Часы на прикроватной тумбочке показывали 02:14. Цифры светились агрессивным красным светом, словно предупреждение, которое я упорно игнорировала. Я проснулась от тишины — той особенной, звенящей тишины, которая наступает, когда в доме исчезает привычный источник звука. Мерное дыхание Марка, которое обычно убаюкивало меня лучше любого снотворного, прекратилось.
Место рядом со мной остывало. Я провела ладонью по простыне, ощущая лишь легкое остаточное тепло, которое уже начинало рассеиваться, уступая место холоду льняной ткани. Марк часто вставал по ночам выпить воды, но интуиция, этот древний, дремлющий зверь в груди каждой женщины, вдруг вскинула голову. Что-то было не так. Воздух в спальне казался наэлектризованным, пропитанным ложью, густым и липким, как паутина.
Я лежала неподвижно несколько минут, пытаясь убедить себя, что это паранойя. Может быть, мне просто приснился дурной сон? За пять лет брака мы пережили многое: потерю работы Марка, мой выкидыш, долгий ремонт, который чуть не привел к разводу. Но мы всегда выплывали. Мы были командой. Так я думала.
Я встала, стараясь не скрипнуть половицами. Наш старый дом, купленный с такой любовью и перестроенный под наши мечты, вдруг показался мне чужим. Он любил жаловаться на каждый шаг, но за годы я выучила его «болевые точки» наизусть. Третья ступенька сверху. Порог в гостиной. Коридор тонул в полумраке, разбавленном лишь призрачным лунным светом, льющимся через мансардное окно. Внизу, из кухни, пробивалась тонкая, как лезвие ножа, полоска света.
Я спускалась по лестнице, и каждый шаг давался с трудом, будто я шла сквозь густой кисель. В голове крутились обрывки воспоминаний последних недель. Марк был рассеян. Он часто улыбался своим мыслям, прятал телефон экраном вниз, задерживался на работе. Я списывала это на новый сложный проект. Я была идеальной понимающей женой, которая не задает лишних вопросов. Какой же дурой я была.
— ...мы не можем больше ждать, — голос Марка был приглушенным, почти шипящим. Он звучал странно чужим, лишенным той мягкости, к которой я привыкла.
Я замерла на последней ступеньке, вжавшись в тень от перила. Сердце ударилось о ребра так сильно, что мне показалось, звук эхом разлетелся по всему дому, отражаясь от картин и зеркал. Он говорил не с клиентом. Не в два часа ночи. Интонация была другой — напряженной, вибрирующей от скрытой страсти или страха.
— Лена ничего не подозревает, — продолжил он. Мое имя в его устах прозвучало сухо, как медицинский диагноз. — Она думает, что мы просто решаем проблемы с ипотекой. Господи, если она узнает...
Я прижалась спиной к прохладной стене. Обои под пальцами казались шершавыми и неприятными. Руки дрожали мелкой противной дрожью. Банально? Да, до тошноты банально. Муж, ночь, телефон, любовница. Я читала об этом в дешевых романах в мягких обложках, слушала истории подруг за бокалом вина, сочувственно кивая, но в глубине души самодовольно думая: «Уж со мной-то такого не случится. У нас с Марком всё иначе. У нас духовная связь». Духовная связь, как же.
Марк замолчал, слушая собеседника. Я сделала еще один шаг, рискуя быть обнаруженной. Дверь на кухню была приоткрыта шире, чем я думала. Я видела его отражение в темном оконном стекле, словно в черном зеркале. Он стоял, опершись руками о гранитную столешницу, голова опущена, плечи напряжены, будто на них давил бетонный блок. Телефон был прижат к уху так сильно, что костяшки пальцев побелели. Рядом стояла недопитая бутылка виски — «Макаллан», который мы берегли для годовщины. Он открыл её без меня.
Внезапно он нажал кнопку громкой связи, видимо, чтобы плеснуть себе еще виски, не прерывая разговор. Звук льющейся жидкости в бокал показался оглушительным. Этот жест стал фатальной ошибкой.
— Марк, послушай меня, — женский голос из динамика был тихим, бархатистым, с едва уловимой хрипотцой, которую я знала с рождения. — Ты должен быть тверже. Мы зашли слишком далеко, чтобы сейчас жалеть её чувства. Ты сам сказал, что устал от её вечной жертвенности и "понимания".
Земля действительно ушла из-под ног. Мир накренился. Я схватилась за перила, чтобы не сползти на пол, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. В ушах зашумело, как перед глубоким обмороком. Я знала этот голос. Я знала его лучше, чем свой собственный. Я слышала его, когда мы шептались под одеялом в детстве, прячась от строгих родителей. Я слышала его, когда плакала от первой несчастной любви в шестнадцать лет, а она гладила меня по голове. Я слышала его, когда выбирала свадебное платье, и она говорила, что я самая красивая невеста.
Это была Вероника. Моя сестра. Моя Ника. Мой близнец. Половина моей души. Человек, которому я доверяла больше, чем Богу, больше, чем Марку, больше, чем самой себе.
— Я не могу просто вышвырнуть её из жизни, Ника, — устало ответил Марк, делая глоток. — Она моя жена. Мы прожили пять лет...
— Она — препятствие, — жестко отрезала сестра. Тон её голоса изменился, став холодным и расчетливым, таким, каким она обычно отчитывала подчиненных в своей юридической фирме или уничтожала оппонентов в суде. — Ты обещал мне. Вспомни прошлые выходные. Вспомни, что мы планировали, лежа в постели в том отеле. Если ты сейчас дашь заднюю, я сама всё расскажу. И поверь, моя версия ей понравится гораздо меньше. Я сделаю так, что виноватым останешься только ты.
Прошлые выходные... Картинка сложилась с пугающей четкостью. Я сказала Марку, что уезжаю на конференцию дизайнеров в Питер, а сама вернулась на день раньше, чтобы устроить сюрприз. Но дома никого не было. Марк сказал по телефону, что ночевал у друга, помогал с переездом. Вероника тогда сказала, что улетела в Милан на срочный шопинг перед сезоном. Я даже просила её привезти мне туфли. Ложь накладывалась на ложь, образуя плотный, удушливый кокон, в котором я жила месяцами.
Слезы, горячие и злые, потекли по щекам, капая на ночную сорочку. Это было не просто предательство. Это было двойное убийство. Они убили мою реальность, мое прошлое и мое будущее одним телефонным звонком. Вероника, которая всегда была моим якорем, моей защитницей... Я вспомнила, как в третьем классе она разбила нос мальчишке, который дернул меня за косичку. Как она помогала мне писать курсовые. Как она утешала меня после выкидыша, сидя на моей кровати часами. Неужели все это было маской? Или она всегда ненавидела меня, скрывая это за заботой?
Мы близнецы, мы делили одну утробу. Говорят, близнецы чувствуют боль друг друга. Неужели она не чувствовала, как сейчас разрывается мое сердце на тысячи окровавленных осколков? Или, наоборот, она наслаждалась этим, чувствуя свое превосходство?
— Я сделаю это, — голос Марка дрогнул, в нем слышалась покорность жертвы перед хищником. — Завтра. Я поговорю с ней завтра вечером. После ужина. Когда мы приедем на место.
— Хорошо. Не тяни. Я уже нашла покупателя на квартиру. Как только всё закончится, мы сможем уехать. Деньги уже переведены на офшор, о котором мы говорили.
Покупателя на квартиру? Мозг, оглушенный болью, начал лихорадочно цепляться за детали, пытаясь найти логику в этом безумии. Какую квартиру? Нашу? Но она в ипотеке, и документы оформлены на нас обоих. Как они могут продать её без моего ведома? Банк никогда не пойдет на сделку без моего физического присутствия. Или речь шла о чем-то другом?
Внезапно в памяти всплыло бабушкино наследство. Старая «сталинка» в центре, с высокими потолками и лепниной, которую я получила полгода назад. Она стоила целое состояние. Она была оформлена только на меня, это было мое личное имущество, не нажитое в браке. Но... Вероника вела все юридические дела по вступлению в наследство. «Зачем тебе возиться с нотариусами, Ленок? Я всё сделаю сама, ты только подпиши доверенность на сбор бумаг», — говорила она тогда с той самой заботливой улыбкой. Я подписала кучу бумаг, не глядя, потому что доверяла ей. Неужели среди них была генеральная доверенность с правом продажи? Или дарственная?
Страх смешался с гневом, рождая холодную, кристальную ясность. Я не могла сейчас ворваться на кухню. Если я устрою скандал, разобью этот чертов стакан с виски об стену, они просто закроются. Они придумают оправдание, выставят меня истеричкой, скажут, что я всё не так поняла, что это был разговор о клиенте. Мне нужно было знать всё. Мне нужно было понять масштаб катастрофы, чтобы выжить.
Я медленно, шаг за шагом, контролируя дыхание, начала подниматься обратно. Каждый скрип половицы казался выстрелом, но Марк был слишком поглощен разговором и алкоголем, чтобы заметить. Вернувшись в спальню, я легла в кровать, свернувшись калачиком, и накрылась одеялом с головой, создавая иллюзию безопасности. Меня трясло так сильно, что кровать вибрировала. Зубы стучали так громко, что я зажала рот ладонью, кусая кожу до крови.
Через десять минут Марк вернулся. Я затаила дыхание, притворяясь спящей, расслабляя мышцы лица усилием воли. От него пахло виски и холодом первого этажа. Он постоял над кроватью, и я физически ощутила тяжесть его взгляда. Было ли в нем сожаление? Или он смотрел на меня как на «препятствие», от которого завтра нужно избавиться? Он вздохнул, тяжело и протяжно, и лег рядом. Но не обнял меня, как делал это всегда, закидывая руку мне на талию. Он лег на самый край, спиной ко мне. Между нами пролегла невидимая пропасть, на дне которой кишило предательство.
Я лежала с открытыми глазами, глядя в темноту, пока серый рассвет не начал просачиваться сквозь шторы. Сон ушел навсегда, уступив место холодному расчету. Завтра вечером он собирался «поговорить» и «все закончить». Значит, у меня было меньше двадцати четырех часов. Я должна была опередить их. Я должна была выяснить, что именно они задумали, и уничтожить их план.
Вероника всегда говорила: «В этой жизни побеждает тот, кто владеет информацией и контролирует эмоции». Что ж, сестренка, ты сама научила меня играть грязно. Я была твоей тенью всю жизнь, но тени умеют исчезать и появляться там, где их не ждут.
Глава 2: Бумажный лабиринт (Расширенная версия)
Когда утренний свет залил комнату, я уже знала, что делать. Я притворилась спящей, пока Марк вставал, принимал душ и собирался на пробежку. Это была его субботняя традиция. У меня было ровно сорок минут.
Как только входная дверь хлопнула, я вскочила. Мне нужно было попасть в его домашний кабинет. Это была его святая святых, куда мне вход был «не то чтобы запрещен, но нежелателен». Там пахло старой бумагой, кожей и дорогим табаком, хотя он бросил курить три года назад.
Я подбежала к столу. Массивный дуб, тяжелые ящики. Заперто. Конечно. Марк не был беспечным идиотом, он был педантом. Но он был предсказуемым. Ключ всегда лежал под статуэткой бронзовой лошади на каминной полке — подарок от его коллег. Я нащупала холодный металл. Щелчок замка прозвучал в тишине дома, как взрыв.
Я выдвинула нижний ящик. Он был набит папками. «Счета», «Медицина», «Налоги», «Кредиты». Я перебирала их трясущимися пальцами, отбрасывая в сторону. Ничего подозрительного. Обычная скучная бюрократия семейной жизни. Квитанции за газ, гарантия на стиральную машину. Я уже собиралась закрыть ящик, чувствуя, как паника подступает к горлу — неужели я ошиблась? Неужели доказательств нет? — когда заметила, что дно ящика выглядит странно. Оно было чуть выше, чем должно быть.
Я поддела фанеру ногтем. Она поддалась. Двойное дно. Марк, Марк... Ты пересмотрел шпионских фильмов. В тайнике лежала тонкая черная папка без надписей.
Открыв её, я увидела то, что заставило кровь застыть в жилах и превратиться в лед. Это были не просто документы на продажу бабушкиной квартиры. Это была детально проработанная схема отчуждения имущества. Генеральная доверенность на имя Вероники с моим поддельным, но таким мастерски выполненным автографом. Договор купли-продажи, уже подписанный со стороны покупателя, датированный завтрашним числом.
Но самое страшное лежало ниже. Страховые полисы. Жизнь и здоровье. Моя жизнь. Застрахована на астрономическую сумму три месяца назад в зарубежной компании. Пункт о «несчастном случае» был выделен маркером. Выгодоприобретатель — Марк Соловьев. В случае его смерти или недееспособности — Вероника Астахова.
Пазл сложился с тошнотворной четкостью. «Она — препятствие». Речь шла не о разводе. Они не собирались делить имущество, судиться, платить алименты. Им нужно было всё. И квартира за сорок миллионов, и страховка на миллион долларов. А для этого я должна была исчезнуть. Не просто уйти к маме, а умереть.
У меня перехватило дыхание. Ноги подкосились, и я опустилась прямо на ковер, сжимая папку. Мой муж и моя сестра-близнец планировали моё убийство? Это казалось абсурдом, бредом сумасшедшего, сюжетом плохого кино. Но бумаги не лгали. Подписи, печати, апостили — всё было настоящим.
Вспомнился прошлый месяц. Вероника настойчиво советовала мне пройти полное медицинское обследование в клинике её знакомого. «Ты выглядишь уставшей, Лена. Проверь сердце, сосуды. Мало ли что, у нас наследственность». Это было нужно для страховки. Чтобы доказать, что я была здорова и моя смерть — это трагическая случайность, а не болезнь. А Марк... Марк на прошлой неделе вдруг предложил поехать на выходные в уединенный коттедж у озера. «Только мы вдвоем, никаких телефонов, глушь, романтика, как в медовый месяц». Мы должны были ехать сегодня.
«Я сделаю это завтра. После ужина».
Меня затошнило. Я бросилась в ванную на первом этаже, едва успев закрыть рот рукой. Меня рвало желчью и страхом. Холодная вода из крана немного привела меня в чувства. Я посмотрела в зеркало. Из темноты на меня глядела бледная женщина с огромными, полными ужаса глазами, с растрепанными волосами. Это была я, но уже какая-то другая. Та, прежняя Лена, любящая жена и сестра, умерла сегодня ночью на лестнице. Родилась новая. Загнанная в угол, раненая, но опасная.
Мне нужно было доказательство. Слова Вероники по телефону к делу не пришьешь — это слово против слова. Бумаги — это уже кое-что, но Марк скажет, что это просто проекты, что он хотел сделать мне сюрприз со страховкой, а квартиру продавали, чтобы купить дом у моря. Мне нужна была запись. Признание.
Я вернулась в кабинет. Нужно сфотографировать всё. Каждый лист. Каждую подпись. Я достала телефон и начала методично снимать документы, стараясь, чтобы руки не дрожали, и текст был читаемым. Внезапно экран телефона мигнул. Входящее сообщение. От Вероники.
В 7:15 утра.
«Привет, родная! Как спалось? У меня сегодня безумный день в суде, но вечером наберу. Хороших вам выходных с Марком! Люблю ❤️»
Телефон чуть не выпал из рук. Этот смайлик-сердечко выглядел как плевок в лицо. Лицемерие достигло космических масштабов. «Люблю». Как она может писать это, зная, что я должна умереть через двенадцать часов?
Я не ответила. Не смогла. Положила документы обратно, стараясь воспроизвести тот же беспорядок, что был в папке. Задвинула её под двойное дно. Заперла ящик. Вернула ключ под статуэтку, тщательно протерев его краем футболки от отпечатков.
У меня был план, пока еще сырой, но уже формирующийся. Я не могла просто сбежать. Если я пойду в полицию сейчас, они вывернутся. У Вероники связи в прокуратуре, она лучший адвокат в городе по уголовным делам. Она знает систему изнутри. Она выставит меня параноиком, скажет, что я сижу на антидепрессантах (что было правдой год назад), а документы исчезнут раньше, чем следователь выпишет ордер на обыск.
Нет, я должна заставить их ошибиться. Я должна подыграть. Я должна войти в клетку со львом, но с хлыстом в руке.
Я вернулась в спальню. Через десять минут вернулся Марк. Потный, румяный, пышущий здоровьем.
— Доброе утро, соня! — он чмокнул меня в щеку. От него пахло улицей и дезодорантом. — Я думал, ты еще спишь.
— Проснулась только что, — солгала я, растягивая губы в улыбке. Это была самая сложная роль в моей жизни. — Ты собираешься? Нам же выезжать через час.
— Да, сейчас в душ и кофе. Сваришь?
— Конечно, милый.
На кухне я действовала на автомате. Зерна, кофемолка, турка. Запах кофе, который я всегда любила, теперь вызывал тошноту. Я смотрела на нож для хлеба, лежащий на столе. Острый, зазубренный. Как легко было бы сейчас... Нет. Это тюрьма. А мне нужна свобода.
Марк спустился, насвистывая.
— Вероника не звонила? — небрежно бросил он, доставая круассаны.
— Писала смс. Желала хороших выходных.
Марк на долю секунды замер, но тут же продолжил мазать масло.
— Заботливая она у тебя.
— Очень, — я отвернулась к плите, чтобы он не видел моих глаз. — Марк, а ты ничего не хочешь мне рассказать?
Пауза затянулась. Я чувствовала, как напряглась его спина.
— О чем? — голос был спокойным, но настороженным.
— О сюрпризах. Может, ты что-то планируешь?
Он рассмеялся, но смех вышел фальшивым.
— Ну, поездка — это и есть сюрприз. Ты же любишь природу.
— Да, люблю.
Я налила кофе. В одну чашку я незаметно высыпала порошок из капсулы сильного слабительного, которое осталось у меня после операции. Не смертельно, но должно ослабить его бдительность и заставить часто останавливаться. Это даст мне время. Но в последний момент я передумала. Нет, если ему станет плохо, мы можем не доехать, или он вернется домой. А мне нужно было на озеро. Мне нужно было поймать их с поличным. Я вылила кофе в раковину и налила новый.
— Твой кофе, — я поставила чашку перед ним.
— Спасибо.
Я вышла в гардеробную, чтобы собраться. Руки тряслись, когда я складывала вещи. Свитер, джинсы, удобные кроссовки. Я нашла свой старый диктофон, который использовала для интервью (я работала журналистом-фрилансером). Проверила батарейки. Спрятала его во внутренний карман куртки. И еще кое-что. Острый складной нож, который подарила Марку на рыбалку год назад, но который он так ни разу и не использовал. Он лежал в коробке со снастями в кладовке. Теперь он лежал в моем кармане.
Затем я набрала номер. Не Вероники. Я позвонила своему старому университетскому другу, Андрею. Он был моей первой любовью, но мы расстались друзьями. Сейчас он работал частным детективом, специализируясь на неверных супругах. Он был единственным человеком вне круга влияния моей сестры.
— Андрей, это Лена, — прошептала я, закрывшись в гардеробной и включив воду в ванной для шума. — Мне нужна помощь. Срочно. Уровень опасности красный.
— Лена? Что случилось? Ты плачешь? Твой голос... — Андрей мгновенно переключился в рабочий режим.
— Нет времени объяснять. Я еду с Марком на озеро, в коттедж «Тихая заводь». Через час. Мне нужно, чтобы ты был там. Но так, чтобы никто тебя не видел. И Андрей... возьми оружие. И записывающее оборудование.
— Лена, ты меня пугаешь. Марк тебя бьет?
— Хуже. Они хотят меня убить. Марк и Вероника.
На другом конце провода повисла тишина.
— Я понял. Выезжаю. Скинь геолокацию. Поставь на телефоне маячок для меня.
Я повесила трубку, удалила вызов. Я ехала в ловушку добровольно. Но захлопнется она не для меня.
Глава 3: Отражение в воде (Расширенная версия)
Дорога к озеру заняла три часа. Три часа в замкнутом пространстве машины с человеком, который планировал мое убийство. Этот путь стал для меня пыткой. Марк был неестественно весел, даже возбужден. Он включил радио погромче, подпевал песням, барабанил пальцами по рулю. Он болтал о планах на лето, о новой машине, которую хотел бы купить — «черный джип, большой и мощный», о том, как хорошо нам будет на природе.
Я смотрела на его профиль — красивый, знакомый до каждой черточки, — и пыталась найти в нем монстра. Но монстра не было видно. Был просто Марк. Мой муж. Человек, который носил мне бульон, когда я болела гриппом. Человек, который плакал на могиле моей матери. Как в нем уживалось это? Как человек может так виртуозно носить маску? Или деньги способны развратить любую душу до основания?
Я поддакивала, кивала, иногда выдавливала из себя смех, чувствуя себя героиней триллера, где зритель кричит в экран: «Не верь ему! Беги!».
— Ты какая-то тихая сегодня, — заметил он, бросив на меня быстрый взгляд.
— Голова болит немного. На погоду, наверное.
— Ничего, на свежем воздухе пройдет. Там такая тишина... Никого вокруг на километры.
«Идеально для убийства», — мысленно закончила я его фразу.
Лес вокруг становился гуще, сосны подступали к самой дороге, закрывая небо. Связь начала пропадать. Сначала исчез интернет, потом и "палочки" сети стали таять. Коттедж стоял на самом берегу, деревянный, уединенный, скрытый за высокими елями. Это место всегда казалось мне раем. Теперь оно выглядело как склеп.
— Приехали, — Марк заглушил мотор. Тишина леса навалилась на нас тяжелым, ватным одеялом. Только шум ветра в верхушках деревьев и плеск воды.
Мы разгружали вещи. Я незаметно проверила карман куртки — нож был на месте, его холодная тяжесть успокаивала. Диктофон я включила еще в машине. Андрей должен был быть уже здесь. Я надеялась на это. Мы договорились, что он приедет заранее и спрячется.
Вечер наступал быстро, тени удлинялись, превращаясь в причудливых чудовищ. Марк разжег камин, пламя заплясало на стенах. Он открыл вино.
— За нас, — произнес он тост, поднимая бокал. В отсветах огня его лицо казалось зловещим, тени залегли в глазных впадинах, делая их похожими на череп.
— За нас, — эхом отозвалась я, чокнулась, но пить не стала, лишь пригубила. Я следила за каждым его движением.
— Я выйду на веранду, проверю мангал, — сказал он через полчаса. — Хочу сделать стейки. Угля маловато, надо принести из сарая.
Как только он вышел, я бросилась к его куртке, висевшей на спинке стула. Телефон. Мне нужен был его телефон. Разблокировка по лицу... черт. Но пароль! Я видела, как он вводил его сотни раз, но никогда не придавала значения цифрам. 1-9-8-5. Год рождения Вероники. Господи, это было так очевидно. Это было у меня перед носом все эти годы.
Пальцы скользили по экрану. Я открыла мессенджер. Скрытый чат. Переписка с сестрой.
Ника: «Всё готово. Я буду там через час. Припаркуюсь в лесу, на старой просеке».
Марк: «Она ничего не подозревает. Пьет вино».
Ника: «Отлично. Действуй по плану Б. Несчастный случай на воде. Лодка перевернулась, она запуталась в сетях. Я привезла сеть».
Марк: «Я не смогу сам ее утопить, Ника. Мне нужна помощь».
Ника: «Я помогу. Просто выведи ее на пирс».
Час назад. Значит, она уже здесь. Она где-то в лесу, наблюдает за нами. Сеть. Они собирались запутать меня в рыболовной сети и утопить, чтобы это выглядело как несчастный случай браконьеров.
Входная дверь скрипнула. Я швырнула телефон обратно в карман и метнулась к окну, делая вид, что любуюсь закатом. Сердце билось где-то в горле, перекрывая дыхание.
— Красиво, правда? — Марк подошел сзади, положил руки мне на плечи. Его прикосновение обожгло холодом, словно коснулся мертвец. — Пойдем прогуляемся к пирсу? Вода сейчас такая спокойная. Луна скоро выйдет.
— С удовольствием, — я повернулась к нему, глядя прямо в глаза. Я искала там остатки человечности, но видела только пустоту и решимость. — Только возьму шарф.
Я надела куртку, нащупала нож в правом кармане, диктофон в левом. Мы вышли на улицу. Воздух пах хвоей, сыростью и приближающейся грозой. Озеро лежало перед нами черным бездонным зеркалом. Пирс уходил в темноту, старые доски поскрипывали под ногами.
Мы шли молча. Я слышала каждый шорох в лесу. Где Андрей? Где Вероника?
— Знаешь, Лена, — начал Марк, когда мы дошли до самого края пирса. Вода тихо плескалась у свай. — Я давно хотел тебе сказать... Ты замечательный человек. Слишком хороший для этого мира.
— К чему это ты? — я напряглась, отступая на шаг. Рука сжала рукоятку ножа.
— К тому, что нам нужно прощаться, — он резко повернулся ко мне. В его руке блеснуло нечто тяжелое. Не нож. Тяжелая бронзовая статуэтка с камина, которую он незаметно прихватил, пряча в рукаве.
В этот же момент из темноты леса, со стороны берега, вышла фигура. Женский силуэт.
— Давай, Марк! — крикнула Вероника. Её голос был полон ярости и нетерпения. — Толкай её!
Я стояла между ними. Мой муж спереди, моя сестра сзади. Идеальная ловушка.
— Ника? — выдохнула я, изображая шок. — Что ты здесь делаешь? Марк, что происходит?
— Прости, Лена, — Марк замахнулся статуэткой. — Ничего личного. Только бизнес.
Я среагировала инстинктивно. Годы занятий кикбоксингом, которые я забросила после свадьбы, вдруг вспомнили мышцы. Я уклонилась от удара, присела и с силой ударила его ногой под колено. Марк взвыл, потерял равновесие на скользких досках. Статуэтка вылетела из его руки и бултыхнулась в воду. Он взмахнул руками и с громким всплеском рухнул следом. Вода была ледяной.
— Сука! — заорала Вероника, бросаясь ко мне по пирсу. В её руках была веревка. Она была похожа на фурию — волосы растрепаны, глаза безумные.
Я выхватила нож и выставила его перед собой. Лезвие блеснуло в лунном свете.
— Не подходи, Ника! Я убью тебя!
Она остановилась в метре от меня, тяжело дыша.
— Ты не сможешь, — усмехнулась она. — Ты слабая, Лена. Ты всегда была размазней. Дай сюда нож.
— Андрей! — закричала я изо всех сил в темноту леса.
Секунда тишины показалась вечностью. А потом лес озарился ярким светом мощного фонаря.
— Стоять! Руки вверх! Полиция!
Из кустов выскочил Андрей с пистолетом в руке, а за ним — двое крепких мужчин в форме спецназа. Андрей не пришел один. Он поднял старые связи.
Вероника замерла, ослепленная светом. Веревка выпала из её рук. На лице сменилась гамма эмоций: от ярости до животного страха.
— Это ошибка! — взвизгнула она. — Мы просто гуляли! Это она напала на мужа!
Марк барахтался в воде, пытаясь выбраться на скользкие сваи. Зубы у него стучали.
— Помогите! Она сумасшедшая!
Андрей подошел к Веронике, заломил ей руки за спину и защелкнул наручники.
— Ошибка, говоришь? — он кивнул мне. — Лена, диктофон.
Я дрожащими руками достала устройство. Красный огонек все еще горел.
— Всё записано, — сказала я тихо. — И разговор вчера ночью. И документы я сфотографировала. И переписку вашу я видела.
Полицейские вытащили Марка из воды, бросили его на доски пирса лицом вниз, надевая наручники. Он дрожал и скулил, как побитая собака. Он смотрел на меня снизу вверх, и в его взгляде была ненависть, смешанная с недоумением.
— Как? — прохрипел он. — Ты же спала. Ты же дура.
— Я проснулась, Марк, — я подошла к нему, глядя сверху вниз. — Я наконец-то проснулась. И я не дура. Я просто любила тебя. Но это прошло.
Вероника молчала. Она смотрела на меня ледяным взглядом, в котором не было ни капли раскаяния.
— Ты всегда забирала всё лучшее, — прошипела она, когда её вели к машине. — Родители любили тебя больше. Тебе досталась квартира бабушки. Тебе достался Марк. Я просто хотела справедливости.
— Марк был не призом, Ника, — ответила я. — А бабушка оставила квартиру мне, потому что знала: ты продашь её и спустишь деньги на шмотки, а я сохраню семейную память. Ты сама создала свой ад.
Я стояла на пирсе, обхватив себя руками. Меня трясло, но не от холода, а от отступающего адреналина. Андрей подошел и накинул мне на плечи свою теплую куртку.
— Ты как, боец? — тихо спросил он, обнимая меня за плечи.
— Я не боец, Андрей. Я просто выжившая.
— Ты молодец. Ты всё сделала правильно.
Позже, в отделении, следователь долго жал мне руку. Мне дали послушать полную запись допроса Вероники. Она сломалась быстро, как только поняла, что игра окончена и её адвокатский статус не поможет. Она сдала Марка с потрохами, пытаясь выторговать себе сделку. Она рассказала всё: как они начали спать полгода назад, как придумали план со страховкой, как она подделывала подписи. Это была исповедь не сестры, а чужого, завистливого человека, который жил рядом со мной тридцать лет.
Я вышла из участка на рассвете следующего дня. Город просыпался, люди спешили на работу, пили кофе, целовались на прощание. Мир был таким же, как вчера, но для меня он изменился навсегда. У меня не было мужа. У меня не было сестры. Но у меня была свобода. И у меня была правда.
Я достала телефон и медленно, смакуя каждый клик, удалила контакт «Ника ❤️» и «Любимый». Затем набрала номер риелтора.
— Здравствуйте. Я хочу продать квартиру. Да, ту, что в центре. И загородный дом. Я хочу продать всё. Срочно.
— Вы уезжаете? — удивился риелтор столь раннему звонку в воскресенье.
— Да. Я начинаю новую жизнь.
— Куда, если не секрет?
— Туда, где нет зеркал, — ответила я и повесила трубку.
Я посмотрела на небо. Оно было чистым, голубым, бесконечным. Земля снова была твердой под ногами. И я сделала первый шаг.
