С самого утра все было как будто тише обычного. Солнце просвечивало сквозь листву, капли росы блестели на траве, и даже петух у соседей кричал как-то лениво, не по-хозяйски. Лена вышла на крыльцо босиком, потянулась, вдыхая сладкий запах теплого дерева и мокрой земли. Пушок возился где-то под малиной, периодически зарываясь в траву и чихая.
— Вот балда, — улыбнулась Лена и пошла наливать ему воды.
В доме все было на удивление спокойно. Ни Жанны, ни Василия видно не было, Катя лежала в комнате, уткнувшись в телефон, Нина Дмитриевна возилась у плиты, тихонько мурлыкая себе под нос старую песню.
— А где Семен? — спросила Лена, наливая чай.
— С утра в город, в магазин поехал. Машину утром ему друг пригнал с аэропорта, — ответила бабушка, продолжая жарить блины, — сказал, что в городе выбор продуктов больше, да и что-то там решить хотел.
Лена пила чай с блинами, наслаждаясь покоем и вкусом бабушкиной выпечки.
Летнее утро начиналось как обычно: тихо, лениво, с запахом подогретой солнцем пыли и чуть влажной травы. У калитки стоял Мишка — в драных шортах, босиком, с заплаканным лицом. Он дрожал, прижимая ладони к груди, будто мог сжать ими тревогу, которая распирала изнутри.
— Тетя Лена! — голос у него срывался, дрожал, как старый провод под ветром, — тетя Лена, там Пушок! Папа его в мешок засунул! Он сказал — на речку понесет, потому что тот меня укусил! Но он не укусил! Честно! Он просто испугался!
Лена выбежала во двор, на ходу надевая тапочки. На секунду она не поверила — ну не мог же, не мог!
— Где он?! Где Василий?! — закричала она, схватив Мишку за плечи.
— Вниз, он к речке пошел, — мальчик уже икал от плача, пряча лицо в ладонях, — он сказал, что накажет Пушка!
Лена даже не дослушала — рванула к воротам, наперерез страху. На ходу, почти не оглядываясь, крикнула:
— Бабуля, я к речке.
Она бежала, будто за ней — пожар. Земля под ногами не чувствовалась, только жаркое, густое волнение в груди. Где-то в стороне залаяла чужая собака, вспугнутая резким топотом. У самых ворот Лена чуть не врезалась в Жанну.
Та возвращалась из сельпо, с пакетом в одной руке и пластиковым стаканчиком кофе в другой. От неожиданности дернулась, кофе плеснулся через край.
— Ты чего, как угорелая?.. — начала Жанна, но Лена уже пронеслась мимо, толкнув ее плечом.
— Ваш муж щенка на реку понес, топить! — бросила Лена на бегу, — мальчик в слезах, Пушок в мешке, скажите спасибо, если не задушил по дороге. Если что-то случится, Семен сотрет Василия в порошок.
Жанна замерла, с пакетом, зажатым в руке. Она смотрела вслед Лене и медленно, как будто не сразу осознала, хмыкнула. Голос ее прозвучал негромко, но ядовито.
— Вот и правильно сделал, наконец-то. Шавка не на цепи, так и надо, одной морокой меньше будет. А то путается под ногами, еще укусит ненароком.
И спокойно пошла дальше, будто речь шла о каком-нибудь мусоре, который выбросили из дома, а не о живом существе. А Лена в это время мчалась вниз по проселочной дорожке, туда, где за перелеском протекала неширокая, но глубокая река. Щенок был ей не просто питомцем — он был частью их нового дома, символом жизни, которую они строили с Семеном, это был подарок мужа, которым она очень дорожила. Пушок встречал ее по утрам, бегал за ней по саду, ложился у ее ног, когда она вечерами шила на веранде, он всегда был рядом, когда ей было тяжело. И теперь он мог погибнуть только потому, что кому-то захотелось быть хозяином в чужом доме.
На повороте тропинки мелькнула фигура Василия. Он шел не спеша, пьяной походкой, в одной руке бутылка, в другой — этот темный скомканный мешок, из которого еле слышно доносился щенячий плач.
— Василий! — Лена закричала, остановилась, дыхания не хватало, но она кричала, — остановись! Ты в своем уме?!
Тот обернулся, моргнул тяжело, глаза его были мутными. Он даже усмехнулся.
— А что ты, хозяйка, орешь? Я тебе тут порядок навести пытаюсь! Шавка твоя бешеная, может и не привитая вовсе. За ребенка испугался, вот и решил, будет уроком. Да и что вам, одним рылом кормить меньше!
Лена шагнула вперед. Сзади уже слышалось, как бежит за ней бабушка и Катя… За ними, запыхавшись, бежали соседи, привлеченные шумом. Да и выходки Василия уже изрядно поднадоели и им. Видимо, именно сегодняшняя, побудила людей на такой акт поддержки и праведного гнева.
— Только попробуй бросить, — задыхаясь от бега, еле выговорила Лена, — только попробуй. Я тебя сама в этот мешок запихаю.
Голос у нее был низкий, металлический. Василий замер, почувствовал, что эта девчонка, которой он до сих пор пренебрегал, сейчас опасна. Она не блефовала.
— Папа, не смей, пожалуйста не надо, — плача умоляла Катя.
— Ребенка послушай, урод ты пьяный, — кинулась на него Нина Дмитриевна.
Соседи окружили Василия кольцом.
— Надо вызывать полицию, — сказал кто-то.
— Этому типу давно пора уезжать отсюда к чертовой матери, так надоел, баламутит весь поселок.
Один из мужчин, худощавый, но жилистый, с топором в руках, подошел ближе всех и, глядя прямо в глаза Василию, сказал.
— Если ты завтра здесь будешь еще, я с тобой поговорю по-мужски, без свидетелей. И не надейся, что кто-либо, кроме твоей бабы скандальной, за тебя станет.
Василий только фыркнул, но отступил. Стукнул бутылкой о дерево и пошел обратно, кинув мешок Лене под ноги. А еще через минуту щенок был спасен. Его вынули из мешка, еще живого, с зажмуренными от страха глазками и дрожащими лапами. Он визжал, тянулся к Лене, как к матери. Лена же, будто вернулась с поля боя, прижимая к груди дрожащего Пушка, шла обратно, окруженная бабушкой, Катей и парой соседей, которые все еще возмущались про Василия. Пушок прижимался к Лене, будто прилип, сердце его колотилось мелко, учащенно, как будто и вправду с минуты на минуту могло лопнуть от пережитого. Катя с опаской, но по-настоящему, с сочувствием посмотрела на него и на Лену. Потом вдруг сказала тихо, будто самой себе.
— Это все было неправильно. Мы вообще сюда зря приехали. Мамина глупая затея и жадность никогда не доводила до добра.
Лена ничего не ответила. Только выдохнула — тяжело, почти со стоном.
Семен вернулся. Подъезжая к дому, он был не в курсе, что за переполох устроил его родственник на весь поселок. И уж точно — ни про Машу, которая в это время, в его доме, ходила по комнатам босиком, в тонком кружевном халатике, перехваченном на талии. Он рассчитывал, что после вчерашнего разговора бывшая пассия ретируется.
Ее чемодан стоял в прихожей — она действительно собиралась уехать. Она даже почти поверила в мысль, что это все не ее и надо отпустить, но когда она увидела, как Семен уехал утром, а все бежали как ошалелые вслед за малохольной Ленкой — внутри вдруг вспыхнуло. Последний шанс, последний рывок. А вдруг он передумает? Она стояла у окна, увидев, как машина сворачивает с дороги, узнала ее сразу. Маша провела ладонью по волосам, встала в коридоре, край халата приоткрылся, будто случайно, и не спеша, как бы просто выходя на шум, она шагнула в гостиную…
Семен вышел из машины, прихрамывая, как и раньше — нога еще не до конца зажила. Он взял из багажника два пакета, поставил их на капот, потянулся, глядя в сторону ворот. Вдали шли Лена, бабушка, Катя и еще кто-то — вроде соседи. Семен нахмурился, показалось, или Лена держала на руках Пушка? Щенка, который обычно носился по двору как юла. Дверь не была заперта. Он толкнул ее плечом, как делал всегда, и вошел. Тишина. Странная, чужая. Пахло ванилью и каким-то парфюмом, слишком сладким, тяжелым, как будто кто-то нарочно разлил духи в воздухе. Он нахмурился и, не разуваясь, пошел вглубь, поставить продукты, да и просто понять, что происходит. На пороге кухни он остановился, прислушался, показались звуки в гостиной, и он шагнул в проем двери.
Маша стояла у окна. Спина ровная, волосы распущены, халат тонкий, белый, полупрозрачный. Она как будто ждала его, вся сцена будто бы была подготовлена, и свет из окна, и тишина, и запах духов. Семен застыл, прижавшись плечом к косяку. Не из-за восторга, скорее, из-за холодного удивления. Маша обернулась, улыбнулась несмело.
— Ты вернулся... — голос был тихим, почти шепотом, — я хотела попрощаться, правда. Я собиралась уехать сегодня, но подумала, может, стоит все-таки поговорить? Один раз, по-настоящему.
Семен молчал, только смотрел на нее, на ноги босые, на тонкий поясок халата, на то, как она чуть поежилась от его взгляда. Он шагнул в гостиную.
— Где Лена?
Маша сглотнула.
— На улице, что-то случилось с собакой, они с бабкой и Катей... к реке побежали. Я не поняла сразу...
Он кивнул, отошел к окну, посмотрел на улицу, действительно, группа людей шла обратно. Щенок на руках у Лены. Все ясно.
— Значит, ты решила дождаться, — сказал он, не поворачиваясь, — перед отъездом.
Маша сделала шаг ближе, голос дрогнул.
— Я знаю, как это выглядит, но я не враг, не хотела плохого. Просто, мы с тобой столько лет знакомы, Сем. Я думала, может все наладится, ты простишь меня, мы же любили друг друга.
Он развернулся резко. Так, что она отступила на шаг. Взгляд у него был уставший, тяжелый, но твердый.
— Любили… но ты меня предала! И сейчас решила приехать, и напомнить мне, что я любил? Ты думала, что я забуду, что у меня жена?
— Я не… — прошептала она, но он перебил.
— Ты знала, что я пропал, что она чуть с ума не сошла, что мне самому было страшно, но даже не поддержала ее, а наоборот искала плюсы и в моем исчезновении. И сейчас ты вышла сюда, в халате, зная, что она застанет нас, и будет скандал. Маша, ты что, правда не понимаешь, как это подло?
Ее лицо сначала налилось краской, потом побледнело. Он говорил негромко, но каждое слово било, как кулаком.
— Уходи, Маша. Поняла?
Она молчала. В последнюю минуту, решившись сделать отчаянный шаг к своей желаемой победе, она бросилась на шею к Семену, пытаясь осыпать его лицо поцелуями.
— Я сказал вон, пошла вон, — мужчина схватил ее за руки, уворачиваясь от поцелуев, и одновременно стараясь разжать ее руки и оттолкнуть от себя. Сильным толчком, Семен все-таки отшвырнул от себя Машу так, что та упала в кресло. Халат, и без того прозрачный, задрался, оголив при этом точенные бедра. Посреди этой сцены в гостиную, с щенком на руках вошла Лена. К счастью, она видела борьбу мужа с Машей, но все равно шок от увиденного не давал правильно оценить происходящее. Женщина выбежала в сад, прижимая к себе щенка и задыхаясь от беззвучных рыданий.
Семен стоял посреди гостиной, тяжело выдохнул, провел рукой по лицу, в голове гудело. Слишком много всего за последние дни. Слишком.
— Машка, убирайся, еще раз просить не буду, вышвырну сам, — совершенно без эмоций, почти на одном выдохе, сказал Семен.
Девушка поняла по его взгляду, что это окончательное ее поражение.
— Хорошо, ухожу. Но хоть переодеться-то я могу? — не желая сдаваться до последней минуты, спросила она нагло.
— Сделай милость.
Не понимая, что именно видела Лена и как она на самом деле отреагировала на ситуацию, Семен сел в кресло, решив дождаться окончательного ухода Маши и лишь потом разбираться дальше.
Маша вышла, взяла чемодан и, выкатив его на веранду, громко хлопнула дверью. На ступеньках стояла Нина Дмитриевна и, провожая девицу взглядом, не упустила своего шанса дать ей совет.
— Ты, деваха, ищи свое счастье, а не рушь чужое. Я сразу тебе сказала, что ждать тебе здесь нечего.
— Обойдусь как-нибудь без советов, — уходя, буркнула Маша.
Лена сидела на скамейке в саду, прижимая к груди все еще дрожащего Пушка. Сердце будто тянулось изнутри, но слезы уже высохли — осталась только усталость. Семен вышел к ней, присел рядом. Щенок на его приближение слабо вильнул хвостом. Муж обнял Лену за плечи, тихо, бережно.
— Ты все видела?
Лена кивнула.
— Видела, как ты оттолкнул. И слышала.
Семен вздохнул с облегчением. Он знал, что жена его поймет правильно.
— Прости, что она вообще здесь осталась. Я не ожидал, я думал, она уехала утром.
Внутри дома гремела посуда. Послышался голос Жанны — громкий, язвительный.
— Ну и спектакль устроили! Деревня в сборе, щенка спасаем! Может, еще ковер ему стелить будете, а нас под веник?
Семен поднялся, прошел в дом. Василий сидел на кухне с той же бутылкой, из которой пил утром, но теперь с разбитым носом — видимо, кто-то из соседей все-таки дал ему понять, где его место.
— Ну что, герой дня пришел? — хмыкнул Василий, не поднимая глаз.
— Это ты сейчас к кому обратился? — голос Семена был тихим, но в нем звенело напряжение.
— Да к тебе, к тебе. Вон твоя баба тут на меня накинулась, как на волка. Все орут, соседи твои аж в полицию собрались звонить. А я что? Щенка хотел воспитать. Чтобы не кусался.
— Ага, воспитать! Все правильно ты, Василий, сделал! — Жанна вмешалась, — ты, Семен, как будто сам не видишь — тут собака, там сопли у ребенка, Ленка твоя истерит с утра до вечера. А мы что? Мы чем помешали? Дом у тебя большой, мы не на голову сели, временно здесь пожили. Дети в город хотят, школа тут нормальная. А ты что, теперь выгонять нас вздумал?
Семен смотрел на нее таким взглядом, будто только сейчас по-настоящему увидел.
— Ты мне объясни: кто вам вообще позволил вести себя тут как у себя дома? Топить щенка — это воспитать, доводить жену мою до истерики — это помочь, кидается на меня полураздетая бывшая, а ты где? Ты ей аплодируешь.
Жанна скрестила руки на груди.
— Я тебе правду скажу: Лена тебе не пара, а Маша — девка умная, хваткая. На ее месте и дети у тебя были бы, и спокойствие в доме.
— Ты в своем уме вообще? — Семен не повысил голос, но лицо его окаменело, — ты приехала сюда как в санаторий, устроила балаган, чуть не угробили пса, чуть не развалили семью. Я больше это терпеть не буду. Уезжайте, сегодня, сейчас. Увози пьянь свою из моего дома и весь выводок. Детей жалко, что вы такие придурки.
— Ты что, выгоняешь нас? — Жанна поперхнулась, будто от пощечины.
— Именно, чтобы к вечеру вас здесь не было. Дом — мой, вы — гости, хотя и незваные, но ни ты, ни твой муж, ни даже дети, — он сжал губы, — больше здесь не живете. Точка.
Василий встал, грохнул стулом, но шатко, без решительности.
— Да плевать мы хотели! Долго терпели эту деревню! Дети! — крикнул в сторону спальни, — собираться!
— Ты еще пожалеешь! — крикнула Жанна, — ты поймешь, что ошибся! Эта твоя Лена еще покажет, кто она такая!
Семен вышел на веранду, взял теткин чемодан, швырнул его к воротам.
— Вон отсюда, и не возвращайтесь, ни на выходные, ни на праздники, ни просто так. У меня семья, а вам — пора искать новую крышу.
Когда за Жанной и Василием закрылись ворота, над участком словно повисла звенящая тишина. Та самая, настоящая — не глухая, не неловкая, а спокойная, как после бури, когда деревья стоят, отряхивая листву, а облака медленно расходятся, пропуская чистый свет.
Долго молчали. Нина Дмитриевна, словно почувствовав, что все закончилось, принесла по кружке чая, и ушла обратно в дом, не задавая вопросов.
— Прости меня, — наконец сказал Семен, почти шепотом, — за все, за Машу, за этих… гостей.
Лена качнула головой.
— Ты же ни Машу сюда не звал, ни Жанну. Люди сами себя показывают. Только… страшно стало, когда увидела ее рядом с тобой.
— Она сама… — Семен запнулся, — но я ведь сразу оттолкнул. Ты видела?
— Видела, — Лена кивнула, — иначе бы сейчас не сидела рядом.
Он улыбнулся, как-то растерянно и почти по-детски сжал ее руку.
— Не уедешь?
— Только если вместе.
Семен положил голову ей на плечо. Долго сидели так, глядя, как вечер опускается на сад мягким ковром. Где-то на кухне бабушка тихонько напевала что-то, вытирая тарелки, а в комнате Пушок, наконец, свернувшись клубком, задремал, подложив мордочку на передние лапы. Поздно вечером, уже после ужина, Лена поднялась к бабушке, та собирала свои вещи.
— Ты чего? — удивилась Лена.
— Дитя мое, надышалась я этим воздухом да вашими страстями, — слабо улыбнулась Нина Дмитриевна, — утром, я к себе. Скульптор мой меня заждался, да и вы тут уже без меня справитесь. Все, что надо было — я помогла.
Лена обняла бабушку крепко-крепко.
— Спасибо, что была со мной, без тебя я бы не вынесла это все.
— Ну-ну, — бабушка гладила ее по плечу, — а теперь вы уже семья. По-настоящему. Держитесь друг за друга. Не слушай никого — только сердце.
Когда бабушка легла спать, Лена тихо спустилась в ванную. Достала из шкафчика тест. Второй. Первый был с утра, но ей не хватило храбрости поверить сразу. Сейчас она точно знала, что готова.
Минуты ожидания были длинными, как целая вечность. Но когда на полоске проявились две четкие линии, Лена только закрыла глаза и улыбнулась. Медленно, мягко, как будто внутреннее солнце загорелось изнутри. Она вышла в комнату из ванной. Семен уже лежал на спине, положив под голову руки.
— Ты чего такая? — спросил он, привстав.
Лена молча подошла, легла рядом, уткнулась лбом в его плечо. Потом прошептала:
— Нас будет трое.
Он сначала не понял, замер, потом поднялся на локте, посмотрел ей в глаза, долго. Ничего не сказал — только обнял, так крепко, что не нужно было слов. Дом снова стал домом. Без скандалов, лишних людей, призраков прошлого.
Только они. Семья. И еще одно сердечко, которое только начинало биться в этом мире.
Утром перед отъездом бабушки, Лена шепнула ей новость.
— Ну значит, я не долго, ждите меня скоро на подмогу, — улыбнулась счастливо Нина Дмитриевна.
Попрощавшись с бабулей, Лена зашла в дом. Она знала, что совсем скоро Семену придется вернуться на вахту, но теперь, после всего пережитого, это не казалось таким страшным. Он обнял ее, как будто боялся отпустить, целовал ладони, лоб, живот, клялся, что будет осторожен, бережен, и до ее самых родов вернется домой, будет рядом и найдет себе другую работу, чтобы больше не оставлять их с малышом ни на день.
Лена опустилась на диван, закуталась в его фланелевую рубашку, оставленную на спинке кресла, и закрыла глаза. Щенок устроился у ног, тихо посапывая. В доме пахло блинами, сухими травами и чем-то родным. Где-то за окном возился Семен, чинил забор соседу. Все было так просто, по-настоящему, без лоска, но в этой простоте и была суть.
Счастье оказалось не вспышкой, не подарком, не громким словом, оно пришло незаметно — в уверенности, что тебя ждут, любят и не предадут. В осознании, что твой человек рядом, и в надежде, что теперь все будет прекрасно.
Уважаемые читатели, на канале проводится конкурс. Оставьте лайк и комментарий к прочитанному рассказу и станьте участником конкурса. Оглашение результатов конкурса в конце каждой недели. Приз - бесплатная подписка на Премиум-рассказы на месяц.
Победители конкурса.
«Секретики» канала.
Самые лучшие и обсуждаемые рассказы.