— Да что ты капризничаешь, Галя? Это ж просто вода! Дереву пить надо, жара какая стоит, — Светин голос перекрыл даже назойливое жужжание газонокосилки с дальнего участка.
Я разогнула спину — поясницу привычно прихватило, словно напоминая: шестой десяток, милая, не шестнадцать. Поправила перчатку и посмотрела на свою любимую «Антоновку».
Прямо под стволом, там, где я ещё утром рыхлила землю, расплывалась мутная, серая лужа с белыми хлопьями пены. В нос ударил резкий, химический запах «морозной свежести». Он напрочь перебил аромат цветущего шиповника.
Света, жена моего брата, стояла у сетки-рабицы, разделяющей наши участки, и победно встряхивала пустое пластиковое ведро.
— Свет, это вода после мытья полов, — сказала я тихо. — Там хлорка. Там средство для ламината. Зачем ты мне это под яблоню?
— Ой, ну не начинай, а? — она махнула рукой, и браслеты на её запястье звякнули. — Какая там химия? Колпачок на ведро. Мы ж этим дышим, по-сути, безвредно. А у меня там, сама знаешь, пионы сортовые, им кислотность нельзя менять. А яблоня твоя крепкая, ей всё равно. Удобрение!
Я промолчала. Спорить со Светой — дело пустое. Она не слышит. У неё своя правда: если ей удобно, так и должно быть.
Свои и чужие
Вроде бы мелочь. Ну, плеснули ведро воды. Не мазут же. Но я смотрела на эту пену, которая медленно, с шипением уходила в чёрную землю, и понимала: дело не в воде. Суть в том, что моё «нет» для них — пустой звук.
Мы с братом поделили родительские шесть соток ещё в 2010-м. Честно, пополам. Мне достался старый домик и сад, им — более свободная часть, где они отстроили двухэтажный дом. Забора глухого у нас нет — «мы же родные люди, зачем отгораживаться».
Только вот граница эта работала странно. В одну сторону.
Если я выходила на крыльцо с чашкой кофе в шесть утра, Света могла крикнуть из окна: «Галь, ты чего в халате, мужиков смущаешь?». Но если они жарили шашлыки до двух ночи под музыку 90-х, то это «мы отдыхаем, имеем право».
А с водой началось месяц назад. Света купила новую швабру с отжимом и решила, что носить грязную воду в сливную яму за домом — это далеко. А моя яблоня — вот она, прямо у забора, в самой низине. Удобно же.
— Мам, ну ты же себя не на помойке нашла, — сказала мне как-то дочь, когда я пожаловалась ей по телефону. — Ты ткани продавала, людей насквозь видела, на ощупь кашемир от синтетики отличаешь. А перед Светой теряешься, как школьница.
Может, и правда. Я не люблю скандалов. Я привыкла, что если человеку сказать «пожалуйста, не надо», он перестанет.
Но сегодня, глядя на пузырящуюся лужу, я решила: ещё немного, и я перестану уважать сама себя.
Вечерний «укроп»
К вечеру я вышла поливать огурцы. Жара спала. Я разматывала шланг, стараясь не шуметь. Но тишины не вышло.
— Галя! Га-аль! — Света уже была на боевом посту, у мангала. — У тебя укроп есть? А то мой не взошёл, а Валерка салат хочет.
«Дай», «одолжи», «принеси». Слова, которые у неё вместо «здравствуйте».
— Нет, Света. Весь срезала, в заморозку ушёл, — сказала я. Спокойно, глядя ей прямо в глаза.
Она опешила. Укроп зеленел на грядке так ярко, что его, наверное, со спутника было видно.
— В смысле? Вон же он торчит! — она ткнула ухоженным пальцем в сторону моей грядки. — Тебе что, пучка жалко для брата?
— Это на семена, — отрезала я. И отвернулась к бочке с водой.
За спиной повисла тяжелая пауза. Я чувствовала её взгляд, сверлящий мне лопатки.
— Ну ты и жадная стала, Галя, — протянула она с той самой интонацией, от которой у меня обычно начинало стучать в висках. — Сидишь одна на своих грядках. Воды ей жалко, укропа жалко. Мы к тебе по-родственному, а ты...
И тут — плюх.
Звук был смачный, тяжелый. Я резко обернулась.
Света выплеснула таз с водой, в которой мыла овощи, прямо через сетку. На этот раз не под яблоню, а на мою клумбу с гортензиями. Вода была грязная, с землей и ошметками корней.
— Ой, рука дрогнула, — сказала она с вызовом и неестественно улыбнулась. — Ну ничего, польет. Всё польза.
У меня внутри что-то щелкнуло. Не злость даже, а какая-то ледяная ясность.
Я посмотрела на свои босоножки — удобные, ортопедические, купленные с хорошей скидкой в прошлом месяце. На них попали брызги грязи.
Посмотрела на Свету. Она ждала. Ждала, что я начну причитать, воспитывать, ругаться. Она умеет в таких перепалках побеждать, у неё голос громче.
Я глубоко вдохнула. И выдохнула.
— Хорошо, Света, — сказала я ровным голосом. — Я тебя поняла. Вода — это просто вода.
— Вот и умница, — фыркнула она и пошла к дому.
Она думала, что победила. Она не знала, что я не пошла в дом пить чай и успокаиваться.
Вместо этого я направилась в сарай. Там, в дальнем углу, за старыми рамами, лежали остатки профильного железа — того самого, которым мы крыли крышу лет пять назад. И ещё там была лопата. Хорошая, острая, с титановым лезвием.
Солнце уже садилось, когда я вышла на границу участков. В доме у брата гремела музыка. Им было не до меня.
Я подошла к яблоне. Земля здесь действительно имеет уклон — от них ко мне. Поэтому Свете так удобно лить: всё само течет. Правило притяжения.
«Ничего, — подумала я, примеряясь лопатой к грунту. — Законы физики для всех работают одинаково».
Я воткнула лопату в землю.
Закон сообщающихся сосудов
Я работала молча. С того участка доносились тосты, звон стекла и смех — там жизнь била ключом, не подозревая, что ландшафт уже меняется.
В школе по физике у меня была твёрдая четвёрка. Но дачная жизнь учит гидравлике лучше любого учебника. Если воде некуда уходить, она возвращается к истоку.
Я вкопала листы профильного железа вдоль сетки-рабицы. Глубоко, сантиметров на сорок вниз, и оставила маленький бортик сверху — аккуратный, почти незаметный в траве, высотой буквально в спичечный коробок. Стык между листами промазала остатками битумной мастики, которую нашла в гараже.
Получилась идеальная плотина. Герметичная.
Спина, конечно, к ночи совсем одеревенела. Колени гудели. Но внутри была такая спокойная решимость, что я закончила только когда луна уже висела над баней. Я не просто ставила загородку. Я строила границу своего государства.
Утром я проснулась от тишины. Выпила кофе, сидя на веранде. Телефон пискнул уведомлением о погоде: «Днём +28, возможны осадки». Я усмехнулась. Осадки были неизбежны.
Холодный душ
Час «Х» настал около одиннадцати.
Света вышла на крыльцо в шёлковом халате, потягиваясь. Увидела меня, но не поздоровалась — вчерашняя обида на «зажатый» укроп ещё сидела в ней занозой. В руках она привычно держала то самое ведро.
На этот раз вода была мутно-серой, с плавающими тряпками — видимо, генеральная уборка после гостей.
Я замерла с секатором у куста смородины.
— Ну что, соседушка, всё копаешься? — крикнула она елейным голосом. — А мы вот чистоту наводим.
Она подошла к забору. Размахнулась привычным широким жестом, не глядя под ноги.
— Лови витамины!
Поток грязной воды с шумом выплеснулся из ведра. По инерции он ударил в мою сторону, но тут же встретился с моим ночным сооружением. Железный бортик сработал как волнорез.
Вода, не найдя пути вперед, в мою рыхлую землю, ударилась о преграду и хлынула обратной волной.
— Ай! Да что ж такое! — взвизгнула Света.
Серая жижа смачно плеснула ей на ноги, залила дорогие домашние тапочки с пушком и растеклась огромной лужей по их идеально выложенной плитке. Брызги попали даже на подол длинного халата.
Я медленно выпрямилась.
Света стояла, растопырив мокрые ноги, и растерянно смотрела то на свои испорченные тапки, то на странную лужу, которая не впитывалась (у них там грунт утоптан до состояния асфальта), а стояла болотом прямо у калитки.
— Галя! — голос сорвался на визг. — Ты что наделала?! Ты что там нагородила?!
Она подбежала к сетке, хватаясь за ячейки.
— Ты посмотри! У меня теперь всё в грязи! Ты специально, да? Ты специально мне обратно вылила?
Я подошла. Спокойно, не торопясь. Посмотрела на грязные разводы на плитке.
— Я ничего не выливала, Света, — сказала я тихо. — Я просто закрыла свою границу.
— Какую границу?! Мы же семья! Ты что, совсем уже? Железки какие-то вкопала... Чуть ноги мне не переломала! Я Валерке скажу!
— Скажи, — кивнула я. — И заодно скажи ему, что теперь на моем участке будет только та вода, которая падает с неба. А ваша вода — это ваша ответственность.
— Да это же просто вода! — закричала она, теряя остатки светского лоска. — Тебе жалко земли было?!
— Нет, Света. Не жалко. Просто у моей яблони аллергия на хамство.
Ведро с крышкой
Весь день они ходили по участку мрачные. Валера вышел, посмотрел на мой «бордюр», почесал затылок, хмыкнул и ушёл обратно в дом. Он мужик рукастый, всё понял сразу. Против лома и гидроизоляции нет приема.
К вечеру Света демонстративно понесла ведро с водой в дальний угол участка, к компостной яме. Шла тяжело, громко вздыхая, всем своим видом показывая, как я усложнила ей жизнь.
Я наблюдала за этим из окна кухни. И знаете, мне было легко.
Я пила чай с мятой, и этот чай казался удивительно вкусным. Дышалось свободно. Свежий воздух на даче появляется не тогда, когда цветут пионы, а когда ты перестаёшь быть удобной для всех.
Ближе к закату я вышла к забору. На столбик ограждения я повесила небольшое пластиковое ведро — новое, чистенькое, с плотной крышкой. Купила его в хозяйственном неделю назад, всё думала под ягоды приспособить.
— Света! — позвала я.
Она обернулась. Лицо обиженное, губы поджаты.
— Чего тебе? Ещё ров выкопаешь с крокодилами?
— Возьми, — я кивнула на ведро. — Это тебе. С крышкой. Чтобы, когда до ямы несёшь, на тапочки не расплескать.
Она замерла. Посмотрела на ведро, потом на меня. В её взгляде я увидела странную смесь злости и... осторожности. Так смотрят на человека, который долго молчал, а потом вдруг заговорил на незнакомом, но очень понятном языке.
— Сама справлюсь, — буркнула она, но ведро всё-таки забрала.
Больше грязную воду под мою яблоню не лили. И укроп больше не просили. Отношения стали прохладными, как вода в колодце, но зато чистыми. Без примесей.
Иногда нам кажется, что худой мир лучше доброй ссоры. Но на самом деле, мир наступает только тогда, когда границы обозначены не словами, а действиями.
А яблоня моя в этом году, кстати, зацвела второй раз. К чему бы это?
А как у вас с границами на даче? Приходилось ли вам «воспитывать» родню такими методами, или считаете, что с близкими нужно мягче? Напишите свое мнение.
Подписывайтесь, у меня в запасе ещё много историй о том, как выживать в мире, где каждый норовит залезть на твою территорию.