Двадцатое декабря в календаре Жанны Викторовны было обведено красным маркером. Жирным таким, с нажимом, словно она пыталась процарапать бумагу насквозь и оставить метку на стене. Не потому, что праздник, а потому что это был последний рубеж обороны. «Линия Маннергейма» районного масштаба. Именно сегодня нужно было утвердить окончательную смету на новогодний стол, закрыть вопрос с подарками для внуков и, самое главное, убедиться, что их с Олегом уютная «трешка», выстраданная ипотекой и годами экономии на отпуске, останется неприступной крепостью.
Жанна, женщина пятидесяти четырех лет, обладала той благородной статью, которую дает не фитнес-зал, а тридцать лет работы главным бухгалтером на производственном предприятии. Она умела держать спину прямой, а лицо — непроницаемым, даже когда налоговая присылала требование с пятью нулями. Сейчас она сидела на кухне, которая была её гордостью и личным кабинетом одновременно. Бежевые фасады «под эмаль», столешница из искусственного камня, на которой ни крошки, и запах бергамота из любимой чашки.
Перед ней лежал список продуктов, старый надежный калькулятор Citizen и смартфон, который она гипнотизировала взглядом. Тишина в квартире стояла звенящая, благословенная. Муж Олег еще не вернулся с работы — он трудился начальником участка в автопарке, работа нервная, грязная, но денежная. Дети, слава богу, давно разъехались. Сын Виталик с семьей жил в Питере, дочь Аня — в соседнем районе, но у нее своей суеты хватало: ипотека, двое погодков и муж-программист, который из-за компа вылезал только поесть.
— Икра красная... — пробормотала Жанна, постукивая колпачком ручки по столу. — Две банки по сто сорок грамм. Акция в «Ленте» заканчивается завтра. Надо брать. Хотя цены, конечно, такие, будто лосось лично икру метал по спецзаказу Кремля и сам же её фасовал. Но один раз в год можно. Не жили богато, нечего и начинать, но бутерброд без икры в Новый год — это как-то... сиротливо.
Она вздохнула и перевела взгляд на пункт «Мясо». Говядина нынче кусалась так, будто корова была при жизни золотой медалисткой. Может, свиную шею взять? Олег любит буженину. С чесночком, с морковкой... Жанна прикрыла глаза, представляя аромат запеченного мяса, но идиллию нарушил звук открывающегося замка.
Обычно она знала настроение мужа еще до того, как он переступал порог. Если ключ поворачивался резко, с одним щелчком — значит, голодный и злой, на работе кто-то накосячил. Если долго возился — значит, устал смертельно. Но сегодня звук был странный. Ключ скрежетал виновато, неуверенно, с какими-то лишними паузами, словно вор-дилетант пытался вскрыть сейф, но забыл код и теперь думал, не сбежать ли, пока не поймали.
Дверь наконец открылась. Послышалось шуршание пакетов, тяжелый вздох и неестественно бодрое:
— Жаннусь, я дома!
Жанна не ответила. Она сняла очки, протерла их краем домашней футболки и снова надела. Интуиция, отточенная годами брака и квартальными отчетами, взвыла сиреной.
Олег вошел на кухню, стараясь не смотреть жене в глаза. Он был мужчиной крупным, видным — широкие плечи, животик, который он ласково называл «комком нервов», седые усы щеткой. Добрый мужик. И катастрофически, просто патологически мягкотелый, когда дело касалось его «малой родины» — многочисленной родни из-под Тамбова.
— Привет, — он полез целовать её в щеку, но Жанна лишь слегка подставила лицо, не отрываясь от списка. От мужа пахло морозом, бензином и... страхом? Да, определенно, это был запах надвигающейся катастрофы.
— Руки мой, котлеты в холодильнике, макароны на плите, — сухо сказала она. — Я бюджет свожу. У нас перерасход по статье «подарки», твоим коллегам придется обойтись коньяком попроще. Не «Старейшина», а какой-нибудь «Кизляр».
Олег потоптался на месте. Снимать куртку он не спешил, хотя на кухне было тепло.
— Жанн... Ты это... Не торопись с бюджетом. Тут такое дело... Света звонила.
Жанна замерла. Ручка, занесенная над цифрой «3500», так и не коснулась бумаги.
Света. Младшая сестра Олега. Женщина-ураган, женщина-бульдозер, женщина-«простота хуже воровства». Ей было сорок восемь, она работала продавцом в мебельном и считала, что знает об этой жизни всё. Её голос, способный перекричать работающую дрель, Жанна слышала даже без громкой связи.
— И что Света? — голос Жанны стал холоднее, чем остывший чай в её кружке. — Надеюсь, она звонила поздравить нас с наступающим и сообщить, что выиграла в лотерею кругосветное путешествие? На одного человека. Без права передачи.
— Ну зачем ты так... — Олег наконец стянул шапку, открыв вспотевший лоб. Он сел на табурет, который жалобно скрипнул под его весом. — Жанн, ну родня же. Она сказала, что они с Игорем и Леночкой... ну, решили нам сюрприз сделать. На Новый год. Билеты уже взяли. Поезд двадцать девятого прибывает.
В кухне повисла пауза. Такая плотная, густая и тяжелая, что её можно было резать тем самым ножом для финского сервелата. Жанна медленно, очень медленно положила ручку на стол. Повернулась к мужу всем корпусом.
— Сюрприз, говоришь? — переспросила она. — Билеты взяли?
— Ну да... Говорят, соскучились. Давно не виделись. Три года уже. Хотят, так сказать, семейного тепла, столичной елки...
— Столичной елки, — эхом повторила Жанна. — Олег, посмотри мне в глаза.
Муж нехотя поднял взгляд. В его глазах читалась паника загнанного зверя. Он знал. Он всё прекрасно помнил.
Перед мысленным взором Жанны пронеслись воспоминания трехлетней давности, яркие, как вспышка ядерного взрыва. Прошлый визит Светы. «На недельку», как они тогда сказали. Эта неделька стоила Жанне двух сеансов у невролога и упаковки «Афобазола».
Игорь, муж Светы, все семь дней лежал на диване в зале перед телевизором. В трусах. В семейных трусах в горошек. Он поглощал пиво в промышленных масштабах, рыгал, не стесняясь, и комментировал политические ток-шоу так громко, что соседка снизу, интеллигентная пианистка Анна Львовна, дважды стучала по батарее.
Света... О, Света была везде. С утра до ночи она оккупировала кухню. «Жанка, ты неправильно картошку чистишь, кто ж так кожуру толсто снимает?», «Жанка, у тебя мука не та, клейковины мало, давай я свои фирменные беляши забабахаю!». И она «бабахала». Вся кухня была в муке, масло брызгало на новый фартук из итальянской плитки, а запах жареного лука въелся даже в шторы в спальне.
А их дочь Леночка? Тогда еще студентка-первокурсница. Наглая, ленивая девица, которая умудрилась вылить бокал красного полусладкого на светлый ковролин в гостиной. И что она сказала? «Ой, теть Жанн, да ладно вам, истерику закатывать. "Ваниш" купите, отмоется. Подумаешь, ковер. Тряпка». Жанна тогда промолчала, только губы побелели. Ковер отмывали два дня. Пятно осталось. Как шрам.
— Нет, — сказала Жанна. Тихо, но так, что задребезжала ложечка в чашке.
— Что «нет»? — растерялся Олег.
— Нет, они не приедут к нам. Точнее, в город они приехать могут, это свободная страна, Конституция гарантирует свободу перемещения. Но в этой квартире, Олег, их ноги не будет. Ни одной. Даже в тапочке.
Олег начал краснеть, начиная с шеи. Пятна ползли вверх, к ушам.
— Жанна, ну как так? Это же сестра! Единственная! Они уже деньги потратили, билеты невозвратные, наверное! Куда я их дену? На вокзале оставлю? На коврике?
— Олег, — Жанна говорила спокойно, как психиатр с буйным пациентом, у которого в руках граната. — Мы полгода назад закончили ремонт. Ты помнишь, сколько стоил этот ламинат? Тот самый, тридцать третьего класса, влагостойкий, дуб «Альпийский», который ты сам выбирал и мы месяц ждали доставку? А диван в гостиной? Велюровый, антивандальный, но не анти-Игоревский! Я не хочу, чтобы твой зять снова прожег обивку сигаретой, пока будет бегать курить на балкон, потому что ему лень надевать штаны. Я не хочу, чтобы Света учила меня жизни на моей же кухне и переставляла мои баночки со специями, потому что «так по фэн-шую».
Она встала, подошла к окну. За стеклом падал красивый, крупный снег, скрывая грязь городского двора. Где-то там люди спешили за подарками, выбирали елки, предвкушали чудо. А на Жанну надвигался апокалипсис в плацкартном вагоне.
— И я точно не хочу, слышишь меня, Олег? Я не хочу тридцать первого декабря стоять у мартена, как проклятая, нарезая тазы оливье на орду, которая даже банку шпрот с собой не привезет, — продолжила она, глядя на свое отражение в темном стекле. — Помнишь, что они привезли в прошлый раз? Магнитик «Тамбовский волк» и трехлитровую банку соленых помидоров, которые забродили в дороге и взорвались, когда Света открывала крышку? У нас потолок был в рассоле!
— Они привезут гостинцы! — слабо возразил муж, вжимая голову в плечи. — Сало обещали... Домашнее.
— Огурцы у меня свои есть, маминого посола. А от их сала у тебя панкреатит обостряется, забыл? Как мы тебя «Мезимом» и кашкой отпаивали после праздников? — Жанна резко развернулась. — Короче так. Ультиматум.
Олег сглотнул. Слово «ультиматум» в устах Жанны звучало страшнее, чем «налоговая проверка».
— Если ты не можешь, как мужик, отказать своей любимой сестренке, потому что «неудобно» и «что люди скажут», то ты решаешь вопрос кардинально. Снимай для них квартиру.
Олег вытаращил глаза, словно она предложила ему купить личный самолет:
— Квартиру? Жанн, ты в своем уме? На Новый год? Ты цены видела? Там же двойной тариф, как минимум! Сутки тысяч пять будут стоить, не меньше, а то и все семь! Это ж праздники!
— А ты посчитай, — Жанна безжалостно придвинула к нему калькулятор. Цифры на дисплее смотрели на Олега с немым укором. — Пять тысяч на три дня — пятнадцать. Допустим, даже двадцать. А теперь посчитай продукты на трех взрослых людей, которые, как мы помним, кушают очень хорошо. Твоя сестра одна полкурицы за раз съедает. Плюс алкоголь. Игорь водку не пьет, ему коньячок подавай, и не из дешевых. Три бутылки минимум. Плюс вода, соки, колбаса...
Жанна загибала пальцы с идеальным маникюром.
— Плюс химия, чтобы отмыть унитаз после Игоря. Плюс химчистка ковра, если Леночка снова решит, что пол — это стол. И самое главное — мои нервные клетки. Невролог нынче дорогой, Олег. Прием две тыщи, таблетки еще три. Поверь мне, мой золотой, квартира выйдет дешевле. Математика — наука точная.
Олег молчал. Он понимал, что жена права. Математически она была права абсолютно. Но была еще другая математика — эмоциональная. Родственная.
— У меня нет лишних двадцати тысяч, — наконец буркнул он, глядя в пол, разглядывая узор линолеума, который сам же и стелил. — Мы же только резину зимнюю тебе на «Тойоту» купили. И страховку продлили. Откуда я возьму?
— Значит, возьми из своей заначки, — голос Жанны стал твердым, как алмаз. — Той самой, которую ты на новую удочку и эхолот копишь. Я знаю, что она есть.
Олег дернулся, как от удара током.
— Это святое! Я полгода откладывал!
— А мой покой — это не святое? — Жанна скрестила руки на груди. — Выбирай, дорогой. Или эхолот и скандал в доме с первого по третье января, с корвалолом и моим перекошенным лицом. Или ты тратишь заначку, снимаешь им хату, и мы с тобой, как белые люди, тридцать первого в обед идем гулять в парк, а вечером я надеваю новое платье, мы едим бутерброды с икрой под «Иронию судьбы», и никто, слышишь, никто не орет: «А где пульт?!»
Олег сидел, обхватив голову руками. Он был между молотом и наковальней. С одной стороны — грозная и справедливая жена, с которой ему жить. С другой — обидчивая родня, которая потом всем теткам и дядькам расскажет, что «Олежка зажрался, родную кровь на порог не пустил».
— А если я им позвоню и скажу, что... ну... заболели мы? — с надеждой в голосе предложил он. — Скажу, грипп у нас. Или этот... ротавирус. Заразный.
— Ага, — усмехнулась Жанна. — И Света скажет: «Ой, да ладно, мы привитые, народными средствами вылечим! Я самогонки привезу с перцем, как рукой снимет!». Знаем, проходили. Когда у Виталика ветрянка была, она тоже рвалась приехать, помнишь? «Зеленкой помажем, делов-то». Нет, Олег. Врать не будем. Скажешь как есть: места мало, ремонт жалко, режим у нас. И вообще, мы старые, нам покой нужен.
— Я не старый, — обиделся Олег.
— Ты — нет. А я — старая и вредная. И я хочу встретить старость в тишине, а не в таборе. Всё, разговор окончен. Суп грей сам. Я пошла искать в интернете варианты квартир, пока ты с духом собираешься.
Жанна вышла из кухни, гордо неся свою правоту. Но внутри у нее всё дрожало. Она понимала: это война. И первый бой только что начался...
Следующие десять дней в квартире царила атмосфера, напоминающая подготовку к эвакуации или к визиту санэпидемстанции. Олег ходил тише воды, ниже травы. Его заначка, любовно собираемая по купюре в пять тысяч рублей в тайнике внутри старого системного блока, была безжалостно выпотрошена.
Квартиру искали три дня. То «бабушкин вариант» с ковром на стене, от которого у Жанны начиналась чесотка даже через экран монитора, то «люкс» с джакузи за цену крыла от «Боинга». В итоге остановились на компромиссе: двухкомнатная хрущевка в соседнем квартале. Чистенько, бедненько, зато wi-fi, микроволновка и, главное, расстояние — целых семьсот метров от подъезда Жанны. Идеальная буферная зона.
Цена вопроса — восемнадцать тысяч рублей за трое суток. Плюс залог. Олег, отдавая деньги риелтору, выглядел так, будто лично оплачивал внешний долг Либерии.
— Не стони, — напутствовала его Жанна, пересчитывая сдачу. — Считай, что ты купил себе индульгенцию.
Двадцать девятое декабря. День «Ч».
Поезд «Тамбов — Москва» прибывал в 14:30. Жанна с утра демонстративно не готовила «поляну». Никаких пирогов, от которых потом неделю пахнет дрожжами. В холодильнике стояла кастрюля вчерашнего борща и контейнеры с заготовками, обклеенные малярным скотчем с надписями: «НЕ ТРОГАТЬ! ЭТО НА НОВЫЙ ГОД!».
Олег уехал на вокзал. Жанна осталась дома держать оборону. Она надела строгую блузку, подкрасила губы и села в кресло с книгой, но буквы прыгали перед глазами. Внутри всё сжималось. Советское воспитание, вбитое в подкорку лозунгом «Гость в дом — Бог в дом», боролось с капиталистическим «Мой дом — мои правила».
Звонок домофона прозвучал как сигнал воздушной тревоги.
Жанна глубоко вздохнула, поправила прическу и пошла открывать.
Первым в прихожую ввалился запах. Смесь плацкартного вагона, жареной курицы, дешевых сигарет и сладких, удушливых духов «Красная Москва», которые Света обожала с юности. Следом появились чемоданы. Грязные колесики тут же оставили на светлой плитке жирные черные полосы.
— Ой, Жанка-а-а! — раскатистое сопрано Светы заполнило всё пространство. Она была огромна в своей новой шубе из «эко-меха», который предательски блестел на свету. — Роднулечка! Дай обниму!
Жанна оказалась в медвежьих объятиях. Колючий мех лез в нос.
— Привет, Света. С приездом, — Жанна вежливо, но твердо отстранилась.
За спиной Светы топтался Игорь — муж, похожий на нахохлившегося воробья в слишком большой дубленке. Нос у Игоря был подозрительно красным, а взгляд блуждающим. Явно начали отмечать встречу еще под Рязанью. Замыкала шествие Леночка, уткнувшаяся в телефон и даже не поднявшая головы.
— Ну, здрасьте, теть Жанн, — буркнула племянница, не вынимая наушник.
— Проходите, — скомандовала Жанна, блокируя проход в гостиную своим телом. — Только сумки на плитке оставьте. У нас ламинат не любит влагу.
— Ой, да ладно тебе, чистюля! — захохотала Света, стягивая сапоги. — Мы ж не с помойки, мы с поезда! Олежа, тащи баулы! У меня там гостинцы! Картошечка своя, огурчики, грибочки... Сало взяла! Знаю я вас, городских, жрете одну химию из супермаркета!
Олег, пыхтя, затащил чемоданы. Он выглядел как человек, который ведет переговоры с террористами и понимает, что аргументы кончились.
— Света, Игорь, Лена... — начал он, нервно теребя пуговицу на куртке. — Пойдемте на кухню, супчику поедите с дороги. А потом...
— А потом вещи разберем и отдыхать! — перебила Света, уже по-хозяйски направляясь к ванной. — Я в душ хочу, умираю просто. У вас вода горячая есть? А то в поезде духота, вонища...
— Света! — голос Жанны прозвучал как выстрел.
Золовка замерла с рукой на выключателе ванной.
— Чего?
— В душ — позже. И вещи разбирать — позже. Олег, говори.
Олег покраснел до корней волос. Он посмотрел на жену, на сестру, на свои ботинки.
— Светик... Тут такое дело... Мы с Жанной посоветовались... Короче, у нас ремонт свежий, диван новый... И места мало... В общем, вы здесь жить не будете.
Тишина. Мертвая, абсолютная тишина, в которой было слышно, как гудит холодильник «Bosch».
Света медленно повернулась. Улыбка сползла с её лица, как штукатурка со старой стены.
— В смысле «не будем»? — тихо спросила она. — А где мы будем? На вокзале?
— Я вам квартиру снял, — затараторил Олег, пытаясь спастись от гнева сестры. — Тут рядом! Пять минут пешком! Шикарная «двушка», евроремонт (он соврал и даже не покраснел), телевизор, интернет! Всё оплачено! Мы ж как лучше хотели, чтоб вам свободно было, и нам... У Жанны мигрени, ей тишина нужна...
— Мигрени? — Света прищурилась. — Ах, мигрени... То есть родная кровь тебе — головная боль? Брезгуете, значит? Зазнались в своем городе? Родную сестру, которая тебя в армию провожала, на порог не пускаешь?
— Никто вас не гонит, — ледяным тоном вмешалась Жанна. — Вас приглашают пообедать. А ночевать вы будете в комфортных условиях, где никто не будет шипеть на вас за громкий телевизор или очередь в туалет. Это забота, Света. И стоит эта забота, между прочим, восемнадцать тысяч рублей. Это подарок.
Игорь, услышав про «отдельную хату», вдруг оживился.
— Светка, да погоди ты орать. Отдельная хата? А там магазин рядом есть?
— «Красное и Белое» прямо в доме, — быстро вставил Олег.
Игорь просветлел лицом.
— Ну так и нормально! Че мы тут будем тесниться? Там сами себе хозяева! Хочешь — кури, хочешь — спи. Ленка, ты как?
— Мне пофиг, лишь бы вай-фай был, — отозвалась племянница.
Света стояла, раздувая ноздри. Ей хотелось скандала. Ей хотелось драмы, слез, упреков «ты забыл свои корни». Но перспектива жить без надзора «этой мымры» Жанны, с личным пультом от телевизора, начинала казаться заманчивой.
— Ладно, — процедила она, сверля Жанну взглядом. — Подарок так подарок. Но учтите, борщ я ваш попробую. И скажу всю правду.
Обед прошел в атмосфере холодного перемирия. Света раскритиковала борщ («жидковат, я ложку ставлю — стоит, а тут водичка»), Игорь молча уничтожил полбатона хлеба с салом, которое он всё-таки достал из сумки и нарезал прямо на столешнице, игнорируя разделочную доску. Жанна смотрела на жирные пятна на камне и мысленно считала до ста. «Они уйдут. Через час они уйдут», — повторяла она как мантру.
После обеда Олег, нагруженный сумками как ишак, повел родню на съемную квартиру.
Вернулся он через сорок минут. Усталый, но живой.
— Ну что? — спросила Жанна, уже протирая столешницу средством с запахом лимона.
— Нормально. Вроде устроились. Света, правда, сказала, что шторы там пыльные, и подушки пахнут чужими людьми. Но Игорь нашел пульт, включил НТВ и успокоился.
— Слава богу, — выдохнула Жанна. — Теперь у нас есть два дня тишины.
Тридцать первое декабря. Вечер.
Жанна накрыла стол. Не «как на свадьбу», но достойно. Оливье с отварной говядиной, а не с колбасой. Бутерброды с той самой икрой. Запеченная свинина. Красивые салфетки, свечи.
Гости явились к десяти.
Света была в блестящем платье с пайетками, которое опасно натягивалось на боках. Игорь — в свежей рубашке, но уже «тепленький». Леночка в худи и джинсах.
— Ну, с наступающим! — Света плюхнула на стол банку маринованных помидоров. — Открывай, Жанка, закусь мировая!
Жанна с ужасом посмотрела на трехлитровую банку, которая совершенно не вписывалась в сервировку с хрусталем.
— Спасибо, Света. Давай я её на кухню унесу, потом откроем, если захочется. У нас и так стол полный.
— Ой, да ладно тебе! Чё ты всё выпендриваешься? — Света сама схватила вилку и начала ковырять крышку. — Своё, домашнее! Не то что ваша колбаса резиновая.
Застолье шло по сценарию, который Жанна предвидела.
Света говорила без умолку. Она рассказывала про соседей, про свои болячки (подробно описывая симптомы гастрита, пока все ели), про то, что Пугачева уже не та, а молодежь вообще распустилась.
Игорь пил. Методично, как профессионал. После третьей рюмки он начал учить Олега жизни:
— Вот ты, Олежка, в городе живешь, а жизни не видишь! Работа-дом, дом-работа. Подкаблучником стал! Вон, жена тобой вертит как хочет. Квартиру снял... Деньги на ветер! А мог бы сестре помочь, у нас крыша на даче течет!
Олег сидел красный, ковырял вилкой салат и молчал. Жанна видела, как у него на шее надувается жилка.
— Игорь, — мягко, но с металлом в голосе сказала Жанна. — Олег не подкаблучник. Олег — заботливый муж и брат. А крышу чинить должен хозяин дачи. То есть ты. Попробуй жульен, очень вкусно.
— Жульен-шмульен... — проворчал Игорь. — Грибы в сметане. Чё тут такого?
Леночка сидела в телефоне и делала селфи с бутербродом.
— Мам, тут скучно, — заявила она в 23:30. — Я пойду на площадь, там ребята какие-то собираются.
— Сиди! — гаркнула Света. — Семья должна быть вместе! Куранты послушаем!
Пробили куранты. Выпили шампанское. Света попыталась запеть «Ой, мороз, мороз», но не попала в ноту и переключилась на критику салатов:
— В «Шубу» надо яблочко тереть. Кислинку дает. А у тебя, Жанн, пресновато. И майонеза пожалела. Сухо.
Жанна улыбалась. Она смотрела на часы. 00:30.
«Еще полчаса, — думала она. — Я выдержу еще полчаса».
В час ночи Игорь попытался положить ноги на соседний стул, тот самый, с новой обивкой.
Жанна встала. Резко.
— Дорогие гости! — объявила она громко, перекрывая телевизор. — Как же замечательно мы посидели! Но у нас с Олегом режим. Завтра рано вставать... ну, то есть, голова болит. Возраст! Так что давайте-ка, собирайтесь. Вам еще до квартиры идти, проветритесь перед сном.
— В смысле? — Света поперхнулась мандарином. — Час ночи! Детское время! Мы еще танцевать хотели!
— Танцевать — это прекрасно! — подхватила Жанна. — В съемной квартире отличный ламинат, соседей снизу нет, там магазин на первом этаже. Танцуйте хоть до утра! А мы спать. Олежек, вызывай такси, хотя тут идти пять минут, но для дорогих гостей не жалко.
— Ты нас выгоняешь? — обиженно протянул Игорь. — В новогоднюю ночь?
— Я вас отправляю в ваши роскошные апартаменты, за которые, напоминаю, уплачено, — Жанна уже подавала Свете шубу. — И возьмите с собой салаты! Вот, я вам контейнеры собрала. И оливье, и мясо, и помидоры ваши заберите, отличная закуска!
Она действовала быстро и решительно, как спецназ при зачистке. Сунула в руки ошарашенной Леночке пакет с едой, накинула дубленку на Игоря, практически вытолкала Свету в коридор.
— Ну ты, Жанка, и... стерва, — выдохнула Света уже в дверях, застегивая сапог. — Я брату пожалуюсь!
— Брат стоит рядом и мечтает лечь спать, — улыбнулась Жанна. — С Новым годом, Светочка! С новым счастьем! Ключи не потеряйте! Завтра созвонимся после обеда!
Дверь захлопнулась. Щелкнул замок. Два оборота.
Жанна прислонилась спиной к двери и закрыла глаза.
В квартире стало тихо. Только голубой огонек телевизора бормотал что-то радостное.
Олег стоял посреди гостиной с недопитым бокалом. Он посмотрел на жену, на стол, заваленный грязной посудой, на пятно от соуса на скатерти.
— Ушли? — шепотом спросил он.
— Ушли, — так же тихо ответила Жанна.
Она прошла в комнату, села на диван и взяла свой бокал.
— Ну что, Олег Петрович. Минус восемнадцать тысяч из семейного бюджета. Минус заначка на эхолот.
Олег вздохнул, сел рядом и положил голову ей на плечо.
— Знаешь, Жанн... А ведь это дешево.
— Что дешево?
— Тишина. Спокойствие. То, что Игорь сейчас не храпит у нас в спальне, а Света не учит тебя мыть посуду. Я сейчас представил, что они тут остались бы ночевать... У меня аж сердце прихватило.
Жанна рассмеялась. Она обняла мужа и посмотрела на елку.
— Вот видишь. Я же говорила. Скупой платит дважды, а умный платит риелтору. Зато посмотри: диван цел, нервы, относительно, целы, и мы одни.
Она взяла бутерброд с икрой, который так и не успела съесть.
— Давай, чокнемся за мудрость. И за то, что они уезжают второго числа. Я уже билеты проверила.
— Жанн, ты гений, — искренне сказал Олег, допивая шампанское. — Но в следующем году...
— А в следующем году, — перебила его Жанна, откусывая бутерброд, — мы с тобой уезжаем в санаторий. В Беларусь. Телефоны отключаем. И пусть хоть весь Тамбов приезжает и живет под дверью.
Они сидели в тишине, доедая остывшее мясо, и Жанна понимала: это был лучший Новый год. Потому что иногда, чтобы сохранить семью, нужно просто вовремя отселить родственников. Пусть даже ценой эхолота.