— Ты опять забыла купить сметану?
Я стояла у холодильника и смотрела на полки, заставленные баночками с йогуртами, кефиром, молоком — всем, кроме сметаны. Голос мужа доносился из гостиной, где он уже устроился перед телевизором с тарелкой борща.
— Извини, — машинально ответила я. — Завтра куплю.
— Ну как всегда, — вздохнул он.
Двадцать три года брака, и вот это "как всегда" стало саундтреком нашей жизни. Я забываю сметану "как всегда", он включает телевизор на полную громкость "как всегда", мы едим молча "как всегда".
А началось всё так красиво — по крайней мере, так мне казалось тогда. Двадцать пять лет назад, когда мама с папой познакомили меня с Игорем на дне рождения нашей соседки по даче. Он был сыном их давних друзей, работал инженером на заводе, имел квартиру, полученную по наследству от бабушки.
— Вера, такой шанс упускать нельзя, — шептала мама, затаскивая меня на кухню. — Посмотри на него — солидный, с жильём, не пьёт. А тебе уже двадцать восемь, пора остепеняться.
Я тогда встречалась с Сашей — художником, который снимал крошечную мастерскую на окраине и мечтал об открытии собственной галереи. Мы сидели по ночам на крыше его дома, смотрели на звёзды и строили планы. Он говорил, что напишет мой портрет для своей первой выставки.
— Художник, — фыркала мама. — А на что жить будете? На воздухе любви? Вера, очнись, ты же не девочка уже. Нужна стабильность, семья, дети. А этот твой Саша так и будет рисовать свои картинки до старости.
Папа молчал, но его взгляд говорил то же самое. Они так старались меня устроить, так волновались за моё будущее. А я была удобной дочерью — послушной, не любящей конфликтов.
Через полгода мы с Игорем поженились. Саше я позвонила за два дня до свадьбы. Он долго молчал, потом сказал:
— Понимаю. Желаю счастья, Верочка.
Я не была несчастной, нет. Игорь оказался нормальным мужем — не пил, не гулял, исправно приносил зарплату. Мы родили дочь Иру, потом сына Димку. Обустроили квартиру, купили дачу неподалёку от родительской. Я работала бухгалтером в поликлинике, он стал начальником отдела на своём заводе. Всё было правильно.
Только мы с Игорем так и не научились разговаривать по-настоящему. Мы обсуждали ремонт, планы на отпуск, успехи детей в школе. Но о чём думаем, чего хотим, что чувствуем — об этом молчали. Наверное, просто не умели. Или не считали нужным.
Мама и папа были довольны. "Вот видишь, мы же тебе правильно советовали", — говорила мама, когда мы приезжали к ним на веранду с внуками. Папа молча накладывал Диме вторую порцию картошки и улыбался.
Дети выросли быстро — как это всегда бывает, когда живёшь в режиме "работа-дом-огород-родственники". Ира уехала учиться в столицу и там же осталась, вышла замуж за программиста. Димка получил диплом юриста, нашёл работу в другом городе. Они звонили по выходным, приезжали на праздники.
И вот тогда мы с Игорем остались вдвоём.
Я помню тот вечер очень отчётливо. Димка только что уехал после новогодних каникул, в квартире стояла пустота — не просто физическая, а какая-то звенящая. Я убирала со стола, Игорь листал газету.
— Ты читала, что подорожали билеты на поезд? — спросил он.
— Нет, — ответила я.
И снова тишина. Телевизор работал фоном, за окном падал снег. Мы сидели в одной комнате, и мне вдруг стало страшно — я поняла, что мы абсолютно чужие люди. Мы прожили вместе больше двадцать лет, родили и вырастили детей, но я не знала, о чём он мечтает. Что его по-настоящему радует или тревожит. Какую книгу он прочитал бы, если бы выбирал сам, а не по рекомендации с работы.
Мама умеpла три года назад — внезапно, от инсультa. Папа прожил после неё ровно год и три месяца. Просто лёг спать и не проснулся. На похоpонах Ира держала меня за руку и шептала:
— Они хотя бы были вместе до конца.
Да, были вместе. Только я вдруг поймала себя на мысли: а счастливы ли они были на самом деле? Папа всю жизнь работал прорабом, мечтал открыть своё маленькое строительное бюро, но мама говорила — зачем рисковать, живи спокойно. Мама хотела стать учительницей, но её родители настояли на медицинском техникуме — профессия нужная, всегда при деле будешь.
Они тоже жили "как надо". Правильно. Удобно для всех.
Дачу пришлось разбирать нам с Игорем вдвоём. Ира не могла приехать — у неё маленькая дочка, да и живёт далеко. Димка обещал на выходные, но дела у него были важные.
Я перебирала мамины вещи на веранде, когда нашла коробку с фотографиями. Среди них — пожелтевший снимок: мама очень молодая, в лёгком платье, смеётся. Рядом парень в клетчатой рубашке, держит её за руку. Я перевернула карточку — там аккуратным почерком: "Лето-72. Коктебель. В."
—Интересно кто это? — спросила я у Игоря, показывая фотографию.
Он пожал плечами.
— Откуда я знаю? Наверное, какой-то её знакомый из молодости.
Я смотрела на этот снимок и вдруг ясно увидела: на этой фотографии моя мама была счастливой. По-настоящему. Не той улыбкой, с которой она встречала гостей или смотрела на внуков, а какой-то особенной, светящейся изнутри.
Когда я вернулась домой, набрала в поисковике имена художников. Нашла Сашу — оказывается, он всё-таки открыл свою галерею. Небольшую, в старом купеческом особняке. Проводит мастер-классы, участвует в выставках. На фотографии с открытия его последней экспозиции он стоял с женщиной — невысокой, в очках, она смотрела на него так, как смотрела моя мама на того парня в клетчатой рубашке.
Я закрыла страницу и посмотрела на Игоря. Он сидел в своём кресле, погрузившись в телефон. Седой, немного пополневший, в домашних штанах и старом свитере. Чужой человек, с которым у меня взрослые дети и привычка ужинать в семь вечера.
— Игорь, — позвала я.
— М-м? — не поднимая глаз, откликнулся он.
— Ты счастлив?
Он наконец оторвался от экрана и посмотрел на меня с недоумением.
— Что?
— Я спрашиваю — ты счастлив? С этой жизнью? Со мной?
Он помолчал, потом осторожно произнёс:
— Вера, ты себя хорошо чувствуешь? Может, давление?
— Нет, — я покачала головой. — Давление нормальное. Просто хочу понять.
Игорь положил телефон на подлокотник.
— Слушай, я не понимаю, к чему этот разговор. У нас всё нормально. Квартира, дача, внучка растет. Дети устроены. Что ещё надо?
— А мы? — спросила я. — Мы сами-то устроены?
Он растерянно молчал. Потом встал, подошёл к окну.
— Знаешь, Вера... — начал он и замолчал. Постоял так, глядя на вечерний двор. — Мне мама тоже в своё время сказала: вот хорошая девушка, спокойная, из приличной семьи. Женись, не пожалеешь.
Я вздрогнула.
— И ты... пожалел?
— Нет, — покачал он головой. — Не пожалел. Но я... — он повернулся ко мне, и я впервые за много лет увидела в его глазах что-то настоящее. — Я просто жил. Работал, растил детей. Делал всё правильно. Только сейчас понимаю — я даже не думал, чего хочу сам. Всё время казалось: надо вот это сделать, потом то, а потом заживём. А жизнь уже почти прошла.
Мы стояли в разных концах комнаты — два человека, которые прожили вместе двадцать три года и только сейчас начали говорить по-настоящему.
— У меня была девушка, — неожиданно сказал Игорь. — До тебя. Наташа звали. Она пела в клубе, хотела стать профессиональной певицей. Мама говорила — артистка несерьёзная, намучаешься. Я послушался.
— А я встречалась с художником, — тихо призналась я. — Саша. Мечтал о галерее. Мама говорила — не жизнь, а сплошная неопределённость.
Мы помолчали. За окном зажглись фонари.
— Думаешь, с ними было бы лучше? — спросил Игорь.
— Не знаю, — честно ответила я. — Может быть, было бы трудно. Может, совсем не сложилось. Но хотя бы выбирала сама.
— Да, — кивнул он. — Понимаю.
Мы развелись тихо, без скандалов. Дети сначала не поняли — вроде не ругались же, не изменяли друг другу. Ира даже пыталась нас помирить:
— Мама, ну вы же столько лет вместе! Может, просто кризис какой-то?
— Милая, — сказала я ей, — мы просто поняли, что прожили чужую жизнь. И хотим остаток прожить свою.
Игорь съехал к своему брату в другой район. Говорит, планирует пойти на курсы фотографии — в молодости любил фотографировать, а потом забросил, некогда было.
Я записалась в театральную студию для взрослых — всегда мечтала играть на сцене, но родители считали это несерьёзным. Первый раз вышла на импровизацию — тряслась, как школьница на экзамене. Но когда произнесла свою первую фразу, почувствовала — живу.
Мы с Игорем иногда созваниваемся. Обсуждаем дела детей, внучку. Недавно он прислал фотографию — сам снял, на каком-то конкурсе третье место получил. Я посмотрела на этот снимок — осенний парк, золотые листья, игра света и тени — и подумала: хороший фотограф из него выходит.
Мама с папой хотели для меня лучшего. Искренне хотели. Они думали, что стабильность, квартира и надёжный муж — это и есть счастье. Может, для них так и было. Или они тоже просто не знали другого.
Но мне пятьдесят один. И я наконец начинаю жить свою жизнь — не ту, что удобна родителям, не ту, что правильна по общим меркам. Свою. Пусть позже, чем хотелось бы. Пусть многое упущено.