Доброго дня, дорогие читатели!
Мы продолжаем цикл под названием "Звезда несбывшихся надежд".
Если пропустили первую часть - Жизнь до войны. Коломна. Звезда несбывшихся надежд.
Частнособственническая аномалия
Городские базары, называемые «колхозными рынками», радовали изобилием. В колхозах денег не платили - рассчитывались с колхозниками «натурой», сельхозпродуктами, доля которых определялась по количеству начисленных «трудодней». Налоги же с сельских жителей взимались наличными деньгами. За неуплату строго наказывали. Вот и несли селяне на городской базар все, что только производило свое хозяйство.
Несмотря на то, что цены рынка были в два-три раза выше, чем в государственной и кооперативной торговле, мясо, птицу, свежую рыбу и овощи горожане предпочитали покупать именно на рынках. Там товар был свежее и качественнее. Имелся выбор. Можно было поторговаться, сбить цену.
Каждое утро - очень рано, первыми поездами - из деревень в города приезжали крестьяне со своими бидонами и корзинами. Приоритет в этом торге принадлежал женщинам «в возрасте», до которых власти меньше «докапывались». Иногда женщинам помогали подростки – сыновья, внуки – которые таскали за торговками тяжелые бидоны и корзины.
Они обходили дома и дворы, предлагая на продажу молоко, сметану, творог. По договоренности те же торговцы привозили и яйца, зелень, сезонные ягоды. Несмотря на разнообразие привозимых «деревенских» товаров, этих торговцев привычно называли «молочниками». Молоко и его производные были главным их товаром, которым они торговали круглый год.
Государственная торговля в категориях – качество, цена, свежесть – конкурировать с ними не могла. Да, вообще-то и не собиралась. Этот крестьянский, «пригородный» промысел, являлся частью многолетнего уклада жизни, казавшегося совершенно естественным. Без таких «молочников» было никак невозможно обойтись. У многих городских семей особенные отношения с сельскими поставщиками завязывались на протяжении поколений. Нередко у «своих» селян горожане на лето снимали часть дома, «выезжая на дачу». Это было удобно и взаимовыгодно – крестьяне получали «живые деньги», а горожане, из тех, кто не имел возможности иметь собственный загородное пристанище, могли летом покинуть душный и пыльный город, чтобы пожить на лоне природы в «доме с прислугой», чувствуя себя едва ли не «господами старого времени».
Тема летнего житья на дачах в советской литературе и кино возникает неоднократно, и изучать её можно во всех подробностях. Перечитайте хотя бы повесть «Тимур и его команда» Гайдара – ведь приключения Жени Александровой происходят как раз в подмосковной деревне подле железнодорожной станции, где ещё «со старого времени» летом сдают дома под дачи. Из текста можно понять, что деревенские жители, пользуясь удобством своего положения, не работая в колхозе, главным образом обслуживают дачников и ездят в город торговать молоком, ягодами-грибами и прочими съестными припасами.
Именно поэтому в деревне столь остро стоит вопрос о налетах юных хулиганов на сады. Столкновение шайки Квакина с командой Тимура происходила на почве классового расслоения советского общества. «Тимуровцы» - дети дачников, горожане из состоятельных семей, приезжавшие в деревню только на лето. Сам Тимур племянник инженера автозавода, Женя дочь полковника, Коля Колокольцев внук доктора и т.п. Им просто непонятно, зачем красть, если яблоки и груши есть у всех, в своих садах? Компании Квакина - деревенские мальчишки. Яблочек из своего сада они поесть вволю не могли. Для их семей это товарная потеря. Свои яблоки берегли для продажи горожанам. Поэтому «квакинские» и шли красть в чужих садах, чтобы не только полакомиться, но и подзаработать на мороженое, пиво и папиросы, продавая «добычу» пассажирам поездов, делающих остановку на станции.
Прямо оттуда
В то самое, ставшее теперь легендарным, «довоенное время», комиссионные магазины советских городов, оказались просто завалены отличного качества вещами, вещичками и вещицами. Осенью 1939 года, «после Освободительного похода», в состав СССР были включены области Западной Украины и Белоруссии, прежде принадлежавшие Польше, а в уходившем 1940-м году страны Прибалтики, Бессарабия и Северная Буковина. Оттуда пошел поток промышленных товаров европейского качества.
До того - целое десятилетие «после сворачивания НЭП» - вещи не покупались, а «распределялись по ордерам». Не то чтобы «промтоварами» вообще не торговали… Когда было что, то продавали … Но бывало это не всегда… Чаще как раз и не было, товаров этих самых. Не наладили выпуск. Социализм строили. Индустриализировались. Приоритет отдавался отраслям «тяжелой промышленности».
При тотальном дефиците каждая тряпочка ценилась. Вывешенное во дворе для просушки стираное белью приходилось караулить, чтобы не покрали с веревки. «Промтоварами» премировали ударников труда. Одежду и обувь берегли. Носили всё до последней возможности, неоднократно ремонтируя, латая и штопая, перелицовывая, перешивая и перекрашивая. Опытные портные, сапожники, мастера по латанию калош «зашибали хорошую деньгу», реставрируя ношеную обувь и поновляя старые вещички. Казалось, их процветанию пришел конец, когда в 40-м году вдруг столько появилось всего и сразу!
Ткани лодзинских текстильных фабрик, которых не видели «до революции». Бостоновые и шевиотовые костюмчики. Пиджаки из твида. Модного кроя пальто, пошитые из английских тканей «молескин», вельветовый «рубчик» или в «селедочную косточку»! Плащи фасона «макинтош». Туфельки на каблучках! Галстучки, шляпки, сорочки. Дамские и мужские перчатки. Легкие платья, береты, жакеты и горжетки…. Наручные часы разных марок. Духи-помады, тонкое шелковое белье, чулки… Ой, да разве все упомнишь!?
Такую роскошь прежде видели разве что в «Торгсине» - системе магазинов торговли с иностранцами, где советские граждане могли приобретать товары в обмен на золотые и серебряные изделия, драгоценные камни и иные ценности, принимавшиеся у них по грабительски низким ценам. Конкуренцию «Торгсину» составлял контрабанда, но к исходу 20 годов границы перекрывались все надежнее, связываться с контрабандистами становилось все опаснее. За провоз, хранение, продажу и покупку «контрабандного товара» советские законы строго карали.
Кое-что привозили моряки и иностранные специалисты, работавшие на советских предприятиях. В Ленинграде, Одессе и портах кавказского побережья что-то оставляли «приезжие по линии интуриста». Но подобный ввоз был каплей в море. И цены были такие, что позволить себе купить «привозное оттуда» могли очень немногие. И вот теперь всё «это» приобреталось совершенно легально, через систему комиссионных магазинов. Просто можно было пойти и купить. За деньги. От такого, ей-богу, голова шла кругом! Вот оно, обещанное изобилие! Дожили до того, за что боролись!
Тогда же появились пластинки с записями песен певцов-эмигрантов Александра Вертинского и Петра Лещенко, цыганских исполнителей, с чувственными и страстными аргентинскими танго, с новыми мелодиями польских, румынских и прибалтийских джазовых оркестров.
Собственные патефоны, выпускавшиеся коломенским заводом, разместившимся в корпусах бывшей шелкоразмоточной фабрики Абега – в просторечье «Патефонкой» - приобрели уже многие, а вот пластинок не хватало. Завоз пластинок «оттуда» весьма существенно восполнил музыкальный дефицит и очень разнообразил досуг трудящихся.
И в ту самую новогоднюю ночь, о которой мы рассказываем, патефоны без дела не простаивали!
Продолжение следует...