Австралийский альпинист, путешественник, писатель и общественный деятель Линкольн Холл родился 19 декабря 1955 года. Как альпинист он прошел сотни маршрутов, в том числе высшей категории сложности. Участвовал в лыжных походах по Антарктиде, экстремальных плаваниях на яхтах. Он автор семи книг, выступал с лекциями, организовывал природоохранные акции, работал в благотворительных фондах. Вырастил двух сыновей. Скончался 20 марта 2012 года в возрасте 56 лет от рака лёгких, вызванного отравлением частичками асбестовой пыли.
Линкольн Холл вошел в историю альпинизма, а именно в историю Эвереста два раза. Сначала он с друзьями организовал одну из самых блестящих экспедиций. В 1984 году австралийцы поднялись на Эверест по новому маршруту, в стиле близком к альпийскому – обработан был лишь самый нижний участок. Парни шли абсолютно без использования дополнительного кислорода, его в экспедиции не было. Шерпы были только на кухне. Штурмовая одежда и обувь всех участников была засыпана лавиной, альпинистская команда воспользовалась помощью киногруппы. Так что шли в чужих одеждах, а хуже всего – в чужой обуви. При этом все участники были вегетарианцами, что, впрочем, они считают плюсом. Выше 6500 метров веревки вообще не вешали, да и почти не страховались. Всё на грани. Линкольн вышел на штурм вместе с тремя друзьями, но быстро вернулся в штурмовой лагерь, так как его ноги потеряли чувствительность. Ему предстояло пережить тяжелую ночь, так как тройка ушедшая к вершине спустилась только под утро. Тим Маккартни-Снейп и Грег Мортимер достигли вершины, а Энди Хендерсон потерял очки, зрение и вернулся с обморожениями.
Основу команды составляли тогда Тим Маккартни-Снейп и Линкольн Холл, которые познакомились во время учёбы в Австралийском национальном университете (ANU) в Канберре в середине 1970-х годов. Линкольн изучал зоологию, а Тим физику. Как и многие австралийцы, они проходила обучение альпинизму в Южных Альпах Новой Зеландии. Затем, в 1978 году, друзей пригласили в экспедицию для восхождения на Дунагири (7066 м) в Гималаях Гархвал в Индии. После чего сложилась уже команда, совершившая восхождение на Ама-Даблам (тогда это было достижением, веревок никто не вешал) и Аннапруну-II. В те годы, разрешение на Эверест давали только одной команде в сезон и очередь растянулась на года. Обращаясь к китайским властям, австралийцы рассчитывали получить пермит на 1988 или 1989 годы. Но вдруг оказалось, что французы отказались от права на осень 1984-го и парни рискнули. И вошли в историю.
Второй раз Линкольн Холл в эту историю попал в 2006 года.
Из новой книги Александра Абрамова «Смерть на Эвересте»:
В той же экспедиции 2006 года шла команда «Кенгуру» — австралийцы, отец и сын. Сына звали Робином, ему было всего 15 лет. Он шел за мечтой — не просто подняться на вершину мира, а войти в историю. Стать самым молодым человеком, покорившим Эверест. Его манила слава: книги, газетные полосы, телекамеры. Ради этого он был готов бросить вызов высоте, холоду и самому себе. С ним поднимались оператор, фотограф и гид — Линкольн Холл, австралиец, который уже двадцать лет носил в сердце одну-единственную мечту: когда-нибудь ступить на крышу мира.
В Австралии вообще с горами и альпинистами туго, самая высокая вершина Косцюшко там едва превышает 2200 метров. Но свои местные герои тоже имеются, и Линкольн был одним из таких. В далеком 1986 году он в составе команды друзей лез по кулуару Нортона новым маршрутом. Да еще без кислорода! Тогда многое было новым и неизведанным, времена восхождений Месснера. Увы, на штурмовом лагере, выше 8000, наш герой остановился: ноги сильно замерзли, и он боялся потерять пальцы, а то и саму жизнь. Двое его товарищей всё же дошли, став первыми австралийцами на вершине, а Линкольн остался с грузом неудачи, который тяготил его все эти годы.
Теперь, ровно через 20 лет, он вел юного Робина и его отца, за спонсорские деньги, с камерами и тайной надеждой закрыть свой старый долг Эвересту. А Робин к тому моменту уже взошел на пять из «Семи вершин», и эта экспедиция была его главным шансом, моментом, который должен был увидеть весь мир.
Известно, что акклиматизация детям дается очень тяжело, но у мальчика не было проблем — на акклиматизационных выходах они с отцом поднимались и спускались бодро. Финальный штурм обещал быть стандартным, без сюрпризов.
И вот настал день подъема. Они вышли из лагеря на 6400, прошли 200 метров, и у Робина внезапно случается коллапс: давление 50/почти ноль. Он упал, лицо белое, глаза закрыты, как будто жизнь полностью вытекла из тела. Слава Будде, шерпы быстро принесли его в лагерь, где врач Андрей Селиванов оказал помощь. Отец мальчика впал в шок - лицо красное, глаза бегают. У человека рушится все: спонсоры, карьера сына, мечта о рекорде. Андрей, наш врач, спасая Робина, качал головой: «Еще один такой приступ — и потеряем пацана».
Отец звонил супруге по спутнику дрожащим голосом, из последних сил спрашивая, что делать. Мамаша, в далекой австралийской ночи, непреклонно ответила: «Пробуйте еще». Ну что ж, люди распоряжаются своей жизнью, а нам остается надеяться на быстрое восстанавление молодого организма.
Через пару дней снова вышли на штурм, снова 200 метров от лагеря, снова коллапс, гора просто не пускала его. Врач непреклонно твердил: «Вниз, или парень не выживет!» Отец, уже с дрожащими руками, был буквально на грани психологического срыва. Полнейший провал, сына надо спасать, а камеры бесстрастно фиксируют перед спонсорами это эпическое поражение. Я посоветовал Андрею: «Следи за папой, его сейчас удар хватит, если так дальше пойдет».
Пришлось австралийцам срочно сворачивать экспедицию и ехать вниз. Они сели на яков, которые вообще не предназначены для перевозки людей. Те боятся, часто бьют рогами и норовят сбросить седока. Но папа с сыном уже не могли передвигаться самостоятельно, и пришлось пойти на риск. Так они и ехали, держа баллоны кислорода в руках, как спасательный круг, и попутно снимая кино. Камеры ловили их уход, а ветер уносил мечты о рекорде. Робин потом написал книгу «Пять вершин», но про Эверест — ни слова, как будто гора стерла его попытку из памяти.
Зато от наших австралийцев осталось трое шерпов и 28 баллонов кислорода, лежащих в высотных лагерях, оплаченных, но совершенно бесхозных. Линкольн Холл подошел ко мне с умоляющими глазами, как будто они 20 лет только и ожидали этот момент: «Алекс, хочу попробовать». А что мешает-то? За него заплачено, как за клиента, все готово к восхождению, кислорода хоть залейся. Я посмотрел на человека, желающего осуществить старую мечту, за которой и приехал, и ответил ему: «Иди, конечно. Бери всех шерпов, весь кислород. Все, что нужно, и удачи тебе на вершине».
Май 2006-го выдался капризным. Ветра разгонялись до 60км/ч, но оставалось короткое окно в несколько дней. Линкольн пошел на штурм, остановившись на ночь на Северном седле 7000, куда так и не дошли его австралийские клиенты. При ясном звездном небе шерпы пели, грели чай на горелках, а он смотрел на вершину, как на цель всей жизни. Третий день — штурмовой лагерь, 8300. Ночной выход, погода идеальная для восхождения.
В 9 утра Линкольн вышел по рации: «Алекс, я на вершине Эвереста. Мечта сбылась. Большое тебе спасибо». Голос дрожал от усталости, но в нем чувствовалось облегчение, как будто он сбросил с себя тяжелейший груз. Я ответил: «Поздравляю, ты большой молодец. Ждем тебя внизу». Казалось, эта история об исполнении давней мечты обрела счастливый голливудский конец. Опытнейший альпинист спускается вниз, в окружении шерпов, с кучей кислорода и в прекрасную погоду. Ну что может пойти не так? Всё!
В 10 утра шерпы мне сообщили: «Алекс, он сошел с ума. Вцепился в жумар, бьет нас ледорубом и кошками, не хочет спускаться. Да что же это такое происходит? Я заорал в рацию: «Тащите насильно! Уговаривайте, спускайте!» Вчера погиб Томас, сегодня Линкольн сходит с ума, будто гора проверяет нас всех и играет с нами.
Я позвонил двум австралийцам, спускающимся вниз, говорю им — поговорите по рации со своим другом, он сейчас на вершине, в полном неадеквате. Скажите ему, чтоб спускался, его внизу ждет жена. Те сразу вышли на связь, стали уговаривать Линкольна. А тот им совершенно спокойно отвечает, что у него все хорошо, он сейчас сидит в базовом лагере и пьет чай, волноваться нет никакой нужды. Что тут скажешь - совершенно ясно, что у человека начался отек мозга, и он уже неадекватно воспринимает реальность.
Шерпы дрались с ним, уговаривали, долго спускали по второй ступени — отвесной скале на 8650. Три часа спускали, а он брыкался, как зверь, потом затих, как будто кончились силы. К шести вечера его дотащили всего лишь до ровного пятачка скалы Машрум, и это по-прежнему очень высоко. То есть от вершины их путь в триста метров занял примерно 8 часов, в постоянной борьбе. Запасы кислорода таяли очень быстро и уже подходили к концу. Один шерпа уже шел с пробитым коленом — кошка брыкающегося австралийца вошла четырьмя зубами в мышцу, и кровь текла под комбинезон. Другие уже сами еле шли, совершенно выбившись из сил.
Спустя какое-то время шерпы доложили по рации: «Он умер, не дышит». Я знаю, что на холоде очень часто, когда человек еле дышит, то почувствовать его дыхание практически невозможно, но есть один проверенный способ. Поэтому скомандовал: «Поднесите очки к рту, посмотрите, они запотевают?» — «Нет, он не дышит, совсем». Я, разумеется, в шоке. Но что делать, теперь нужно уже спасаться самим шерпам. Сказал им: «Привалите его камнями и спускайтесь как можно быстрее».
В горах в восемь вечера уже глубокая ночь, темная и холодная. Хозяйственные шерпы укрыли Линкольна камнями, забрали маску и баллон, спустились в лагерь на 8300. Тело укрыли камнями, чтобы его не расклевали птицы, которые иногда летают на этой стороне Эвереста. Размах крыльев у них гигантский, чтобы опереться на почти отсутствующий воздух. Хотя на такой высоте их быть и вовсе не должно, и поэтому я иногда говорю, что это летают души погибших альпинистов.
Я в это время сидел в передовом лагере на 6400 и дышал кислородом, чтобы не задохнуться от стресса. Два трупа за неделю — Томас и Линкольн, это катастрофа. Но что делать, нужно признать печальную реальность и начать действовать. Я вышел в интернет и написал: «Линкольн Холл погиб на Эвересте». И дальше обстоятельно описываю всю ситуацию. Ты, как руководитель экспедиции, просто обязан это сделать по горячим следам, чтобы не зависать потом в судах, где придется доказывать, обеспечил ли безопасность, или просто беспечно послал человека на смерть. Но Линкольн Холл находился в добром здравии, с четырьмя шерпами и большим запасом кислорода — это я и объяснил в сообщении, а оттуда его уже подхватили мировые масс-медиа.
Новость о смерти в горах разлетелась моментально, ведь в Австралии этого писателя и альпиниста знали и уважали. Жена, дети, родственники — все в слезах и скорби, уже почти поминки справляют.
А я сидел и думал: «Может, он дышит? Может, еще есть шанс?» Но что сказать шерпам: «Сидите у скалы с ним до утра и ждите, а потом умирайте здесь же сами»? Они уже на пределе - один ранен, другие еле стоят на ногах. Позже кто-то из них признался, что вообще не помнит, как добрел до лагеря 8300, сказывались усталость и нехватка кислорода.
Пронесите мужчину весом 100 килограммов в Москве, по ровной местности, хотя бы 100 метров, и вы поймете, насколько это тяжело. И то если нести его вдвоем на носилках. А на высоте, где воздух — как вода в пустыне, где скалы и траверс под 45 градусов, это практически невозможно. Если человек хоть как-то пытается идти сам, переставляет ноги и просто способен находиться в вертикальном положении, шанс есть. Но если он лег — все, бесполезно. Ты просто потеряешь силы, пытаясь ему помочь, и ляжешь рядом с ним. Поэтому, как бы ни было печально и морально тяжело, нужно его бросать и спасать самого себя, ведь двое погибших всегда хуже, чем один. И вертолеты на такой высоте не летают, им туда не сесть, в таком разреженном воздухе.
Трупы на Эвересте не спускают, но иногда сбрасывают с гребня, чтобы не лежали на тропе и не пугали живых. Мне хотелось приказать шерпам убрать Холла с дороги, но язык не повернулся. Я лег спать, но сон не шел: перед глазами стояли Томас, висящий на веревке, Линкольн, затихший на скале, и люди, которые тащили их, рискуя собой. Внутри все сжималось, как будто я сам виноват, как будто мог что-то изменить. В глубине души теплилась надежда, что шерпы могли что-то недоглядеть и оставить человека при смерти, но холодная ночевка в таком состоянии на 8500 без кислорода сама по себе гарантирует смерть.
Рано утром в палатку неожиданно вбежали шерпы с перекошенными лицами: «Дэн Мазур на рации!» Это американский гид из соседней экспедиции, голос уверенный: «Алекс, там не твой клиент лежит на гребне? Он жив, разговаривает со мной». Я схватил рацию и услышал голос словно с того света. Линкольн что-то бормотал, слабым голосом, но живым! Я сразу же вызвал напарника: «Мингма, где шерпы?» — «Двадцать человек на Северном седле, и четверо наверху». — «Пусть двое с 8300 идут наверх с кислородом, а ты снимай остальных с седла, пусть берут баллоны, и бегом наверх, начинать спасработы!»
К вечеру Линкольна спустили с 8650 в лагерь на Северное седло 7000. Он пролежал ночь без варежек, в расстегнутом комбинезоне — ему было жарко. Так бывает перед смертью, когда организм выбрасывает последнюю порцию энергии. Мозг австралийца глючил, он видел пальмы, острова, теплое море, как будто находился не на Эвересте, а где-то в другом мире. Ночь выдалась относительно теплой, всего минус 20 градусов, и безветреной — это и спасло Линкольна. Даже пальцы без варежек чуть посинели, но не отморозились.
Шерпы тащили его всей толпой вниз, он еле волочил ноги, но все-таки помогал себя спасти. Андрей Селиванов встретил Холла уже в лагере на седле: «Лежит, брыкается, пытается с нами драться, не дается. Уколол успокоительное, сейчас притихнет, и тогда сделаем всю необходимую медицину».
Наутро Линкольн, Андрей и толпа шерпов ввалились в спасительный базовый лагерь на 6400. Наш доктор уже привел пострадавшего в чувства, обколол ему пальцы новокаином. Он опытный врач из Тюмени, прошел и Чечню, и Конго, и много где был еще в роли экстренной медпомощи.
Линкольн хлопал глазами, как человек, только что вернувшийся с того света: «Алекс, я хочу позвонить жене». А она его уже похоронила! Прошло уже почти два дня, и в Австралии вовсю готовятся к поминкам. Я же ждал до последнего, пока они не вернутся в базовый лагерь, ведь непонятно, дойдет ли он живым, или помрет по дороге, как это иногда происходит.
И тут еще Андрей сидит и советует Линкольну: мол, ты сейчас езжай не домой, а сначала к нам, в Россию. У тебя пальцы поморожены, а у вас в теплой Австралии специалистов по таким случаям нет, их тебе сразу отрежут. У нас же в Сибири таких как ты привозят в больницу каждый день, пьяных с обморожениями, тебе их без проблем восстановят.
Ну, Линкольн и звонит по спутниковой связи домой: «Ребекка, это я, твой муж. Все в порядке, живой, еду в Россию». Она кричала: «Это чья-то шутка? Какая Россия? Мой муж австралиец, он умер!» - «Да нет, это я, Линкольн Холл, меня спасли, мне нужно срочно в Россию». Он убеждал, что жив, а она не понимала, почему ее неожиданно воскресший супруг не хочет возвращаться в Австралию.
Вот так закончилась эта удивительная история о возвращении с того света. Линкольн потом выпустил книгу «Невероятный везунчик» . Писал в ней: «Я видел пальмы, острова, теплое море. Мне было жарко, я расстегивался, сбрасывал варежки. Шерпы вели меня куда-то не туда, я думал, что они враги, и отбивался от них ледорубом». Его мозг глючил, отек накрыл происходящее пеленой: «Если разум болен, мир становится кривым, люди злыми, небо — ловушкой». Он писал, что занятия йогой спасли его той ночью. Что он просто лежал, медитировал и представлял себя в раю. А утром опять пришли злые шерпы, пинали его, как врага, и заставляли идти с ними. Но он видел в них угрозу, как будто они тащили его в пропасть.
Позже ко мне обратились австралийские документалисты — им нужно было восстановить детали событий для фильма. Они сняли картину в Альпах, на заснеженных ледяных склонах, где воспроизвели драматические моменты восхождения. Актеры играли спасателей, борющихся со стихией, а Линкольн Холл — уже не на горе, а в теплой студии — эмоционально комментировал реконструкцию, сидя на фоне черной пустоты.
Мы общались с ним несколько раз после той экспедиции. Но через пять лет он умер от мезотелиомы, причем перед этим долго судился с местным асбестовым заводом, утверждая о вреде для здоровья. Признаться, я тогда подумал: «Не будем спешить с поминальным тостом, надо подождать несколько дней. Возможно, Линкольн Холл опять чудесно воскреснет».
Но оказалось, что иногда Эверест бывает куда милосерднее, чем неприметный заводик, дымящий по соседству.