Он произнёс это так буднично, будто сообщил прогноз погоды. Стоял посреди бабушкиной гостиной — теперь уже ничьей — и раздавал указания.
— Подожди. Какой коридор?
— Ну, проходная часть. У входа. Там можно раскладушку поставить.
Я огляделась. Дом, в котором прошло моё детство. Пять комнат, веранда, мансарда. И мне — коридор.
— Дядь Боря, нас четверо наследников. Бабушка умерла месяц назад. Мы ещё даже к нотариусу не ходили. Какое «распределили»?
— Семейный совет решил.
— Какой семейный совет? Меня никто не звал.
Дядя Боря пожал плечами.
— Ты далеко живёшь. Не успели предупредить.
Я приехала из Новосибирска в родной Воронеж на сороковины бабушки. Девять часов на поезде, отгул на работе, подарки родственникам — всё как положено.
А теперь стояла в бабушкином доме и слушала, что моя доля наследства — это коридор. Три квадратных метра у входной двери.
— Дядь Борь, объясни мне логику. У бабушки было четверо детей: мой папа, ты, тётя Люда и тётя Вера. Папа умер пять лет назад. Я — его единственная дочь. По закону мне положена его доля.
— По закону — может быть. А по справедливости — нет.
— Это как?
— А так. Ты в Новосибирске своём сидела, носа сюда не казала. А мы за бабушкой ухаживали. Я — огород копал. Людка — в больницу возила. Верка — готовила, убирала.
— Я деньги присылала каждый месяц. Пятнадцать тысяч. Пять лет подряд.
— Деньги — это не забота. Это откуп.
Внутри что-то дрогнуло. Знакомое чувство — как в детстве, когда меня несправедливо наказывали.
— Дядь Борь. Я хочу услышать это от всех. Где тётя Люда? Где тётя Вера?
— На кухне. Поминки готовят.
На кухне пахло пирогами и лицемерием.
Тётя Люда месила тесто, тётя Вера резала салат. Обе подняли головы, когда я вошла.
— Зоенька! Доехала! А мы тут хлопочем, сама видишь...
— Вижу. Дядя Боря сказал, что вы мне коридор выделили.
Тётя Люда замерла с руками в муке. Тётя Вера отвела глаза.
— Зоя, ну ты пойми, — начала Людмила. — Дом старый, на всех не разделишь. Мы решили — каждому по комнате, а тебе... ну, ты же всё равно здесь не живёшь.
— Я — наследница. По закону. Мне положена четверть дома.
— По закону, — хмыкнула тётя Вера. — Ты ещё в суд на родственников подай.
— Если понадобится — подам.
Обе уставились на меня. Тётя Люда — с возмущением, тётя Вера — с презрением.
— Зойка, ты совсем совесть потеряла? — тётя Вера бросила нож на стол. — Мать твоя покойная от стыда бы сгорела!
— Мама ум.ерла, когда мне было двенадцать. И бабушка меня растила — здесь, в этом доме. Пока папа на вахтах деньги зарабатывал. Так что не надо мне про совесть.
— Ты огород копала? Нет. Бабушку в поликлинику возила? Нет. Подгузники ей меняла последние полгода? Нет!
— Я работаю в Новосибирске. Главным бухгалтером. У меня отпуск — две недели в году. Физически не могла приезжать чаще.
— Зато деньги присылать могла!
— И присылала. Девятьсот тысяч за пять лет. Хотите — могу выписки показать.
Тётя Люда ахнула. Тётя Вера побледнела.
— Врёшь.
— У меня всё задокументировано. Каждый перевод — на бабушкину карту. С назначением платежа «помощь». Это, кстати, учитывается при разделе наследства. Как вложения в содержание наследодателя.
***
Поминки прошли тяжело.
Родственники косились на меня, перешёптывались. Дядя Боря демонстративно не разговаривал. Двоюродные братья и сёстры — их пятеро — делали вид, что меня не существует.
Я сидела в углу, ела бабушкины пироги — тётя Люда пекла по её рецепту — и думала.
Девятьсот тысяч за пять лет. Это не считая подарков на дни рождения, Новый год, Пасху. Не считая лекарств, которые заказывала и присылала. Не считая оплаченного ремонта крыши два года назад — сто двадцать тысяч, между прочим.
Больше миллиона рублей я вложила в этот дом и в бабушку. А мне — коридор.
После поминок осталась помочь с уборкой. Не для родственников — для себя. Чтобы подумать.
Тётя Вера мыла посуду, я вытирала.
— Зоя, — она заговорила первая. — Ты же понимаешь, что суд — это позор на всю семью?
— Понимаю.
— Тогда зачем грозишься?
— Потому что вы меня обворовываете. Открытым текстом. При свидетелях.
— Мы не обворовываем! Мы справедливо делим!
— Справедливо — это когда по закону. А по закону мне четверть. Независимо от того, копала я огород или нет.
Тётя Вера отложила тарелку.
— Знаешь, Зойка, я тебя в детстве нянчила. Когда мать твоя умерла — я тебе косички заплетала. Кашу варила. А ты теперь судом грозишь.
— Тётя Вер. Я благодарна за детство. Правда. Но это не даёт вам права забирать моё наследство.
— Твоё?! Ты здесь не жила пятнадцать лет!
— Жила. До восемнадцати. Потом — уехала учиться. Потом — работать. Как все нормальные люди.
— А мы, значит, ненормальные? Потому что остались?
— Вы — остались. Я — присылала деньги. Каждый внёс свой вклад. Почему мой вклад не считается?
Тётя Вера молчала. Я видела, как она борется с собой. Хочет возразить — и не может.
— Ладно, — наконец сказала она. — Поговорю с Борей. Может, что-нибудь придумаем.
— Не «может». Точно. У вас неделя.
***
Через три дня позвонил дядя Боря.
— Зоя, мы тут посовещались. Готовы выделить тебе мансарду.
— Мансарду?
— Да. Там двадцать квадратов. Это больше, чем коридор.
— Дядь Борь. Весь дом — сто сорок квадратов. Моя законная доля — тридцать пять. Мансарда — это двадцать. И она не отапливается.
— Ну, утеплишь. Ты же деньги зарабатываешь.
— То есть я должна за свой счёт утеплять своё же наследство, которое вы мне урезали?
— Зойка, не наглей. Мы и так тебе навстречу идём.
— Навстречу? Вы мне предлагаете шестнадцать квадратов отдать вам в подарок. Это не навстречу. Это грабёж.
— Значит, в суд пойдёшь?
— Значит, пойду.
Вернулась в Новосибирск, записалась к юристу.
Антонина Павловна, специалист по наследственным делам, выслушала меня внимательно.
— Ситуация стандартная, — сказала она. — Родственники хотят поделить имущество «по справедливости», игнорируя закон. Ваша позиция сильная.
— Почему?
— Во-первых, вы — наследница по праву представления. Ваш отец умер раньше бабушки, его доля переходит вам автоматически. Во-вторых, у вас есть документальное подтверждение финансовых вложений в содержание наследодателя. Это весомый аргумент.
— Они скажут, что ухаживали за бабушкой физически.
— Пусть докажут. Справки, чеки, свидетельские показания. Голословные заявления суд не учитывает.
— И что мне делать?
— Подаём заявление о вступлении в наследство. Указываем вашу долю — одну четвёртую. Если родственники не согласятся — идём в суд.
***
Нотариус в Воронеже принял документы через две недели.
Я прилетела специально — отпуск взяла. Тётя Люда и тётя Вера уже были там. Дядя Боря опаздывал.
— Зоя Андреевна, — нотариус, молодая женщина в очках, смотрела на меня с профессиональным спокойствием. — Вы заявляете права на одну четвёртую долю дома и земельного участка?
— Да.
— Людмила Петровна, Вера Петровна — вы согласны?
Тётя Люда открыла рот, но тётя Вера её опередила:
— Нет. Мы считаем, что Зоя не имеет морального права...
— Моральные права — не моя компетенция, — прервала нотариус. — Меня интересуют юридические основания. Есть завещание?
— Нет.
— Тогда наследство делится по закону. Четыре наследника первой очереди: Борис Петрович, Людмила Петровна, Вера Петровна и Зоя Андреевна — по праву представления за умершего отца. Каждому — по одной четвёртой.
— Но она не ухаживала за матерью! — вскинулась тётя Люда.
— Это не влияет на размер доли. Если у вас есть претензии — обращайтесь в суд.
Влетел дядя Боря, запыхавшийся, злой.
— Что тут происходит?!
— Оформляем наследство, — спокойно ответила нотариус. — Борис Петрович, вы заявляете права на свою долю?
— Я заявляю, что эта, — он ткнул пальцем в меня, — ничего не получит! Мы семья! Мы сами разберёмся!
— Вы можете разобраться в суде. А я обязана зафиксировать всех наследников. Зоя Андреевна — законная наследница. Это факт.
***
Суд состоялся через четыре месяца.
Родственники наняли адвоката — пожилого, уставшего человека, который явно не верил в успех дела.
Моя Антонина Павловна разнесла его аргументы за полчаса.
— Истцы утверждают, что ответчица не участвовала в уходе за наследодателем. Однако представленные банковские выписки свидетельствуют о регулярных денежных переводах на содержание Прохоровой Е.И. в размере более девятисот тысяч рублей за пять лет. Кроме того, ответчица оплатила ремонт кровли жилого дома на сумму сто двадцать тысяч рублей, что подтверждается договором и актом выполненных работ.
Судья посмотрела на дядю Борю.
— Истец, вы можете подтвердить свои расходы на содержание наследодателя документально?
Дядя Боря побагровел.
— Я... мы... не сохраняли чеки...
— То есть документального подтверждения нет?
— Мы же родственники! Какие чеки?!
— Понятно.
Решение суда: признать за мной право собственности на одну четвёртую долю жилого дома и земельного участка.
Выходя из зала, я услышала, как тётя Вера говорит тёте Люде:
— Вот змея. Родную семью по судам затаскала.
Я остановилась. Повернулась.
— Тётя Вера. Вы предложили мне коридор. Три квадратных метра из ста сорока. И назвали это справедливостью. Кто из нас змея?
Она не ответила.
***
Прошло полгода.
Дом мы в итоге продали. Никто не хотел жить вместе, делить кухню и санузел. Покупатель нашёлся быстро — молодая семья из Москвы, искали дом под дачу.
Восемь миллионов. Моя доля — два.
На эти деньги я закрыла ипотеку за свою квартиру в Новосибирске. Ту, которую покупала сама, без помощи родственников.
С воронежской роднёй не общаюсь. Они меня вычеркнули из семейного чата, не поздравляют с праздниками, не звонят. Дядя Боря передал через общих знакомых, что я «предательница» и «позор рода».
Мне — всё равно.
Я защитила свои права. Законно, цивилизованно, с документами. Не криками, не истериками — фактами.
Недавно разбирала старые фотографии. Нашла карточку: мне лет шесть, я сижу на крыльце бабушкиного дома. Того самого. Косички, сарафан в горошек, беззубая улыбка.
Бабушка стоит рядом, рука на моём плече.
Она бы поняла. Она всегда говорила: «Зойка, не давай себя в обиду. Кто молчит — тому и достаётся».
Вот я и не промолчала.
Позавчера позвонила тётя Вера. Впервые за полгода.
— Зоя... У Людки инсульт. В больнице лежит.
— Мне жаль.
— Можешь помочь? Деньги нужны на лекарства, на сиделку...
Я помолчала.
— Тётя Вера. Полгода назад вы назвали меня змеёй. Сказали, что я позор семьи. А теперь просите денег?
— Зоя, ну это же Людка... Сестра моя...
— Моя тётя. Которая хотела отобрать у меня наследство.
— Зоя!
— Я пришлю десять тысяч. Один раз. Не потому что вы заслужили — потому что я так воспитана. Но больше не звоните.
Положила трубку.
Руки не дрожали. Внутри было спокойно.
Когда-то я боялась конфликтов с родственниками. Думала: семья — это святое, надо терпеть, мириться, уступать.
А потом мне предложили коридор вместо комнаты. И я поняла: семья — это те, кто тебя уважает. А не те, кто делит твоё наследство за твоей спиной.
Теперь у меня своя квартира. Без ипотеки. Без долгов.
И без родственников, которые считают меня бесплатным приложением к семейным посиделкам.
Это честный обмен.
А вы бы пошли в суд против родственников, если бы они попытались лишить вас законного наследства?