Женщина вышла на крыльцо и встала перед немецкими автоматами. В одной руке она держала потрепанную Библию, другой обнимала пятерых детей. Немецкий офицер уже поднял руку, отдавая команду расстрелять семью "защитников Сталина". Но тетя Настя не дрогнула. Она подняла книгу выше и твердо произнесла: "Стреляйте!"
Офицер замер. Его взгляд упал на крест на обложке. Он медленно опустил руку.
"Die Buch ist good" - эта книга хорошая, - сказал он. - Отставить. В концлагерь.
Так началась история выживания для нескольких семей из Калужской области, которых весной 1943 года отправили в один из самых страшных лагерей смерти на территории СССР - Шталаг 337.
Предательство соседа
Семья Анатолия Буренина оказалась на оккупированной территории случайно. За несколько дней до начала войны его отец купил новый мотоцикл, и они поехали в Калужскую область навестить родных. Там их и застала война. Отец сразу уехал на фронт на том самом мотоцикле, а мать с двумя детьми - пятилетним Толей и семилетней Люсей - осталась в деревне.
Два года семья пережила оккупацию. Прятались в подвале под печкой во время обстрелов, когда снаряды свистели над головами, а дома горели один за другим. Фронт то откатывался, то возвращался. То немцы, то наши, то снова немцы.
В 1943 году один из местных жителей - предатель, который знал, что отец Анатолия уехал воевать на мотоцикле, - указал на женщину немцам: "Она защищает Сталина!"
Немцы пришли сразу. Никаких предупреждений, никаких сборов. Просто загрузили в телятники - товарные вагоны для скота.
Дорога смерти
Нары, ведро для нужд набито до отказа. Весна, но еще холодно. Молодая мать двадцати восьми лет с двумя детьми. Другие женщины, как могли, оберегали малышей - согревали, делились последними крошками.
"Сколько везли, не знаем, - вспоминает Анатолий Иванович. - На станциях открывали дверь и вытаскивали трупы. Люди задыхались прямо на наших глазах. Сердечники, от голода, от холода. Выбрасывали трупы, закрывали - и дальше.
Слышно было, как пикируют самолеты - то ли наши, то ли немецкие. Бум-бум-бум. Состав полз на запад. Куда - никто не говорил.
Привезли в Белоруссию, на станцию Лесная. От станции до лагеря гнали пешком. Кто терял сознание - того прихлопывали тут же, без церемоний. Степень бесчеловечности была такой, что людям словно и не было дела до других людей".
Шталаг 337: лагерь смерти
Шталаг 337 был основан осенью 1941 года недалеко от Барановичей, в 50 километрах от города, в местности, которую называли Лесная. Это был так называемый "фильтрационный" лагерь - через него прогоняли военнопленных, решая их дальнейшую судьбу. Особенно много попало сюда бойцов из Вяземского котла.
За всё время через Шталаг 337 прошло около 81 000 человек. Погибло 88 407. Да, вы правильно прочитали - погибших было больше, чем прошедших через лагерь, потому что многие умирали в первые же дни, едва успев быть зарегистрированными.
Бараки представляли собой деревянные постройки - бывшие овощехранилища. Длинные, метров по 15, с трехъярусными нарами. Никаких полов - солома на досках. В женском бараке №13, где оказалась семья Буренина, было холодно даже весной.
"Мы на втором ярусе лежали, - рассказывает Анатолий Иванович. - Все обессиленные. Прямо тут же всё - вонь, зловоние. Немцы в бараки не заходили".
Сыпной тиф - страшный и спасительный
Первое, что случилось в лагере, - всех заразили сыпным тифом.
"Знаете, что такое сыпной тиф? - спрашивает Анатолий Иванович. - Вошь откладывает яйца на волосяной покров. Эти яйца покрывают всю голову, зудят до язв. Кровь, язвы - всё это ужасно".
Немцы панически боялись тифа и вообще не заходили в бараки. Внутренний порядок поддерживали капо - из числа заключенных. Они ходили с плетками.
Парадоксально, но именно тиф спас детей. В других концлагерях - например, в Крыму - у детей брали кровь для раненых немецких солдат. Здоровую кровь. А тифозную? "Зачем им тифозная кровь?" - говорит Анатолий Иванович.
Голод, который не забывается
Самое страшное в концлагере - это не побои, не холод. Это голод.
"Трава была съедена, - вспоминает узник. - Ели траву вот так, не разбирая. Деревья, кустики, листья - всё съедали".
Раз в день давали баланду. Брюква, свекла, картофель - немытые, скрипели на зубах от песка. Иногда бросали куски мяса с шерстью - убитых или дохлых лошадей разделывали и кидали в котел. Доставали из баланды волосы.
"Давали и протухшее мясо, - говорит Анатолий Иванович. - Поэтому у всех дизентерия, понос, желудки больные. Это всё смешивалось с сыпным тифом. Как выжили - трудно сказать".
Дети организовывались. Был у них "атаман" - парень постарше по имени Захар. Он собирал мальчишек и говорил: "Ну что, пацаны, пойдёмте к немецкой кухне - там шелуху картофельную выбрасывают".
Захар расставлял детей: "Ты стой здесь, ты здесь. Давай, посмотрим - никого нет? Бегом!"
Однажды Анатолий отстал. Думал, какую большую картофелину нашел. И тут - удар плеткой по спине. Полицай. Кровь. Прибежал домой - мать промыла мочой, другого лекарства не было.
Украинская сотня
Кроме немцев, в лагере орудовали коллаборационисты - так называемая "украинская сотня". Именно они выполняли самую грязную работу.
"Немцы грязную работу только им давали, - вспоминает Буренин. - С плетками ходили, с трубками от противогазов, набитыми песком. Этим лупили. С собаками ходили на расстрелы".
Издевательства были изощренными. Заставляли военнопленных возить воду из речки Деревянки в бочках - как лошадей запрягали. А на бочку садился один из "украинской сотни" и плеткой погонял.
После войны многие из этих палачей растворились среди мирного населения. Стали председателями колхозов, главными бухгалтерами, многодетными отцами. Стерли свою биографию. Только в 1967 году над некоторыми из них состоялся суд. Но настоящего наказания так и не последовало - дали условные сроки.
Построения и расстрелы
Каждое утро - построение. По несколько часов на морозе, босиком. Больные, раненые - стоят. Доведенные до состояния скелетов. Падает человек - расстреливают тут же. Могли и в строю пулю в лоб пустить - если что-то не так.
Немцы ходили с овчарками. Собаки могли растерзать человека прямо на глазах у всех. Запросто. Это был обычный день в Шталаге 337.
Женщин выгоняли на черную работу. Заставляли стирать в ледяной речке немецкое обмундирование. Руки, ноги пухли. На кухне мыли за ними посуду, полы, убирали всю грязь вплоть до сортиров.
Дети оставались в бараке. Плач, рёв. Страх, что мать не вернется.
Ночью слышались расстрелы. Ду-ду-ду-ду-ду. Дети вздрагивали, прижимались друг к другу. Расстреливали в котлованах - вырытых ямах в полукилометре от лагеря. За сутки могли убить до 700 человек.
"Боже, вот мама спрашивает: а где мальчик?"
Каждое утро дети просыпались - и кого-то не было.
"Проснёшься - думаешь: боже, - говорит Анатолий Иванович. - Мама спрашиваю: а вот мальчик где? Его уже вынесли, он умер. Вот тётя лежала - её вынесли. Дядю вынесли. Умирали от чесотки, язв, недоедания, недопивания".
"Вот детский сон. Снится, как дома был, как всё хорошо. А проснёшься - думаешь: лучше не просыпаться".
Семья Бурениных была на грани смерти. Сыпной тиф, голод, холод. Спасли мамины подруги - отдавали свою пайку, перевязывали раны, находили какую-то тряпку от язв.
"Благодаря им и молитве мы выжили, - говорит Анатолий Иванович. - Мать говорила: за нас молились бабушки и дедушки".
Один добрый немец
Был один эпизод. Дети выбежали из барака, увидели немца, который сидел на пеньке и играл на аккордеоне. Анатолий выглянул - немец поманил его.
"Думаю: ну всё, сейчас что-нибудь будет, - вспоминает он. - Подхожу. Он посмотрел, достаёт из кармана леденец. Трубочкой такой, в обёртке. Даёт мне: шнель, шнель!"
Анатолий схватил конфету и побежал к матери. "Кто тебе дал?" - "Немец!"
"Были такие, были, - говорит Буренин. - Не все были звери".
Треугольник надежды
Весной 1945 года немцы бежали. Лагерь горел. Люди разбегались. Семья Бурениных попала в деревню Берёзовку, где их приютила белорусская семья - у них самих было пятеро детей, но они пригрели еще троих беженцев. Картошечкой подкармливали, чем могли.
Мать вырвала листок из тетради, написала треугольное письмо - без конверта, без марки - и отправила в Москву, на Кузьминки, где жила свекровь: "Если кто-то жив, сообщите мужу - семья нашлась, находится там-то".
Письмо дошло до бабушки. Бабушка через полевую почту написала сыну. А сын - Иван Буренин - в это время был в Вильнюсе. Он дошел от Кёнигсберга до Литвы, когда получил весточку.
Прибежал к командиру полка - полковнику Георгию Васильевичу.
"Семья нашлась! В Белоруссии!"
Полковник посмотрел на карту: "Слушай, да это же рядом! Десять суток тебе - разыскать семью и отправить на родину!"
Встреча
Отец шел по деревне Берёзовка с вещмешком, спрашивал у всех. Девочка Ира - старшая дочь в той белорусской семье - прибежала: "Тёть Полина, какой-то дяденька военный идёт, разыскивает семью с двумя детьми!"
"Да нет, Ирочка, что ты, - ответила мать. - Ну что ты..."
Но Люся - старшая сестра Анатолия - насторожилась: "Мама, может, папа?"
Побежали. Смотрят - идёт отец. Люся узнала его первой - бросилась к нему. Отец схватил её - слёзы ручьем. А Анатолий испугался - спрятался за дерево. Отец увидел, позвал. Мальчик вышел. И отец, здоровый, мощный мужчина, взял обоих детей на руки и нёс, обливаясь слезами.
"Трудно даже описать, - говорит Анатолий Иванович. - Вся семья выжила. Это редкий случай для войны".
День Победы
Белорусская семья помогла собраться. Отец привез концентраты, что были у солдат. И снова - телятники, товарные вагоны, разбитая техника. На восток, домой, в Москву, на Кузьминки.
А потом отец получил новый приказ - на Дальний Восток, против Японии. Несколько армий готовились к переброске. Состав стоял в Перово.
"У меня дом на Кузьминках, - сказал отец командиру. - Давайте ко мне!"
И вы не поверите - целый табор офицеров, от сержанта и выше, пришел к ним домой. Соседи вынесли лавки, скамейки. Солдаты принесли галеты, шоколад, шнапс. Все в форме, все с наградами.
Анатолий с Люсей ходили среди них. И солдаты плакали. Смотрели на детей - а у каждого свои дети где-то остались. Закрывали лица руками.
Полковник Георгий Васильевич посадил Анатолия на колени: "Папочка никуда больше не поедет".
Мальчик обрадовался. Но полковник заплакал, отвернулся: "Сыночек, папа в командировку съездит ненадолго и приедет. Не волнуйся".
Провожали состав с оркестром. От Кузьминок до Перово шли с гармошкой, пели. Расцеловались, обнялись. А вечером - салют, стрельба в воздух.
"Война закончилась! Война закончилась!"
Для отца война еще не закончилась. Он прошел через Монголию, через Ханкин-Гол, дошел до Порт-Артура. Написал потом: "Москва - Кёнигсберг - Порт-Артур".
А на улицах Москвы было ликование. Взрослые и дети, все перемешались. Радость и горе рядом - у кого-то муж вернулся, у кого-то нет.
Последний свидетель
Анатолию Ивановичу Буренину сейчас 87 лет. Он - последний живой свидетель концлагеря Шталаг 337.
В 2003 году он вернулся на то место. Территория заросла - немцы вырубили весь лес, после войны поросль поднялась. Ходил по костям. Буквально - кости лежали на поверхности.
На обелиске написано: "На территории Леснянского сельского совета в радиусе лагеря военнопленных 337 в годы Великой Отечественной войны немецко-фашистскими захватчиками было замучено и расстреляно 88 407 человек военнопленных и мирных жителей".
Несколько лет назад Анатолий Иванович надел пиджак с наградами - там значок "Узник концлагеря", медаль "Непокорённые". И дал большое интервью.
"Сейчас иногда снится, - говорит он. - До какого-то времени не снилось ничего. А сейчас, с возрастом, моменты какие-то всплывают".
"Как выжили - даже трудно сказать, - повторяет Анатолий Иванович. - Я верующий человек. Мать говорила: за нас молились. Бабушки, дедушки молились".
Та самая Библия, которую тетя Настя (крестная Анатолия, родная сестра матери) держала перед немецкими автоматами, сохранилась. Анатолий Иванович показывает её - потрепанная, старая книга.
"Вот она, вот она нас спасла. Эта книга".
___________________________________________