— Ты не видела мои плавки? Ну те, синие, с пальмами? Я точно помню, что кинул их на кресло, а сейчас там только твоя кофта валяется.
Голос Игоря доносился словно сквозь толстый слой ваты. Наталья с трудом разлепила глаза. Потолок плыл, закручиваясь в тошнотворную спираль, а во рту пересохло так, будто она наелась песка. Каждое движение отзывалось тупой, ломотой в суставах, словно кто-то методично выкручивал их плоскогубцами.
— Игорь... — прохрипела она. Собственный голос показался ей чужим, скрипучим и жалким. — Воды...
— Наташ, ну ты чего, оглохла? — в спальню заглянул муж. Он был уже наполовину одет: свежая футболка, джинсы, на лице — выражение озабоченной суеты, характерное для человека, который боится опоздать на важное мероприятие. От него резко пахло дорогим одеколоном и предвкушением праздника. Этот запах цитрусов и мускуса ударил Наталье в нос, вызвав приступ дурноты. — Я спрашиваю про плавки. Парни уже через полчаса заедут, а я собран наполовину.
Наталья попыталась приподняться на локтях, но тело предательски обмякло, и она рухнула обратно на подушку, которая казалась раскаленным камнем.
— Мне плохо, — выдохнула она, стараясь сфокусировать взгляд на лице мужа. — Померь мне температуру... Пожалуйста. Меня трясет.
Игорь недовольно цокнул языком, но все же подошел к кровати. Его ладонь, коснувшаяся её лба, показалась Наталье куском льда, хотя на самом деле была просто комнатной температуры.
— Ну, горячая, да, — констатировал он без особых эмоций, убирая руку и тут же вытирая её о джинсы, словно испачкался. — Простыла, наверное. Кондиционер в офисе на полную гоняете? Я же говорил тебе, надевай кофту.
Он развернулся и продолжил рыться в шкафу, отшвыривая стопки белья.
— Игорь, градусник... — Наталья с трудом сглотнула вязкую слюну.
Он сунул ей под мышку электронный термометр и продолжил поиски. Через минуту прибор противно запищал. Игорь выдернул его, глянул на экранчик и присвистнул.
— Тридцать девять и восемь. Ну ты даешь, мать. Нормально так выходные начинаются.
— Мне очень плохо, — повторила она, чувствуя, как озноб перерастает в крупную дрожь. Зубы начали выбивать дробь. — Сходи в аптеку. У нас ничего нет, только цитрамон просроченный. Мне нужно жаропонижающее. И что-то противовирусное. Прямо сейчас.
Игорь замер с найденными плавками в руках. На его лице отразилась сложная гамма чувств: от досады до искреннего возмущения тем, что его планы рушатся из-за какой-то биологии.
— Наташ, какая аптека? — он посмотрел на часы. — Время видел? Пацаны уже выезжают. Саня за рулем, он ждать не будет, у нас баня заказана на двенадцать, туда еще пилить час по пробкам.
— Ты издеваешься? — шепот Натальи перешел в сип. — Я встать не могу. У меня галлюцинации начинаются. Дети в соседней комнате, их кормить надо, а я до кухни не дойду.
— Ну, дети не грудные, — отмахнулся он, запихивая плавки в спортивную сумку. — Артему уже семь, сам хлопья молоком зальет и Машку покормит. Включи им мультики, пусть сидят. Аптека... Ну закажи доставку. Сейчас же всё возят, двадцать первый век.
— Доставка будет через три часа, — Наталья почувствовала, как по виску скатилась горячая слеза. Не от обиды, а от бессилия. — Игорь, мне нужно сейчас. Я прошу тебя. Останься. Или хотя бы сбегай за лекарствами, это десять минут.
Игорь резко застегнул молнию на сумке. Звук прозвучал как выстрел. Он подошел к зеркалу, поправил прическу, критически осмотрел свое отражение. Он выглядел как человек, у которого впереди лучший день недели. Свежий, бодрый, предвкушающий парную, пиво и мужские разговоры. На кровати, в скомканном одеяле, лежала его проблема. И решать эту проблему он не собирался.
— Слушай, не нагнетай, а? — в его голосе появились металлические нотки раздражения. — Я эту баню ждал месяц. Мы с Серегой и Виталиком сто лет не виделись. Если я сейчас скажу, что не поеду, потому что у жены температурка, меня засмеют. Скажут — подкаблучник. Тебе это надо? Чтобы мужа твоего пацаны не уважали?
— Мне надо, чтобы я не сдохла тут, пока ты веником машешь, — Наталья закрыла глаза. Свет резал сетчатку даже сквозь веки.
— Не сдохнешь, — бросил он легкомысленно, подхватывая сумку. — Организм молодой, справится. Полежи, проспись. Воды побольше пей. Я телефон на беззвучный поставлю, сам понимаешь, в парилке связи нет, да и отвлекаться не хочется. Вернусь завтра к обеду.
Он подошел к двери спальни, но на секунду остановился. Наталья надеялась, что у него проснулась совесть. Что он сейчас бросит сумку, чертыхнется и пойдет на кухню ставить чайник.
— И это... — сказал Игорь, не оборачиваясь. — Ты там детям скажи, чтоб не орали особо. Голова к вечеру болеть будет.
— Игорь, пожалуйста... — это была последняя попытка, жалкая и унизительная. — У меня сорок почти.
— Не умираешь же, — усмехнулся он. — Всё, давай. Не скучай тут.
Он вышел в коридор. Наталья слышала, как он обувается, весело насвистывая какой-то мотивчик. Слышала, как звякнули ключи. Потом хлопнула тяжелая входная дверь, и в замке дважды провернулся ключ. Щелк. Щелк.
Наталья осталась одна в квартире, которая вдруг стала огромной и враждебной. Тишина навалилась на неё, прерываемая лишь гулом крови в ушах и далекими голосами детей из детской, которые спорили из-за пульта. Она попыталась дотянуться до телефона на тумбочке, чтобы вызвать скорую или доставку, но рука была словно чужая. Экран расплывался цветными пятнами.
«Не умираешь же», — эхом пронеслось в воспаленном мозгу.
Она сжалась в комок под одеялом, пытаясь унять дрожь. Жар накрывал волнами, сжигая изнутри не только вирусы, но и что-то гораздо более важное. Что-то, что связывало её с человеком, который только что ушел, перешагнув через её боль так же легко, как перешагнул через порог.
В коридоре радостно взвизгнул младший сын, Артем, видимо, обнаружив, что папа ушел, а мама не выходит, значит, можно делать всё что угодно. Наталья понимала, что должна встать. Должна проверить детей. Должна найти воду. Но вместо этого она провалилась в тяжелое, липкое забытье, где Игорь смеялся с друзьями в клубах пара, а она медленно тонула в ледяной проруби, и никто не подавал ей руки.
К вечеру квартира погрузилась в сюрреалистичный хаос. Наталья то проваливалась в липкую черную яму, то выныривала на поверхность, разбуженная очередным грохотом или детским плачем. Артем и Маша, предоставленные сами себе, превратили гостиную в филиал свалки: на полу хрустели рассыпанные хлопья, диван был заляпан йогуртом, а телевизор орал мультики на такой громкости, что у Натальи вибрировали зубы. Но сил встать и выключить его просто не было.
В какой-то момент, когда темнота за окном стала густой и непроглядной, а жажда стала невыносимой настолько, что язык прилип к небу, она нащупала телефон. Пальцы не слушались, попадая мимо иконок. Звонить маме было нельзя — у той сразу подскочит давление. Игорю? Абонент недоступен. Конечно, в парилке нет вышек сотовой связи. Или совести.
Она набрала Светке.
— Свет, — прошептала она в трубку, едва слыша сама себя. — Приезжай. Мне кажется, я отключаюсь. Дети голодные. Дверь... Артем откроет.
Через сорок минут, которые показались вечностью, в коридоре загрохотали замки. Голос Светланы, обычно звонкий и насмешливый, сейчас звучал по-военному четко.
— Так, мелкие, брысь в комнату! Артем, убери Лего с прохода. Маша, марш мыть руки. Где мама?
Светка ворвалась в спальню вихрем свежести и деятельности. Она не ахала и не причитала. Она просто приложила прохладную ладонь ко лбу Натальи, выругалась сквозь зубы и тут же начала действовать.
— Господи, Наташка, ты как печка, — пробормотала она, распаковывая пакеты с лекарствами. — Рот открой. Глотай. Воды давай, пей, пей, не ной. Сейчас скорую вызывать не будем, попробуем сбить, если через час не упадет — тогда звоню.
Следующие два часа прошли как в тумане, но это был уже другой туман — безопасный. Наталья чувствовала, как ей меняют мокрую от пота наволочку, как протирают лицо влажным полотенцем. С кухни потянуло запахом куриного бульона. Стих телевизор. Дети, накормленные и умытые, затихли.
Ближе к трем часам ночи температура спала до тридцати семи с половиной. Наталья лежала, глядя в потолок, и чувствовала удивительную, звенящую пустоту внутри. Вместе с лихорадкой из неё выгорело всё лишнее. Страх, надежда, привязанность. Осталась только кристальная ясность.
Светка сидела в кресле рядом с кроватью, листая ленту в телефоне.
— Спит твоя гвардия, — тихо сказала подруга, заметив, что Наталья открыла глаза. — Суп в холодильнике, лекарства на тумбочке расписала по часам. Игоря твоего, я так понимаю, ждать не стоит?
— Не стоит, — голос Натальи был слабым, но твердым. — Он в бане.
— В бане, — эхом повторила Светлана, и в этом слове было столько яда, что можно было отравить полк солдат. — Ну да. Грязь смывает.
Наталья медленно села на кровати. Голова кружилась, но ноги держали. Она посмотрела на пустую половину постели. Подушка Игоря была взбита, одеяло аккуратно откинуто. Это место ждало хозяина. Хозяина, который перешагнул через неё, как через мешок с мусором, и пошел париться.
— Помоги мне, — попросила Наталья.
— В туалет? — Светка дернулась встать.
— Нет. Достань чемоданы с антресоли.
Подруга замерла. Внимательно посмотрела Наталье в глаза, ища там истерику или бред. Но увидела только лед. Такой же холодный и прозрачный, как февральское утро. Светка молча кивнула, взяла стул и полезла наверх.
Наталья действовала как робот. Она открывала шкаф, брала вещи Игоря охапками и бросала их в раскрытые челюсти чемоданов. Любимые джинсы, в которых они ходили на первое свидание. Свитер, который она вязала ему полгода, выбирая самую мягкую шерсть. Дорогие рубашки, которые она наглаживала каждое воскресенье. Теперь это были просто тряпки. Чужие вещи, занимающие её пространство.
Она не плакала. Слезы — это для тех, кому больно. Ей не было больно. Ей было брезгливо. Словно она обнаружила, что жила в одной квартире с огромным, сытым тараканом, которого по ошибке принимала за человека.
— Зубную щетку не забудь, — подала голос Светка, наблюдая за процессом с дверного проема. — И бритву его эту, навороченную.
— Обязательно, — кивнула Наталья, сгребая с полки в ванной рыльно-мыльные принадлежности мужа. Все полетело в пакет, а пакет — поверх одежды.
Два огромных чемодана и одна спортивная сумка встали в прихожей, перегородив проход, как баррикада. Как памятник их пятилетнему браку. Наталья посмотрела на них и почувствовала облегчение. Воздух в квартире стал чище.
— Ты уверена? — спросила Светка, когда они сидели на кухне и пили чай. — Может, проспится, приползет, в ногах валяться будет? Мужики, они же как дети, тупые иногда до ужаса.
— Он не тупой, Свет. Он равнодушный. А это не лечится, — Наталья сделала глоток чая. Руки больше не дрожали. — Он сказал: «Не умираешь же». И уехал. Понимаешь? Он оценил риски. Решил, что я выживу, а значит, можно не париться. В прямом и переносном смысле.
Она посмотрела на часы. Четыре утра. Скоро рассвет.
— Я не умираю, — тихо сказала она самой себе. — Я только начинаю жить. Без балласта.
Наталья закрыла глаза. Ей нужно было поспать хотя бы пару часов. Ей нужны были силы. Не для скандала — скандала не будет. Ей нужны были силы, чтобы закрыть за ним дверь. Навсегда.
Замок в двери заскрежетал около часа дня. Звук был неуверенный, царапающий, будто человек по ту сторону с трудом попадал ключом в скважину. Наталья, сидевшая на кухне с чашкой остывшего чая, даже не вздрогнула. Она ждала этого звука. Внутри неё было пусто и тихо, как в вымершем городе после эпидемии.
Дверь распахнулась, впуская в прохладу квартиры тяжелый, спертый запах перегара, смешанный с ароматом березовых веников и несвежего мужского тела. Игорь вошел, тяжело дыша. Он выглядел как помятая купюра, которую долго носили в заднем кармане джинсов: лицо отекло, под глазами залегли темные круги, а волосы торчали сальными перьями.
Он прошел мимо выставленных в ряд чемоданов, даже не скользнув по ним взглядом. Его мозг, затуманенный алкогольной интоксикацией, работал в туннельном режиме: цель — кухня, задача — вода.
— О-ох, ё-мое... — простонал он, вваливаясь в дверной проем кухни. — Натусик, воды... Или рассола. Есть рассол? Голова сейчас треснет пополам, клянусь.
Игорь рухнул на стул, тот жалобно скрипнул под его весом. Он обхватил голову руками и начал массировать виски, зажмурившись от боли. Вся его поза выражала страдание вселенского масштаба. Казалось, он вернулся не с пьянки, а с каторги, где спасал мир.
Наталья молча подвинула к нему графин с водой и стакан. Никакого рассола, никакого сочувствия.
— Спасибо, — он дрожащими руками налил воду, расплескав половину на стол, и жадно, большими глотками, осушил стакан. Потом налил еще. И еще. Наконец, выдохнул, откинулся на спинку стула и мутным взглядом посмотрел на жену.
— Ты как? Живая? — спросил он, пытаясь изобразить заботу, которая выглядела жалкой пародией. — Я ж говорил, проспишься — и как огурчик будешь. А ты панику развела. «Аптека, умираю»... Женщины, вечно вы из мухи слона делаете.
Наталья смотрела на него, и ей казалось, что она видит его впервые. Где тот красивый, уверенный в себе мужчина, за которого она выходила замуж? Перед ней сидело обрюзгшее, эгоистичное существо, уверенное в своей безнаказанности.
— Я живая, Игорь, — ответила она ровным, лишенным эмоций голосом. — А дети у бабушки. Светка отвезла их утром, чтобы они не видели... всего этого.
— Какого «этого»? — он поморщился, звук её голоса явно раздражал его больной слух. — Ну отвезла и молодец. Тишина хоть. Слушай, а пожрать есть чего? Я со вчерашнего дня маковой росинки во рту не держал. Там только закуски были, чипсы какие-то, рыба... Желудок сводит. Давай борща, а? Горяченького.
Он выжидательно посмотрел на плиту. Плита сияла девственной чистотой. На ней не стояло ни кастрюль, ни сковородок. Стол был пуст.
Игорь перевел взгляд на Наталью, и в его глазах начало зарождаться недоумение, смешанное с раздражением.
— Нат, я не понял. А где обед? Я домой пришел, муж твой вернулся, между прочим. Уставший, больной. Ты что, вообще ничего не приготовила?
Он постучал пальцами по пустой столешнице, требуя внимания к своей персоне. В этом жесте было столько хозяйской наглости, столько привычки получать желаемое по первому щелчку, что Наталью передернуло. Но не от страха, а от омерзения.
— Я не готовила, — спокойно произнесла она.
— В смысле не готовила? — голос Игоря стал громче, в нем появились визгливые нотки. — Ты целый день дома валялась! Температура спала? Спала, я вижу, сидишь, чай пьешь. Трудно было кастрюлю супа сварить? Я деньги зарабатываю, я семью содержу, я имею право прийти в свой дом и нормально поесть? Или я много прошу?
Он начал распаляться, подпитывая свою злость похмельным синдромом. Ему нужен был виноватый. Ему нужно было, чтобы жена засуетилась, начала извиняться, накрывать на стол, бегать вокруг него с таблетками. Так было всегда. Это был привычный сценарий.
— Ты меня слышишь вообще?! — рявкнул он, ударив ладонью по столу. — Яра с пацанами договаривался, дела перетирал, можно сказать, работал печенью ради нашего блага! А ты тут устроила забастовку?
Наталья медленно встала. Она возвышалась над сидящим мужем, и в этот момент она казалась себе скалой. Монолитной и несокрушимой. Она смотрела прямо в его налитые кровью глаза и видела там только пустоту.
— Ради нашего блага? — тихо переспросила она, и от этого шепота Игорю стало неуютно. — Ты развлекался, Игорь. Ты бухал. Ты парился в бане.
— Ну началось... — закатил он глаза. — Опять пилить будешь?
— Нет, пилить я не буду. Я буду говорить факты, — Наталья облокотилась о стол, приблизив свое лицо к его лицу.
— Факты? Ну… давай…
— Я лежала с температурой сорок и просила тебя сходить в аптеку, а ты уехал к друзьям в баню, потому что пацаны обидятся, если ты их продинамишь! А теперь ты вернулся и требуешь ужин? Знаешь что, дорогой, иди ужинать к пацанам, и жить теперь будешь с ними же!
— Слушай, хватит этих истерик? Я же тебя ни о чём сверхъестественном не прошу! Так что, давай…
— Ты искренне считаешь, что я должна была вскочить с постели после тяжелейшей ночи и варить тебе борщ?
— Да ты преувеличиваешь! — взорвался он, вскакивая со стула, но тут же покачнулся от головокружения. — Ну подумаешь, температура! Все болеют! Я же вернулся! Я здесь! Что за драма на пустом месте? Ты жена или кто? Твоя обязанность — заботиться о муже!
— Моя обязанность закончилась ровно в тот момент, когда ты закрыл за собой дверь вчера утром, — отрезала Наталья. — Знаешь что, дорогой... Иди ужинать к пацанам. Пусть Серега тебе борщ варит, а Виталик таблетки от похмелья подает. И жить теперь будешь с ними же.
В кухне повисла тишина. Не звенящая, не театральная, а плотная, тяжелая тишина осознания. До Игоря медленно, сквозь алкогольный туман, начал доходить смысл её слов. Он криво усмехнулся, пытаясь вернуть ситуацию в привычное русло — в шутку, в нелепость.
— Ты че, выгоняешь меня? — хохотнул он нервно. — Из моей квартиры? Нат, ты совсем от жара поехала? Ну хватит, правда. Давай мириться. Ну, накосячил, с кем не бывает. Закажи пиццу, хрен с ним, с борщом.
Он попытался обнять её, протянул свои липкие руки, но Наталья отшатнулась, как от прокаженного. В её взгляде было столько брезгливости, что Игорь замер. Улыбка сползла с его лица, сменившись злым оскалом.
— Ты серьезно сейчас? — прошипел он. — Из-за какой-то аптеки? Ты рушишь семью из-за пачки аспирина?
— Я рушу не семью, Игорь. Семьи уже нет. Я просто выношу мусор.
Она развернулась и вышла в коридор, оставив его одного посреди пустой кухни. Игорь постоял секунду, переваривая услышанное, а потом, движимый волной ярости и желания поставить бабу на место, рванул за ней.
— Какой мусор?! Ты как со мной разговариваешь?! — заорал он, вылетая в прихожую. — Я тебе сейчас покажу, кто в доме хозяин! Я тебе...
Он запнулся на полуслове. Его нога врезалась во что-то твердое. Игорь опустил глаза и, наконец, увидел то, что пропустил при входе. Три огромных чемодана стояли ровной стеной, преграждая путь в комнаты. Сверху на них лежал пакет с его бритвой и зубной щеткой.
— Это что, прикол такой? — Игорь пнул носком ботинка ближайший чемодан. Пластиковый корпус отозвался глухим, пустым звуком. — Ты решила меня попугать? Типа, воспитательный момент для нерадивого мужа? Наташ, это уже не смешно. Убери это барахло, дай пройти.
Он попытался сделать шаг вперед, намереваясь перешагнуть через баррикаду, но Наталья не сдвинулась с места. Она стояла в проеме, скрестив руки на груди, и смотрела на него так, как смотрят на нашкодившего кота, который нагадил в тапки — без ненависти, но с глубоким, непреодолимым отвращением.
— Это не воспитательный момент, Игорь. Воспитывать тебя должны были родители лет тридцать назад. Сейчас уже поздно, — её голос звучал сухо, словно шелест осенних листьев. — Это твои вещи. Там всё. Зимняя куртка, летние шорты, твоя коллекция зажигалок. Я даже носки по парам разобрала. Цени.
— Ты совсем больная? — Игорь почувствовал, как к горлу подкатывает горячая волна злости, смешанной с тошнотой. Похмелье пульсировало в висках раскаленными иглами, и этот сюрреалистичный разговор в коридоре казался дурным сном. — Я никуда не пойду. Это моя квартира так же, как и твоя. Мы тут живем. У нас дети, ипотека, быт... Ты из-за одной ночевки готова всё перечеркнуть?
— Не из-за ночевки, — Наталья медленно покачала головой. — А из-за того, что ты сделал выбор. Ты выбрал комфорт. Свой личный комфорт ценой моего здоровья. Ты оставил меня в бреду, зная, что я не могу встать. Ты просто забил. А теперь я делаю то же самое. Я выбираю свой комфорт. А мой комфорт теперь — это отсутствие тебя в моей жизни.
— Да кому ты нужна будешь? — взвизгнул он, теряя контроль. Маска вальяжного хозяина жизни сползла, обнажив испуганного и агрессивного хама. — Разведенка с двумя прицепами? Думаешь, очередь выстроится? Я мужик, я себе завтра новую найду, молодую, здоровую! А ты тут сгниешь в одиночестве со своими принципами!
— Возможно, — спокойно согласилась она, и это спокойствие пугало Игоря больше, чем если бы она начала бить посуду. — Но это будет моё одиночество. Чистое и спокойное. Без запаха перегара и без ожидания ножа в спину.
Игорь схватил ручку чемодана и со всей дури швырнул его в сторону. Чемодан с грохотом врезался в вешалку, пальто упали на пол.
— Я никуда не пойду! — заорал он, брызгая слюной. — Ты не имеешь права! Я сейчас зайду в эту комнату, лягу на этот диван и буду спать! А ты пойдешь на кухню и будешь делать то, что должна! И если ты еще раз заикнешься про выселение, я тебе устрою такую жизнь, что ты ту температуру за счастье посчитаешь!
Он двинулся на неё, набычившись, используя свой рост и вес как аргумент. Раньше это работало. Раньше Наталья отступала, сглаживала углы, лишь бы не было скандала. Но сегодня перед ним стояла другая женщина. Та, что пережила ночь, когда ей казалось, что она умирает, и поняла, что смерть не так страшна, как жизнь с предателем.
Наталья не шелохнулась. Она просто протянула руку к полке, взяла связку ключей Игоря, которую он по привычке бросил в ключницу, когда вошел, и сжала их в кулаке.
— У тебя есть два варианта, — сказала она тихо, но так отчетливо, что каждое слово врезалось в воздух. — Вариант первый: ты берешь свои манатки и валишь к своим драгоценным друзьям. Саня, Виталик — кто там еще? Они же тебя уважают, они не продинамят. Вот пусть и кормят, и поят, и спать укладывают. Вариант второй: я сейчас вызываю наряд. И говорю, что пьяный дебошир угрожает мне и детям. Учитывая твое состояние и запах, тебя заберут в обезьянник даже без разбора. А дети проснутся и увидят папу в наручниках. Тебе решать.
Игорь замер. Он смотрел в её глаза и искал там хоть каплю сомнения, хоть тень блефа. Но там была только сталь. Он понял, что она это сделает. Она действительно вызовет полицию. Она действительно посадит его. Эта мысль протрезвила его лучше любого рассола.
— Ты... ты тварь, Наташа, — выплюнул он, отступая на шаг. Его лицо пошло красными пятнами. — Я к тебе со всей душой... Я деньги в дом... А ты...
— Чемоданы бери, — перебила она его, открывая входную дверь настежь. — Лифт работает.
С лестничной площадки потянуло сквозняком. Соседка снизу, баба Валя, как раз выносила мусор и замерла, с любопытством глядя на распахнутую дверь.
Игорь понял, что шоу начинается, и зрители уже заняли места. Его гордость, уязвленная и растоптанная, требовала хоть какого-то красивого выхода.
— Да пошла ты, — он схватил первый чемодан, чуть не уронив его себе на ногу. — Сама приползешь. Через неделю приползешь, умолять будешь, чтобы вернулся. А я подумаю. Я очень крепко подумаю, нужна ли мне такая истеричка.
Он вытащил вещи на площадку, тяжело дыша и спотыкаясь. Спортивная сумка зацепилась ремнем за косяк, он дернул её со злостью, чуть не порвав ткань.
— Ключи, — Наталья протянула ладонь. — От машины и от гаража можешь оставить себе. Ключи от квартиры.
Игорь похлопал по карманам, изображая поиски, хотя прекрасно знал, что они у неё в руке. Наталья разжала кулак и демонстративно кинула связку на пол подъезда, прямо к его ногам. Звон металла о бетон прозвучал как финальный гонг.
— Забирай, — сказала она. — Они тебе больше здесь не понадобятся. Замки я сменю сегодня же вечером.
— Стерва, — прошипел он, наклоняясь за ключами. Унижение жгло его изнутри, заставляя глаза слезиться.
— Приятного аппетита у пацанов, — бросила Наталья напоследок. — Надеюсь, они готовят лучше меня.
Она не стала ждать его ответа. Не стала смотреть, как он, сгорбившись под тяжестью чемоданов и собственного эгоизма, тащится к лифту. Она просто взялась за ручку двери и потянула её на себя.
Тяжелая металлическая дверь захлопнулась, отсекая прошлое. Щелчок замка прозвучал не как выстрел, а как звук переключателя. Щелк. И свет в её новой жизни включился.
Наталья прислонилась спиной к двери и медленно сползла по ней на пол. Ног она не чувствовала. В квартире было тихо. Не слышно было ни ворчания, ни претензий, ни пьяного храпа. Только тиканье часов на кухне и ровное дыхание дома, который, казалось, тоже выдохнул с облегчением. Она сидела на полу в прихожей, среди разбросанных пальто, и впервые за два дня улыбалась. Слабой, вымученной, но абсолютно счастливой улыбкой человека, который наконец-то выздоровел…
СТАВЬТЕ ЛАЙК 👍 ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ ✔✨ ПИШИТЕ КОММЕНТАРИИ ⬇⬇⬇ ЧИТАЙТЕ ДРУГИЕ МОИ РАССКАЗЫ