Часть 1. ИДЕАЛЬНЫЙ ЖЕНИХ
Запах жасмина в палисаднике смешивался со сладковатым ароматом свежего лака на деревянной арке. Завтра под этой аркой Алиса скажет «да». Спокойное, уверенное «да» Максиму. Максим был воплощением надежности: его планы не рушились, а претворялись в жизнь, его чувства не бушевали, а ровным теплым светом заполняли пространство. С ним она забыла, что такое тревога. И почти забыла, что такое безумное биение сердца.
«Почти» — это то слово, которое онемело где-то под ребром, когда она, в последний раз примеряя платье, разбила хрустальную подкову, символ будущего семейного счастья. Глупая примета. Максим лишь обнял ее и сказал: «Не волнуйся. Это просто суеверие. Я знаю отличную мастерскую, там сделают новую, из серебра. Прочную и красивую. На века». Он всегда находил практичное решение.
Но один острый, сверкающий осколок она спрятала в ладони. Не выбросила.
Именно поэтому она сейчас здесь, в маленькой ювелирной мастерской в старом дворе. Ей нужно было просто отдать осколок на образец для новой подковы. Место пахло металлом, паяльной кислотой и старым деревом. И… кипарисом. Этим странным, ни на что не похожим запахом дорогого парфюма, который она не чувствовала десять лет.
— Здравствуйте, я по поводу эскиза подковы, — тихо сказала она, чувствуя, как осколок в кармане пальто будто жжет кожу.
— Сейчас, — раздался голос из-за стойки. Голос, который прорезал время, как тот осколок — тишину предсвадебного утра.
Она подняла глаза и увидела его. Марка. Постаревшего на десять лет, с проседью у висков и усталыми морщинками у глаз, но это был он. Ее первая вселенная. Тот, кто исчез между поцелуем и утренним звонком, оставив лишь смятение и пустоту, которую она заштопывала годами.
— Алиса? — его голос дрогнул. Он выронил лупу, и та со звоном упала на стеклянную витрину.
Диалог завязался сам, рваный, прерывистый, как их дыхание.
— Марк. Я… мне нужно сделать подкову.
— Да, конечно, — он машинально взял у нее пакетик, куда она, наконец, переложила осколок. Их пальцы едва коснулись. Искра. Все та же. Глупая, разрушительная, детская искра. — Ты… выходишь замуж.
— Да, завтра.
— А я женат. Двое детей, — выпалил он, отвернувшись к верстаку. Потом резко обернулся, и в его глазах вспыхнул тот самый огонь, которого так не хватало в карих, добрых глазах Максима. — И я исчез тогда не по собственному желанию. Отец был должен очень опасным людям. Под угрозой были мать, сестра… и ты. Мне пришлось стереть себя из твоей жизни. Когда всё закончилось, я сразу позвонил. Но твоего номера уже не существовало, сменила.
Они молча смотрели друг на друга, разделенные прилавком и целой жизнью, выстроенной на руинах их прошлого.
— Идеальный жених? — наконец спросил Марк, кивнув в сторону несуществующего в комнате Максима.
— Совершенно, — выдохнула она. — Надежный. Он… не исчезает.
— Поздравляю, — произнес он, и это слово прозвучало как приговор. Он развернул лист бумаги. — Вот эскиз. Какую хочешь? Прочную, железную, усыпанную стразами. Чтобы висела и напоминала. О выборе. О правильном решении.
Он смотрел на нее не как ювелир на клиентку, а как человек, видящий самую суть.
— Но знаешь, Алиса, некоторые вещи не должны висеть вечно, как трофей. Некоторые вещи должны разбиваться. Чтобы можно было понять, что внутри. Пустота. Или огонь.
Часть 2. ОСКОЛОК ПРОШЛОГО
Весь вечер с Алисой был Максим. Добрый, предупредительный. Он показывал ей фотографии их будущего номера в отеле на Мальдивах. «Чтобы ты ни о чем не беспокоилась, любимая». Она смотрела на него и видела идеальное будущее. Будущее, в котором не будет неожиданностей. Не будет боли. Не будет этого дурацкого, дикого трепета, от которого сжимается живот и перехватывает дыхание.
Ночью она снова достала осколок. Он лежал на ладони, холодный и острый, поймавший луну. Счастье — это не прочность, подумала она. Счастье — это правда. Даже если она режет руки. Даже если она не вписывается в планы.
На рассвете, оставив на столе обручальное кольцо и записку «Прости. Я не могу носить железную подкову», она вышла из дома. В кармане ее пальто лежал один-единственный осколок.
Она шла по пустынным утренним улицам, и шелест подола свадебного платья, спрятанного под длинным пальто, был похож на звук разрываемой ткани старой жизни. Она шла к мастерской. Она знала, что это безумие. Что она ломает жизни, бросает человека, который этого не заслужил, влезает в чужую семью. Но она выбирала правду своего сердца, а не правильность сценария.
В серой утренней дымке, прислонившись к двери мастерской, стоял он. Как будто не спал всю ночь. Как будто ждал, не смея надеяться.
— Я передумала насчет новой подковы. У меня есть только осколок.
— Этого достаточно, — тихо ответил Марк, и в его глазах, усталых и бесконечно родных, вспыхнуло целое солнце. — Этого более чем достаточно.
Он распахнул дверь мастерской, в которой пахло металлом и кипарисом. Она переступила порог. Не к свободе, а к нему. К сложному, болезненному, неидеальному и единственно возможному настоящему.
Это был не выбор в пользу гарантированного счастья. Это был выбор в пользу правды. Даже если эта правда обжигала, как лед, и резала, как стекло. Она предпочла острый осколок прошлого — целой, но чужой подкове будущего.
И не жалела ни секунды.