Деда хоронили в спешке. Он умер в самый неудобный момент — под Новый год, когда морги переполнены, а ритуальные агентства взвинчивают цены до небес. Денег в семье было в обрез. На гроб и место на кладбище наскребли, а вот на одежду уже не хватало.
— Не класть же его в старом свитере, — всхлипывала мама. — Он офицером был. Нужно достойно.
Я поехал на «блошиный» рынок у станции. Там, в рядах между ржавыми самоварами и крадеными телефонами, стояли перекупщики одежды.
Я искал долго. Новые костюмы стоили как крыло самолета. А бэушные выглядели так, словно в них уже кто-то умер.
— Ищешь чего, касатик?
Меня окликнул смуглый старик. Не то цыган, не то грек. Глаза черные, цепкие, как маслины. Перед ним на раскладном столике лежал всего один товар.
Костюм.
Черный, строгий, из плотной, тяжелой ткани, похожей на дорогое сукно или бархат. Он выглядел абсолютно новым. Ни потертостей на локтях, ни заломов. Пуговицы тускло поблескивали, словно сделанные из черненого серебра.
— Сколько? — спросил я, ожидая услышать заоблачную цену.
— Тысяча, — улыбнулся старик, показав ряд золотых зубов. — Бери. Это вещь особая. По старым лекалам шита. Сама по хозяину садится.
Я не стал торговаться. Схватил пакет, сунул деньги и побежал. Радость от удачной покупки заглушила тревожный голосок интуиции.
На похоронах дед выглядел величественно. Костюм действительно сел как влитой. Правда, мне показалось, что он немного... тесноват. Когда крышку гроба закрывали, я заметил, что ткань на плечах натянулась так сильно, что казалось, сейчас треснет. Но я списал это на трупное окоченение.
Мы вернулись домой. Поминки прошли тихо. Я остался ночевать в квартире деда, чтобы разобрать вещи.
Лег на диване в гостиной. Уснул мгновенно — сказывался стресс последних дней.
Проснулся я от звука.
Вжик. Вжик.
Звук трущейся ткани. Плотной, грубой ткани.
Я открыл глаза. В комнате было темно, только свет фонаря с улицы падал на кресло, где любил сидеть дед.
В кресле кто-то сидел.
Я похолодел. Силуэт был знакомым. Сгорбленная спина, опущенные плечи.
— Дед? — прошептал я, чувствуя, как волосы на затылке шевелятся.
Фигура не шелохнулась.
— Жмет, — раздался тихий, сухой голос. Это был голос деда, но он звучал так, словно шел из пустой бочки. — Сними, Илюша. Сними это с меня.
— Что снять, дед? — я сел на диване, нащупывая телефон, чтобы включить фонарик.
— Шкуру, — прошептал он. — Она живая. Она кусается.
В этот момент луч фонарика выхватил кресло.
Оно было пустым.
Но на обивке кресла, там, где только что «сидел» призрак, осталась вмятина. И на этой вмятине лежал маленький черный лоскуток. Ворс.
Я подошел ближе. Это был ворс от того самого костюма.
Я решил, что мне приснилось. Выпил воды, снова лег.
Утром я обнаружил у себя на запястьях странные следы. Тонкие красные полосы, опоясывающие руки. Как будто я всю ночь носил тугие манжеты. Они зудели и пекли.
День прошел в хлопотах, а к вечеру зуд усилился. Полосы стали багровыми. Кожа вокруг них воспалилась.
Я снова остался в квартире.
Вторая ночь началась не со звука. Она началась с ощущения.
Я проснулся от того, что не могу вдохнуть.
Мою грудь стягивало что-то невероятно тугое. Я попытался пошевелить руками — они были прижаты к туловищу. Ноги словно спеленали.
Я открыл глаза.
Надо мной, нависая прямо над лицом, стоял дед.
Теперь я видел его отчетливо. И то, что я увидел, заставило меня забыть, как дышать.
Это был не дед.
Это был Костюм.
Тот самый пиджак и брюки. Только внутри них не было тела. Костюм стоял сам по себе, надутый невидимым объемом. Пуговицы были застегнуты наглухо.
Но самое страшное — ткань.
Теперь, вблизи, я видел структуру материала. Это было не сукно.
Это были волосы.
Миллионы плотно спрессованных, спутанных черных человеческих волос. Они шевелились. Весь костюм был живым ковром из мертвых волос, сплетенных в единую форму.
А из рукавов и воротника тянулись длинные, тонкие черные нити.
Эти нити опутывали меня. Они врезались мне в шею, в запястья, в щиколотки.
— Оно мало мне, — прошелестел Костюм голосом деда. — Оно высохло. Ему нужно новое тело. Теплое.
Нити натянулись. Я почувствовал острую боль. Волосы впивались в поры, прорастая под кожу.
Костюм пытался переодеться.
Он сползал с фантома деда и натягивался на меня.
Я дернулся, пытаясь разорвать путы. Бесполезно. Волос прочнее стали, если сплести его в канат.
— Дед, помоги! — хрипел я.
— Я не могу, — донеслось из пустоты пиджака. — Я — только вешалка. Ты купил его. Ты заплатил. Теперь ты — хозяин.
Костюм падал на меня. Тяжелая, душная масса накрыла лицо. Запахло формалином, старой пылью и чем-то сладковатым. Запах тлена.
Я задыхался. Ткань лезла в рот. Тысячи волосков щекотали нёбо, стремясь проникнуть в горло.
Я понимал: если я сейчас не вырвусь, к утру я буду мертв. А мое тело найдут одетым в этот костюм. И снять его уже не смогут. Я стану новым "наполнителем".
Мне нужно разорвать связь.
Что сказал старик на рынке? "По старым лекалам шита. Сама по хозяину садится".
Я купил его. Сделка.
У любой вещи, купленной в магазине, есть запасной элемент. Пуговица. Кусочек ткани.
Я вспомнил!
Когда мы одевали деда, маленький прозрачный пакетик с запасной пуговицей и лоскутком ткани я отрезал и бросил в ящик комода. Машинально. "Вдруг пригодится".
Комод стоял рядом с диваном.
Моя правая рука была прижата к боку, но пальцы шевелились.
Я извивался под тяжестью живого волосяного савана. Костюм сжимался. Я слышал, как трещат мои ребра. Он подгонял меня под свой размер. А размер у него был мертвецкий — узкий, иссохший.
Я тянулся пальцами к ручке ящика.
Сантиметр. Еще один.
Костюм почувствовал мое движение. Рукав, душивший меня, сжался сильнее. Кость в предплечье хрустнула.
Боль пронзила мозг, но она же дала мне всплеск адреналина.
Я рванулся всем телом, переворачиваясь на бок вместе с душащей меня тварью. Мы рухнули с дивана на пол.
Удар ослабил хватку на секунду.
Моя рука оказалась у самого пола, рядом с нижним ящиком.
Я подцепил ручку ногтями. Выдвинул ящик.
Там, среди старых квитанций и лекарств, лежал этот пакетик.
Я нащупал его. Маленький, скользкий целлофан.
Костюм зашипел. Это был звук тысяч трущихся друг о друга волосков. Он понял.
Воротник сжался на моем горле удавкой. Темнота перед глазами стала красной.
Я сжал пакетик в кулаке.
Мне нужно было уничтожить "семя". Якорь.
Я поднес кулак ко рту, прорываясь сквозь слой душащей ткани. Зубами разорвал полиэтилен.
На язык выпала пуговица и кусочек черной материи.
Я выплюнул пуговицу. А кусочек ткани...
У меня в кармане домашних штанов была зажигалка. Я курил, хотя бросил год назад — нервы.
Но руки были связаны.
Нет. Не руки. Только запястья.
Я изогнулся неестественным образом, подтягивая колени к груди, чтобы дотянуться рукой до кармана брюк. Костюм давил, ломая мне позвоночник.
Я вытащил зажигалку.
Чиркнул.
Огонек вспыхнул.
Я поднес пламя к маленькому лоскутку ткани, который зажал между пальцами. Это был образец. Часть целого. По законам симпатической магии, часть равна целому.
Лоскуток вспыхнул мгновенно, как пропитанный бензином. Волосы горят быстро и жарко.
В ту же секунду Костюм на мне вспыхнул.
Не огнем. Он вспыхнул болью.
Он издал вопль. Тонкий, визгливый писк тысячи сгорающих вшей.
Хватка исчезла. Ткань рассыпалась в прах прямо на мне.
Тяжесть ушла.
Я лежал на полу, кашляя и хватая ртом воздух. Вокруг меня оседал черный, жирный пепел. Он вонял паленой шерстью так сильно, что меня вырвало.
В комнате было пусто. Только пепел.
Я встал, шатаясь. На шее, руках и ногах остались глубокие багровые рубцы, похожие на ожоги от веревки.
Я собрал весь пепел пылесосом. Потом вытряхнул пылесборник в унитаз и смывал пять раз.
На следующий день я поехал на кладбище.
Могила деда была нетронута. Снег лежал ровно.
Но я заказал эксгумацию. Официально — для перезахоронения в семейную ограду к бабушке (мы якобы нашли деньги). На самом деле я должен был убедиться.
Когда гроб подняли и открыли, рабочие отшатнулись.
Дед лежал абсолютно голый.
Костюма на нем не было. Ни нитки. Ни пуговицы.
Только на бледной, холодной коже по всему телу виднелись красные полосы и вмятины. Следы того, как костюм "ел" его, пока не переключился на меня.
Мы сожгли гроб вместе с телом. Кремация. Так надежнее.
А того цыгана на рынке я больше не видел. Хотя я ходил туда каждый день с монтировкой в рукаве. Старики-продавцы сказали, что на том месте вообще никто никогда не торговал — там люк канализационный, "проклятое место", оттуда вечно тянет гнилью.
Теперь я покупаю одежду только в магазинах. С чеком. И первое, что я делаю — выбрасываю запасную пуговицу и лоскуток ткани. Сжигаю их.
Потому что иногда, когда я меряю новую рубашку и она чуть-чуть жмет в плечах, мне кажется, что я слышу тихий шепот: "Сама по хозяину садится..."
Все персонажи и события вымышлены, совпадения случайны.
Так же вы можете подписаться на мой Рутуб канал: https://rutube.ru/u/dmitryray/
Или поддержать меня на Бусти: https://boosty.to/dmitry_ray
#страшныеистории #мистика #реальныеистории #жизненныеистории