Утверждается, что при буддизме случайностей не бывает. У всех событий есть причины и следствия. Миром правит карма. Оказавшись в буддистском королевстве, шеф‑редактор «РП» Игорь Мартынов проверяет это утверждение, собирая истории про случаи из жизни таких же, как он, приезжих. Вот одна такая история (от Элекса Гана), пересказанная от первого лица, — так ведь перевоплощение тоже в духе буддизма.
Канун Рождества, а на улице дождь. Не драматический муссонный ливень, а ровная, упорная морось. У нас бы сказали: discount rain, дождь со скидкой. А тайцы эти редкие дожди сухого сезона называют «манговыми»: они идут в разгар засухи, чтобы не дать манговым деревьям засохнуть.
Стало быть, дождь моросил весь канун Рождества, а я думал о всяких предпраздничных мелочах. Хватит ли капустного салата? Не рвануть ли в супермаркет за еще одной упаковочкой минс‑пай? Подарки для семьи уже закуплены, мне даже удалось раздобыть недорогую упаковочную бумагу в лавке монашеских принадлежностей — из какого‑то пластика, не только непрозрачного, но и не поддающегося сгибанию. Вроде хрустящей пленки, в которую заворачивают срезанные цветы.
Пытаясь упаковать подарки для детей, я погружался в новогодние воспоминания. Вспомнил шикарный набор из трех миниатюрных металлических ковбойских пистолетов в деревянном футляре… Запах сосновой смолы, липнущей к пальцам… Новый велосипед, мерцающий в темноте моей спальни… Или потом, позже — как я посыпаю сахарной пудрой коридор, чтобы казалось, будто ночью выпал снег, и по трафаретам отпечатываю следы к камину… Как жду у двери в детскую, пока мои дети заснут, чтобы наполнить рождественские носочки возле двухъярусной кровати подарками; как разбрасываю обгрызанную морковку, чтобы выглядело так, будто это олени поели… Как помогаю сочинять письма Деду Морозу, который присылал ответы, теперь не помню почему написанные лимонным соком, а не чернилами.
Дождь моросил, воспоминания накатывали, я боролся с дешевым оберточным пластиком, в котором подарки выглядели как жертвы, обездвиженные пауком‑садистом. И наконец на выдержал: хватит экономить на таких, в сущности, мелочах — на упаковке! Сел на скутер и помчался в самый большой Big C. Из‑за дождя, спешки и надвигающихся сумерек я не поставил байк на охраняемую стоянку, где дядька из будки выдает жетон, а припарковался с внешней стороны, ближе к входу, вместе с сотнями других байков. Галопом пронесся мимо витрин к отделу с упаковочной бумагой, выбрал пять рулонов с красными розами на розовом фоне, расплатился и, задраив плащ, выскочил в темную морось. Я шагал вдоль бесконечного ряда скутеров и мотоциклов, выискивая свою красно‑черную Honda Wave. Выискивал — и не находил. Ее нет! Несколько раз прошел туда‑сюда, попутно замечая, что прохожие начинают коситься на странного фаранга с рулонами, торчащими из‑под плаща, подозрительно блуждающего возле байков. Сколько раз мне снилось, как у меня угоняют байк, — и вот дурной сон стал явью. Стоя под дождем на темной парковке Big C в канун Рождества, я поднял глаза к небу: дождь падал на лицо и стекал по щекам тонкими ручейками, как слезы. Капли проникали за шиворот, сочились по спине… Я вспомнил канун Рождества в Лондоне у витрины Hamleys с папой. Он был еще жив. Он тогда повернулся ко мне и улыбнулся своей теплой улыбкой. А я подумал: какой же он добрый, мой папа… Я этот взгляд всегда вспоминаю, когда мне хреново.
И тут я увидел свой шлем — он валялся в луже. Вероятно, на том месте, где я оставил байк. «Ага! — заорал я во весь голос на всю парковку. — Байк украли, но шлем, гады, вам не достанется!» Зачем‑то нахлобучил его на голову и, нарочито разбрызгивая лужи, отправился домой по проезжей части, как будто бы поехал на фантомном байке.
…Новый год начался с того, что мы с моим тайским приятелем Хуном Сонтхаей пришли в центральный полицейский участок старого города, чтобы оформить заявление о краже скутера. Как и все остальное в Таиланде, полицейский участок — место своеобразное. Те полицейские участки, в которых я побывал у себя на родине, в лучшем случае унылые и неуютные. Там недружелюбно, служаки неприветливы, обстановка сугубо функциональная, общая атмо-сфера — предчувствие беды. Полицейский участок в городе Чиангмае не таков. Припарковаться (хотя в моем случае это было неактуально) можно прямо у входа, на бесплатной стоянке. Внутри просторного участка офицеры слоняются туда‑сюда, шутят, можно даже сказать — балагурят, пока растерянные фаранги топчутся, пытаясь понять: почему здесь все настолько расслабленно и к кому, собственно, обращаться? Место пропитано ленивой безмятежностью, и кажется, что любое дело здесь будет тянуться вечно. Помимо расслабона меня поразило еще и то, насколько тут все доступно: никакой охраны, заходи и броди сколько хочешь. Настоящий рай для «ползунов». «Ползуны» — это воры, специализирующиеся на проникновении в крупные учреждения вроде больниц, школ, университетов, где они рыскают по коридорам в поисках добычи, воруя оставленные без присмотра сумочки в учительских или «барсетки» из раздевалок. Я знаю это потому, что когда‑то работал в закрытом психиатрическом отделении для осужденных преступников, где познакомился с профессиональным «ползуном». Но либо чиангмайская полиция не никогда не сталкивалась с «ползунами», либо сами «ползуны» считают такой полицейский участок слишком легкой и даже постыдной добычей, заползать в такой — табу. Мой тайский друг изо всех сил пытался найти хоть одного полицейского, который бы не был на обеденном перерыве, чтобы разобраться в крайне запутанной системе подачи заявления об угоне. Оказалось, для этого нужно пообщаться с разными офицерами, каждый из которых заполнит кучу форм и запишет массу подробностей в огромный кожаный гроссбух, по виду напоминающий рукописные библии X века — я видел такие в Британском музее. Поскольку необходимых офицеров, квалифицированных для регистрации угона скутеров, не нашлось, мы с Хуном Сонтхаей поступили так, как поступают здравомыслящие джентльмены средних лет: вышли на улицу и купили у беззубого (он явно злоупотреблял той жидкостью, которую продавал) торговца два пластиковых стаканчика с ярко‑красной клубничной фантой. Нам дали по две соломинки на брата. Освежившись, мы решили, что и нам пора отобедать, не все же полицейским. Обед был долгим, но восхитительным: карри с сомом, салат из свинины, жареная курица, нескольких видов чили‑дипа, клейкий рис и снова клубничная фанта, а по дороге в участок мы прикупили у того же беззубого парня еще и домашнее мороженое на палочке. Таким образом, день превращался в неспешную прогулку, цель которой была уже не так уж важна, особенно после отменного обеда.
Солнечный свет лился сквозь окна просторной комнаты ожидания, вентиляторы медитативно жужжали, офицеры усаживались поудобнее за послеобеденные труды: они раскрывали средневековые гроссбухи и, приветливо улыбаясь, снисходили до посетителей, в том числе до фаранга, утратившего скутер.
Из одной комнаты ожидания нас повели в другую, поменьше — просто четыре пластиковых стула в коридоре, — а оттуда мы переместились в огромный офис, где первое, что бросилось в глаза, — сплетение черных электрических кабелей, затейливо змеившихся по всему офису. Словно бы тут взорвалась кабельная бомба. Черные удлинители расползались повсюду: по столам, по полу, по спинкам стульев, по стенам, по запечатанным коробкам с гроссбухами; все это соединяло принтеры, компьютеры и огромные, я бы сказал — антикварные, фотокопировальные аппараты между собой и с другими многорозеточными удлинителями, которые, в свою очередь, были воткнуты в дальнейшие многорозеточные удлинители, и некоторые из них были кое‑как, на скорую руку прилеплены к полу толстым черным скотчем, каким маньяки в триллерах обычно залепляют рты жертвам. И если бы меня спросили, как выглядит карма, ее причинно‑следственные связи, я бы ответил: она выглядит как электрификация полицейского участка в старом городе Чиангмая, питающаяся от одной хлипкой розетки. Выдерни случайно провод из розетки — и весь правопорядок (включая и миропорядок) обрушится. Этот корневой, основополагающий провод, на котором все держится, свисал и плавился, издавая характерный запах паленой резины. Самая опасная конструкция, какую я видел с тех пор, как в далеком детстве мой друг Питер привязал две самодельные петарды к игрушечной лошадке Барби своей сестры и подвесил все это к потолку в гараже прямо над свежекупленным родительским кабриолетом: кабриолет прожил короткую, но яркую жизнь. Впрочем, как и лошадка Барби.
…Кое‑как я продрался сквозь джунгли извивающихся и дымящихся кабелей и сел рядом с Хуном Сонтхаей за стол напротив добродушного молодого офицера. Он попросил меня показать на карте Google, где именно я в последний раз видел свой байк. Я ткнул в злополучную точку. Молодой офицер печально покачал головой:
— О, там крадут много байков.
— Значит, вы знаете это место? — спросил я, несколько обнадежившись.
— Да, очень‑очень много байков там крадут… Крадут и угоняют в Бирму.
Очевидный вопрос, который, конечно, мы не рискнули задать: «Если вы знаете, что оттуда регулярно крадут байки, почему бездействуете? И почему вы так уверены, что все они угнаны в Бирму? Может быть, какой‑нибудь — в порядке исключения — поискать здесь, в городе? Например, красно‑черную Honda Wave?» Но мы сидели и кивали с мудрым видом, словно бы над нами витала невидимая, не поддающаяся контролю сила, которая засасывала в Бирму мотороллеры, как космические корабли — черная дыра.
Молодой офицер попросил меня подписать пачку формуляров, где что‑то было напечатано мелким тайским шрифтом. Я предположил, причем вслух, что меня вербуют в спецотряд по вызволению байков из бирманского плена, но офицер очень серьезно ответил, что из‑за моего иммиграционного статуса в полицию меня не возьмут.
Последнее, что он спросил: во сколько угнали скутер? Было ли уже темно? Оказывается, преступления, совершенные в темное время суток, караются строже. Почему? Потому что, как объяснил офицер, ночью человек (жертва) более уязвим. Дословно он сказал так: «Ночью человек более легкий». Да ради одного такого оборота речи уже стоило заглянуть в участок!
Казалось, процесс завершен, но Хун Сонтхая пояснил, что это только увертюра. Мы всего лишь зарегистрировали кражу. Теперь нам предстоит встреча с детективом в штатском из отдела по кражам и возврату транспортных средств.
Нас вывели из главного здания во двор, полный конфискованных и возвращенных из угона транспортных средств. Молодой офицер устроил мини‑экскурсию и показал автомобили и грузовики, которые используются для контрабанды наркотиков из Бирмы (не в обмен ли на угнанные скутеры?). Он объяснил, что контрабандисты предпочитают дорогие топовые модели, чтобы полицейские чувствовали себя неловко, боялись тормозить и обыскивать. Офицер подвел нас к навороченному пикапу, недавно мелькавшему в криминальной хронике, и с гордостью показал пулевые отверстия в водительской двери. Я призадумался над причиной столь безбрежной откровенности офицера, граничащей с болтливостью. Или он так пытался подсластить нам пилюлю и компенсировать огнестрельным героизмом бессилие офиса, когда дело доходит до скромных малокубатурных байков? В любом случае не думаю, что этот малый годится для работы под прикрытием.
Он подвел нас к огромному сараю и торжественно распахнул дверь: внутри хаотично, как на свалке, дислоцировались мотоциклы, скутеры, разбитые машины, а также новенький топовый гидроцикл. Учитывая, что мы находились в семи сотнях километров от моря и в ареале, где вообще нет таких водоемов, чтоб этот аппарат реально разогнался, гидроцикл здесь смотрелся не менее волшебно, чем НЛО.
Мы прошли через двор, и молодой офицер позвонил в маленький звоночек на двери, которую открыл молодой человек в штатском — он выглядел так, словно собрался на костюмированную вечеринку в образе детектива под прикрытием из полицейского сериала семидесятых. На нем были темные очки‑капли, черные джинсы, черная майка и белые найковские кроссовки — в общем, идеальный прикид для погонь за злодеями по голливудским павильонам.
Он снял очки, улыбнулся и пригласил нас в офис. Молодой офицер отдал честь, щегольски развернулся на пятках и пошагал в главное здание.
Весь офис был обклеен тысячами стоп‑кадров с камер наблюдения: машины, байки и темные, едва различимые человеческие тени. В дальнем углу офиса сидел второй детектив. Он был постарше, из разряда тех копов, которые выглядят так, как будто прямо сейчас собираются пройти сквозь стену. В паре они смотрелись не совсем как те легендарные копы из сериала «Старски и Хатч», но и не в миллионе миль от них.
Пока молодой детектив просматривал наши бумаги, тот, что постарше, поднял глаза и с гордостью на отличном английском сообщил, что речь идет об очень популярном месте кражи мотороллеров. Он сказал это так, будто это должно было не просто утешить меня, но полностью обезоружить. Теперь я был просто обязан встать и сказать: «Простите, джентльмены, что не сразу разобрался, что к чему. Ведь это такое популярное место у угонщиков. Мне чертовски повезло оставить там байк!» И со счастливым видом порвать свое заявление.
Старший коп рассказал, что они не только регулярно патрулируют «горячие точки», но идут дальше: используют приманки. Сказал он это с особым выражением и тут же выложил передо мной на стол так, как покерист выкладывает флеш‑рояль, несколько фотографий моего байка. Это и есть их приманка: красно‑черная Honda Wave с электростартером. Самая угоняемая модель в Чиангмае. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять: на фото не мой байк, просто точно такая же модель.
Воцарилась торжественная тишина. Только ветерок от вентилятора ерошил по стенам мутные стоп‑кадры. Стало очевидно, что Старски и Хатч готовы идти еще дальше и нанять приманку‑жертву — вроде меня, — чтобы я на приманке‑байке колесил по «горячим точкам», провоцируя злодеев. Но проблема мне видится в том, что воры тоже не лыком шиты и могут нанимать приманок‑воров для совершения преступления. Ситуация с приманками таким образом эскалирует до высшей точки, когда приманки‑байки будут угоняться приманками‑ворами, а их, в свою очередь, будут ловить приманки‑полицейские. Что, с другой стороны, не так уж неразумно. Ведь это значит, что все мы сможем расслабиться, попить чайку, а лучше — клубничной фанты, пока где‑то там кипит бурная жизнь приманок.
Мне кажется, в таких хитросплетениях запуталась бы и самая безупречная карма: есть риск открыть «огонь по своим». Если, конечно, это реальная карма, а не карма‑приманка.
Я задумался: а не провел ли я слишком много времени под глубоким прикрытием? Эта новая жизнь, которую вот уже несколько лет я, экспат, проживаю вдали от родины, — настоящая ли? Могу ли я вернуться к прежней жизни, в свой старый дом; влиться в уютную рутину, сделав вид, будто ничего и не было? Но вдруг со всей очевидностью и именно здесь, в этом странном полицейском участке, я понял, насколько укоренился в своей новой жизни, пускай она хлипкая и висит на волоске, как тот провод из розетки… Или, может быть, все дело в том, что накануне мы с младшим сыном посмотрели древний фильм, где Вин Дизель понимает, что его напарник по преступлению на самом деле полицейский под прикрытием, который, в свою очередь, понимает, что уже никогда не сможет (да он и не хочет) быть копом.
Старски и Хатч еще что‑то говорили. Хун Сонтхая с ними о чем‑то спорил. А я встал и сказал, что на сегодня хватит. Пора на выход. Пора опрокинуть еще по стаканчику химической клубничной фанты.
Мы с Хуном уселись на бетонной скамеечке в тени гранатового дерева, потягивая божественный напиток. Хун Сонтхая называет меня братом, именно так я себя и чувствовал в тот момент. И, как младший брат, я был ему безмерно благодарен за то, что сижу здесь и сейчас не один. А он, будучи самым добрым старшим братом на планете, объяснял мне, что все к лучшему и все не зря:
— Когда я был маленький, мама улетела в Америку… А меня оставила присматривать за младшим братом в доме дяди… А потом она нас позвала в Лос‑Анджелес. Помню, когда я сел в самолете в кресло, мои ноги не доставали до пола. Такой был маленький. Я смотрел в иллюминатор на Чиангмай под крылом и знал, что однажды, что бы ни случилось с нами в Америке, я вернусь домой. Чиангмай — место особенное, здесь все происходит не просто так… Может, твой байк угнали, чтобы ты не погиб в аварии по дороге домой?
— Может… Но самое удивительное, что я не погиб тогда по дороге домой уже без байка!
И мы расхохотались красными — от химической клубники — ртами.
…А через месяц мне позвонили из полиции.
— Можете забирать свой байк.
На той самой стоянке для возвращенных скутеров стояла красно‑черная Honda Wave, самая угоняемая модель в городе. Совпадало все: и номера, и десять особых примет, которые я перечислил, заявляя об угоне. Потертости на седле, сколы на пластике, ржавчина на креплении зеркала и даже грыжа на протекторе…
Совпадало все, за исключением одного: это был не мой байк.
Опубликовано в журнале "Русский пионер" №130. Все точки распространения в разделе "Журнальный киоск".