— Да как ты можешь ходить по салонам красоты, когда моя мать по уши в долгах?! — голос Андрея сорвался на фальцет, неприятно ударив по барабанным перепонкам. Звук отразился от голых стен прихожей, усиливая ощущение пустоты, которое поселилось в их доме в последние полгода.
Марина застыла, все еще держа руку на холодной металлической ручке входной двери. Запах дорогого лака для волос, кофейного скраба и антисептика, который она принесла с собой из "Элизиума", казалось, мгновенно испарился. Его вытеснил другой запах — затхлый аромат старой обиды и валерьянки, вечно витавший в их квартире. Она медленно сняла туфли, стараясь не смотреть на мужа.
Андрей стоял посреди гостиной, сжимая в руке смартфон так, словно хотел раздавить его в крошку. Экран светился холодным голубым светом, высвечивая искаженное гневом лицо. Очередное уведомление из банка. Или, скорее всего, сообщение от неё — Галины Петровны.
— Я спрашиваю, Марина! — он шагнул к ней, его тень упала на её лицо. — Ты хоть понимаешь, что мы на грани? Маме звонили коллекторы. Опять. Они угрожали приехать к ней домой. У пожилой женщины давление двести на сто! А ты... ты приходишь с новой укладкой и маникюром, который стоит как половина её пенсии. Где твоя совесть? Где та женщина, на которой я женился?
Марина аккуратно повесила пальто, разгладив невидимую складку на плече. Ее спокойствие было не защитной реакцией, а тщательно выстроенной крепостной стеной. За семь лет брака она выучила одно важное правило: эмоции Андрея — это лесной пожар. Если подуть на него оправданиями или ответной агрессией, он разгорится и сожжет всё вокруг.
— Это был подарочный сертификат, Андрей, — тихо сказала она, проходя мимо него на кухню. — Мне подарили его на работе еще в прошлом месяце на юбилей фирмы. Я не тратила деньги из семейного бюджета.
— Сертификат... — он фыркнул, следуя за ней по пятам, как раненое животное. — Вечно у тебя какие-то отговорки. То сертификат, то подруга угостила, то "акция для постоянных клиентов". Ты думаешь, я идиот? Я вижу выписки, Марина. Я вижу, как ты прячешь телефон, когда я вхожу в комнату.
Марина замерла с чайником в руке. Вода плеснула на столешницу. Он заметил. Конечно, он заметил, что она прячет телефон. Но он, в своей слепой любви к матери и паранойе, сделал самый простой вывод.
— Ты думаешь, у меня кто-то есть? — спросила она, повернувшись к нему.
Андрей отвел взгляд. Его плечи поникли. Гнев уступил место жалкой, липкой неуверенности.
— А что я должен думать? Ты пропадаешь по вечерам. Ты ходишь "в салоны", но возвращаешься напряженная, как струна. Мы не спали вместе уже два месяца. И эти деньги... Мы отдаем маме почти всё, но тебе на всё хватает. Откуда, Марина?
Это был идеальный момент, чтобы сказать правду. Сказать, что она не покупает дорогие кремы. Что она копит каждый рубль, подрабатывая переводами по ночам, пока он спит. Что "салон" — это единственное место в городе, где можно встретиться с частным детективом, не вызвав подозрений, потому что Елена, детектив, принимает клиентов в задней комнате парикмахерской своей сестры.
Но сказать правду сейчас значило разрушить всё расследование. У неё не было на руках главного козыря.
— Я не изменяю тебе, Андрей, — твердо сказала она. — И я не ворую деньги из семьи. А твоя мать... Сколько на этот раз?
Андрей тяжело опустился на стул, закрыв лицо руками.
— Сто пятьдесят тысяч. Срочно. До конца недели. Иначе начнут процедуру банкротства и опишут дачу. Ту самую, которую отец строил своими руками. Мама плакала в трубку, Марина. Она сказала, что не переживет этого позора.
Марина отвернулась к окну. За стеклом падал мокрый снег, превращая город в серую кашу. "Отец строил". Еще одна ложь в фундаменте их брака. Дачу строили наемные рабочие, а свекр Андрея, покойный Петр Иванович, в то время, по слухам, уже спивался от "счастливой" семейной жизни.
— У нас есть деньги, — сказала она безжизненным голосом, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли за мужа. — Возьми из накоплений. Те двести тысяч, что мы отложили на ремонт коробки передач.
Андрей поднял голову. В его глазах блеснула надежда, смешанная с виной. Эта смесь вызывала у Марины тошноту.
— Мариш... Ты серьезно? Но как же твоя машина? Ты же не сможешь ездить...
— Я поезжу на автобусе. Переведи ей деньги.
Он подскочил к ней, попытался обнять, прижаться щекой к её волосам, пахнущим "салоном".
— Спасибо. Ты лучшая. Я обещаю, это в последний раз. Как только Виталик найдет работу...
Марина высвободилась из его объятий, сославшись на усталость. Она не могла переносить его прикосновения сейчас, когда знала, какой чудовищный обман стоит за этими "последними разами".
Зайдя в ванную и включив воду, чтобы заглушить звуки, она достала из потайного кармашка сумочки диктофон. Нажала на кнопку воспроизведения. Сквозь шум воды пробился голос Галины Петровны, записанный сегодня днем.
"Послушай меня, дрянь. Если ты не прекратишь копать под меня, я устрою так, что Андрей сам выгонит тебя. Я скажу ему, что ребенок, которого ты потеряла в семнадцать лет, был не от "ошибки молодости", а от наркомана. Я придумаю такую грязь, что ты никогда не отмоешься. Неси деньги, Марина. И молчи".
Марина посмотрела на свое отражение. Красивая укладка, идеальный макияж. Маска. Под ней — женщина, загнанная в угол, но готовая укусить.
— Завтра, — прошептала она своему отражению. — Завтра всё закончится.
Следующий день начался с того, что Андрей уехал на работу раньше обычного, даже не поцеловав её на прощание. Он снова был в приподнятом настроении — "проблема решена", мать спасена. Марина же взяла отгул.
В 10 утра она уже сидела в неприметном "Ford Focus" Елены, припаркованном на окраине города, у высокого забора из красного кирпича. Поверх забора вилась колючая проволока.
— Это "Святая София", — сказала Елена, женщина с цепким взглядом и вечно дымящейся тонкой сигаретой. Она протянула Марине папку. — Частная психиатрическая клиника закрытого типа. Очень дорогая. Очень дискретная. Сюда кладут тех, о ком родственники хотят забыть, но при этом сохранить лицо.
Марина с ужасом смотрела на зарешеченные окна старинного особняка.
— И она платит за это?
— Двести тысяч в месяц, Марина. Плюс "дополнительные расходы" на особый уход и молчание персонала. Твоя свекровь — золотая жила для главврача. Никаких коллекторов не существует. Все те звонки, которые слышал Андрей — это спектакль. Актёры по найму или просто её подруги с измененным голосом.
Марина открыла папку. Фотографии, выписки, счета. Суммы были колоссальными. Галина Петровна годами доила сыновей, притворяясь нищей пенсионеркой, чтобы содержать... кого?
— Кто там лежит, Лена?
Детектив затушила сигарету и посмотрела на Марину серьезно.
— Я подняла архивы ЗАГСа, которые чудом не сгорели в 90-е. У Андрея есть брат-близнец.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Виталик?
— Нет. Виталик младше на шесть лет. Близнеца зовут Сергей. Сергей Петрович Волков. В 1998 году, когда сгорел их старый дом, официально считалось, что один из близнецов погиб. Но тела не нашли, только фрагменты... Списали на температуру горения. На самом деле, Галина Петровна вывезла его. Спрятала. Сменила документы.
— Почему? — прошептала Марина.
— Посмотри на последнюю страницу. Это копия старого медицинского освидетельствования, еще до пожара.
Марина пробежала глазами по строкам, написанным выцветшими чернилами. "Отсутствие эмпатии... Склонность к садизму... Пиромания... Наблюдается жестокое обращение с животными". И внизу, жирным красным карандашом: "Социально опасен".
— Ему было десять лет, Марина. Он поджег дом, заперев отца в спальне. Галина спасла Андрея, но не смогла дать убить или посадить Сергея. Материнский инстинкт, извращенный до безумия. Она спрятала монстра, чтобы мир не узнал, что она родила чудовище. И всю жизнь платит за его клетку.
— Но Андрей... Он не помнит?
— Психика ребенка пластична. Шок, потеря отца, переезд, смена фамилии. Мать внушила ему новую реальность.
Внезапно телефон Елены пискнул. Она взглянула на экран и выругалась.
— Черт. У нас проблемы.
— Что такое?
— Мой информатор в клинике пишет... Сегодня утром была комиссия. Федеральная проверка. Они перетряхивают всех "неудобных" пациентов. Сергея признали "находящимся в ремиссии". Юридически его удерживали незаконно последние пять лет.
— И что это значит?
— Это значит, что его выписывают. Сегодня. Сейчас.
Ворота клиники медленно поползли в сторону. Из них вышел высокий мужчина в сером спортивном костюме, который был ему явно мал. Он щурился от яркого зимнего солнца, словно крот, вылезший из норы.
Марина ахнула. Это был Андрей. Только старше, грубее, с хищным оскалом вместо улыбки. Он потянулся, хрустнув суставами, и посмотрел прямо на их машину.
— Уезжаем, — скомандовала Елена, заводя мотор. — Тебе нужно забрать Андрея и бежать.
— Нет, — Марина схватила её за руку. — Если мы сбежим, он придет к матери. А там Андрей. У нас сегодня семейный обед.
— Ты с ума сошла? Это психопат!
— Это брат моего мужа. И если я не раскрою карты сейчас, Галина Петровна продолжит врать, а Сергей... кто знает, что он сделает. Вези меня к ней.
Квартира свекрови встретила Марину запахом пирогов и тревоги. Андрей уже был там, сидел за столом, неестественно прямой, и механически жевал огурец. Галина Петровна суетилась вокруг, подкладывая ему лучшие куски, но её руки дрожали. Она то и дело бросала взгляды на часы.
Она знала. Она знала, что Сергея выпускают.
— А вот и наша красавица! — голос свекрови был слишком громким, визгливым. — Садись, Мариночка. Андрюша говорил, ты плохо себя чувствовала? Наверное, совесть мучает за растраты?
Андрей поморщился.
— Мам, хватит. Мы закрыли этот вопрос.
Марина села напротив мужа. Сумочка с доказательствами лежала у неё на коленях, тяжелая, как кирпич.
— Галина Петровна, — начала Марина, игнорируя колкость. — Как вы думаете, Андрей имеет право знать правду о своей семье?
Свекровь замерла с половником в руке. Жир с утки капнул на белоснежную скатерть, расплываясь уродливым пятном.
— О чем ты? У нас нет секретов от Андрюши.
— Правда? — Марина достала первую фотографию. Снимок клиники "Святая София". — Красивое здание, правда? Напоминает замок. Дорогой замок.
Андрей нахмурился, глядя на фото.
— Что это? Санаторий? Ты хочешь отправить маму в санаторий?
— Нет, Андрей. Это место, куда уходят твои деньги. Это не санаторий. Это тюрьма для твоего брата.
— Виталик дома, — растерянно сказал Андрей.
— Не Виталика. Сергея.
Звук упавшей вилки прозвучал в тишине как выстрел. Галина Петровна побледнела так, что стала похожа на мертвеца. Она бросилась к столу, пытаясь выхватить фото, но Марина была быстрее. Она выложила на стол всё: выписки со счетов с миллионными остатками, медицинскую карту Сергея, отчет пожарных за 1998 год.
— Читай, Андрей. Читай про пожар. Про то, как "проводка" заперла твоего отца в комнате.
Андрей читал. Его лицо менялось, проходя стадии от недоумения к ужасу. Он поднял глаза на мать. В них стояли слезы.
— Мама... Ты сказала, что Сережа погиб. Что он был ангелом...
— Он был дьяволом! — вдруг заорала Галина Петровна, отшвырнув стул. Маска заботливой матери слетела, обнажив истеричную, загнанную женщину. — Он убивал кошек! Он резал свои руки и смеялся! Я спасла тебя от него! Я спрятала его, чтобы у тебя была нормальная жизнь!
— И за это ты заставила меня оплачивать его содержание ценой моей собственной семьи? — голос Андрея дрожал. — Ты врала мне тридцать лет? Ты шантажировала Марину?
— Она хотела всё разрушить! — визжала мать, тыча пальцем в Марину. — Она бесплодная, никчемная...
— Замолчи! — рявкнул Андрей, вставая во весь рост. — Не смей так говорить о моей жене.
В этот момент раздался звонок в дверь. Долгий, настойчивый. Затем — тишина. И снова звонок.
Галина Петровна закрыла рот рукой. Её глаза расширились от животного ужаса.
— Не открывай, — прошептала она. — Андрюша, не открывай. Это он.
Дверная ручка начала медленно поворачиваться. Вверх-вниз. Вверх-вниз. За дверью кто-то стоял и слушал.
— Кто там? — громко спросил Андрей, подходя к двери. Он всё еще держал в руке листы из медкарты.
— Свои, — ответил голос. Голос был копией голоса Андрея, но звучал так, словно прошел через мясорубку — хриплый, насмешливый. — Открывай, братишка. Мама, наверное, забыла сказать, что я выписался?
Марина схватила телефон.
— Я вызываю полицию.
— Нет! — Галина Петровна повисла на её руке. — Нельзя! Вскроется подделка документов! Меня посадят!
Снаружи раздался грохот. Удар ноги. Дверь, хлипкая, старая деревянная дверь, которую Галина Петровна "не успела" поменять из-за "долгов", затрещала.
— Уходите в спальню! — крикнул Андрей, оглядываясь в поисках оружия. Он схватил тяжелую вазу.
Удар. Еще удар. Косяк треснул, и дверь распахнулась.
На пороге стоял Сергей. Вблизи сходство было пугающим, но еще страшнее были различия. У Сергея не было той мягкости, что у Андрея. Его лицо было картой пережитой боли и злобы, а глаза — пустыми, как черные дыры. Он улыбался, и в этой улыбке не было ничего человеческого.
В руках у него была пластиковая канистра.
— Привет, семья, — сказал он, переступая порог. — Как уютно. Пахнет пирогами. И страхом.
— Уходи отсюда, Сергей, — Андрей выставил вперед вазу. — Я не хочу драться.
— А я хочу, — Сергей спокойно отвинтил крышку канистры. — Я тридцать лет ждал. Сидел в белой комнате и думал, как вы тут... кушаете утку. Живете. Дышите. Пока я гнил заживо.
Он плеснул жидкость на ковер. Едкий запах бензина ударил в нос.
— Мама, — Сергей посмотрел на Галину Петровну, которая сползла по стене. — Ты ведь любишь тепло, правда? Помнишь, как папа кричал? Тебе было тепло тогда?
— Не трогай её! — Андрей бросился на брата.
Это была схватка с тенью. Сергей был сильнее, быстрее, злее. Он легко увернулся от вазы, которая разбилась о стену, и ударил Андрея в живот, а затем коленом в лицо. Андрей рухнул, хватая ртом воздух.
Марина закричала. Сергей повернулся к ней.
— А ты кто? Жена? Симпатичная. Жаль, сгоришь быстро.
Он достал зажигалку. Обычную, копеечную красную зажигалку.
— Стой! — Марина шагнула вперед, загораживая собой Андрея. — Ты не хочешь этого делать. Ты хочешь, чтобы тебя услышали.
Сергей склонил голову набок, с интересом изучая её.
— Я хочу, чтобы вы почувствовали, — тихо сказал он. — Боль. Очищение. Огонь — это самый честный судья.
Он чиркнул колесиком. Искра.
— НЕТ! — Андрей, собрав последние силы, сбил брата с ног, врезавшись в него плечом. Зажигалка вылетела из рук Сергея, но упала прямо в лужу бензина.
Вспышка была мгновенной. Огонь стеной встал между братьями и выходом. Пламя жадно лизнуло обои, шторы, сухой паркет.
— В окно! — заорала Марина. Она схватила стул и швырнула его в окно гостиной. Стекло разлетелось вдребезги, но за ним была решетка. Та самая решетка, ключи от которой всегда лежали в серванте.
Сервант уже горел.
— Ключи! — Марина трясла Галину Петровну. — Где запасные?!
— У меня... на шее... — прохрипела свекровь, срывая с шеи шнурок с ключом.
Андрей кашлял, пытаясь оттащить Сергея, который смеялся, лежа в огне. Безумец не пытался встать. Он смотрел на пламя с обожанием.
— Оставь его! — крикнула Марина. — Андрей, уходим!
Андрей посмотрел на брата. На того, кого он не помнил, но кто был его частью. Сергей поднял руку и помахал ему. Его рукав уже тлел.
— Иди, Андрюша. Живи за двоих. Как всегда.
Андрей отшатнулся, схватил Марину и мать, и потащил их к окну спальни — единственному, где еще не было огня, но была такая же решетка.
— Ключ! Давай ключ!
Марина дрожащими руками вставила ключ в замок решетки. Он не поворачивался. Заело. Старый механизм заржавел.
— Быстрее! — орал Андрей, пока дым заполнял комнату.
Марина нажала изо всех сил, чувствуя, как металл врезается в пальцы. Щелчок. Решетка распахнулась.
Они вывалились на снег, кашляя и задыхаясь. Сзади, в квартире, раздался грохот — рухнул потолок. Пламя вырвалось из окон, пожирая всё: тайны, ложь, деньги и безумие.
Они сидели в машине скорой помощи. Андрей держал кислородную маску у лица, его брови были опалены, а на скуле наливался синяк. Марина сидела рядом, укутанная в плед. Галина Петровна была в другой машине — у неё случился гипертонический криз.
Полицейский, молодой лейтенант, подошел к ним, что-то записывая в блокнот.
— Пожарные говорят, там был кто-то еще? Тело нашли в гостиной.
Андрей опустил маску. Он посмотрел на Марину. В его взгляде была невыразимая усталость и новая, пугающая взрослость.
— Это был мой брат, — сказал он твердо. — Сергей Петрович Волков. Он... он был болен.
Лейтенант кивнул.
— Будем разбираться. Ваша мать пока не в состоянии давать показания.
Когда полицейский отошел, Андрей взял руку Марины. Его пальцы были черными от сажи, но теплыми.
— Ты знала, — это был не вопрос. — Ты знала и молчала, чтобы защитить меня?
— Я хотела найти доказательства, — тихо ответила она. — Я не думала, что всё зайдет так далеко. Прости меня за "салоны".
Андрей горько усмехнулся.
— Знаешь, о чем я думал, когда лежал там на полу? Я думал, что я полный идиот. Я ревновал тебя к фитнес-тренерам и косметологам, пока ты спасала нашу семью от монстров.
Он сжал её руку крепче.
— Мама больше не будет частью нашей жизни, Марина. Я оплачу ей сиделку, но... я не смогу видеть её. Не после того, как узнал, что она предпочла держать сына в клетке, чем признать свои ошибки.
— А Сергей?
— Сергей освободился, — Андрей посмотрел на догорающие окна. — Странно, но мне кажется, он этого и хотел. Это был его финал.
Марина прижалась к плечу мужа. Она вспомнила слова детектива Елены: "Иногда правда сжигает всё дотла, чтобы на пепелище могло вырасти что-то новое".
— Андрей, — прошептала она. — У меня есть еще одна новость.
— Какая? Еще один брат? Тайный бункер?
— Нет. — Она улыбнулась, впервые за долгое время чувствуя настоящее облегчение. — Помнишь, я говорила про "лечение" вместо салонов? Врачи сказали, что есть прогресс. Большой прогресс. Мы сможем попробовать. По-настоящему.
Андрей замер. Он посмотрел на неё, и в свете мигалок скорой помощи она увидела, как в его глазах загорается новая искра. Не разрушительная, как у Сергея, а теплая. Живая.
— Ты хочешь сказать...
— Я хочу сказать, что нам понадобится новая квартира. И, возможно, детская комната.
Андрей обнял её, уткнувшись лицом в пропахшее гарью пальто. Вокруг суетились люди, трещала рация, падал снег, покрывая черную землю белым покрывалом. Жизнь продолжалась. И впервые за семь лет она принадлежала только им двоим.
