Часть I.
Часть II.
В Берлине я понял, что немецкий язык предоставляет особые возможности для сотрудничества в процессе разговора: поскольку глагол в нем часто стоит последним, можно обозначить подлежащее, дополнение, определения и даже приставку, оставив предложение незавершенным даже посреди слова, чтобы собеседник его закончил. Я начинал: «Wenn man das System wieder ganz neu um-…» («Если систему полностью пере-...») и запинался, при этом мое лицо и голос изо всех сил старались передать то, что я пытался нащупать. Мой собеседник мог вмешаться, сказав umstellt («перегруппировать»), umbaut («перестроить») или umdenkt («переосмыслить»), и таким образом мы вместе находили смысл предложения, которое не передавалось от одного к другому в готовом виде, а формировалось в процессе обмена репликами.
Хотя каждый пятый житель США говорит дома на языке, отличном от английского, исследования показывают, что всё меньше и меньше американцев изучают второй язык вне дома. Эта тенденция наводит меня на мысль, что глобальное доминирование английского языка уменьшило потребность — и со временем, желание — носителей языка расширять свой языковой багаж. Привыкшие к тому, что их понимают в большинстве мест и ситуаций, они редко испытывают на себе, что значит находиться по другую сторону языкового барьера. Это может породить культурную самоуспокоенность - предположение, что их точка зрения универсальна, потому что им не приходилось бороться за то, чтобы выразить себя на языке другого человека.
Хотя носители английского языка считают, что могут позволить себе не взаимодействовать с другими языками, в остальном мире по-прежнему уделяется чрезмерное внимание англоязычной культуре. Я давно наблюдаю эту асимметрию в своей области. С английского языка переводится гораздо больше книг, чем на него. Развитие мгновенного перевода с помощью ИИ может еще больше облегчить для носителей английского языка погружение в замкнутость, позволяя пользователям «понимать» мир, не покидая комфорта своего языкового дома.
Конечно, эта технология изменит не только способы нашего общения; она также угрожает автоматизировать целый сектор квалифицированного лингвистического труда. Переводчики, преподаватели языков, специалисты по субтитрам и другие профессионалы — люди, чья работа опирается на отточенные интеллектуальные и творческие способности — теперь сталкиваются с растущим давлением со стороны стремительных технологических изменений.
В таких местах, как ООН, синхронные переводчики давно работают за звуконепроницаемым стеклом, незаметные, но незаменимые, обеспечивая многоязычное обсуждение для людей, которые едва ли могут заметить их присутствие. То же самое верно и в гораздо большем масштабе: переводческая работа незаметно присутствует в основе инфраструктуры глобальной жизни, включая дипломатию, международное право, торговлю, образование и потребительские транзакции. Чем она эффективнее, тем сильнее она пытается исчезнуть из поля зрения. Эта невидимость поддерживает иллюзию беспрепятственного общения — иллюзию, которую функция перевода в AirPods стремится воплотить в реальность, даже несмотря на то, что она основана на поколениях накопленного человеческого опыта, творчества и изобретательности. Переводчики и устные переводчики, в основном работающие на фрилансе без финансовой стабильности, особенно уязвимы для вытеснения технологиями.
В этом наша отрасль далеко не одинока: большие языковые модели в таких областях, как копирайтинг, юридический анализ, дизайн, начинают решать задачи, которые ранее считались прерогативой квалифицированных специалистов. История предлагает несколько обнадеживающих примеров того, как общество осознанно реагировало на такие изменения. От рабочих-текстильщиков в эпоху промышленной революции до рабочих конвейера в эпоху робототехники - некогда стабильные отрасли проигрывали технологическим инновациям, в то время как социальная политика значительно отставала. Сейчас гораздо больше профессий, чем когда-либо ранее, могут столкнуться с аналогичным переломным моментом.
Технологии всегда делали некоторые виды работы устаревшими. Сейчас более скрытая опасность состоит в том, что они сделают более узкими способы мышления и взаимодействия, которые когда-то были расширены и наполнены жизнью, в том числе путем преодоления языкового барьера. В свете такой перспективы вопрос о том, что мы в итоге можем потерять, никогда не был столь актуальным. Потеря может быть огромной, даже если она останется практически незамеченной. Если бы у меня были новые AirPods, когда я впервые приехал в Берлин после окончания колледжа, я бы, возможно, подумал, что ничего не теряю.
Культурные критики давно предупреждают, что наша медиа- и технологическая экосистема приучает нас рассматривать язык как инструмент в чистом виде — нейтральный канал для передачи информации из точки А в точку Б. Но любой, кто жил в межязыковой среде, знает, что это совсем не так. Каждый язык несет свою собственную карту мира. То, что препятствует плавной передаче, является не препятствием для общения, а частью его смысла и структуры. Технология автоматического перевода по своей природе отфильтровывает этот избыток как шум.
Как литературный переводчик, я тяготею именно к тому, что не поддается простому сопоставлению: ритму, игре, своеобразию, культурной специфике, мерцанию двусмысленности. Моя работа там, где языки не совпадают, где толкование нужно переосмысливать, а не расшифровывать и сглаживать. Я боюсь, что люди начнут воспринимать язык только как то, что могут перевести машины, забывая обо всем, что находится за пределами этих рамок. Если технологии обещают положить конец языковому барьеру, мы должны спросить: что еще они уничтожат?"
Телеграм-канал "Интриги книги"