– Я ослышалась, – удивленно спросила Инга. – Повтори, пожалуйста.
Инга замерла на пороге кухни с кружкой чая в руках. Чай был ещё горячим, но пальцы вдруг похолодели, словно она держала не керамику, а кусок льда. Она медленно поставила кружку на стол, боясь, что руки начнут дрожать.
Константин сидел за столом, листая что-то в телефоне. Он даже не поднял глаз – будто говорил о том, что завтра надо купить хлеба.
– Я сказал: мама переезжает к нам в город. Её однушка на окраине, а твоя двушка в центре – идеальный вариант. Мы с ней уже всё посчитали, разницу, доплатим и оформим обмен. Тебе же всё равно, где жить, главное – вместе, правда?
Инга почувствовала, как внутри всё сжимается. Она медленно опустилась на стул напротив мужа. В голове крутилась одна-единственная мысль: это её квартира. Её. Добрачная. Купленная ещё до знакомства с Костей, на те деньги, что она копила с первой зарплаты, отказывая себе во всём.
– Костя, – она старалась говорить спокойно, хотя бы ровно, – это моя квартира. Я её покупала сама. Ты... ты вообще понимаешь, что говоришь?
Он наконец оторвался от телефона и посмотрел на неё с лёгким удивлением, будто она спросила, почему небо синее.
– Ну да, твоя. А что? Мы же семья. Маме тяжело одной в своей однушке, лифт не работает, магазин далеко. А у нас будет хоть и меньше площадь, но зато мама рядом, поможет с детьми, когда родим. И вообще... ты же не против, чтобы мама была ближе?
Инга открыла рот, потом закрыла. Слова застревали где-то в горле. Она вдруг вспомнила, как три года назад, когда они только поженились, свекровь приезжала «на недельку помочь с ремонтом» и осталась на два месяца. Как переставляла мебель «для лучшей энергетики», как выкидывала её старые кружки, потому что «треснутые – к беде», как каждое утро будила в семь утра, потому что «нормальные люди встают рано».
– Костя, – Инга сглотнула, – мы это не обсуждали. Совсем. Ты решил за меня судьбу моей собственности?
Он пожал плечами, будто она придиралась к мелочам.
– Да что обсуждать-то? Мама уже риелтора нашла, документы готовит. Завтра поедем к нотариусу, подпишем согласие на обмен. Всё быстро, без проблем.
Инга почувствовала, как кровь стучит в висках. Завтра. Уже завтра. Они с Костей были женаты пять лет, и всё это время она считала, что они – семья. Что крупные решения принимаются вместе. А оказывается...
– Я никуда не поеду, – сказала она тихо, но твёрдо.
Константин нахмурился.
– Инга, не начинай. Мама уже настроилась. Она даже вещи начала потихоньку собирать. Ты же не хочешь, чтобы она одна осталась?
– Я хочу, чтобы со мной считались, – ответила Инга, и голос её дрогнул. – Это моя квартира, Костя. Единственное, что у меня было до тебя. Я не собираюсь её отдавать только потому, что твоя мама решила переехать поближе.
Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди.
– Ты серьёзно? Из-за какой-то квартиры устраивать скандал? Мы же не продаём её, просто меняемся. Мама будет жить в центре, а мы... ну да, немного потеснимся, зато семья будет вместе.
Инга посмотрела на него долгим взглядом. В этот момент она вдруг увидела не своего мужа, а чужого человека. Человека, который за её спиной, без единого слова, решил судьбу её имущества.
– Я пойду прогуляюсь, – сказала она, вставая. – Мне нужно подумать.
– Думай сколько хочешь, – бросил он ей вслед, – но завтра в десять утра мы едем к нотариусу. Мама уже записалась.
Дверь за Ингой захлопнулась. Она вышла на улицу, и только тогда позволила себе выдохнуть. Воздух был прохладный, но ей казалось, что она задыхается. Она шла по знакомому двору, мимо детской площадки, где когда-то гуляла ещё одна, без мужа и свекрови, и думала только об одном: как же так вышло, что человек, которому она доверяла больше всего, так легко переступил через неё?
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от свекрови:
«Ингуша, приветик! Костенька сказал, что вы завтра поедете оформлять обмен. Я так рада! Наконец-то буду ближе к вам, помогу с домашними делами, с детками, когда появятся. Ты не переживай, я всё беру на себя. Целую, мамочка»
Инга остановилась посреди тротуара. Прочитала ещё раз. Потом ещё. И вдруг почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее и злое. Не обида даже – ярость.
Она открыла чат с подругой Леной, юристом, с которой не виделась уже полгода.
«Лен, привет. Срочно нужна консультация. У меня тут... ситуация с квартирой. Добрачной. Муж со свекровью решили её обменять без моего ведома. Завтра хотят к нотариусу. Это вообще законно?»
Ответ пришёл почти сразу:
«Ни в коем случае не подписывай ничего! Это твоя добрачная собственность, без твоего согласия сделку не проведут. Приезжай ко мне прямо сейчас, всё расскажу. И документы захвати – свидетельство о собственности, брачный договор, если есть»
Инга подняла глаза к небу. Вечером было серое, низкое, но ей вдруг стало легче дышать. Она развернулась и пошла домой – собирать документы. Завтра в десять утра она точно поедет к нотариусу. Только не для того, чтобы подписывать согласие.
Когда она вернулась, Константин уже спал. Инга тихо прошла в спальню, достала из сейфа папку с документами на квартиру и положила в сумку. Потом села на кухню, включила свет только над столом и открыла ноутбук.
Поисковик выдал десятки статей: «добрачное имущество», «согласие супруга на сделку», «как защитить свою квартиру в браке». Она читала до трёх ночи, делала заметки, сохраняла скрины. И с каждой строчкой внутри росло странное чувство – смесь страха и решимости.
Утром Константин проснулся от запаха кофе. Инга уже была одета, собрана, с сумкой через плечо.
– Ты куда так рано? – сонно спросил он, потирая глаза.
– К нотариусу, – спокойно ответила она.
Он просиял:
– Вот умница. Я знал, что ты правильно всё поймёшь.
Инга посмотрела на него долгим взглядом.
– Я всё поняла, Костя. Правда. Только поеду не с тобой.
Она вышла из квартиры, не дожидаясь его реакции. В лифте посмотрела на себя в зеркало – бледная, с тёмными кругами под глазами, но глаза горели. Впервые за долгие годы она почувствовала себя не женой, не невесткой, не дочерью – а собой. Просто Ингой, у которой есть своя жизнь, своё имущество и своё право сказать «нет».
В машине по дороге к Лене она получила ещё одно сообщение от свекрови:
«Инга, мы с Костей уже выехали. Ждём тебя у нотариуса в десять!»
Инга улыбнулась – холодно, но уверенно – и написала в ответ:
«Не ждите. Сделки не будет»
И поставила телефон на беззвучный режим. Впереди был длинный день. Но теперь она точно знала: свою квартиру она не отдаст. Никому.
– Ты что себе позволяешь?! – голос Константина сорвался на крик прямо в трубку, едва Инга вышла из машины у подъезда Лены. – Мы уже у нотариуса стоим, мама в слезах, а ты тут капризы устраиваешь!
Инга прижала телефон к уху и спокойно закрыла дверцу.
– Костя, я тебя очень прошу: не кричи. Я не устраиваю капризы. Я защищаю своё имущество. Квартира моя, добрачная, и без моей подписи никакой обмен невозможен. Это тебе любой юрист подтвердит.
В трубке повисла тяжёлая пауза, потом послышался приглушённый плач свекрови и её дрожащий голос:
– Инга, как же так… Я же для вас стараюсь…
Инга закрыла глаза. Она знала этот приём: слёзы, обида, чувство вины. Пять лет она поддавалась. Сегодня – нет.
– Галина Петровна, я вас очень уважаю, – сказала она ровно, – но решать судьбу моей квартиры, которая принадлежит только мне, я не позволю никому. Даже вам.
Она отключилась, выключила телефон и поднялась на третий этаж.
Лена открыла дверь в домашнем халате, с кружкой кофе в руке и сразу обняла её.
– Заходи. Ты молодец, что сразу приехала. Рассказывай всё по порядку.
Два часа пролетели как один миг. Лена разложила документы на столе, показала статьи закона, объяснила, что без согласия собственника сделка ничтожна, даже если кто-то подделает подпись – это уголовное. Потом достала чистый лист и начала писать заявление в Росреестр о невозможности регистрации любых сделок с квартирой без личного присутствия Инги.
– Подпишешь, отнесёшь в МФЦ, и всё, – сказала она, отодвигая лист. – Пока заявление действует – ни обмен, ни продажа, ни дарение. Спят спокойно только параноики, но мы будем спать ещё спокойнее.
Инга подписала не раздумывая.
– А если они всё-таки попробуют что-то провернуть? – спросила она тихо.
– Тогда уголовное дело за мошенничество. И я лично поведу его, – Лена улыбнулась хищно. – Но они не дураки. Просто рассчитывали, что ты растеряешься и подпишешь.
Вечером того же дня Инга вернулась домой. Константин сидел на кухне, бледный, с красными глазами. На столе стояла бутылка коньяка, наполовину пустая.
– Ты куда телефон дела? – спросил он хрипло. – Мама чуть скорую не вызвала.
– Я была у юриста, – спокойно ответила Инга, вешая куртку. – Подала заявление в Росреестр. Теперь без меня ни одной сделки с квартирой не будет.
Он посмотрел на неё так, будто впервые видел.
– То есть ты серьёзно готова из-за какой-то двушки разрушить семью?
– Семью разрушает не двушка, Костя, – Инга села напротив. – Семью разрушает то, что ты за моей спиной решил судьбу моего имущества. Даже не спросил. Просто поставил перед фактом.
Он отвернулся к окну.
– Я думал, ты поймёшь… Мама одна, здоровье подводит… Ей тяжело в той однушке…
– Я понимаю, – мягко сказала Инга. – Правда понимаю. Но есть другие варианты. Можно помочь ей снять квартиру поближе. Можно добавить и купить ей однокомнатную в нашем районе. Но не за счёт моей квартиры.
Константин молчал.
– Я не жадная, – продолжала она. – Я просто хочу, чтобы со мной считались. Чтобы крупные решения мы принимали вместе. А не так, что ты с мамой всё решили, а мне осталось только кивнуть.
Он долго смотрел в пол, потом вдруг поднял глаза его наполнились слезами.
– Прости, – выдохнул он. – Я правда думал, что делаю как лучше… Мама так плакала по телефону, говорила, что без нас умрёт там одна… Я растерялся.
Инга почувствовала, как сердце сжало. Она протянула руку и накрыла его ладонь.
– Я не против помочь Галине Петровне. Но не такой ценой.
Он кивнул, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
– Я поговорю с ней. Обещаю. Найдём другой вариант.
Инга хотела верить. Правда хотела. Но в глубине души уже чувствовала холодок: свекровь не из тех, кто легко отступает.
И не отступила.
Через три дня, в субботу утром, когда Инга ещё спала, раздался звонок в дверь. Константин пошёл открывать и вернулся в спальню белее мела.
– Мама приехала. С вещами.
Инга села в кровати.
– С какими вещами?
– С чемоданами. Говорит, что уже сдала свою однушку в аренду, потому что мы обещали обмен, и теперь ей негде жить.
Инга почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– То есть она… выгнала арендаторов? Просто так?
Константин развёл руками, растерянный, как ребёнок.
– Она говорит, что всё уже решено, и просит пожить у нас, пока мы оформим обмен.
Инга медленно встала, накинула халат и вышла в коридор.
Галина Петровна стояла посреди прихожей, окружённая тремя огромными чемоданами и несколькими коробками. Лицо её было заплаканное, но в глазах горела решимость.
– Инга, – начала она дрожащим голосом, – прости, что без звонка, но я уже всё сдала… Негде мне теперь жить… Ты же не выгонишь старуху на улицу?
Инга посмотрела на чемоданы, потом на свекровь, потом на мужа, который стоял позади, не зная, куда деть руки.
– Галина Петровна, – сказала она спокойно, – конечно, я не выгоню. Оставайтесь. Голос её был ровный, но внутри всё кипело.
Свекровь просияла и тут же бросилась обнимать.
– Ой, какая ты у нас добрая! Я знала, знала!
Константин выдохнул с облегчением и пошёл помогать с чемоданами.
А Инга пошла на кухню варить кофе. Потому что понимала: теперь всё только начинается.
Следующие две недели превратились в тихий ад.
Галина Петровна с первого же дня начала «осваиваться». Переставила всю посуду («так удобнее»), выбросила половину специй («просроченные»), перевесила шторы («светлее будет»). Каждое утро будила в семь: «Вставайте, птенчики, я уже блины напекла!» Вечером звонила сыну на работу: «Костенька, привези хлеба, а то у нас кончился, я не успела».
Константин уходил из дома всё раньше и возвращался всё позже. Инга держалась из последних сил.
Однажды вечером, когда свекровь ушла «к соседке на пятом этаже чаю попить», Инга села напротив мужа.
– Костя, – сказала она тихо, – я больше не могу.
Он поднял на неё уставшие глаза.
– Я знаю. Я уже смотрю квартиры для мамы. Есть вариант однокомнатная в соседнем доме. Надо только доплатить.
– Доплатим, – кивнула Инга. – Но я хочу, чтобы всё было по-честному. Пусть мама продаст свою однушку, мы добавим, купим ей новую. Мою квартиру не трогаем.
Он кивнул, не споря.
Но на следующий день случилось то, чего Инга боялась больше всего.
Она вернулась с работы пораньше и застала свекровь в своей комнате за письменным столом. Галина Петровна держала в руках папку с документами на квартиру и… фотографировала их на телефон.
– Что вы делаете? – голос Инги дрогнул.
Свекровь вздрогнула, но тут же повернулась с улыбкой:
– Да вот, Костенька просил скопировать свидетельство, чтобы риелтору показать… Ничего страшного.
Инга шагнула вперёд и вынула папку из её рук.
– Галина Петровна, – сказала она медленно, – это моя квартира. И я уже подала заявление в Росреестр. Никаких сделок без меня не будет.
Лицо свекрови изменилось. Улыбка исчезла, глаза стали холодными.
– Ты думаешь, я этого не знаю? – прошипела она. – Думаешь, я дурочка? Просто подпись подделать – раз плюнуть. Сейчас всё можно.
Инга почувствовала, как внутри всё леденеет.
– Если вы попробуете, – сказала она тихо, но твёрдо, – я подам заявление в полицию. И тогда уже не обмен, а уголовное дело будет.
Галина Петровна побледнела.
– Ты… мне угрожаешь?
– Я предупреждаю, – ответила Инга.
В тот же вечер она собрала небольшую сумку, взяла ноутбук и уехала к Лене.
– Оставайся сколько нужно, – сказала подруга, не задавая лишних вопросов.
А через два дня Константин позвонил сам.
– Инга, – голос его был надломленным, – мама… она собрала вещи и уехала к сестре в другой город. Говорит, что больше никогда со мной не поговорит.
Инга молчала.
– Я не знаю, что делать, – признался он. – Я люблю тебя. Но и маму… я не могу её потерять.
– Ты уже выбрал, Костя, – тихо сказала Инга. – В тот момент, когда решил за моей спиной судьбу моей квартиры.
Он долго молчал в трубку.
– Прости меня, – наконец выдохнул он. – Я всё понял. Только… вернись, пожалуйста.
Инга посмотрела в окно на ночной город. Сердце болело. Но решение уже созрело.
– Я вернусь, – сказала она. – Но не к тебе. Я возвращаюсь в свою квартиру. Одна.
Она отключилась и долго сидела, глядя в темноту. Где-то там, в их общей квартире, Константин, наверное, плакал. А она впервые за много лет почувствовала себя по-настоящему свободной.
Но это было ещё не всё. Самое страшное ждало впереди…
Прошёл месяц. Инга жила в своей двушке одна. Тишина по вечерам была непривычной, но уже не пугала. Она готовила ровно на одну порцию, покупала цветы только для себя и впервые за долгие годы повесила в спальне картину, которую Константин называл «мазнёй».
Он звонил почти каждый день. Сначала кричал, потом просил, потом просто молчал в трубку. Потом перестал звонить совсем.
Галина Петровна написала один раз длинное сообщение: сколько Инга ей зла причинила, как сына от матери оторвала, как сердце ей разбила. Инга прочитала, вздохнула и удалила переписку. Ответить было нечего.
А потом пришло письмо. Настоящее, бумажное, в почтовый ящик. От Константина.
«Инга, я подаю на развод. Мама права, мы разные люди. Я не могу без неё, а ты не можешь с ней. Прости, что не смог стать тем мужем, которого ты заслуживала. Квартиру оставляю тебе, претензий не имею. Буду благодарен, если подпишешь документы без суда».
Инга долго держала письмо в руках. Потом положила его на стол и пошла варить чай. Плакать не хотелось. Хотелось просто выдохнуть.
Через две недели они встретились у нотариуса. Константин выглядел постаревшим: осунувшийся, с сединой на висках, которую она раньше не замечала. Он протянул папку с заявлением о разводе по обоюдному согласию.
– Подпиши, пожалуйста, – сказал он тихо. – И всё.
Инга открыла документ. Всё было чисто: квартира остаётся ей, общего имущества почти нет, детей нет. Она взяла ручку и поставила подпись рядом с его.
– Спасибо, – прошептал он.
– И тебе спасибо тебе, – ответила она спокойно. – За то, что показал мне, где мои границы.
Он посмотрел на неё долгим взглядом, хотел что-то сказать, но только кивнул и вышел.
Дверь нотариальной конторы закрылась за ним мягко, почти без звука. Инга осталась одна в приёмной, с папкой в руках и странным ощущением лёгкости в груди.
Вечером того же дня она пригласила Лену в гости. Открыла бутылку хорошего вина, поставила на стол сыр и оливки.
– За что пьём? – спросила подруга, поднимая бокал.
– За то, что я осталась при своём, – улыбнулась Инга. – И за то, что теперь точно знаю: своём отдавать не буду. Никому и никогда.
Они чокнулись. Вино было терпким, с ноткой чёрной смородины.
Через полгода Инга случайно столкнулась с Галиной Петровной в супермаркете у дома. Свекровь (уже бывшая) катила тележку, в которой лежали пакеты с гречкой и банки тушёнки. Вид у неё был усталый, но спокойный.
– Здравствуй, Инга, – сказала она первой.
– Здравствуйте, Галина Петровна.
Они постояли молча у полки с чаем.
– Я квартиру новую купила, – вдруг сказала свекровь. – Небольшую однокомнатную, ближе к центру. На свои деньги. Костя помог с доплатой. Живу теперь одна. Тихо. Хорошо.
Инга кивнула.
– Рада за вас.
Галина Петровна посмотрела на неё внимательно.
– Знаешь… я ведь тогда не понимала. Думала, раз семья, значит всё общее. А потом… потом поняла. Поздно, но поняла.
Она помолчала.
– Ты правильно сделала, что не отдала. Своё надо беречь.
Инга улыбнулась уголком губ.
– Я и берегу.
Они разошлись по разным кассам. Больше никогда не встречались.
А ещё через год Инга стояла на балконе своей двушки и смотрела, как весенний ветер треплет молодую листву. В руках у неё был новый горшок с базиликом – она решила развести на подоконнике маленькую грядку.
Телефон завибрировал. Сообщение от Лены:
«Как ты там, хозяйка жизни?»
Инга засмеялась в голос и набрала ответ:
«Лучше всех. Квартира моя, базилик мой, я сама себе хозяйка. И знаешь что? Никогда ещё не было так спокойно».
Она положила телефон на подоконник, вдохнула запах свежей посаженной зелени и впервые за долгое время почувствовала: всё правильно. Своё она отстояла. И теперь это своё навсегда.
Рекомендуем: