Понедельник — день тяжелый? Для кого как. Для меня понедельник — это день, когда я проверяю счета, раздаю нагоняи менеджерам и чувствую себя живой.
Меня зовут Елена. Или «Елена Александровна», как шепчутся в коридоре мои сотрудники, пугливо прижимая папки к груди. Мне тридцать семь, у меня сеть логистических центров, квартира в сталинке с видом на набережную и сын Денис, которому завтра исполняется пятнадцать.
И я железная. По крайней мере, так говорят. «Леди Винтер», «Акула», «Бультерьер в юбке». Я знаю эти прозвища. Они мне нравятся. Они означают, что броня работает.
Но в этот понедельник броня дала трещину. Тонкую, но болезненную, словно порез бумагой.
— Елена Александровна, там последний кандидат на курьера, — Катя, моя секретарша, заглянула в кабинет. Девочке двадцать лет, у неё розовые пряди в волосах и абсолютная уверенность в завтрашнем дне. Завидую.
— Пусть входит, — я не отрывала глаз от монитора. График поставок из Китая снова горел.
— Он... ну, такой. Немного побитый жизнью, — предупредила Катя. — Но права есть, стаж большой.
Дверь открылась. В кабинет шагнул запах.
Смесь дешевого табака, несвежего дезодоранта и въедливого запаха сырости, который бывает у людей, живущих в квартирах с плохой вентиляцией и нестираными шторами.
— Добрый день, — голос был хриплым.
Я подняла глаза. И мир на секунду замер, словно кто-то нажал кнопку «пауза» на пульте управления вселенной. А потом этот пульт разбили об стену.
Передо мной стоял Олег.
Он изменился. О, как он изменился. Красивая темная шевелюра, по которой я так любила водить пальцами, поредела и подернулась грязной сединой. Лицо осунулось, поплыло вниз, украсилось мешками под глазами и сосудистой сеткой на носу. Того лоска, той наглой уверенности победителя, от которой у меня подкашивались колени пятнадцать лет назад, не осталось. Осталась только потрепанная оболочка.
Он был похож на старый, заношенный пиджак, который когда-то висел в витрине бутика, а теперь валяется в корзине «Все по 100 рублей».
Он смотрел на меня. И не узнавал.
Совершенно.
Для него я была просто женщиной в дорогом костюме, хозяйкой кабинета с кондиционером и кожаным креслом. Очередным барьером на пути к зарплате в сорок тысяч рублей.
Я ведь тоже изменилась. Я была худенькой блондинкой с испуганными глазами и хвостиком. Теперь я шатенка со стильной стрижкой, с макияжем, который стоит больше, чем вся его одежда, и с взглядом, которым можно резать стекло.
— Здравствуйте, — я удивилась, насколько ровным был мой голос. Сердце колотилось где-то в горле, но голос не дрогнул. Годы тренировок. — Присаживайтесь.
Он сел на краешек стула, комкая в руках файл с резюме.
— Волков Олег Петрович, — представился он. — Я по поводу вакансии автокурьера. У меня стаж двадцать лет, безаварийный. Машина своя, правда, старенькая, «Логан», но на ходу. Город знаю как свои пять пальцев.
Волков Олег Петрович.
У меня даже не дернулся мускул на лице. Я взяла его резюме, которое он протянул дрожащей рукой (тремор? Похмелье? Или просто нервы?).
— Волков, — медленно произнесла я, пробуя фамилию на вкус. Горько. — Красивая фамилия. Знакомая.
Он ухмыльнулся. Той самой, кривой ухмылкой, которая когда-то казалась мне верхом обаяния, а теперь вызывала лишь брезгливость.
— Да обычная. Волков и Волков. Так что по условиям? В объявлении писали: выплаты еженедельно. Мне бы это... очень желательно. Обстоятельства.
Я откинулась в кресле. Мне нужно было время. Мне нужно было продышаться. Перед глазами плыли картинки. Не этот прокуренный кабинет, а кухня. Тесная кухня съемной «однушки» на окраине. Желтые обои в цветочек, отклеивающиеся у потолка. За окном — серый ноябрь 2009-го.
— Ты что, совсем дура? — Олег орал так, что звенела люстра. Он ходил по кухне из угла в угол, как загнанный тигр. Молодой, красивый, злой.
Я сидела на табуретке, сжимая в потной ладошке пластиковый тест с двумя полосками. Мне было двадцать два. Я только закончила институт, работала помощником бухгалтера за копейки и верила в любовь до гроба.
— Олег, почему дура? Это же... ребенок. Наш.
— Наш?! — он резко остановился и ткнул в меня пальцем. — Это твоя проблема, Лена! Мы договаривались? Договаривались! Никаких спиногрызов! Я карьеру делаю! У меня сейчас проект наклевывается, меня в Питер зовут! Куда я тебя потащу с пузом? В коммуналку?
— Но так получилось... Я таблетки пила, честное слово...
— Значит, хреново пила! Или специально подстроила, чтобы меня захомутать? Думаешь, пузом припрешь, и я в ЗАГС побегу? Щас!
Он схватил со стола пачку сигарет, вытряхнул последнюю, смял пачку и швырнул в раковину.
— Олег, я не хочу аборт. Врачи сказали, у меня резус отрицательный, первый раз опасно, могу потом вообще не родить...
— А мне плевать! — рявкнул он. — Слышишь? Плевать! Рожай, не рожай — дело твое. Но без меня. Я на это не подписывался.
Он вылетел в коридор. Я слышала, как он гремит вещами, скидывая сумку. Я сидела, окаменевшая, и слезы катились по лицу сами собой, беззвучно. Мне казалось, это какой-то дурной сон. Сейчас он вернется, обнимет, скажет, что погорячился. Он же любит меня. Мы два года вместе. Мы мечтали купить машину, поехать на море...
Дверь хлопнула так, что с полки упала и разбилась моя любимая кружка.
Я вышла в коридор. Пусто.
Исчезли его кроссовки. Его куртка. Его запах дорогого парфюма, на который я потратила половину своей первой зарплаты.
На тумбочке лежала тысяча рублей. Одной бумажкой. И записка на клочке газеты: «На чистку».
Не «на аборт», не «на врача». На «чистку». Как будто я испачканное пальто.
Олег не вернулся ни вечером, ни через день. Телефон был недоступен. Через неделю я узнала через общих друзей, что он уехал в Питер с какой-то рыжей девушкой-фотографом. Начал «новую жизнь». Без балласта.
— ...Алло? Девушка? Вы меня слушаете?
Голос Олега из настоящего выдернул меня из воспоминаний. Он смотрел на меня с недоумением.
— Простите, задумалась, — я холодно улыбнулась. — Изучаю ваш опыт. Вижу пробелы. Вот здесь, с 2015 по 2017, чем занимались?
Он заерзал.
— Ну... был в поиске. Фрилансил. Таксовал немного. Сложное время было, развод, квартиру делили...
Развод. Значит, на ком-то он всё-таки женился. Интересно, та рыжая фотограф или уже другая? И квартиру делили. Значит, не нажил хором.
— Дети есть? — спросила я, глядя ему прямо в глаза.
Этот вопрос я задавала всем кандидатам. Стандартная процедура. Наличие детей — это ответственность, но и частые больничные. Но сейчас этот вопрос был заряжен как пистолет.
— Нет, — быстро, слишком быстро ответил он. Потом поправился: — Есть дочь от первого брака, но она с бывшей в Иркутске, мы не общаемся. Взрослая уже. А маленьких нет. Так что на больничные бегать не буду, если вы об этом. Я свободная птица.
«Свободная птица». Стервятник ты, Олег.
У тебя есть сын. Ему пятнадцать лет. У него твои глаза и твой подбородок, но, слава богу, мой характер. Он призер олимпиад по математике. Он играет на гитаре. Он вчера починил мне ноутбук, когда там что-то зависло. И ты даже не знаешь, что он дышит одним воздухом с тобой в этом городе.
Я крутила ручку в пальцах. Медленно, методично.
— Свободная птица, говорите... И как живется вольным птицам в сорок пять? Вижу, долгов у вас много. По базе приставов пробивать будем, сразу предупреждаю.
Его передернуло. Попала.
— Есть немного, — буркнул он. — Кредит брал на бизнес. Прогорел. Партнер кинул. Понимаете, жизнь — такая штука... Никогда не знаешь, где споткнешься. Я ведь раньше директором был, в строительной фирме. У меня люди в подчинении были!
— И как же вы из директоров — в курьеры? — в моем голосе сквозила ирония, но он её не уловил. Принял за сочувствие.
— Бабы, — зло выплюнул он. — Всё из-за баб. Бывшая всё отжала. Оставила с голым задом. Женщинам ведь верить нельзя, Елена... э-э-э...
— Александровна.
— Да, Елена Александровна. Вы вот видная женщина, деловая. Сразу видно — сами себя сделали. А есть такие стервы... присосутся как пиявки, а потом детей нарожают ради алиментов, и живи как хочешь.
Я чуть не рассмеялась в голос. Сюрреализм происходящего зашкаливал. Человек, бросивший беременную девушку с тысячью рублей «на чистку», сидит передо мной и жалуется на меркантильных женщин.
В 2010-м я мыла подъезды.
Да. Будущая владелица «Вектора» на седьмом месяце беременности мыла полы в подъездах, потому что из офиса меня «попросили» (неофициально, конечно, просто создали невыносимые условия). Мне нужны были деньги на витамины, на еду, на будущее. Родители жили в другом городе, папа болел, мама работала на заводе, я не могла просить у них много. Они высылали посылки — варенье, носки, какие-то копейки. Я писала им, что у меня всё отлично, что Олег много работает, что мы справляемся. Врала. Чтобы не добить папу.
Я помню вкус дешевых сосисок. Помню, как штопала колготки, потому что купить новые было не на что. Помню тот ужас, когда начались схватки, а я одна в квартире, и даже такси вызвать не на что, пришлось звонить в «Скорую» и терпеть хамство диспетчера.
Я родила Дениса. Маленького, кричащего, красного. Взяла его на руки и поняла: я умру, но он будет жить достойно.
Я выжила.
Начала с малого. С перепродажи вещей на «Авито», пока сын спал. Потом стала диспетчером на домашнем телефоне — сводила грузоперевозчиков с клиентами. В блокнотик записывала, в Экселе еще не умела толком. Пахала ночами. Днем гуляла с коляской и висела на телефоне. Сын вырос под крики «Газель на Коровинское шоссе, кто возьмет?».
В его три года я открыла первый крошечный офис в подвале. В пять лет мы поехали в Турцию. В десять я купила квартиру.
Я не искала Олега. Я вычеркнула его. Мне казалось, что его не существует.
А он существует. Вот он. Сидит, потеет, хочет курьерить.
— У вас испытательный срок будет, — сказала я сухо. — Две недели. Оплата сдельная. Бензин за свой счет. Маршрут сложный, центр и промзоны. Справитесь?
Мне вдруг захотелось поиграть. Как кошка с мышкой. Нанять его. Пусть побегает. Пусть посмотрит на меня снизу вверх. Пусть увидит, кем стала та «проблема», от которой он избавился.
— Справлюсь! — оживился он. — Я работящий, я выносливый. А аванс можно? Хоть чуть-чуть, на бензин.
— Авансов не даем. У нас всё строго.
Он скис, но кивнул.
— Ладно. Когда выходить?
— Завтра к девяти. Катя вам маршрутный лист выдаст.
Он ушел. В кабинете остался запах перегара и безысходности. Я подошла к окну и открыла его настежь, впуская холодный осенний ветер.
Следующую неделю я наблюдала.
Не лично, конечно. По отчетам. Я попросила начсклада приглядывать за «новеньким».
Олег работал... как сказать. Тяп-ляп. Опаздывал на погрузку. Ныл. Пытался заигрывать с девочками из бухгалтерии (неудачно, те фыркали и называли его «дедом»). В курилке рассказывал байки о том, как он владел миллионами, но его «заказали конкуренты».
Я видела его пару раз в коридоре. Проходила мимо, цокая каблуками. Он прижимался к стене, бормотал «Здрасьте» и провожал меня сальным взглядом. Он меня так и не узнал. Ни лица, ни голоса. Ни-че-го.
Я стерлась из его памяти полностью. Я была для него эпизодом, проходной станцией, которую он проскочил на скорости, даже не запомнив названия.
Это бесило больше всего.
Не злость, не обида, а вот это унизительное забвение. Как будто меня и не было. Как будто те два года жизни, мои слезы, моя беременность — это был мираж.
Наступил день зарплаты. Вернее, окончания испытательного срока.
Он снова пришел ко мне в кабинет подписывать договор. Выглядел бодрее — видимо, рассчитывал на деньги.
— Ну что, Елена Александровна, берете меня в штат? — он улыбнулся, показывая прокуренные зубы. — Я старался. Вроде без косяков.
В этот момент дверь распахнулась без стука.
— Мам, скинь мне денег на карту, я обещал ребятам пиццу заказать!
В кабинет влетел Денис. Высокий, под метр восемьдесят, в худи с капюшоном, с наушниками на шее. Мой красавец.
Олег обернулся.
Увидел Дениса.
Посмотрел на него. На меня. Снова на него.
Денис — копия Олега в молодости. Только лучше. Благороднее. Черты лица тоньше, взгляд умнее. Но тот же разрез глаз, та же форма бровей, тот же подбородок с ямочкой.
Олег моргнул. У него на лице появилось странное выражение — словно он пытается вспомнить мелодию, которую слышал сто лет назад.
— Денис, выйди, пожалуйста, — сказала я спокойно. — Я занята. Деньги скину через пять минут.
— Окей, сорри, не увидел, что ты не одна.
Сын хлопнул дверью.
Олег медленно повернулся ко мне. Рот у него был приоткрыт.
— Взрослый парень... — пробормотал он. — Сколько ему?
— Пятнадцать, — ответила я.
Он наморщил лоб. В его пропитом мозгу начали с трудом вращаться ржавые шестеренки.
— Пятнадцать...
Он смотрел на меня. Уже не как на начальника. А всматривался. Искал черты.
— Лена? — неуверенно спросил он. Голос дал петуха. — Ленка?
Я молчала. Я просто смотрела на него. Холодным, изучающим взглядом вивисектора.
— Твою ж мать... — выдохнул он и осел на стул, который жалобно скрипнул. — Седова? Лена Седова?
— В девичестве Седова, — кивнула я. — Сейчас Скворцова. По фамилии первого мужа. Фиктивного, если тебе интересно.
Его лицо пошло пятнами. Сначала красными, потом белыми.
— Это... это что, он? Тот самый? Которого...
— Которого ты предложил «почистить» за тысячу рублей, — закончила я за него фразу. — Да, Олег. Это он. Денис.
Он схватился за голову. Я думала, ему стыдно. Я, наивная дура, всё еще верила в остатки человечности. Но Олег начал смеяться. Хрипло, нервно, подвывая.
— Охренеть... Вот это поворот. Кино, просто кино. Ленка, ты! Богатая! Хозяйка всего этого! И пацан... большой уже.
Он вдруг выпрямился. В его глазах зажегся огонек. Алчный, липкий огонек.
— Слушай, ну мы дали, а? Пятнадцать лет прошло. Кто бы мог подумать. Лен, ну ты это... зла-то не держишь? Молодые были, глупые. Я тогда испугался, ну правда. Пацан был совсем.
Он наклонился вперед через стол. От запаха перегара стало совсем душно.
— А пацан на меня похож! Вылитый я! Красавец! Гены, Ленка, гены не пропьешь! Слушай... так мы, выходит, семья?
Я ожидала этого. Но всё равно внутри сжался комок тошноты.
— Мы не семья, Олег. Ты — курьер на испытательном сроке. Я — твой работодатель. Всё.
— Да ладно тебе! Какой курьер! — он махнул рукой. — У меня тут сын, оказывается, наследник! А я что, чужой человек? Лен, ну давай по-человечески. Я ведь отец. Я имею право...
— Право? — я рассмеялась. Встала из-за стола и подошла к нему. — Право ты имел пятнадцать лет назад. Когда я умоляла тебя остаться. Когда я голодала. Когда я покупала одну пачку подгузников на последние деньги. Ты продал свое право за свободу. За Питер, за фотографов, за пьянки.
— Ну чего ты старое ворошишь! Кто старое помянет... У меня сейчас жизнь тяжелая. Мне помощь нужна. А тут такая удача! Ты должна...
— Должна? — я оборвала его шепотом, который был страшнее крика. — Я никому ничего не должна, кроме этого мальчика и налоговой инспекции.
Он понял, что по-хорошему не выходит. И мгновенно сменил тактику. Это свойство всех трусов — нападать, когда их загоняют в угол.
— Ах так... Гордая стала? Ну смотри, Лена. Я ведь могу и в суд подать. На установление отцовства. Тест ДНК сделаем. Докажу, что он мой сын. Имею право на общение. Буду к вам в гости ходить. Воспитывать буду. Имею право на алименты с тебя, кстати, если я нетрудоспособный, а ребенок обеспеченный. Законы знаю!
Он расплылся в гадкой улыбке.
— Тебе оно надо? Скандалы? Чтобы сын узнал, какой папка бедный-несчастный? Давай договоримся. Ты меня берешь... ну, замом. Или начальником отдела транспорта. Зарплату мне положишь хорошую. Сотку хотя бы. Квартиру сними нормальную, а то я в хостеле живу. И я к сыну не лезу. Молчу, что я отец. А? Деловое предложение.
Я смотрела на него и не верила своим глазам. Пятнадцать лет. Человек падал пятнадцать лет, пока не ударился о дно. И теперь, стоя на этом дне по колено в грязи, он пытается торговаться.
Я вернулась в кресло. Нажала кнопку селектора.
— Катя, вызови охрану.
— Чего? — Олег дернулся. — Какую охрану? Мы не договорили!
— Мы договорили пятнадцать лет назад, — я открыла ящик стола и достала папку. — Помнишь ту записку? «На чистку».
— Да что ты заладила...
— Я её сохранила, Олег. Как напоминание. Знаешь, зачем? Чтобы если мне когда-нибудь станет тебя жалко, я на нее посмотрела. И жалость сдохла.
В кабинет вошли двое крепких ребят из службы безопасности.
— Выведите гражданина Волкова. Пропуск аннулировать.
— Э! Вы че! У меня права! Я отец! Лена! Ты не посмеешь! — он вскочил, опрокинув стул. — Я всем расскажу! Я в ток-шоу пойду! «Богатая бизнес-вумен скрывала сына от отца-инвалида»! Тебя с дерьмом смешают!
Я встала. Медленно подошла к нему вплотную. Ребята-охранники напряглись, но я жестом их остановила.
— Иди, — тихо сказала я. — Иди в ток-шоу. Иди в суд. Иди хоть к черту на рога. Знаешь, почему?
Потому что ты — никто.
В свидетельстве о рождении у Дениса в графе «отец» стоит прочерк. Мы с тобой в браке не состояли. ДНК-тест? Хорошо. Только учти, процедура платная. У тебя есть тридцать тысяч на судебную экспертизу? А адвокат?
И главное, Олег... Денис знает про тебя. Я ему не врала.
Олег замер.
— Что... знает?
— Он знает, что его биологический отец — трус, который бросил нас и предложил убить его до рождения. Я ему рассказывала. Без имен, просто историю. Знаешь, что он сказал в двенадцать лет? «Мам, если он когда-нибудь придет, я ему в морду плюну».
Я улыбнулась.
— Хочешь проверить? Я могу его позвать. Прямо сейчас. Он в соседнем кабинете пиццу ест.
— Не надо, — он попятился. Вся его спесь слетела, как шелуха. — Не надо пацана.
Он понял. Он понял, что проиграл не сегодня, а тогда, в ноябре 2009-го. Что в этой войне пленных не берут.
— И последнее, — я вернулась к столу и достала ту самую тысячу рублей. Нет, конечно, не ту самую бумажку, она давно потрачена. Просто похожую. Номиналом в тысячу.
— Держи.
Я скомкала купюру и бросила ему под ноги.
— За отработанную неделю. Ты нам не подходишь. Мы ищем мужчин, а не мусор.
Он смотрел на скомканную бумажку на ковролине. Потом на меня.
И — о, боги — он наклонился.
Подобрал тысячу.
Сунул в карман.
И вышел, сопровождаемый охранниками. Сгорбленный, жалкий, уничтоженный собственной жадностью и ничтожеством.
Когда дверь закрылась, меня накрыло.
Руки затряслись так, что я не смогла взять стакан воды. Я сползла на пол за креслом и заревела. Не от горя. Не от любви. От дикого напряжения и невероятного облегчения.
Я закрыла гештальт. Я забила последний гвоздь в крышку гроба своего прошлого.
Через десять минут в кабинет снова заглянул Денис.
— Мам? Ты тут? Я пиццу заказал, с пепперони. Будешь? О, ты чего на полу? Йога?
Он зашел, жуя яблоко. Такой родной. Такой живой. Мой.
— Йога, сынок. Медитирую, — я встала, отряхивая юбку, и вытерла слезы.
— А что за мужик выходил? Какой-то стремный. Злой такой, чуть с ног меня не сбил в коридоре.
Я посмотрела на сына.
Могла ли я сказать ему: «Это твой отец»?
Могла.
Но зачем? Зачем марать его светлую душу этой грязью? Зачем давать ему повод для комплексов? У Дениса есть примеры мужского поведения. Дедушка, мои партнеры по бизнесу, тренер по боксу. Нормальные мужики.
А этот... это просто курьер, который доставил мне когда-то самый главный подарок в жизни, но забыл расписаться в накладной.
— Никто, Денис. Просто человек, который ошибся дверью.
Я подошла и обняла сына, уткнувшись носом в его толстовку. Он пах пиццей, шампунем и юностью.
— Пойдем, поедим твою пепперони.
— Пойдем. А потом поможешь с алгеброй?
— Конечно. Я ведь теперь все задачи решаю. Любой сложности.
Я посмотрела на закрытую дверь кабинета.
Волков Олег Петрович больше никогда в нее не войдет.
В городе десять миллионов людей. Шанс встретиться снова — один на миллион.
И даже если встретимся... Я просто пройду мимо. Королевы не замечают пыль под ногами.
Вечером я перевела пожертвование в фонд матерей-одиночек. Крупную сумму. Потому что я знаю, каково это — сжимать в руке последние сто рублей и не знать, что купить: молоко или хлеб.
Олег не получил работу. Но он сделал одно полезное дело.
Он показал мне, какая я сильная.
И какая я счастливая.
Несмотря ни на что.
А тысячу... тысячу он, наверное, пропил. Ну и пусть. У каждого свой путь. Мой — вверх, в небоскребы. Его — вниз, за гаражи.
Вектор задан верно. Работаем дальше.
Благодарю за прочтение! Искренне надеюсь, что эта история вам понравилась. Отдельная благодарность тем, кто ставит классы, подписывается на канал, пишет комментарии!
С наилучшими пожеланиями, ваша A. J. Moriarty💛