Встреча выпускников всегда отдает легким привкусом прокисшего шампанского и несбывшихся надежд. Это особый вид мазохизма: собраться с людьми, с которыми тебя связывает только случайное соседство по партам пятнадцатилетней давности, и играть в ярмарку тщеславия.
Лена стояла у гардероба ресторана «Версаль», нервно теребя пуговицу на рукаве. Пуговица держалась на честном слове, как и вся ее уверенность в себе в этот вечер. Десять лет. Целая вечность, спрессованная в мгновение. Она смотрела на свое отражение в огромном зеркале фойе: тусклый свет скрадывал усталость под глазами, но предательски подчеркивал потертость воротника ее старой куртки. Той самой куртки, которую она купила на распродаже на третьем курсе института.
Под этой курткой, прилегая к телу, находилась оперативная кобура скрытого ношения. Лена поправила ее локтем — привычное, почти незаметное движение. Сегодня она была здесь не просто как Лена Скворцова. Она была «слушателем». Отдел экономических преступлений давно разрабатывал Вадима Корсакова, мужа ее одноклассницы, но прямых улик не было. Только косвенные. До сегодняшнего вечера.
Двери распахнулись, впуская клуб морозного воздуха. Вошла она. Виктория. Королева школьного бала и вечная заноза в Ленином сердце.
— О боже! — Вика замерла, драматично прижав руки к груди. Ее взгляд, острый, как скальпель, просканировал Лену. — Лена? Скворцова?
Лена натянула улыбку.
— Привет, Вика.
Вика подошла ближе, цокая каблуками от Christian Louboutin. Она наклонилась для воздушного поцелуя, стараясь не коснуться дешевой ткани Лениной одежды.
— Ох, Ленка, — протянула она своим фирменным гнусавым голосом. — А ты даже куртку не поменяла за десять лет. Я помню этот ужасный цвет. Сочувствую! Я бы не смогла жить в такой нищете.
— Вещи — это просто вещи, Вика, — тихо сказала Лена, передавая куртку гардеробщику.
— Ой, брось, — Вика поправила локоны. — Вещи — это статус. Мой муж, Вадим, говорит, что по одежде можно прочитать судьбу человека. Кстати, он сейчас подъедет. У него была тяжелая встреча с партнерами.
Лена мысленно отметила слово «тяжелая». В их отделе знали, что партнер Вадима, Глеб Самойлов, собирался сегодня передать документы в прокуратуру. Если встреча состоялась, то она могла закончиться чем угодно.
В банкетном зале Вика царила безраздельно. Она громко рассказывала о Мальдивах, о новом коттедже на Рублевке и о том, как уволила домработницу за пыль на плинтусе. Лена сидела с краю, наблюдая. Ее роль «серой мышки» была идеальным камуфляжем. Никто не воспринимал ее всерьез, и поэтому при ней говорили свободно.
— Скворцова, а ты чего молчишь? — вдруг переключилась на нее Вика. — Все там же, в архиве пыль глотаешь?
— Я работаю с документами, Вика. Это требует внимания.
— Ску-ко-та! — отрезала Вика. — Жизнь должна быть праздником! Вот Вадим...
Двери открылись. Вадим вошел резко, порывисто. Он был бледен, на лбу выступила испарина, несмотря на мороз. Он небрежно бросил пальто на стул и сразу потянулся к графину с коньяком.
Лена напряглась. Профессиональный взгляд за доли секунды выхватил детали, невидимые для пьяной компании: расширенные зрачки, тремор рук и... пятно. Маленькое бурое пятно на внутренней стороне белоснежной манжеты. Свежее.
— Добрый вечер, — буркнул он.
— Любимый! — Вика повисла на нем. — Я тут рассказываю, как мы...
— Вика, отстань, — грубо отпихнул он ее. — Мне нужно выпить.
Лена перехватила взгляд Вадима. В нем был животный страх. Он оглядывался на дверь, вздрагивал от звона вилок. Он был похож на загнанную крысу.
Лена незаметно достала телефон под столом. Одно короткое сообщение начальнику группы: "Объект 1 на месте. Признаки сильного стресса. Возможны следы биологического происхождения на одежде. Жду подтверждения по Объекту 2".
Ответ пришел через минуту: "Самойлов найден мертвым в офисе. Черепно-мозговая. Ориентировка на Корсакова. Группа выехала. Задерживай, если попытается уйти".
Лена спрятала телефон. Ситуация осложнялась. Задерживать вооруженного (возможно) и невменяемого мужчину в зале, полном гражданских — это риск. Нужно было выманить его. Или дождаться, пока он выйдет сам.
Но события опередили план. Вадим опрокинул еще стопку, посмотрел на часы и вдруг встал.
— Вика, мы уходим.
— Что? Мы же только начали! Я еще не заказала десерт!
— Я сказал, мы уходим! Живо! — он схватил ее за локоть так сильно, что Вика вскрикнула.
— Вадим, ты делаешь мне больно! Лена, скажи ему!
Лена встала, преграждая им путь.
— Вадим, может, не стоит садиться за руль в таком состоянии? — ее голос был спокойным, но в нем звенела сталь.
Вадим замер. Он посмотрел на Лену, и в его глазах мелькнуло узнавание. Не одноклассницы жены, а опасности.
— Прочь с дороги, — прошипел он, и его рука нырнула во внутренний карман пиджака. Лена увидела рукоять пистолета.
Она отступила на шаг, поднимая руки в примирительном жесте. Здесь нельзя. Слишком много людей.
— Хорошо, Вадим. Езжайте.
Они вышли. Как только дверь закрылась, Лена рванула в гардероб, на ходу выхватывая удостоверение.
— Куртку, быстро! — рявкнула она ошалевшему гардеробщику.
В салоне черного внедорожника пахло дорогой кожей и страхом. Вадим гнал машину, игнорируя красные светофоры. Вика вжалась в пассажирское сиденье, прижимая к себе шубу.
— Вадим, ты меня пугаешь! — ее голос срывался на истерику. — Куда мы едем? Почему ты так груб? И что это за пятно на рубашке?!
Вадим ударил кулаком по рулю.
— Заткнись! Просто заткнись, дура! Нет больше никаких «мы», нет никаких денег, ничего нет!
— Как это нет? А счета? А дом?
— Арестованы! Все будет арестовано завтра утром! Глеб хотел меня сдать. Он записал все наши разговоры. Про тендеры, про взятки... Я пришел просто поговорить, понимаешь? Просто поговорить!
Он повернулся к ней, и Вика увидела лицо безумца.
— Он начал смеяться. Сказал, что я никто. Что я сяду. Я схватил статуэтку... Тяжелая, бронзовая... Я не хотел!
Вика закрыла рот рукой, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
— Ты... ты его убил?
— А ты думала, откуда берутся твои шубы? — заорал он. — С неба падают? Я грыз глотки ради этого! А ты только и знала, что тратить! Ты соучастница, Вика. Ты жила на эти деньги.
— Я не знала! — закричала она. — Я думала, ты просто бизнесмен!
— «Просто бизнесмен», — передразнил он. — В России нет «просто бизнесменов» на моем уровне. Теперь слушай. Мы едем на дачу, забираем тайник из подвала и валим к границе. Если пикнешь или попытаешься выскочить — я тебя пристрелю. Мне уже терять нечего.
Вика замерла. Она смотрела на человека, с которым спала в одной постели пять лет, и понимала, что видит его впервые. Ее мир, уютный, розовый, пахнущий ванилью, рухнул, обнажив гнилой каркас.
В зеркале заднего вида вспыхнули синие огни.
— Черт! — Вадим вдавил газ в пол. — Нас сдали! Эта мышь, Скворцова... Я чувствовал! Она ментовка! Ты видела, как она на меня смотрела? Как опер!
Машину мотало по обледенелой трассе. Вика плакала, размазывая тушь.
— Вадим, остановись, пожалуйста... Нас убьют...
— Не нас, а меня! Тебя-то пожалеют, бедную овечку!
Впереди показался мост через овраг. Дорога была перекрыта двумя патрульными машинами. Вадим понял, что это конец, но инстинкт зверя требовал действия. Он резко выкрутил руль, пытаясь объехать заграждение по обочине. Тяжелый джип занесло. Мир перевернулся. Удар, скрежет металла, звон разбитого стекла. Машина повисла над кюветом, уткнувшись бампером в отбойник.
Тишина. Затем стон Вадима.
— Выходи... — прохрипел он, выбивая ногой заклинившую дверь.
Он вытащил Вику наружу. Холодный ветер ударил в лицо. Вокруг мигали синие огни, слепили фары. Из мегафона доносилось: «Брось оружие!».
Вадим прижал ее к себе спиной, обвив руку вокруг шеи. Дуло пистолета уперлось ей в висок. Металл был ледяным, обжигающим.
— Не подходите! — заорал он в темноту. — Я убью ее! Мне плевать!
Вика зажмурилась. «Вот так я и умру, — подумала она отстраненно. — В грязном снегу, в шубе за полмиллиона, от руки собственного мужа».
И тут она услышала голос. Спокойный, даже будничный.
— Вадим, прекращай этот цирк. Ты же бизнесмен, ты умеешь считать риски.
Из слепящего света фар вышла фигура. Лена. Она была без бронежилета, в той самой старой куртке, расстегнутой нараспашку. Руки она держала на виду, ладонями вперед.
— Не подходи, сука! — взвизгнул Вадим.
— Я одна, Вадим. Видишь? Я хочу договориться. Отпусти Вику. Она тебе мешает. С заложником ты далеко не уйдешь, снайперы уже на позициях. А если сдашься сейчас — будет явка с повинной. Аффект. Хорошие адвокаты скостят срок.
Лена шла медленно, шаг за шагом. Она смотрела Вадиму прямо в глаза, игнорируя пистолет.
— Подумай, Вадим. Убийство жены — это уже совсем другая статья. Пожизненное. Тебе оно надо? Ты же умный мужик.
Вадим дрожал. Адреналин отпускал, приходило осознание безысходности. Лена подошла почти вплотную.
— Давай пистолет мне. Аккуратно.
Секунда колебания. Вадим разжал пальцы. Пистолет упал в снег.
В то же мгновение на него набросились бойцы СОБРа. Вику отшвырнуло в сторону, она упала в сугроб.
Кто-то поднял ее. Это была Лена.
— Живая? — коротко спросила она, осматривая зрачки Вики фонариком.
— Лена... — Вика тряслась так, что зубы стучали. — Он хотел... он правда хотел...
— Знаю. Все позади. Вставай.
Лена сняла свою куртку и накинула на плечи Вики поверх изодранной шубы.
— Замерзнешь. Пошли в машину.
В отделении полиции пахло табаком, дешевым кофе и человеческим потом. Вику не отвели в кабинет начальника, ей не предложили воды. Ее посадили в допросную — серую комнату с привинченным к полу столом и зеркалом на стене.
Через час вошла Лена. Она переоделась в форменный китель, и это еще больше подчеркнуло пропасть между ними. Теперь это была не одноклассница Лена, а следователь майор Скворцова. Она села напротив, положила перед собой папку и включила диктофон.
— Корсакова Виктория Александровна. Допрос начат в 02:15.
— Лена, зачем это? — всхлипнула Вика. — Я же жертва! Он меня чуть не убил!
— Ты — свидетель. И, возможно, подозреваемая в соучастии в мошенничестве в особо крупных размерах, — жестко ответила Лена. В ее голосе не было сочувствия. — Твой муж воровал деньги из бюджета пять лет. Ты тратила эти деньги. Вопрос в том, знала ли ты источник доходов.
— Я не знала! Я думала, он строит торговые центры!
— Вика, включи мозг. Твой муж дарил тебе машины, стоимость которых превышает официальную прибыль его компании за год. Ты подписывала документы как соучредитель фирмы-прокладки «Вектор». Твоя подпись стоит на актах приемки несуществующих работ.
Вика побледнела.
— Он приносил бумаги... Говорил, это формальность. Я просто подписывала...
— «Просто подписывала». Незнание законов не освобождает от ответственности, Вика. Сейчас ты расскажешь мне всё. Каждый раз, когда он нервничал, каждый странный звонок, каждое имя, которое он называл. Если ты будешь сотрудничать, мы переквалифицируем тебя в свидетеля. Если будешь играть в «дурочку» — пойдешь прицепом.
Допрос длился четыре часа. Лена выпотрошила Вику морально. Она заставляла ее вспоминать даты поездок, встречи в ресторанах, фамилии гостей. Вика рассказывала, как Вадим передавал конверты чиновникам, называя это «подарками». Как он прятал флешки в сейфе за картиной.
К рассвету Вика была пуста. Она сидела ссутулившись, макияж был смыт слезами, дорогие ногти обломаны.
— Я могу идти? — тихо спросила она.
— Да. Подписку о невыезде оформишь у дежурного. Имущество арестовано, Вика. Карты заблокированы. Квартира, машина, дача — всё опечатано. У тебя есть где жить?
Вика покачала головой.
— Нет. Родители умерли, ты же знаешь. Подруги... я звонила Машке, пока ждала в коридоре. Она сбросила.
— Есть квартира твоей бабушки в Бирюлево. Она не входит в перечень конфиската, так как получена до брака. Ключи у тебя?
— Где-то были... В старой сумке.
Лена вздохнула. Она достала из кармана несколько купюр и положила на стол.
— Это на такси. До Бирюлево далеко. И вот еще что...
Она протянула Вике ту самую старую куртку, которая висела на спинке стула.
— Возьми. Твою шубу изъяли как вещдок, на ней следы пороха и крови. А на улице минус двадцать.
Вика взяла куртку. Ткань была грубой, пахла чужими духами и пылью. Но она была теплой.
— Спасибо, — прошептала Вика. — И... прости меня. За «нищету». Теперь я понимаю, что это такое на самом деле.
Следующие полгода стали для Вики персональным чистилищем.
Сначала был шок. Она приехала в бабушкину «однушку», где пахло старостью и лекарствами. Обои отклеивались, кран тек, а холодильник был пуст. В первую ночь она спала на голом матрасе, укрывшись Лениной курткой, потому что отопление работало еле-еле.
Потом начались суды. Вика ходила туда как на работу. Она видела Вадима в клетке — обритого, злого, постаревшего на десять лет. Он даже не смотрел на нее. Когда огласили приговор — восемь лет строгого режима — она не почувствовала ничего, кроме глухой усталости.
«Друзья» исчезли мгновенно. Светская тусовка не прощает падения. Когда Вика попыталась продать через Инстаграм свои брендовые сумки, чтобы оплатить адвоката (она все-таки наняла Вадиму защитника, совесть не позволила бросить его совсем), в комментариях полился яд. Те, кто вчера пил с ней просекко, писали: «Так тебе и надо, воровка», «Наворовала, а теперь распродает».
Деньги закончились через месяц. Вика пыталась устроиться на работу.
— Что вы умеете? — спрашивали кадровики, глядя на ее трудовую книжку, где последняя запись была «менеджер» в фирме мужа десять лет назад.
— Я... я умею организовывать мероприятия. У меня хороший вкус. Я знаю английский.
— У нас вакансия администратора в салоне эконом-класса. График 2 через 2, зарплата 40 тысяч. Мыть полы входит в обязанности.
Она согласилась. Первый месяц Вика плакала каждый вечер, стирая руки в кровь от дешевых моющих средств. Она училась жить на сумму, которую раньше оставляла за один ужин. Она узнала, что такое акция на гречку в «Пятерочке», как штопать колготки и что метро — это не страшно, а просто громко.
Но странное дело: с каждым потерянным рублем, с каждым отмытым от чужой грязи полом, из нее выходила спесь. Шелуха слетала, обнажая суть. Вика научилась слушать людей. Клиентки салона, простые женщины с района, рассказывали ей свои истории. И Вика вдруг поняла, что их жизнь, с их проблемами, детьми и маленькими радостями — настоящая. А ее прошлая жизнь была глянцевой картинкой.
Прошел год.
Раннее утро в Следственном комитете. Лена Скворцова, теперь уже подполковник, сидела над сложным делом о контрабанде антиквариата. Схема была изящной, следы уходили в высший свет, к закрытым аукционам, куда вход оперативникам был заказан. Нужен был свой человек. Тот, кто знает эти правила, эти лица, этот код.
Лена взяла телефон. Номер она знала наизусть, хотя звонила редко.
— Вика? Привет. Есть разговор. Не по телефону.
Они встретились в маленькой кофейне в центре. Вика изменилась до неузнаваемости. Никакого «боевого раскраса», волосы собраны в простой хвост, минимум косметики. На ней были джинсы и простой свитер. Но глаза... Глаза были живыми.
— Привет, товарищ подполковник, — улыбнулась Вика. — Поздравляю с повышением. Видела в новостях.
— Спасибо. Как ты?
— Жива. Работаю теперь управляющей в том же салоне. Хозяйка оценила мои организаторские способности. Даже на курсы повышения квалификации отправила.
— Рада за тебя. Вика, мне нужна помощь.
Лена положила на стол фотографии нескольких антикварных брошей.
— Ты помнишь эти вещи? Ты видела их на ком-нибудь из круга Вадима?
Вика взяла фото. Она внимательно всмотрелась.
— Эту брошь... Да. Это мадам Полонская. Жена банкира. Она хвасталась ею на благотворительном вечере год назад. Говорила, что это подарок от «тайного друга» из Минкульта. А вот это колье... Его носила любовница депутата Зимина. Лена, это закрытый клуб. Они торгуют вещами из музейных фондов?
— Мы подозреваем, что да. Но нам нужен кто-то, кто сможет зайти на следующий аукцион. У нас есть приглашение, изъятое у курьера. Но мой оперативник не пройдет фейс-контроль. Там нужно...
— Нужно уметь носить бриллианты так, будто ты в них родилась, — закончила Вика. — И знать, кто с кем спит, чтобы не ляпнуть лишнего.
Лена кивнула.
— Это опасно, Вика. Мы дадим прослушку, будем рядом. Но зайти придется одной. Ты не обязана.
Вика помолчала. Она посмотрела в окно, на серую Москву. Потом перевела взгляд на Лену.
— Знаешь, я до сих пор храню твою куртку. Она висит у меня в шкафу как напоминание. О том, что сила не в деньгах.
Она полезла в сумку.
— Я согласна. Но с одним условием.
— Каким?
— После операции ты идешь со мной на шопинг. Я не могу позволить, чтобы подполковник ходил в джинсах десятилетней давности. И никаких возражений. У меня теперь глаз наметан на качественный масс-маркет. Мы сделаем из тебя человека, Скворцова.
Лена рассмеялась.
— Договорились.
Через неделю, на закрытом приеме в особняке на Рублевке, блистала загадочная гостья. Она была в взятом напрокат вечернем платье, но держалась с таким достоинством, что никто не смел усомниться в ее статусе. Виктория Корсакова вернулась в свой мир, но теперь она была не куклой, а игроком. В ее ухе была микроскопическая петличка, а в сумочке — камера.
В фургоне прослушки, припаркованном за квартал, Лена слушала уверенный голос подруги:
— Месье Арно, какая прелесть! Это ведь Фаберже, я не ошибаюсь? Мой бывший муж, увы, не разбирался в искусстве, но я всегда знала цену настоящим вещам...
Лена улыбнулась и отдала команду группе захвата: «Всем приготовиться. Наш агент подал сигнал».
Она поплотнее закуталась в новый кашемировый шарф — подарок Вики — и проверила пистолет. Иногда жизнь делает странные петли. Те, кого мы считаем врагами, становятся спасением. А старая куртка может оказаться дороже любой соболиной шубы, если в кармане лежит рука друга.
