— Лена, нам надо серьезно поговорить. Сядь, пожалуйста, — Сергей вошел в кухню, нервно теребя пуговицу на манжете своей голубой офисной рубашки. Вид у него был такой, словно он собирался признаться в государственном преступлении или, как минимум, в том, что разбил мою любимую антикварную вазу, подаренную мамой на десятилетие нашей свадьбы.
Я отложила книгу — детектив, который читала уже третью неделю, но так и не могла продвинуться дальше пятой главы — и сняла очки. За пятнадцать лет брака я научилась читать его настроение по звуку шагов в коридоре, по тому, как он вешает пальто, по звону ключей. Сегодня шаги были тяжелыми, шаркающими, с длинными паузами. Эту его походку я называла "походкой висельника" — так он ходил, когда принял неприятное решение, но панически боялся его озвучить.
На кухне пахло свежезаваренным чаем с бергамотом и лимонным пирогом, который я испекла утром. Уютный, домашний запах, который совершенно не вязался с выражением лица мужа.
— О чем, Сережа? — спросила я спокойно, хотя внутри, где-то в районе солнечного сплетения, пробежал неприятный, липкий холодок. — О разводе?
Он замер на секунду, словно наткнулся на невидимую стену. Его взгляд заметался по кухне — по новым глянцевым фасадам цвета "ваниль", которые я выбирала три месяца, по итальянской плитке на фартуке, (каждая плиточка стоила как крыло самолета!), по моим рукам, сложенным на скатерти. Потом он шумно, с присвистом выдохнул и опустился на стул напротив, не решаясь поднять на меня глаза.
— Да. О разводе. Лена, давай будем честными. Мы уже давно живем как соседи. Вежливые, но чужие люди в одной квартире. Смысл тянуть эту резину?
Я медленно кивнула, разглаживая несуществующую складку на скатерти. Это не было сюрпризом, нет. Гром не грянул среди ясного неба. Тучи сгущались давно. Последний год мы действительно существовали в параллельных вселенных, которые пересекались только у холодильника и в ванной. У него была своя жизнь — работа, бесконечные "командировки", новые друзья, имена которых я слышала лишь мельком, корпоративы, с которых он возвращался под утро, пахнущий чужим парфюмом и дымом. У меня — дом, работа в городской библиотеке, забота о нашем старом коте Барсике и жалкие попытки сохранить видимость семьи ради... а ради чего, собственно? Детей мы так и не нажили — сначала "вставали на ноги", потом "поживем для себя", а потом стало поздно и, наверное, незачем. Общих интересов не осталось: он любил шумные компании и сауны, я — тишину, книги и прогулки в парке.
— Хорошо, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал твердо и не дрожал. Я не дам ему удовольствия видеть мои слезы. — Развод так развод. Я не против, Сережа. Если так будет лучше для нас обоих — давай. Подадим заявление через Госуслуги, детей нет, делить нам особо нечего...
— Вот насчет "нечего делить", — перебил он меня, и в его голосе появились жесткие, стальные нотки, которых я раньше никогда не замечала. Или не хотела замечать за пеленой привычки. Он вдруг выпрямился, и его плечи расправились, словно он сбросил тяжелый груз. — Тут есть нюанс. Существенный нюанс.
— Какой еще нюанс? — я невольно напряглась, чувствуя подвох. — Квартира куплена в браке, ипотеку мы выплатили досрочно, общими усилиями. По закону — все пополам. Машина — на тебе, но тоже куплена в браке. Дача — мамина наследственная, слава богу, к ней ты отношения не имеешь. Вклады у нас общие, там копейки на "черный день". Что делить-то?
Сергей полез во внутренний карман своего пиджака, висевшего на спинке стула, и достал сложенный вчетверо белый лист бумаги. Он развернул его медленно, с каким-то мстительным наслаждением, разгладил широкой ладонью по клеенке стола и подвинул ко мне двумя пальцами.
— Читай. Внимательно читай.
Я взяла листок. Пальцы предательски дрогнули. Обычный лист офисной бумаги формата А4, текст напечатан на лазерном принтере, четкий, черный. Внизу — размашистая, уверенная подпись Сергея и какая-то незнакомая закорючка-подпись.
"РАСПИСКА
Я, Кузнецов Сергей Викторович, паспорт серии 45 08 номер 123456, выдан... зарегистрированный по адресу..., получил в долг у гражданина Воронова Виктора Петровича, паспорт серии 45 10 номер 654321, денежную сумму в размере 5 000 000 (пять миллионов) рублей 00 копеек сроком на три года.
Обязуюсь вернуть долг в полном объеме до 15 сентября 2024 года.
В случае просрочки возврата долга обязуюсь выплатить неустойку в размере 0,5% от суммы долга за каждый день просрочки.
Дата: 15 сентября 2021 года".
Я перечитала текст дважды. Буквы начали плясать перед глазами, сливаясь в черные линии. Пять миллионов? Пять миллионов рублей?! Откуда? Зачем?
— Это что такое? — я подняла на мужа глаза, полные непонимания и страха. — Какая расписка? Какой еще Воронов? Сережа, это шутка?
— Воронов Виктор Петрович, мой старый друг, — невозмутимо, словно заученную роль, пояснил Сергей. Он избегал прямого взгляда и смотрел куда-то поверх моей головы, на настенные часы. — Ты его не знаешь, мы вместе в армии служили сто лет назад. Потом он бизнесом занялся, поднялся хорошо, строительная фирма у него, тендеры, все дела. Серьезный человек.
— И ты занял у него пять миллионов? В сентябре 2021 года? — я почувствовала, как кровь отливает от лица, а кончики пальцев леденеют. — Зачем, Сережа? На что? Куда ты дел такие деньги?! Мы же тогда ремонт начинали, каждую копейку считали! Я зимние сапоги не покупала, в старых осенних ходила, подкладывая стельки, только чтобы на итальянскую плитку в ванную хватило!
— Вот именно! — он с силой ударил ладонью по столу, заставив меня вздрогнуть. Чашки жалобно звякнули. Теперь он изображал праведный гнев оскорбленной невинности. — Ремонт! Ты, Лена, хоть представляешь, сколько стоит такой ремонт? Ты думаешь, он на мою зарплату менеджера делался? Или на твои библиотечные гроши, которых только на кошачий корм хватает? Хороший, качественный ремонт, Леночка, стоит денег. Огромных денег! Материалы, плитка твоя итальянская, сантехника немецкая, работа бригады, мебель на заказ... А машина? Я тогда как раз "Тойоту" обновил, забыла? С "Логана" пересел на "Камри"!
Я лихорадочно, до боли в висках вспоминала 2021 год. Да, мы действительно затеяли грандиозный ремонт. Сносили стены, меняли проводку, заливали полы. Да, он поменял машину. Но...
— Ты же говорил, что получил большую годовую премию! — выкрикнула я, чувствуя, как к горлу подступает ком обиды. — Что тебе выплатили бонус за закрытие крупного проекта с "Газпромом"! Ты клялся, что мы справляемся сами! Ты даже шампанское приносил, отмечали твой успех!
— Я не врал, я берег твои нервы, — поморщился он, словно от зубной боли. — Знал же, какая ты паникерша. Начнешь ныть: "Ой, долги, ой, кабала, ой, как отдавать будем, давай поскромнее, давай линолеум вместо паркета". А я хотел, чтобы мы жили как люди! В красоте, в комфорте. Чтобы жена моя готовила на шикарной кухне, а муж ездил на нормальной представительской машине, а не на позорном корыте. Вот и занял. У друга. Без процентов, по-братски.
— И где эти деньги сейчас? — прошептала я побелевшими губами. — Прошло почти три года.
— Потрачены, Лена. Все до копейки. На семью. На наши "общие нужды". На твой комфорт. А теперь, раз уж мы разводимся, долг, как и имущество, делится пополам.
Он победно откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и посмотрел на меня с торжествующей ухмылкой.
— Согласно Статье 39 Семейного кодекса РФ, — менторским тоном, явно кого-то цитируя, продолжил он, — общие долги супругов при разделе общего имущества супругов распределяются между супругами пропорционально присужденным им долям. Если деньги были потрачены на нужды семьи, долг признается общим. Так что, дорогая моя, два с половиной миллиона — твои. Готовь кошелек.
Я смотрела на него и не узнавала. Где тот застенчивый кудрявый парень, с которым мы ели мороженое в парке Горького на первом свидании? Где заботливый муж, который носил мне чай с малиной и лимоном в постель, когда я болела гриппом? Где человек, которому я доверяла свою жизнь? Перед мной сидел расчетливый, циничный, чужой враг с пустыми глазами.
— У меня нет двух с половиной миллионов, — тихо, но отчетливо сказала я. — Ты же знаешь. У меня на счету сто тысяч, отложенные на отпуск.
— Я знаю, — он ухмыльнулся шире, и эта ухмылка сделала его лицо хищным, почти крысиным. — Прекрасно знаю. Поэтому, как благородный человек, предлагаю тебе вариант. Выход, так сказать. Мы не делим квартиру. Она целиком переходит мне. В счет погашения твоей доли долга. Рыночная стоимость сейчас — ну, миллионов семь, если повезет. Твоя половина — три с половиной. Долг с процентами — уже почти три. Короче, ты отказываешься от претензий на квартиру и машину (она все равно на меня записана), а я беру на себя выплату всего долга Воронову. Ты выходишь из брака чистой, без долгов, без проблем.
— Ты... ты хочешь выгнать меня на улицу? — до меня начал доходить весь ужас и цинизм ситуации. — Из квартиры, которую мы покупали вместе? В которую я вложила все наследство от бабушки — первоначальный взнос был мой! Это мой дом! Мои стены, мои шторы, моя душа!
— Ну почему сразу "на улицу"? — он равнодушно пожал плечами. — К маме поедешь. У нее двушка в Химках, места хватит, вы же ладите. Или снимешь что-нибудь, комнату в коммуналке. Лена, давай без истерик и драм. Цифры — вещь упрямая. Математика. Либо ты платишь 2,5 миллиона плюс проценты сейчас, либо отдаешь долю квартирой. Других вариантов нет. Подумай. Приставы — ребята жесткие. Опишут всё, счета арестуют, карты заблокируют, за границу не выпустят, с зарплаты будут 50% удерживать всю жизнь. Оно тебе надо? Подпишем соглашение у нотариуса о разделе имущества, и живи спокойно. Я даже готов дать тебе неделю на переезд.
Он поднялся, небрежно забрал расписку со стола, сложил её и спрятал обратно в карман, словно козырный туз.
— Даю тебе три дня на размышление. До пятницы. Потом подаю в суд. И поверь, суд присудит тебе выплачивать этот долг. У меня адвокат — зверь.
Он вышел из кухни, оставив меня в звенящей, оглушительной тишине. Я сидела, глядя на остывший чай в любимой кружке с котиками, и чувствовала, как рушится мой мир. Не из-за развода — бог с ним, с человеком, который стал чудовищем. А из-за подлости. Чудовищной, расчетливой, хладнокровной подлости того, с кем я делила постель и хлеб пятнадцать лет.
Он хотел уничтожить меня. Оставить нищей. Бездомной. Раздавленной. Свалить на меня несуществующий долг.
"Несуществующий?" — мелькнула робкая мысль. А вдруг?.. Вдруг он правда занимал?
Нет. Я тряхнула головой, прогоняя наваждение. Я вела домашнюю бухгалтерию. Я знала наш бюджет до копейки. Ремонт мы делали долго, мучительно, поэтапно — комната за комнатой. Машину он брал в трейд-ин с доплатой, на которую мы откладывали два года, отказывая себе в отпуске. Никаких "лишних" пяти миллионов в нашей жизни не появлялось. Не было ни дорогих шуб, ни Мальдив, ни золотых унитазов, ни бриллиантов. Пять миллионов — это огромная сумма! Их невозможно потратить незаметно!
Это ложь. Наглая, грязная, циничная ложь. Мошенничество.
Всю ночь я не спала. Ворочалась на диване в гостиной (спать с ним в одной кровати было выше моих сил), плакала в подушку, обнимая испуганного Барсика, пила валерьянку. К утру слезы высохли. Осталась только холодная, злая решимость. Я не сдамся. Я не отдам ему свой дом без боя.
На следующее утро я позвонила на работу и взяла отгул за свой счет. Ноги сами несли меня не в библиотеку, а переулок, где располагалась юридическая консультация. Но не в первую попавшуюся. Я вспомнила разговор с коллегой, Марьей Ивановной, женщиной мудрой и многоопытной.
— Леночка, если прижмет, ищи Жанну Аркадьевну Берг, — шептала она мне как-то в архиве, когда жаловалась на развод дочери. — Это не женщина, это танк в юбке. Акула. Она моего бывшего зятя так прижала, что он ей еще и спасибо сказал, лишь бы штаны оставили. Она дорогая, но она того стоит.
Я нашла визитку, которую тогда из вежливости сунула в кошелек. "Жанна Аркадьевна Берг. Адвокат по семейным и гражданским делам".
Офис Жанны Аркадьевны находился в старом особняке в историческом центре. Высокие лепные потолки, скрипучий паркет, массивные дубовые панели на стенах. В приемной пахло дорогим кофе, старой бумагой и французскими духами. Секретарь, юная девушка с идеальным маникюром, попросила подождать пару минут.
Наконец меня пригласили. Кабинет был огромным, заставленным шкафами с толстыми томами кодексов. За массивным столом красного дерева восседала она. Жанна Аркадьевна была дамой неопределенного возраста — от сорока пяти до шестидесяти, понять невозможно. Безупречная укладка "волосок к волоску", строгий серый костюм, крупная брошь на лацкане и глаза. Острые, внимательные, цепкие глаза, которые, казалось, видели все грехи человечества со времен сотворения мира и уже ничему не удивлялись.
Внимательно, не перебивая, выслушав мою сбивчивую, эмоциональную историю, приправленную всхлипываниями, она сняла свои массивные роговые очки и задумчиво постучала дужкой по накрашенным ярко-красной помадой губам.
— Классика жанра, — прокуренным, низким голосом констатировала она. — "Друг", липовая расписка, якобы "общие нужды семьи". Схема старая, как этот дом, но, увы, часто рабочая. Наши суды — инстанция формальная. Они верят бумажкам. Есть расписка — есть долг. Есть брак — есть презумпция общности долгов. Бремя доказывать, что деньги НЕ тратились на семью, лежит на нас.
— Но их не было! — воскликнула я в отчаянии. — Физически не было! Мы не покупали ничего такого, что стоило бы пять миллионов сверх нашего бюджета! Я могу чеки показать, я все храню!
— Это эмоции, милочка, — небрежно отмахнулась Жанна Аркадьевна. — В суде эмоции не работают, там работают факты и документы. Ваш муж — подлец, это понятно, но это не юридический термин. Он придет и скажет: "Деньги ушли на элитный ремонт, питание деликатесами, отдых в закрытых санаториях, дорогую одежду жене". И приведет пару подкупленных свидетелей, которые подтвердят, что вы каждый день икру ложками ели. Тот же "друг" Воронов придет и скажет, глядя в глаза судье, что лично передал пачки наличных в руки Сергею Викторовичу в вашем присутствии.
— Я этого Воронова в глаза не видела! — чуть не закричала я.
— А он скажет, что видели. Слово против слова. Но у него — документ. Расписка.
Я сжалась в кресле, чувствуя себя маленькой и раздавленной. Неужели все безнадежно? Неужели правда и справедливость — пустые звуки?
— Но есть нюансы, — вдруг усмехнулась адвокат, и в ее глазах блеснул хищный, опасный огонек. — Дьявол, как известно, кроется в мелочах. Давайте разбирать ситуацию по косточкам. Во-первых, пять миллионов — сумма немалая. Передавать ее наличкой без нотариуса, просто по рукописной расписке на клочке бумаги? Очень рискованно. Где этот господин Воронов взял такую сумму? Он олигарх? Крупный бизнесмен?
— Сергей сказал, что да. Старый армейский друг, поднялся на бизнесе, строительная фирма.
— Проверим, — Жанна Аркадьевна придвинула к себе ноутбук и начала быстро печатать длинными пальцами с безупречным маникюром. — Фамилия, имя, отчество есть? Дата рождения?
— В расписке были паспортные данные, я запомнила только имя и примерный год... Сергей сказал, они служили вместе, значит, ровесники.
— Найдем. Город у нас не такой уж большой, а база данных у меня обширная. Воронов Виктор Петрович, говорите... Сорок один - сорок два года... Ага, есть такой. Несколько штук. Будем фильтровать.
Она погрузилась в чтение с экрана, время от времени хмыкая.
— Теперь про саму расписку, Лена. Вспомните детали. Вы ее видели только вчера?
— Да.
— Бумага выглядела старой? Пожелтевшей? Или свеженькой, беленькой, хрустящей?
Я задумалась, восстанавливая образ ненавистного листка.
— Белая. Гладкая. Офисная "Снегурочка". Только сложена вчетверо, как будто в кармане носили.
— Ага, — кивнула адвокат, словно услышала именно то, что ожидала. — И чернила? Синие, черные? Бледные, выцветшие?
— Синие. Яркие такие, насыщенные. Обычная дешевая шариковая ручка.
— Интересно. Документу якобы три года. Бумага имеет свойство стареть, желтеть на краях. Чернила, особенно дешевые, имеют свойство выцветать, менять оттенок. Особенно если документ хранить не в вакууме. Но самое главное не это. Самое главное — техническая экспертиза давности составления документа.
Она сняла очки и посмотрела мне прямо в душу.
— Химия, Леночка, — это наука точная. В пасте для шариковых ручек есть растворители — фенилгликоль и другие летучие компоненты. Они испаряются с определенной скоростью. Процесс этот длится от нескольких месяцев до полутора-двух лет. Эксперт-химик, используя метод газожидкостной хроматографии, может с точностью до месяца, а иногда и до недели, сказать, когда была сделана запись. Три года назад или три дня назад.
— Вы думаете, он написал ее сейчас? — ахнула я, прикрыв рот рукой.
— Я в этом уверена на девяносто девять и девять десятых процента. Мужики, Лена, — существа ленивые и недальновидные. Они редко готовят "соломку" за три года. Идея "кинуть" жену приходит им в голову, когда развод уже стоит на пороге, когда жареный петух клюет. Или когда новая "любовь всей жизни" начинает пилить: "Милый, нам нужна квартира, выгони эту старую грымзу". У вашего "милого" есть кто-то?
— Он клялся, что нет. Что мы просто стали "чужими".
— Ну-ну, — саркастически хмыкнула Жанна Аркадьевна. — "Чужими" становятся тихо и мирно. А когда требуют пять миллионов и шантажируют выселением — тут, как правило, замешана "шерше ля фам". Либо патологическая жадность. Ладно, это лирика. План действий такой. Мы не соглашаемся ни на какие условия. Никаких нотариусов. Мы действуем жестко.
Первое: подаем на развод и раздел имущества первыми. Прямо сегодня.
Второе: когда он подаст встречный иск о разделе долга (а он подаст), мы в суде заявляем, что долг фиктивный.
Третье: мы ходатайствуем о назначении судебно-технической экспертизы давности изготовления документа.
Четвертое: мы требуем вызвать свидетеля Воронова и допросить его с пристрастием о происхождении средств.
— Экспертиза — это дорого?
— Недешево. Тысяч пятьдесят, а то и семьдесят, если в хорошем госучреждении. Но цена вопроса — ваша квартира, четыре миллиона. Вы готовы рискнуть полтинником ради спасения миллионов?
— У меня есть сто тысяч. Я готова. Я все отдам, лишь бы вывести его на чистую воду.
— Вот и умница. Уважаю бойцов. А пока суть да дело, мы по своим каналам "пробьем" этого гражданина Воронова до седьмого колена. Узнаем, что он ест, с кем спит и сколько должен государству. Если мой нюх меня не подводит, там все очень интересно.
Выходя из офиса, я чувствовала себя уже не жертвой, а солдатом перед битвой. Страх ушел, сгорел в топке гнева, уступив место холодной, расчетливой решимости. Сергей хотел войны? Он ее получит. И пленных я брать не буду.
***
Дома я вела себя тише воды, ниже травы. Применила тактику "глухой обороны". Сказала Сергею, что мне нужно время подумать, что я в глубоком шоке, что у меня давление и мигрень.
— Мне нужно все взвесить, Сережа, — сказала я слабым голосом. — Это очень серьезно.
Он, довольный произведенным эффектом, расслабился. Ходил по квартире гоголем, насвистывал, разговаривал по телефону, запираясь в ванной, — судя по интонациям, с кем-то очень приятным.
— Ну что, Ленка, надумала? — спросил он через два дня, жуя бутерброд на нашей кухне. — Время идет. Часики тикают. Проценты капают.
— Я решила, что мы будем действовать строго по закону, — ответила я, глядя ему прямо в глаза, спокойно и твердо. — Пусть суд решает, кто кому и сколько должен. Я не верю в этот долг.
Его лицо перекосило, бутерброд замер на полпути ко рту.
— Ты что, дура? — прошипел он, брызгая крошками. — Ты вообще ситуацию не отстреливаешь? Ты понимаешь, что проиграешь? В сухую проиграешь! Еще и на адвокатов потратишься, и на пошлины! Я же по-хорошему предлагаю, дура набитая!
— По-хорошему — это выгнать меня на улицу с голым задом? Нет, Сережа. Такой хоккей нам не нужен. Встретимся в суде.
Он швырнул бутерброд в раковину, да так, что колбаса прилипла к кафелю.
— Ну смотри, сама напросилась. Я тебя предупреждал. Останешься бомжихой.
Вечером он демонстративно, с шумом и гамом, собирал вещи. Хлопал дверцами шкафов, швырял одежду в чемоданы.
— Жить со стяжательницей и истеричкой мне противно! — заявил он на прощание. — Ноги моей здесь не будет, пока ты не съедешь!
Когда за ним захлопнулась дверь, я сползла по стене и разрыдалась. От облегчения. На следующий день я сменила замки.
Через неделю мне пришла повестка. Сергей, как и обещал, подал иск о расторжении брака, разделе совместно нажитого имущества и — главное — распределении общих долгов.
На первое заседание он явился при полном параде — в новом костюме, благоухающий, с адвокатом. Адвокат был под стать ему — молодой, лощеный хлыщ с бегающими глазками, явно из тех, кто берет наглостью, а не знаниями. Сергей выглядел уверенным победителем, на меня он даже не смотрел, словно я была пустым местом.
Жанна Аркадьевна была само спокойствие и монументальность. Она разложила на столе свои папки, достала дорогую ручку, надела очки и превратилась в сфинкса.
— Истец утверждает, — бодро и отрывисто бубнил молодой адвокат, — что в сентябре 2021 года его доверитель взял в долг у гражданина Воронова В.П. сумму в 5 миллионов рублей на нужды семьи. Деньги были потрачены на капитальный ремонт квартиры по адресу..., приобретение автомобиля Тойота Камри и текущие расходы семьи. В подтверждение факта займа мы прилагаем оригинал расписки.
Судья, уставшая женщина средних лет с высокой прической, взяла листок двумя пальцами, посмотрела на него на свет, потом на Сергея.
— Оригинал приобщаем. Ответчик, ваша позиция? Признаете иск?
Жанна Аркадьевна медленно, с достоинством встала.
— Уважаемый суд, мы категорически возражаем против признания данного долга общим обязательством супругов.
Во-первых, моя доверительница ничего не знала об этом займе, согласие на него не давала.
Во-вторых, семейный бюджет в тот период не пополнялся на такую сумму. Ремонт делался исключительно на текущие доходы супругов, что подтверждается выписками с зарплатных карт и чеками из строительных магазинов, которые мы приобщаем к делу. Обратите внимание, ваша честь, даты чеков разбросаны на полгода, суммы небольшие — 20, 30, 50 тысяч рублей. Это говорит о постепенном, а не единовременном вложении средств. Если бы у них было 5 миллионов сразу, они бы наняли фирму "под ключ" и улетели на Бали, а не жили бы полгода в пыли и штукатурке.
— Это ничего не доказывает! — тут же вскочил адвокат мужа. — Деньги лежали налом дома, в сейфе! Тратились по мере необходимости! Мой клиент хозяйственный, он не транжирил!
— Допустим, — кивнула Жанна Аркадьевна с легкой улыбкой. — Но есть и "в-третьих". Мы сомневаемся в самом факте существования этого займа. Мы ставим под сомнение не только передачу денег, но и дату составления документа. Истец утверждает, что деньги передал Воронов Виктор Петрович. Мы сделали адвокатский запрос и провели собственное небольшое расследование...
Она достала из синей папки документ с печатями.
— ...и выяснили интересные факты. Гражданин Воронов В.П., которого истец называет успешным бизнесменом, в период с 2020 по 2022 год официально нигде не работал. Он состоял на учете в центре занятости населения как безработный и получал пособие. Справку из ПФР и ЦЗН приобщаем. Более того, — голос Жанны стал жестче, — в отношении гражданина Воронова в 2021 году, именно тогда, когда он якобы одолжил 5 миллионов, было возбуждено три исполнительных производства по взысканию долгов по микрозаймам на общую сумму 300 тысяч рублей. Они были закрыты только в 2023 году по статье 46 — в связи с невозможностью взыскания, то есть у должника отсутствовало имущество и доходы.
В зале повисла звенящая тишина. Сергей покраснел до корней волос и начал яростно шептаться со своим адвокатом. Судья подняла брови и с интересом посмотрела на истца.
— Возникает резонный вопрос, ваша честь, — продолжала добивать Жанна Аркадьевна. — Как человек, который не мог отдать 300 тысяч приставам и числился нищим безработным, мог одолжить другу 5 миллионов наличными? Откуда дровишки?
— Возможно, у него были неофициальные доходы! — нашелся молодой адвокат, хотя голос его звучал уже не так уверенно. — Накопления! Бабушкино наследство! Клад нашел! Это не запрещено законом! Мы не обязаны отчитываться за доходы кредитора!
— Безусловно, — согласилась Жанна Аркадьевна. — Именно поэтому мы ходатайствуем о вызове свидетеля Воронова В.П. в суд. Пусть он под присягой, предупрежденный об ответственности за ложные показания, расскажет суду и прокуратуре об источнике происхождения этих средств. И... — она сделала эффектную паузу, обведя взглядом зал, — мы заявляем главное ходатайство. О назначении судебно-технической экспертизы давности изготовления документа — расписки от 15.09.2021 года.
При этих словах Сергей дернулся всем телом, как от удара током. Ручка в его руках хрустнула и сломалась пополам.
— Мы, сторона ответчика, утверждаем, — продолжала Жанна Аркадьевна, чеканя каждое слово, как приговор, — что данный документ был сфабрикован недавно, не ранее одного-двух месяцев назад, специально для этого бракоразводного процесса, с целью создания фиктивной задолженности и незаконного отчуждения доли моей подзащитной в общей квартире.
— Возражаю! — визгливо крикнул молодой адвокат, вскакивая с места. — Это затягивание процесса! Это злоупотребление правом! Расписка подлинная! Мой доверитель честный человек! Экспертиза разрушает документ, вырезки портят вид!
— Если расписка подлинная, вам нечего бояться экспертизы, — холодно заметила судья, глядя на истца поверх очков. — Современные методики щадящие, документ останется читаемым. Истец, встаньте. Вы подтверждаете, что расписка была написана и подписана именно 15 сентября 2021 года?
Сергей медленно, неохотно встал. Вид у него был жалкий. Краска на лице сменилась землистой бледностью, на лбу выступила испарина. Он бегал глазами, ища поддержки у своего адвоката, но тот уткнулся в бумаги.
— Да... конечно. В 2021-м. Сразу, как деньги взял. Мы сидели в кафе, я написал...
— Суд предупреждает вас, — перебила судья ледяным тоном, — что в случае, если экспертиза покажет иное, ваши действия могут быть квалифицированы как фальсификация доказательств по гражданскому делу, статья 303 УК РФ. А также покушение на мошенничество в особо крупном размере. Это реальный срок, господин Кузнецов. Вы настаиваете?
В зале было слышно, как жужжит муха. Сергей сглотнул, кадык дернулся.
— Я... я подтверждаю.
— Прекрасно. Ходатайство об экспертизе удовлетворяется. Расписка изымается и передается в Центр судебных экспертиз при Минюсте. Оплату экспертизы возлагаем на сторону, заявившую ходатайство, то есть на ответчика, с последующим возмещением проигравшей стороной судебных расходов.
— Мы оплатим, — твердо сказала я, глядя мужу прямо в глаза. — Сколько нужно.
Сергей рухнул на стул. Он понимал: ловушка захлопнулась.
После заседания он попытался перехватить меня в коридоре суда.
— Лен, подожди! Постой! Давай поговорим без этих... церберов!
Жанна Аркадьевна мгновенно встала между нами, закрывая меня собой, как броня.
— Все разговоры только через представителя. Соблюдайте процессуальную этику, коллега, — бросила она его адвокату.
— Ленка, ты не понимаешь! — зашипел он, пытаясь заглянуть мне в лицо через ее плечо. В его глазах я видела страх. Животный стах. — Ты меня в тюрьму загнать хочешь? За бумажку? Ты понимаешь, что делаешь?
— Ты сам себя загнал, Сережа, — спокойно ответила я, чувствуя удивительное равнодушие. — Когда решил, что я круглая дура, которую можно выкинуть на помойку, как старые тапочки, и отобрать дом.
— Да это была идея Витьки! — вдруг выпалил он, срываясь на визг. — Это Воронов придумал! Сказал: "Прокатит, бабы в судах теряются, испугается долга, подпишет мировую, отдаст хату". Я не хотел... Я просто хотел квартиру себе, я же мужик, мне нужнее!
— Не хотел, но сделал. Прощай, Сережа. Жди результатов экспертизы.
Экспертиза длилась мучительно долгий месяц. Но этот месяц был самым спокойным в моей жизни за последние годы. Я знала, что права. Я знала, что победю... нет, одержу победу! Я жила одна, с котом, и наслаждалась свободой.
Результат пришел разгромный.
В заключении эксперта черным по белому было написано:
"Время выполнения рукописного текста расписки и подписей от имени Кузнецова С.В. и Воронова В.П. не соответствует указанной дате '15 сентября 2021 года'. В штрихах записей содержится значительное количество летучих растворителей, что свидетельствует о том, что записи выполнены в период не ранее трех-четырех месяцев до момента проведения исследования. Вероятный период создания документа — февраль-март 2024 года".
То есть, расписку они накатали на кухне аккурат перед тем, как Сергей объявил мне о разводе. Подготовились, мерзавцы.
На финальное заседание Сергей не явился. Струсил. Прислал адвоката, который с кислым, обреченным видом встал и заявил:
— Доверитель признает, что расписка была... э-э... восстановлена взамен утерянной. Оригинал был утерян при переезде, и они с другом решили переписать ее по памяти, но ошибочно поставили старую дату. Злого умысла не было. Но, учитывая обстоятельства, истец отказывается от требования о разделе долга.
Это был жалкий лепет, попытка сохранить лицо при плохой игре. Судья смотрела на адвоката с нескрываемым презрением и брезгливостью.
— Ну, раз "восстановлена", значит, оригинала нет? А раз нет оригинала — нет и долга, — резюмировала она. — Но у нас есть свидетель, который явился. Пригласите гражданина Воронова.
В зал вошел тот самый "успешный бизнесмен". В дверях появился помятый, небритый мужичок в потертых джинсах, растянутом свитере и с бегающими глазками мелкого жулика. Он нервно теребил в руках кепку.
— Свидетель, представьтесь. Вы предупреждены об уголовной ответственности? — строго спросила судья.
— Да, ваша честь... Воронов Виктор Петрович я... Но я это... Я хотел заявление сделать. Сразу.
— Слушаем.
— Я денег Сереге, то есть Сергею Викторовичу, не давал. Ну, то есть... — он запнулся, увидев адвоката Жанны Аркадьевны, которая смотрела на него так, словно прицеливалась из снайперской винтовки. — Не давал я пять миллионов. Откуда у меня? Я тогда сам на мели был, у матери пенсию стрелял. Серега пришел, говорит: подпиши бумажку, надо жену припугнуть при разводе, чтоб квартиру не оттяпала. Сказал, в суд это не пойдет, только ей показать, чтоб испугалась. А оно вон как обернулось... Экспертизы, уголовка... Я сидеть не хочу! Я не при делах! Я заявление написал, что отказываюсь от прежних показаний!
Он вытащил из кармана мятый листок бумаги и протянул секретарю.
В зале повисла мертвая тишина, которую нарушил только скрип ручки судьи, делающей пометки. "Бизнесмен" Воронов вытер пот со лба рукавом свитера.
**Итог суда был закономерен и разгромен для "заговорщиков".**
1. Долг в размере 5 миллионов рублей суд признал фиктивным (несуществующим) и отказал в его разделе.
2. Квартиру, машину и денежные средства на счетах разделили строго пополам между супругами.
3. С Сергея взыскали все мои судебные расходы: 70 тысяч за экспертизу и 100 тысяч за услуги представителя.
4. Но самое сладкое было в конце. Судья вынесла частное определение и направила материалы дела, включая результаты экспертизы и протокол допроса Воронова, в Следственный комитет и прокуратуру для решения вопроса о возбуждении уголовного дела по факту покушения на мошенничество и фальсификации доказательств.
Мы вышли на крыльцо суда. Был яркий, солнечный апрельский день. Снег почти сошел, в воздухе пахло мокрой землей и весной. Я вдохнула полной грудью. Воздух свободы.
— Ну что, Леночка, — Жанна Аркадьевна закурила тонкую дамскую сигарету и выпустила струю дыма в голубое небо. — Поздравляю. Чистая победа. Нокаут. Что будете делать с квартирой?
— Продам, — ответила я легко, не задумываясь. — Жить там я больше не смогу, стены "фонят" предательством. Продам свою долю. Или, учитывая обстоятельства, предложу ему выкупить по рыночной цене. Пусть берет ипотеку, кредит, продает почку — мне все равно. А я куплю себе уютную студию с большим балконом. И начну новую жизнь. Без вранья.
— Правильное взрослое решение. А мужа бывшего... не жалко? Светит ему, конечно, условка скорее всего — первый раз, признание смягчит... Но судимость — пятно на всю жизнь. С работы нормальной попрут, с кредитами будут проблемы. Карьере точно конец.
Я на секунду задумалась. Вспомнила его хищную, самодовольную ухмылку на кухне: "Поедешь к маме, места хватит". Вспомнила, как он с наслаждением планировал уничтожить меня, растоптать, оставить без крыши над головой. Как называл меня "стяжательницей".
— Нет, Жанна Аркадьевна. Не жалко. Ни капельки. Он свой выбор сделал, когда решил подделать подпись и обмануть близкого человека. Бумеранг — штука такая, всегда возвращается.
Вечером я сидела в нашей — пока еще нашей — кухне, собирая коробки. Барсик мурлыкал у меня на коленях, помогая "упаковывать" вещи своей шерстью. Телефон на столе пискнул. Сообщение. От Сергея.
"Лен, забери заявление из прокуратуры. Умоляю. Мне конец, если дело возбудят. Работу потеряю, мать с сердцем сляжет. Я все отдам. Машину тебе оставлю целиком. Откажусь от доли в квартире в твою пользу. Только не губи. Мы же родные люди".
Я посмотрела на экран. "Не губи". "Родные люди".
А кто кого хотел погубить месяц назад? Кто считал меня слабой, глупой, беззащитной пешкой? Кто был готов отправить "родного человека" в коммуналку ради жадности?
Я усмехнулась, нажала "Удалить" и заблокировала номер. Жалость к палачу — это предательство жертвы. А я больше не жертва.
Я налила себе бокал красного вина и подошла к окну. Внизу шумел вечерний город, горели огни. Впереди была новая жизнь. Сложная, возможно, непростая, но моя. Честная. И я знала точно: я справлюсь. У меня теперь есть опыт, броня и телефон Жанны Аркадьевны в избранном.
**КОНЕЦ**