгая, тягучая пауза. В кабине стало так тихо, что слышно было, как дождь стихает за окном.
– Нет, – наконец сказала «Фурия». Голос ее изменился, в нем появились новые, странные нотки. – Это моим детям. Они… они спят.
Слова повисли в воздухе. «Моим детям». Простое, смертельное признание.
Вэнь почувствовала, как все внутри нее замерло, а потом взорвалось лихорадочным стуком сердца в висках. Она сжала стакан так, что пластик затрещал.
– Двойня? – прошептала она, уже не в силах скрывать дрожь в голосе. – Вижу, раскраска одна, а на странице два разных почерка… Один сильнее давит на карандаш.
«Фурия» резко встала, блокируя проход в спальник. Ее рука потянулась к кобуре.
– Ты кто? – ее голос стал низким, змеиным. – Кто ты на самом деле?
Маска треснула. Притворство стало невыносимым. Цзян Вэньцзин подняла голову и посмотрела прямо в глаза женщине, которая украла ее жизнь.
– Я их мать, – выдохнула она, и каждое слово было вырвано из самой глубины души. – Ты взяла моих сыновей пять лет назад. Ли и Хао. Они сейчас здесь, да? Они живы?
Лицо «Фурии» исказилось. Не страхом, а какой-то дикой, животной яростью и… болью. Неужели болью?
– Ты ничего не понимаешь! – прошипела она. – Я их спасла! Спасла от тебя! От твоей жизни, от твоего мира, который их сожрет! Ты думала, я похитительница? Я – их защитница! Они были в машине, когда твой муж устроил ту аварию! Это был не несчастный случай! Это была попытка избавиться от проблем, от семьи, которая мешала его карьере! А няня… она была подкуплена, чтобы выкрасть их и отдать в «нужные руки»! Я была водителем той скорой! Я видела их маленькие, перепуганные лица! Видела, как твой муж давал указания, как все замять! Я взяла их и бежала. Я дала им жизнь!
Ошеломленная, Цзян Вэньцзин слушала этот поток безумия. Ее муж… погиб в той же аварии. Согласно отчету, пытался увернуться от грузовика. Полиция, врачи… все подтверждали.
– Ты лжешь, – хрипло сказала она. – Чжэн умер. Он любил их.
– Чжэн жив, дорогая, – «Фурия» усмехнулась, и эта усмешка была страшнее любой угрозы. – Он просто очень хочет, чтобы все думали иначе. А дети… дети были неугодным активом в его новой, блестящей жизни. Ты слишком много внимания им уделяла, забыв про его амбиции.
Занавеска в спальнике дрогнула. И оттуда, сквозь сон, прозвучал тоненький, такой знакомый, такой родной голосок:
– Мама? Ты с кем разговариваешь?
И второй, сонный:
–Мам, мы приехали?
Вэньцзин, забыв про пистолет, про опасность, про все на свете, рванулась вперед. «Фурия» попыталась ее остановить, но было поздно. Занавеска отдернулась.
В тесном спальнике, под одним одеялом, лежали два мальчика. Один ворочался, второй сел, протирая глаза. Лунный свет, пробившийся сквозь разгоняемые тучи, упал на их лица.
Пять лет. Они выросли. Но это были они. Форма бровей, разрез глаз, ямочка на подбородке у младшего… Ее мальчики.
– Ли… Хао… – ее голос сорвался на шепот.
Они уставились на нее, на незнакомую женщину в кабине, с испугом и любопытством. И тогда «Фурия», настоящая, та, что все эти годы была их «мамой», грубо оттащила Вэньцзин назад.
– Выходи, – сказала она тихо, но так, что дрожь пробежала по коже. – Выходи сейчас же, или я… Я не знаю, что сделаю.
Она снова держала в руках пистолет. Глаза ее были полы слезами ярости и отчаяния.
Цзян Вэньцзин медленно, очень медленно, подняла руки. Она вышла из кабины под стихающий дождь. «Фурия» вышла следом, захлопнув дверь, чтобы дети не видели.
Они стояли друг против друга на мокром асфальте, две матери под холодным небом, между которыми лежала пропасть из лжи, боли и пяти украденных лет.
– Отдай мне моих детей, – сказала Цзян Вэньцзин, и в ее голосе не было просьбы. Это был приказ. Приказ той женщины, которой она была пять лет назад, и той, которой стала сейчас. – У тебя нет шансов. Весь этот заправочный комплекс окружен моими людьми. Я пришла не одна.
«Фурия» огляделась. Из темноты, из-за углов зданий, вышли несколько темных теней. Без звука, без лишних движений.
– Ты все равно их не получишь, – прошептала «Фурия», но пистолет в ее руке дрогнул. – Они меня не знают. Для них я – мама. Ты – чужая.
– Я научу их заново, – ответила Вэньцзин. – А ты… ты расскажешь все полиции. Про мужа. Про аварию. Все.
Она сделала шаг вперед, не обращая внимания на оружие.
– Ты права в одном, – тихо сказала Цзян Вэньцзин. – Мой мир жесток. Но я – их мать. И я вернулась, чтобы забрать их из твоего мира асфальта и страха. Чтобы дать им дом. Настоящий дом.
В глазах «Матери-Фурии» что-то надломилось. Пистолет опустился. Она закусила губу, глядя на захлопнутую дверь кабины, за которой остались ее – нет, не ее – вся ее жизнь.
– Они любят кашу с изюмом по утрам, – хрипло сказала она, и голос ее срывался. – Хао боится грозы. Ли… Ли все еще рисует вертолеты.
И тогда она заплакала. Тихими, беззвучными слезами, которые смешивались с дождевыми каплями на щеках.
Дверь кабины приоткрылась. На пороге стоял Ли, старший, держа за руку сонного Хао. Он посмотрел на плачущую «Фурию», потом на незнакомую женщину, которая смотрела на них с таким выражением, как будто видит чудо.
– Мама? – снова спросил он, но на этот раз его взгляд скользнул между двумя женщинами, в поисках ответа. Ответа, который изменит все.
Рассвет только начинал разгонять тьму на востоке, окрашивая края туч в бледно-розовый цвет. Дождь почти прекратился. А долгая, изматывающая ночь правды – только начиналась.
«Фурия» сделала резкий шаг назад, словно слова Ли были ударом. Ее рука с пистолетом бессильно упала вдоль тела. Она смотрела на мальчиков, и в ее взгляде была не просто боль. Это была агония.
Вэньцзин не двигалась. Весь мир сузился до узкой полоски мокрого асфальта между ней и приоткрытой дверью. Между прошлым и настоящим. Между двумя версиями материнства, столкнувшимися в одной точке времени.
– Мама, почему ты плачешь? – спросил Хао, его тонкий голосок прорезал тяжелое молчание. Он потянулся к «Фурии».
Та отвернулась, вытирая лицо рукавом куртки.
– Войдите обратно, – жестко сказала Вэньцзин своим людям, не отводя взгляда от детей. Тени замерли, потом беззвучно отступили в темноту. Угроза должна была исчезнуть. Сейчас важнее было все остальное.
Она медленно, очень медленно, опустилась на корточки, чтобы быть с мальчиками на одном уровне. Колени подрагивали.
– Ли, Хао, – ее голос звучал непривычно тихо, ласково, и она сама его не узнавала. – Меня зовут Вэньцзин. А вас… я знаю, как вас зовут. Я знаю, что Ли любит вертолеты, а Хао – клубничный йогурт и боится громких звуков.
Мальчики переглянулись. Ли, более серьезный, нахмурил бровки, точь-в-точь как его отец, когда был задумчив.
– Откуда ты знаешь? – спросил он с подозрением, но и с любопытством.
«Фурия» резко обернулась.
–Не надо! Не говори им! Не сейчас!
Но было поздно. Слова висели в воздухе.
– Я знаю, потому что я ваша… первая мама, – выговорила Вэньцзин, и в горле встал ком. – Той, что была, когда вы были совсем маленькими.
– У нас две мамы? – удивился Хао, его глаза округлились. Он посмотрел на «Фурию». – Ты же говорила, что наша мама на небе, среди звезд.
«Фурия» сжала кулаки, ее плечи напряглись. Она была похожа на раненого зверя, загнанного в угол.
– Она… не на небе, – прошептала «Фурия». – Она здесь.
Ли потянул Хао за руку, отступив на шаг назад, в полумрак кабины. В его детском взгляде читалась буря: замешательство, страх, проблески какого-то смутного узнавания? Или ей только казалось?
– Почему ты нас не нашла раньше? – спросил он, и этот прямой, детский вопрос пронзил Вэньцзин острее любого ножа.
«Фурия» горько усмехнулась.
–Да. Ответь. Почему не нашла? Потому что твой папа очень хорошо все спланировал. Потому что люди, у которых есть деньги и власть, умеют прятать правду.
– Мой папа умер, – сказала Вэньцзин твердо, глядя на «Фурию». – В той аварии.
– Ложь! – взорвалась та. – Он жив! Он в Шанхае, у него новая семья, новая жизнь! Он заплатил, чтобы его объявили мертвым! Он думал, что дети погибли в аварии, которую он подстроил! А когда я их забрала… он стал искать. И не детей – а меня. Чтобы замкнуть последнюю петлю.
В голове Вэньцзин что-то щелкнуло. Странные «несчастные случаи» с ее следователями за последние годы. Взломы в базах данных, которые приписывали хакерам. Постоянное чувство, что за поиском наблюдает кто-то еще. Она всегда списывала это на паранойю. А если… если это была не паранойя?
Она медленно поднялась.
–Если то, что ты говоришь – правда… то нам всем здесь грозит опасность. Не только от тебя. И не только от меня.
«Фурия» оценивающе смотрела на нее. Ярость в ее глазах поутихла, уступив место холодной, расчетливой тревоге.
– Он знает, где я? – спросила она тихо.
– Не знаю. Но если его люди следят за мной… а они наверняка следят, – Вэньцзин махнула рукой в сторону темноты, где затаились ее охранники, – то они уже здесь. И они видели это.
Обе женщины поняли это одновременно. Их личная война, их битва за материнство, внезапно оказалась на виду у третьей, куда более опасной силы.
– В кабину, – резко сказала «Фурия». – Быстро.
Она почти втолкнула ошеломленных мальчиков обратно. Вэньцзин, после секундного колебания, шагнула за ней, захлопнув дверь. Они оказались в тесном пространстве, где пахло детским сном, страхом и старой кожей сидений.
– Водительское место, – приказала «Фурия», уже набрасываясь на приборную панель, запуская двигатель. «Скания» рыкнула, оживая. – Ты знаешь, как управлять фурой?
Вэньцзин покачала головой.
–Я приехала на легковом «Вольво».
«Фурия» выругалась сквозь зубы.
–Тогда держись. И пристегни их. Плотно.
Вэньцзин кинулась к мальчикам, все еще стоявшим в растерянности. Она притянула их к себе, почувствовав под ладонями тонкие косточки плеч, тепло их тел – реальных, живых. Слезы навернулись на глаза, но она смахнула их.
– Все будет хорошо, – прошептала она, усаживая их на пассажирское сиденье и застегивая один ремень на двоих. – Держитесь крепче.
«Скания» рванула с места так резко, что Вэньцзин едва удержалась, ухватившись за спинку кресла. «Фурия» вырулила на пустынную дорогу, ведущую в темноту, прочь от города. В зеркалах заднего вида мелькнули фары двух внедорожников, тихо выехавших из-за угла заброшенной заправки. Это были не ее люди. Ее машины были черными. Эти – темно-серые, без опознавательных знаков.
– Вот они, – мрачно констатировала «Фурия», добавляя газу. Груженый трейлер набирал скорость с трудом. – Твои «спасители».
– Мои люди…
– Твои люди сейчас, наверное, уже связаны по рукам и ногам в темноте, – перебила ее «Фурия». – Эти ребята работают чисто. Как тогда, пять лет назад.
Вэньцзин смотрела на приближающиеся фары. Сердце колотилось не от страха за себя. От леденящего ужаса, что она только что нашла их, чтобы тут же потерять снова. И на этот раз – навсегда.
– Куда мы едем? – спросила она.
– Туда, где я прятала их все эти годы. Где никто не найдет. Если, конечно, доберемся.
Дорога виляла, уходя в предгорья. Дождь снова усилился. «Фурия» вела машину с яростным, почти отчаянным мастерством, используя каждый поворот, чтобы оторваться. Но груженый трейлер был неповоротлив, а внедорожники – легки и быстры. Дистанция сокращалась.
– Мама, нам страшно, – тихо сказал Хао, прижимаясь к Ли.
Слово «мама» резануло Вэньцзин, как нож. Она знала, что он обращался не к ней.
«Фурия» взглянула в зеркало на мальчиков, и ее лицо на мгновение смягчилось.
–Все в порядке, зайчики. Это просто… игра в догонялки. Мы их обгоним.
Она резко свернула на грунтовую дорогу, ведущую в лес. Трейлер заскрипел, подпрыгивая на ухабах. Внедорожники без колебаний последовали за ними.
– Держись! – крикнула «Фурия».
И тут одна из машин рванула вперед, пытаясь обогнать их по узкой дороге. «Фурия» крутанула руль, пытаясь заблокировать путь. Металл скрежетал о металл. «Скания» качнулась, съехав одним колесом в кювет. Дети вскрикнули.
– Телефон! – закричала «Фурия», отчаянно выравнивая машину. – В кармане! Найди «быстрый набор»! Там одна цифра! Набери ее!
Вэньцзин, цепляясь за все подряд, нащупала куртку «Фурии» на спинке сиденья. В внутреннем кармане – старый кнопочный телефон. Она выхватила его, нажала кнопку вызова. На экране горела цифра «1».
Раздались гудки. Один. Два.
На третьем взяли трубку.
– Сестра? – произнес низкий, спокойный мужской голос. В фоновом режиме слышался шум дороги. Он тоже был за рулем.
– Мы на старой лесной, за поворотом с мостом! – выкрикнула Вэньцзин, не зная, что еще сказать. – Нас преследуют! Двое детей!
На другом конце секунду царила тишина.
–Держитесь пять минут, – сказал голос, и связь прервалась.
«Фурия» бросила на Вэньцзин быстрый взгляд, полный странной благодарности.
–Мой брат. Дальнобойщик. Он рядом.
Внедорожник снова рванулся вперед, теперь явно намереваясь их таранить. «Фурия» увидела впереди узкий деревянный мост через овраг.
– Пригнитесь! – заорала она.
Она не стала тормозить. Напротив, она вдавила педаль газа в пол, направив тяжелую «Сканию» прямо на мост. Другой автомобиль был уже в метре от их кабины.
В последний момент «Фурия» дернула руль влево. Трейлер занесло, он ударил бортом о перила моста с оглушительным треском. Внедорожник, не ожидавший такого маневра, проскочил мимо, но его боковое зеркало разлетелось вдребезги о металл трейлера.
«Скания», потеряв часть обшивки, выровнялась и с грохотом выскочила на другую сторону оврага. Деревянные перила моста behind them рухнули в темноту.
Второй внедорожник резко затормозил перед разрушенным пролетом, остановившись в сантиметрах от обрыва.
На несколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая только завыванием двигателя и стуком дождя по крыше. Они были отрезаны.
«Фурия» тяжело дышала, ее руки белели на руле. Вэньцзин обернулась к детям. Они были бледные, испуганные, но целые. Ли обнимал Хао.
– Молодцы, – выдохнула Вэньцзин. – Вы молодцы.
Из темноты впереди на дорогу вырулила еще одна фура, огромная, современная. Она остановилась поперек пути, полностью перекрыв его. Из кабины вышел высокий мужчина в такой же потрепанной куртке, с бородой. В его руках была не рация, а охотничье ружье. Он кивнул в сторону «Фурии».
– Поехали, Лань, – крикнул он. – За мной. Быстро.
«Фурия» – Лань – кивнула. Ее брат развернул свою машину и повел их по едва заметной лесной тропе, вглубь чащи, под сень мокрых деревьев, туда, где не светили фары преследователей, а только начинало брезжить серое, безрадостное утро.
В тесной, темной кабине, пахнущей страхом и соляркой, две женщины молчали. Между ними на сиденье, под одним ремнем, спали, наконец устав от переживаний, два мальчика. Их руки были переплетены.
Дорога была еще длинной. И вопрос о том, кто же их настоящая мать, повис в воздухе, отложенный, но не отмененный. Перед лицом новой, старой угрозы им пришлось стать союзницами. Хотя бы на время. Хотя бы до рассвета.
Лесная тропа петляла, уводя их все дальше от асфальта и разрушенного моста. Дождь, наконец, стих, оставив после себя хрустальную тишину, нарушаемую только скрипом веток о металл трейлеров и густым чавканьем грязи под колесами. Брат Лань, которого она представила просто как «Шуай», вел их уверенно, будто эта глушь была для него родным домом.
Лань, не сводя глаз с дороги, наконец заговорила, не оборачиваясь:
–Лагерь дальнобойщиков. Заброшенный карьер. Мы с Шуаем… готовили его. На случай.
«На случай, если тебя найдут», – мысленно закончила Вэньцзин. Она смотрела, как в свете фар мелькают стволы сосен, и думала о том, что этот мир – мир фур, лесных троп, тайных убежищ – был для ее детей реальностью всю их сознательную жизнь. Ее роскошные апартаменты, школы с репутацией, планы на блестящее будущее… для Ли и Хао все это было бы чужим и пугающим. Мысль причиняла острую, физическую боль.
– Чжэн… – Вэньцзин произнесла имя мужа впервые за много лет без привычной горечи, а с леденящим холодом. – Если он жив… Зачем ему это? Зачем такая сложная инсценировка?
Лань горько усмехнулась.
–Любовница. Беременна. Из очень влиятельной семьи. Ты и дети… вы были обузой. Но просто развод с громким скандалом и дележом активов его не устраивал. Он хотел чистого листа. Богатого вдовца с трагической историей. Авария была идеальна. Он планировал выжить один. Но я… я была тогда на дежурстве. Видела, как он сам вылез из машины почти невредимым, пока вы все были без сознания. Видела, как он давал указания не вызывать вторую скорую, а своим людям – забрать детей из обломков и «утилизировать». Я успела раньше.
История обретала чудовищные, но железобетонные очертания. Всплывали детали: странное завещание, оформленное за месяц до аварии; его внезапная холодность в последние недели; его настойчивые предложения поехать за город именно в тот день, на той машине…
– Ты все это время одна? – тихо спросила Вэньцзин.
– Нет. Были те, кто знал. Кто помогал. Вроде Шуая. Дальнобойщики – своя каста. Мы умеем хранить секреты. – Лань на мгновение встретилась с ней взглядом в зеркало заднего вида. – Я не монстр. Я пыталась дать им все, что могла. Любовь. Заботу. Они ходили в онлайн-школу. У них были книги, игрушки. Но… да, это была жизнь в бегах. В страхе.
Вэньцзин посмотрела на спящих детей. На потертые, но чистые курточки. На дорожные подушки, сшитые вручную. Это была любовь. Извращенная, украденная, но любовь.
– Что мы будем делать? – спросила она, и в этом «мы» был первый шаг к хрупкому перемирию.
Лань сжала губы.
–Карьер. Там есть убежище, еда, связь. Надо понять, кто эти люди. Если это люди Чжэна… он не остановится. Он не может позволить, чтобы правда вышла наружу. Особенно теперь, когда ты здесь.
Они выехали на огромную, затопленную дождем площадку заброшенного карьера. Серая скала нависала над ними мокрым утесом. Шуай остановился у самого подножия, погасил фары и вышел. Лань последовала за ним.
– Разбуди их, – бросила она Вэньцзин. – Иди за нами.
Убежище оказалось не пещерой, а аккуратно замаскированным под склад металлическим модулем, встроенным в нишу скалы. Внутри пахло сухими травами, бензиновым обогревателем и… домашней едой. На крохотной плитке стояла кастрюля. На двух двухъярусных кроватях – свежее белье. На полках – консервы, книги, даже небольшой генератор.
Ли и Хао, сонные и испуганные, молча позволяли вести себя внутрь. Их глаза бегали по непривычным стенам, цепляясь за знакомые детали: плюшевого мишку на нижней кровати, набор цветных карандашей на столе.
– Это наша база? – спросил Ли, и в его голосе прозвучала тень знакомства с этим местом.
– На время, – лаконично ответил Шуай, проверяя затвор ружья. – Пока не разберемся с хвостом.
Лань поставила чайник. Двое взрослых, двое детей и один молчаливый мужчина с ружьем – картина была сюрреалистичной. Вэньцзин чувствовала себя чужеземкой в этом тесном, обжитом мирке.
– Мама Лань, – начал Хао, дергая ту за рукав. – Кто эта тетя? Почему она с нами?
Лань замерла. Шуай перестал возиться с оружием. Все взгляды устремились на Вэньцзин.
Она опустилась перед Хао на колени, игнорируя боль в уставшем теле.
–Помнишь, ты спрашивал про свою первую маму? Ту, что на небе?
Хао кивнул,широко раскрыв глаза.
–Так вот… она спустилась. Потому что очень соскучилась.
– Значит, у нас теперь две мамы? – переспросил Ли, его взгляд был серьезным и аналитическим. Он смотрел то на Лань, то на Вэньцзин.
– Да, – выдохнула Лань, и в ее голосе прозвучала капитуляция. – Похоже, что так. На время.
Шуай хмыкнул:
–Семейка веселая. Три родителя, как в продвинутых западных фильмах. Только вот отец, судя по всему, хочет всех вас прикончить.
Его грубые слова повисли в воздухе тяжелым облаком. Вэньцзин встала.
–Мне нужен доступ к сети. Защищенный. Мой телефон оставила в машине, но даже им я не могу пользоваться – его наверняка пеленгуют.
Лань кивнула в угол, где стоял ноутбук с огромной спутниковой антенной.
–Через Tor. Анонимные серверы. Шуай разбирается.
Пока Шуай настраивал связь, Вэньцзин, используя старые, не связанные с ее личностью аккаунты и пароли, которые знала только она, полезла в самые темные уголки своего прошлого. В архивы страховой компании, занимавшейся делом о ДТП. К старому другу в интерпол, которого когда-то просила присмотреть за делом. В приватные чаты коллег Чжэна, доступ к которым она получила, уже будучи главой корпорации, но никогда не смотрела – не хватало духу.
Картина складывалась, как пазл из яда и предательства. Страховой эксперт, подписавший заключение о смерти Чжэна, через год уехал на ПМЖ в Новую Зеландию с огромным счетом. Врач, констатировавший смерть, открыл частную клинику на деньги офшорной компании. А в одном из зашифрованных чатов, среди переписки о слияниях и поглощениях, она нашла фото. Недавнее. Чжэн. Немного постаревший, улыбающийся, на роскошной яхте. Рядом с ним – молодая женщина с младенцем на руках. Подпись: «Моя вселенная. Сингапурские воды прекрасны в этот сезон».
Вэньцзин откинулась на спинку стула. Мир поплыл перед глазами. Все это время… Он был жив. Счастлив. Построил новую жизнь на ее костях и костях их детей.
– Нашел? – тихо спросила Лань, стоя за ее спиной.
– Да, – голос Вэньцзин был безжизненным. – Он жив. В Сингапуре. У него новая семья.
– Значит, те люди у моста… это его местная «служба безопасности». Они следят за тобой. И когда увидели, что ты вышла на нас… решили разобраться со всеми сразу.
В этот момент на экране ноутбука Шуая всплыло окно с предупреждением. Сработал датчик движения на подступах к карьеру, в полукилометре от них. Камера, спрятанная на дереве, передала размытые изображения: несколько человек в камуфляже, с прибором ночного видения, осторожно двигающихся по лесу.
– Нашли, – мрачно констатировал Шуай. – Быстро. Значит, у них были транспондеры на машинах или дроны.
В убежище воцарилась тихая паника. Дети притихли, чувствуя напряжение. Лань схватила приготовленные «тревожные» рюкзаки.
– Есть запасной выход? – спросила Вэньцзин, и ее голос, к ее собственному удивлению, звучал спокойно и властно. Голос главы Цзян.
Шуай кивнул в сторону задней стены, заставленной ящиками.
–Лазы в старую вентиляционную шахту карьера. Она выходит к реке, в двух километрах отсюда. Там спрятана лодка.
– Тогда мы уходим. Сейчас.
– Куда? – в голосе Лань прозвучало отчаяние. – Он найдет нас везде!
– Не везде, – сказала Вэньцзин, поднимаясь. В ее глазах горел холодный огонь. Огонь не матери, а стратега. Огонь мщения. – Он нашел нас, потому что мы бежали. Потому что мы прятались. Пора перестать бегать.
Она посмотрела на Лань.
–Ты дала им жизнь в тени. Спасибо. Но теперь я дам им безопасность. На моей территории. По моим правилам.
– Что ты задумала? – прошептала Лань.
– Мы идем к реке. А оттуда… мы едем в город. В мой дом. В самое сердце корпорации «Цзян». Он осмелится напасть на охраняемый частный остров? На резиденцию, где каждый квадратный сантиметр под наблюдением, а служба безопасности предана лично мне? Нет. Он наемник. Он действует из тени. Мы вытащим его на свет.
– Это безумие! – Лань схватила детей за руки, будто боялась, что Вэньцзин заберет их силой.
– Это единственный шанс! – парировала Вэньцзин. – Ты можешь бежать с ними еще пять, десять лет? А потом? Они вырастут. У них не будет прошлого, не будет документов, не будет будущего! Я могу дать им это! И я могу уничтожить того, кто все у них отнял!
Грохот взрыва снаружи потряс стены убежища. Это была взрывчатка. Они взрывали вход в карьер, чтобы заблокировать технику. Значит, собирались брать штурмом.
– Решай, Лань, – сказал Шуай, уже отодвигая ящики, открывая низкий, темный лаз. – Но сейчас надо уходить.
Лань посмотрела на Ли и Хао. На их испуганные, полные доверия к ней лица. Потом на Вэньцзин. На ее решимость, за которой стояла вся мощь империи.
– Ладно, – выдохнула она, и это было похоже на стон. – Но если с ними что-то случится… я убью тебя первой.
ФИНАЛ
Неделю спустя.
Частный остров семьи Цзян был похож на неприступную крепость, омываемую лазурными водами. Вэньцзин стояла на балконе своего кабинета, глядя, как внизу, на залитом солнцем лугу, двое мальчиков под присмотром новой, тщательно подобранной няни и трех неброских охранников играли с щенком лабрадора. Их смех долетал сюда, едва слышный.
Дверь открылась. Вошла Лань. Она была в простой, но элегантной одежде, купленной Вэньцзин. Выглядела потерянной и неуместной среди этой роскоши.
– Сигнал поймали, – сказала она без предисловий. – Как ты и предполагала. Он попытался выйти на связь с одним из своих старых доверенных лиц в корпорации. Чтобы «урегулировать вопрос с назойливой бывшей женой, которая, видимо, сошла с ума от горя и выдумала историю с похищенными детьми». Предлагал деньги. Много денег.
Вэньцзин кивнула. Она почти не спала эти дни, выстраивая паутину. Весь этот «побег» в карьер, их обнаружение – все это было частью плана. Она позволила себя выследить, чтобы выманить змею из норы. А когда Чжэн, уверенный в своем превосходстве, попытался нанести последний удар, чтобы разом уничтожить и ее, и детей, и Лань, он попал в идеально расставленную ловушку. Все его звонки, все транзакции, все контакты с наемниками были записаны и перехвачены. У нее теперь было неоспоримое досье. Доказательства инсценировки смерти, покушения на убийство, похищения детей, коррупции.
– Интерпол и сингапурская полиция ждут моего сигнала, – тихо сказала Вэньцзин. – Как только я его подам, его арестуют. Его новая «вселенная» рухнет. Он потеряет все.
Лань молча смотрела на играющих детей.
–И что ты сделаешь?
Вэньцзин повернулась к ней. За эту неделю между ними не было ни откровенных разговоров, ни примирений. Было тяжелое, вынужденное сотрудничество.
–Я отправлю это досье. Завтра. Сегодня… сегодня я хочу спросить у тебя кое-что.
Лань насторожилась.
–Что?
– Они спрашивают о тебе. Каждый день. «Где мама Лань? Когда мы поедем в большую машину?» – Вэньцзин сделала паузу, глотая ком в горле. – Я не могу дать им то, что дала ты. Эти пять лет дороги, ночевок в кабине, звездного неба над смотровой площадкой грузовика… этого у них не отнять. Я не могу стереть их прошлое. И не хочу.
Лань смотрела на нее, не веря своим ушам.
–К чему ты ведешь?
– Я веду к тому, что у них две матери. Одна – которая родила. Другая – которая спасла и вырастила. Я хочу, чтобы они знали обеих. Чтобы ты… осталась. Не как похитительница. Не как беглянка. Как… часть семьи. Как их тетя Лань. Или… как вторая мама. Если они сами так решат, когда вырастут.
Слезы, которых Лань не проронила ни в карьере, ни в бегах, теперь навернулись ей на глаза. Она отвернулась к окну.
– А ты? Ты можешь простить? – ее голос дрогнул.
– Нет, – честно ответила Вэньцзин. – Я не могу простить тебе украденные годы. Но я могу понять. И я в неоплатном долгу за то, что ты сохранила их живыми. Так давай не будем говорить о прощении. Давай… построим что-то новое. Для них.
Внизу Ли заметил их на балконе. Он что-то крикнул, махая рукой. Неясно было, кому именно: Вэньцзин или Лань. Может быть, обеим.
Лань вытерла лицо.
–Шуай говорил, что в гараже на острове есть старый внедорожник. Нужно его привести в порядок.
Вэньцзин улыбнулась, и это была первая по-настоящему легкая улыбка за много лет.
–Думаешь, они захотят когда-нибудь снова прокатиться?
– Все дети любят кататься, – сказала Лань, и в ее голосе впервые прозвучала нежность без горечи. – Особенно если знаешь, что в конце пути тебя ждет дом.
Они стояли плечом к плечу, две такие разные женщины, связанные самой прочной и самой болезненной из возможных связей – любовью к одним и тем же детям. Впереди были долгие разговоры с психологами, юридические тяжбы, необходимость объяснить детям сложную правду их жизни. Борьба за доверие. Борьба с прошлым.
Но в этот момент, под теплым солнцем, слушая смех своих сыновей, Цзян Вэньцзин знала: долгое, темное путешествие под дождем, наконец, закончилось. Впереди была дорога домой. Пусть и не та, которую она когда-то представляла.