— Ты зачем себе новое платье купила? Моя сестра ждёт от нас финансовой помощи! — Голос Сергея сорвался на фальцет, когда он грубо вырвал из моих рук брендированный бумажный пакет. Картон жалобно хрустнул, словно ломаясь под тяжестью его претензий. Я поморщилась, будто этот звук прошелся по моим собственным костям.
Мы стояли в прихожей нашей квартиры — просторной «трешки» в сталинском доме с высокими потолками, о которой я мечтала с университета. Квартиры, ипотеку за которую я закрыла за два месяца до нашей свадьбы, работая на износ. На полу валялись мои туфли, небрежно скинутые после тяжелого рабочего дня, когда ноги гудели так, словно налиты свинцом. Я смотрела на мужа и впервые за пять лет брака видела не любимого мужчину с ямочками на щеках, а истеричного незнакомца с красными пятнами, расползающимися по шее, как аллергия на правду.
— Сережа, отдай пакет, — спокойно сказала я, хотя внутри всё дрожало, как натянутая струна. Я сжала кулаки, чтобы скрыть тремор. — Это платье для корпоратива. Я получила повышение. Я стала главным архитектором проекта «Зеленый квартал». Я заслужила.
— Заслужила?! — Он рассмеялся, но смех вышел злым, лающим, каким-то механическим. — А Марина заслужила жить в долгах? У нее двое детей, Лена! У нее кредит за машину! Она звонила утром, плакала в трубку полчаса. Ей нечем платить за частный детский сад для младшего. А ты... ты тратишь двадцать тысяч на тряпку! На кусок ткани!
Он вытряхнул содержимое пакета прямо на пол. Изумрудный шелк потек по ламинату, как драгоценная, но никому не нужная лужа. Ткань легла складками, отражая свет лампы. Сергей наступил на подол грязным ботинком. Он сделал это медленно, глядя мне в глаза, и провернул подошву. Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, горькая и вязкая.
Это было не просто платье. Это был символ. Последние два года я ходила в одних и тех же брюках и двух блузках, меняя их через день. Я экономила на кофе, на такси, на косметике, чтобы мы могли «встать на ноги». А Сергей... Сергей «искал перспективы».
— Марина взрослая женщина, — мой голос стал ледяным, таким, каким я разговаривала с нерадивыми подрядчиками. — И у нее есть муж. Почему Виталик не платит за детский сад? Почему он третий год «развивает стартап» по перепродаже китайских чехлов для телефонов, сидя на диване?
— Виталик ищет себя! У него временные трудности! Рынок сейчас нестабилен! — Сергей вскинул руки, словно проповедник. — Мы семья, Лена! Мы должны помогать. Кровь не водица! У нас общий бюджет!
— У нас не общий бюджет, — напомнила я, поднимая платье. На зеленом шелке остался серый, пыльный след протектора. Несмываемый. Как и этот разговор. — У нас есть счет на хозяйство, куда мы скидываемся. А это — мои личные деньги. Моя премия.
— Твои, мои... Какая разница? Ты эгоистка! Черствая сухая эгоистка! — Он пнул пустой пакет, и тот отлетел в угол, к подставке для зонтов. — Я уже пообещал Марине, что мы переведем ей пятьдесят тысяч сегодня вечером.
Я замерла. Мир вокруг на секунду качнулся. Пятьдесят тысяч. Это была ровно та сумма, которую я отложила на поездку маме в санаторий. У мамы болели суставы, она мечтала об этих грязевых ваннах полгода.
— Ты что сделал? — прошептала я.
— Пообещал. И ты переведешь. Потому что у меня сейчас на карте пусто, я всё вложил в акции, ты же знаешь. Рынок просел, надо усредняться.
Я знала про «акции». Очередная гениальная схема его друга Костика, который уже «прогорел» на майнинге и ставках на спорт. Теперь они «инвестировали» в какие-то мутные фармацевтические компании третьего эшелона. Сергей любил играть в волка с Уолл-стрит, работая при этом менеджером по продажам сантехники с зарплатой, которой хватало ровно на его же обеды и обслуживание его старого автомобиля. Основную нагрузку — коммуналку, продукты, отпуска, подарки друзьям — тянула я. Я — «ломовая лошадь», как ласково, но с грустью шутила моя мама.
— Я не переведу ей ни копейки, Сережа, — сказала я тихо, глядя ему прямо в переносицу. — Мама едет в санаторий на следующей неделе.
В квартире повисла тишина. Тягучая, плотная, как перед грозой, когда воздух наэлектризован до предела. Сергей перестал суетиться. Он подошел ко мне вплотную, нависая. Раньше я находила в этом жесте защиту, чувствовала его силу. Теперь я видела угрозу. Я видела мужчину, который привык получать своё капризами или давлением.
— Ты переведешь, — процедил он, брызгая слюной. — Иначе я устрою тебе такой скандал на этом твоем корпоративе, что тебе стыдно будет людям в глаза смотреть. Я приду туда, к твоему шефу, к этому снобу Аркадию Петровичу, и скажу всем, что ты бросила племянников голодать ради шмоток. Что ты бесплодная эгоистка, которая ненавидит детей.
Это был удар ниже пояса. Мы пытались завести ребенка три года назад. Не получилось. Врачи говорили — стресс. Сергей говорил — «значит, не судьба, давай помогать Марининым, они нам как родные».
В моей голове что-то щелкнуло. Словно перегорел главный предохранитель, который годами сдерживал раздражение от бесконечных просьб его сестры, от его неудачных инвестиций, от его вечного паразитизма.
Я молча взяла платье, ушла в спальню и закрыла дверь на замок. Руки тряслись, пока я вешала изумрудную ткань на плечики. Я села на край кровати и посмотрела на свои руки. На безымянном пальце блестело кольцо. Когда-то я думала, что оно — символ бесконечности любви. Сейчас оно казалось ошейником.
В тот вечер я перевела деньги. Не Марине. Я зашла в приложение банка и перевела все свободные средства — и «мамины» пятьдесят тысяч, и остаток зарплаты — на накопительный счет, который открыла год назад втайне от мужа. На всякий случай. Случай настал.
А Сергею, выйдя из комнаты через час, сказала: «Хорошо. Утром разберемся. Банк тупит, приложение висит».
Он тут же сдулся, успокоился, довольный своей маленькой победой. Поцеловал меня в макушку, как послушного ребенка.
— Вот и умница. Ты же у меня добрая. Просто устала.
Он пошел смотреть футбол, уверенный, что дрессировка удалась. Он открыл пиво, и звук «пшшш» показался мне самым отвратительным звуком в мире. Он не знал, что я в этот момент сидела за ноутбуком и изучала выписки по нашим счетам за последний год. Я решила копнуть глубже. Не просто за последний месяц.
Картина вырисовывалась пугающая. Мелкие транзакции, которые я пропускала мимо ушей («на бензин», «на подарок коллеге», «в долг другу до зарплаты»), складывались в огромную сумму. Но самое страшное было в деталях.
14 февраля: транзакция 15 000 рублей в ювелирном. Мне он тогда подарил одну розу и коробку конфет. А в Инстаграме Марины за то число — фото новых сережек с подписью «Побаловала себя».
8 марта: транзакция 30 000 рублей в спа-салоне. Я провела тот день с его мамой на кухне, готовя салаты. Марина пришла вечером, сияющая и отдохнувшая.
Я открыла социальные сети его сестры. «Бедная» Марина, которой нечем платить за сад, выкладывала фото из нового ресторана неделю назад. На ней были туфли, подозрительно похожие на те, что я хотела купить себе, но пожалела денег. «Спасибо любимому братику за поддержку! Семья — это главное!» — гласила подпись.
Меня накрыло холодной волной ярости. Не горячей, истеричной злостью, а холодным, расчетливым гневом архитектора, который видит, что фундамент здания прогнил, и понимает: дом надо сносить.
Я услышала, как Сергей на кухне открывает вторую банку пива.
— Ленчик! — крикнул он оттуда благодушно. — Ты там не дуйся! Я же для дела. Завтра Маринка приедет, спасибо скажет. Приготовь что-нибудь вкусное, а? Утку с яблоками, как ты умеешь. И пирог тот, с вишней. Побалуем гостей.
Утку. С яблоками. И пирог.
Я посмотрела на изуродованное платье. Потом на свой ноутбук, где в экселевской таблице красным горела сумма, которую мой муж тайком вывел из бюджета за год. Почти семьсот тысяч рублей. Цена подержанной иномарки. Цена моего здоровья. Цена доверия.
— Конечно, милый, — крикнула я в ответ, и мой голос звучал пугающе спокойно даже для меня самой. — Будет тебе утка. Будет тебе пир.
Я взяла телефон и набрала номер своей давней подруги Кати, юриста по бракоразводным процессам, акулы, которая выгрызала алименты даже у безработных художников. Было уже поздно, но Катя ответила сразу.
— Привет, — сказала я. — Помнишь, ты говорила про брачный договор, который можно оспорить, если доказать нецелевое расходование средств? И про раздел долгов? Мне нужна полная консультация. И план атаки.
— Что случилось? — голос Кати стал серьезным, деловым.
— Сергей. Он... он убил во мне жену. И разбудил кредитора.
Ночь прошла в полубреду. Я лежала с открытыми глазами и слушала храп Сергея. Он спал сном младенца, сном человека, у которого совесть чиста, потому что ее нет. Я же мысленно раскладывала свою жизнь по коробкам. Книги — в одну, одежду — в другую. Но сначала нужно было провести этот обед. Это была моя прощальная гастроль.
Утро субботы началось с обманчивого уюта. Солнце заливало кухню, запах кофе перебивал запах вчерашней ссоры. Сергей проснулся в отличном настроении, насвистывая. Он даже попытался шлепнуть меня пониже спины, когда я стояла у плиты, но я ловко увернулась, якобы чтобы достать противень.
— М-м-м, пахнет потрясающе, — протянул он, заглядывая в духовку. Там действительно запекалась утка. Жирная, румяная. Я нашпиговала ее самыми кислыми яблоками, которые нашла. — Маринка будет в восторге. Кстати, деньги перевела? Она мне уже смску кинула, что карта пустая, они в торговом центре, хотят детям зимние куртки купить.
— Банк запросил подтверждение, — солгала я, не поворачивая головы, нарезая овощи с хирургической точностью. — Сказали, крупная сумма, подозрительная активность. Служба безопасности проверяет. Разблокируют к двум часам.
— Ну ты позвони им, устрой скандал! Поторопи! — нахмурился он, наливая себе кофе. — Ей же надо... Дети мерзнут.
— Сережа, — я повернулась к нему с большим шеф-ножом в руке. Лезвие блеснуло. — Я всё решу. Не волнуйся. Иди лучше встреть сестру, она, кажется, подъехала. Я видела их машину из окна.
Звонок в дверь раздался через минуту. На пороге стояла Марина — яркая, шумная, в новой кожаной куртке. Рядом переминался с ноги на ногу ее муж Виталик, «ищущий себя» гений с вечно бегающими глазками и запахом вчерашнего перегара. Детей они, разумеется, не взяли.
— Леночка! — Марина бросилась меня обнимать, но я сделала шаг назад, и она обняла воздух, наткнувшись на мою выставленную лопатку для торта. — Ой, какая ты... хозяйственная. А мы вот с голодухи к вам! Сережка сказал, ты пир горой устроила.
— Проходите, — сухо сказала я. — Мойте руки.
Обед начался. Это был театр абсурда. Сергей разливал вино, Виталик нахваливал утку, запихивая в рот огромные куски, Марина болтала без умолку, жалуясь на тяжелую жизнь.
— Представляете, этот сад частный опять цены поднял! — вещала она, размахивая вилкой. — Совсем совести нет. А нам деваться некуда, в муниципальном контингент ужасный, там дети рабочих, они моего Петеньку плохим словам научат. А Виталику для вдохновения тишина нужна...
— Конечно, творчеству мешать нельзя, — кивнула я, медленно крутя бокал с водой. — Кстати, Марина, отличные туфли. Я заметила их в прихожей. «Маноло Бланик»? Последняя коллекция? Изумрудный атлас, как мое вчерашнее платье.
В комнате повисла тишина. Марина поперхнулась вином. Капля красного скатилась по ее подбородку. Сергей замер с рюмкой в руке, его глаза забегали.
— Ну... это реплика, — быстро нашлась она, пряча ноги под стул. — Дешевая подделка с «Садовода». Ты же знаешь, мы не можем себе позволить...
— Странно, — я достала из-под салфетки распечатанный цветной скриншот из ее Инстаграма. — А здесь ты пишешь: «Мечты сбываются! Оригинал! Из ЦУМа! Спасибо лучшему брату за сюрприз!». Дата — прошлый вторник. Чек на фото тоже виден. 85 000 рублей.
Лицо Сергея пошло красными пятнами, точь-в-точь как вчера. Виталик вдруг очень заинтересовался узором на скатерти.
— Лена, ты что, шпионишь за нами? — взвизгнула Марина, переходя в атаку. Лучшая защита — нападение, их семейная тактика. — Это подарок! Сережа имеет право делать подарки сестре! Он крестный моих детей!
— Имеет, — согласилась я. — Если делает их на свои деньги.
Я положила на стол толстую папку, которая до этого лежала на подоконнике. Шлепнула ею о стол так, что подпрыгнули тарелки.
— Что это? — спросил Сергей, и голос его дрогнул.
— Это, любимый, «Черная бухгалтерия семьи Смирновых». Я тут ночью не спала, сводила дебет с кредитом. — Я открыла папку. — Вот выписка с твоего счета. Вот даты моих переводов на «хозяйство». А вот, смотрите, какая прелесть: 15-го числа я перевожу тебе 40 тысяч на «ремонт машины», а 16-го эти 40 тысяч уходят на счет фитнес-клуба... на имя Марины.
— Ты копалась в моих вещах?! В моем телефоне?! — Сергей вскочил, опрокинув стул. — Это нарушение личных границ! Это подсудное дело!
— Нарушение границ, Сережа, — это когда ты воруешь у жены, чтобы оплачивать фитнес сестре, пока я хожу пешком, чтобы сэкономить на проезде, — я говорила тихо, но каждое слово падало, как гильотина. — Нарушение — это когда ты врешь мне, что у тебя нет денег на стоматолога, и я плачу за твою пломбу, а сам оплачиваешь кредит за айфон Виталика.
Виталик, до этого молча жевавший, попытался стать невидимым, втянув голову в плечи.
— Это в долг! — пискнул он. — Я верну! Как только стартап выстрелит...
— Да? — я достала еще один лист. — Два года, Виталик. Два года ежемесячных платежей по кредиту «Альфа-банка». Ни одного возврата. Это не долг, это содержание. Я содержу вас всех. Я — ваш спонсор.
— Да как ты смеешь попрекать нас куском хлеба! — Марина вскочила, ее лицо перекосило от злости, маска любящей золовки слетела окончательно. — Ты, бездетная карьеристка! Сухая ветка! Тебе деньги девать некуда, ты только о себе думаешь, а у нас семья! Дети! Мы родная кровь! Тебе не понять, что такое жертвовать ради близких!
— Вот именно, — я встала. Мои ноги были ватными, но стояла я прямо. — Родная кровь Сергея. Не моя. Я не подписывалась усыновлять твою семью, Марина. И твоих мужа-паразита.
— Убирайся отсюда! — вдруг заорал Сергей, указывая на дверь трясущимся пальцем. — Пошла вон из моей квартиры! Я не позволю оскорблять мою сестру в моем доме! Ты никто здесь, если не уважаешь мою семью!
Я посмотрела на него с жалостью. Смесь отвращения и жалости. Он даже не понял, что сказал. В его реальности он действительно был хозяином жизни.
— Из твоей квартиры? — переспросила я, удивленно приподняв бровь. — Сережа, ты забыл? Или притворяешься? Эта квартира куплена мной до брака. Ты здесь только прописан. И то, временно. Документы на собственность лежат в сейфе, код от которого я сменила утром.
Он осекся. Воздух вышел из него, как из проколотого шарика. Он открыл рот, закрыл, снова открыл. Осознание реальности пробивалось сквозь пелену его самомнения. Марина и Виталик переглянулись. В глазах Виталика читалась паника: кормушка закрывалась.
— Так, — сказала я, глядя на часы. — У вас есть десять минут, чтобы покинуть мой дом. У всех троих. Еду можете забрать с собой. В контейнерах. Я сегодня щедрая напоследок.
— Лена, подожди, — Сергей сменил тон на просительный, елейный. Он попытался обойти стол и взять меня за руку. — Ну погорячились, ну бывает. Мы же семья. Ну чего ты начинаешь? Давай обсудим... Я же люблю тебя. Маринка просто нервничает...
— Обсуждать будем в суде, — я отдернула руку, словно от ожога. — Я подаю на развод. И на раздел имущества. Точнее, на раздел долгов. Потому что имущества у нас совместного — только старый "Форд", а вот кредитов, которые ты набрал для «помощи» сестре — три штуки. И я докажу, что они были потрачены не на нужды семьи. Катя уже готовит иск.
— Катя? Твоя эта сучка-юристка? — прошипела Марина. — Ты пожалеешь. Мы тебя по миру пустим! Мама на тебя порчу наведет!
— Что вы меня? — я рассмеялась. Смех был освобождающим. — Осудите в семейном чате? Время пошло. Девять минут.
Они уходили шумно, как балаган. Марина кричала проклятия, называла меня жадной стервой, желала мне одинокой старости с кошками. Виталик попытался прихватить со стола начатую бутылку дорогого коньяка, но под моим взглядом поставил ее на место, чуть не уронив.
Сергей уходил последним. Он остановился в дверях, глядя на меня взглядом побитой собаки, в котором все еще теплилась надежда на манипуляцию.
— Лен, ты серьезно? Из-за платья? Мы пять лет вместе...
— Нет, Сережа. Не из-за платья. Из-за того, что ты вытер ноги не о шелк. Ты вытер ноги об меня. Ключи на тумбочку. Сейчас же.
Он с грохотом швырнул связку ключей на полку, царапая лак. Дверь захлопнулась. Я осталась одна в тихой квартире. На столе остывала почти нетронутая утка, глядя на меня пустыми глазницами яблок. Я налила себе бокал вина, того самого, которым поперхнулась Марина, и сделала большой глоток.
Я не плакала. Я чувствовала странную пустоту. Как будто мне ампутировали гангренозную конечность. Больно, но я знала — теперь я буду жить.
Телефон на столе звякнул. Сообщение от свекрови: «Лена, одумайся! Ты разрушаешь жизнь моему сыну! Бог всё видит! Верни ему деньги за все годы, что он на тебя потратил! Он лучшие годы тебе отдал!».
Я улыбнулась и заблокировала номер.
Прошло три часа. Я уже успела собрать вещи Сергея в мусорные мешки и выставить их на лестничную клетку. Я мыла пол, смывая следы их обуви, следы их присутствия.
Вдруг в дверь позвонили. Настойчиво, резко, длинными трелями. Я напряглась. Вернулись? Решили взять силой? Я сжала швабру, как оружие. Подошла к двери и посмотрела в глазок.
Там стоял не Сергей. Там стояли двое мужчин в полицейской форме. Один постарше, с папкой, другой молодой, с автоматом на плече.
— Елена Викторовна Смирнова? — спросил старший через дверь.
— Да, — ответила я, не открывая. Сердце ухнуло в пятки.
— Откройте, полиция. Нам нужно задать вам несколько вопросов касательно вашего мужа, Сергея Смирнова.
— Что случилось?
— Полчаса назад он был задержан при попытке незаконного проникновения в помещение банка и порче имущества. У него нашли вашу карту.
Я прижалась лбом к холодному металлу двери. Карта. Та самая, "общая", на которую он рассчитывал. Я заблокировала её утром, но пин-код не меняла, просто поставила лимит в ноль и заморозила операции. Он, видимо, в отчаянии решил снять деньги, пока «не началось».
Я открыла дверь.
— Проходите, — сказала я. — Мне есть что вам рассказать.
Следователь, капитан Волков, был уставшим мужчиной с серым лицом. Он сидел на моей кухне, пил мой чай и записывал показания.
— Значит, вы утверждаете, что не давали мужу разрешения пользоваться этой картой сегодня?
— Я утверждаю, что мы поссорились. Он знал, что я против траты этих денег. Утром карта исчезла из моей сумки. Я заблокировала ее через приложение, как только обнаружила пропажу.
— Он устроил дебош в отделении банка в торговом центре, — сказал Волков, не отрываясь от протокола. — Пытался снять деньги в банкомате. Операция отклонена. Он начал бить по экрану кулаком, орать, что банк украл его средства. Разбил монитор. Охранник попытался его успокоить — он полез в драку. Кричал: «Это мои деньги! Жена меня обокрала!».
— Он был пьян? — спросила я.
— Экспертиза покажет. Но запах алкоголя был сильный. Плюс, при нем нашли пакетик с... скажем так, не совсем законным веществом. Утверждает, что это друга Виталия, он просто куртку перепутал.
Я закрыла глаза. Виталик. Ну конечно.
В отделении полиции пахло табаком, потом и безысходностью. Сергея я увидела мельком — его вели по коридору в «обезьянник». Он выглядел жалко: рубашка порвана, на лице свежая ссадина, один ботинок потерян. Увидев меня, он дернулся, но конвоир удержал его.
— Лена! Леночка! — заорал он дурным голосом. — Скажи им! Скажи, что я просто хотел снять наши деньги! Это недоразумение! Я всё отдам! Лена, спаси!
Я прошла мимо, не поворачивая головы, глядя прямо перед собой. Внутри всё сжалось в ледяной комок. Часть меня, та, старая Лена, хотела броситься на помощь, нанять адвоката, всё объяснить, заплатить штраф. Ведь он мой муж. Родной человек. Был.
Но другая часть — та, что годами терпела пренебрежение и ложь — держала меня крепко. Если я сейчас сдамся, я снова окажусь в той же яме, только ещё глубже. Я буду вечно выкупать его из проблем.
Заявление о краже карты я написала. Это было жестоко. Катя по телефону сказала: «Это твой козырь. Держи его у горла, пока не вернут деньги».
Когда я вышла из отделения, на улице уже стемнело. У крыльца меня ждала Марина. Она выглядела как фурия: тушь потекла черными ручьями по щекам, волосы растрепаны, куртка расстегнута.
— Ты! Тварь! — она бросилась ко мне, замахнувшись сумочкой, но я выставила вперед руку с телефоном, на котором была включена камера и вспышка. Свет ударил ей в глаза.
— Только тронь, Марина. Здесь камеры везде. К брату в соседнюю камеру захотела? Статья «нападение», плюс соучастие в мошенничестве. Я ведь могу заявить, что вы действовали группой лиц по предварительному сговору.
Она затормозила, тяжело дыша, грудь ходила ходуном.
— Ты чудовище, — прошипела она, брызгая слюной. — Ты посадила его! Родного мужа! Из-за бумажек! Из-за тряпок!
— Он сам себя посадил, — спокойно ответила я. — Он украл карту. Он устроил погром. И наркотики — тоже я ему подкинула?
— Это Виталика... ой! — она зажала рот рукой.
— Вот именно. Виталика.
— Мы вернем всё! — зарыдала она вдруг, падая на колени прямо на грязный асфальт, в лужу. — Леночка, умоляю, забери заявление о краже! Погром мы оплатим. Только не сажай Сережу по уголовке! У него же судимость будет, его никуда на работу не возьмут! Мама этого не переживет, у нее сердце!
Я смотрела на неё сверху вниз. На ту самую женщину, которая годами жила за мой счет, презирая меня за спиной, называя «дойной коровой». Сейчас она была готова ползать в ногах.
— Продавайте машину, — сказала я холодно. — Возвращайте все 700 тысяч, которые он перевел вам за последний год. И подпишите бумагу у нотариуса, что не имеете ко мне никаких претензий, ни имущественных, ни моральных. И Сергей дает согласие на развод без моего присутствия. У вас три дня.
Я обошла её, стараясь не испачкать ботинки, и села в такси.
Следующие три дня были адом. Звонки от свекрови с проклятиями (пришлось сменить сим-карту временно). Угрозы от друзей Виталика в соцсетях. Бесконечные консультации с Катей.
Но они нашли деньги. Страх тюрьмы — великий мотиватор. Не знаю как — микрозаймы под бешеные проценты, ломбард, продажа машины Виталика за бесценок перекупам, может, свекровь продала дачу. В среду вечером на мой счет упала вся сумма. До копейки.
Я сдержала слово. Заявление о краже карты забрала, сказав следователю, что «нашла карту дома, а муж перепутал пин-код с пьяных глаз». Волков посмотрел на меня понимающе и дело закрыл. Но административка за хулиганство и хранение (доказали, что вес незначительный) осталась.
Развод прошел быстро. Сергей подписал все бумаги в СИЗО, пока ждал решения по административке. Нас развели. Квартира осталась мне, машина — тоже (я доказала, что кредит платила я со своего счета). Долги по кредитам Сергея остались Сергею.
Прошел месяц.
Я стояла перед зеркалом в полный рост, собираясь на тот самый перенесенный корпоратив. На мне было то самое изумрудное платье. Химчистка сотворила чудо — пятна не осталось. Ткань струилась по телу, как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб.
Я посмотрела на свое отражение. Женщина в зеркале выглядела иначе. Она похудела, осунулась, под глазами залегли тени. Но в глазах появился стальной блеск. Это были глаза человека, который прошел через огонь и выжил.
Я надела туфли. Новые. Те самые, которые хотела купить. Я купила их вчера с той суммы, которую мне вернули «родственнички».
Я вышла из дома, села в такси бизнес-класса. Телефон пискнул. Сообщение с незнакомого номера.
«Лен, это Сережа. Я живу у мамы в однушке, спим на раскладушках. Работу потерял. Марина с Виталиком разругались, он уехал к родителям в Саратов, оставив её с долгами. Нам всем очень плохо. Прости меня. Я был идиотом. Я не ценил того, что имел. Может, встретимся? Я всё осознал. Я всё ещё люблю тебя. Давай начнем с чистого листа?»
Я смотрела на экран. "Люблю тебя". Как легко он бросался этими словами. Раньше, месяц назад, я бы, возможно, растаяла. Пожалела бы его, глупого, несчастного. Подумала бы: «Ну, он же пострадал, он понял урок».
Но потом я вспомнила хруст пакета. Вспомнила его перекошенное злобой лицо. Вспомнила, как он наступает на подол. Вспомнила Марину, жующую мою утку и лгущую мне в глаза. Вспомнила следователя Волкова и унижение в участке.
Нет. Чистых листов не бывает. Бывают только новые тетради.
Я нажала кнопку «Заблокировать». Затем зашла в настройки и выбрала «Сменить номер».
Я убрала телефон в сумочку и посмотрела в окно. Город сиял новогодними огнями. Впереди был вечер, джаз, шампанское и коллеги, которые уважали меня за мой ум, талант и профессионализм. И, возможно, там будет Аркадий Петрович, который давно смотрел на меня с интересом, но держал дистанцию, зная, что я замужем. Теперь дистанции нет.
— Куда едем, Елена Викторовна? — спросил таксист, сверившись с приложением.
— В будущее, — улыбнулась я своему отражению в темном стекле. — Ресторан «Скай Лаунж», пожалуйста. И включите музыку погромче.
Машина мягко тронулась с места, унося меня прочь от сталинки, от воспоминаний, от прошлого. Я заплатила за этот урок высокую цену — полмиллиона нервных клеток, веру в людей и пять лет жизни. Дорого. Но свобода и самоуважение того стоили.
Шелк платья приятно холодил кожу. Я была готова сиять.
