Ключи от собственного дома лежали передо мной на столе. Мои ключи. От моего дома. А напротив сидел муж и объяснял мне, что я здесь — лишняя.
— Гал, ну ты сама подумай, — Олег говорил терпеливо, как с больной. — Мама уже старенькая, ей тяжело одной. А у нас две комнаты пустуют. Логично же, что она переедет сюда.
— Логично. А я буду где?
— Как где? С нами. Просто... немного подвинешься.
Подвинусь. В собственном доме. Который я строила восемь лет.
Мы с Олегом женаты двенадцать лет. Когда встретились, у него была комната в коммуналке и долги по кредитам. У меня — однушка на окраине и работа главным бухгалтером в строительной фирме.
Первые четыре года жили в моей однушке. Тесно, неудобно, но терпимо. Олег обещал «вот-вот подняться», открыть своё дело, заработать на квартиру побольше.
Не поднялся. Не открыл. Не заработал.
Зато я — заработала. Откладывала с каждой зарплаты, бралась за подработки, считала каждую копейку. Когда накопила на участок — купила. Когда накопила на фундамент — залила. И так восемь лет, кирпичик за кирпичиком.
Олег помогал. Физически — таскал, красил, прибивал. Но деньги были мои. Каждый рубль, вложенный в этот дом — мой.
И вот теперь мне предлагают «подвинуться».
— Олег, — я старалась говорить спокойно. — Этот дом оформлен на меня. Я его построила. На свои деньги.
— Ну начинается! «Мои деньги, мой дом»! Мы же семья, Гал!
— Семья — это когда решения принимают вместе. А ты мне сообщаешь, что твоя мать переезжает. Не спрашиваешь — сообщаешь.
— А что тут спрашивать? Маме плохо одной. Ей семьдесят два года.
— У неё квартира в центре. Двухкомнатная. С лифтом, с магазинами под боком. Почему она не может жить там?
Олег отвёл глаза.
— Она хочет с семьёй.
— Она хочет контролировать. Это разные вещи.
Зинаида Павловна, моя свекровь, относилась ко мне с первого дня как к временному явлению в жизни сына.
— Олежек мог бы найти и получше, — услышала я однажды её разговор с подругой по телефону. — Эта-то уже не первой свежести, да ещё и бездетная.
Бездетная. Как будто это клеймо.
Мы пытались завести детей первые пять лет. Обследования, процедуры, таблетки. Врачи говорили — проблема в Олеге. Но Зинаида Павловна была уверена: виновата я. «Пустоцвет», так она меня называла за глаза. Думала, не знаю.
Знала. Молчала. Терпела ради мужа.
А теперь это «пустоцвет» должна подвинуться в собственном доме.
— Олег, скажи честно: ты с матерью это уже обсудил?
— Ну... да. Она очень обрадовалась.
— То есть вы всё решили без меня.
— Гал, ну хватит из мухи слона! Мама поживёт с нами, поможет по хозяйству...
— Какому хозяйству? Я работаю, ты работаешь. Что ей здесь помогать?
— Ну... готовить, убирать...
— Я сама готовлю и убираю. После работы. Уже двенадцать лет.
Олег начал раздражаться. Я видела это по тому, как он сжал челюсти.
— Ты привела нас в этот дом. А теперь делаешь вид, что мы мешаем.
Я медленно положила руки на стол. Пальцы слегка дрожали — от злости, не от страха.
— Кого — «нас»?
— Меня. Маму. Семью.
— Олег. Я построила этот дом. Ты переехал сюда со мной. Твоя мать здесь не живёт и никогда не жила. Какие «мы»?
— Гал, ты сейчас звучишь как эгоистка.
— Нет. Я звучу как человек, которого ставят перед фактом в собственном доме.
***
Зинаида Павловна позвонила на следующий день. Голос — елейный, сладкий.
— Галочка, доченька, Олежек мне рассказал о вашем разговоре. Я так рада, что ты согласилась!
— Согласилась на что?
— Ну как же! Что я перееду. Олежек сказал, ты только за.
Я стиснула телефон так, что побелели костяшки.
— Зинаида Павловна, произошло недоразумение. Я ни на что не соглашалась.
Пауза. Короткая.
— Как это — не соглашалась? Олежек сказал...
— Олег поторопился. Мы ещё не закончили обсуждение.
— Галочка, — голос свекрови стал жёстче. — Я уже договорилась с агентством. Мою квартиру выставляют на продажу через неделю.
На продажу. Вот оно что.
— Вы продаёте свою квартиру?
— Конечно. Зачем она мне, если я буду жить с вами? А деньги — Олежеку на развитие бизнеса.
— Какого бизнеса?
— Он разве не рассказывал? Хочет автомойку открыть. Давно мечтает.
Автомойка. Олег. Который за двенадцать лет не открыл ничего сложнее бутылки пива.
— Зинаида Павловна, я вам перезвоню.
Я отключилась, не дожидаясь ответа.
Вечером Олег вернулся с работы весёлый, насвистывал что-то.
— Гал, мама звонила, сказала, вы мило поболтали!
— Мило. Олег, сядь.
Он плюхнулся на диван, всё ещё улыбаясь.
— Что такое?
— Ты собираешься открыть автомойку на деньги от квартиры матери?
Улыбка слегка потускнела.
— Ну... да. Хорошая же идея!
— И жить мы будем втроём в моём доме, пока ты «развиваешь бизнес»?
— Гал, ну что ты цепляешься к словам? «Твой дом», «мой дом»... Мы семья!
— Семья — это когда вместе. А вы с матерью всё решили за моей спиной. Она уже квартиру продаёт, Олег!
— Ну и отлично! Значит, всё срастается.
Я смотрела на него и не узнавала. Двенадцать лет рядом — и как будто чужой человек.
— Олег. Я не хочу, чтобы твоя мать жила в моём доме.
— Гал!
— Не перебивай. Я не хочу. Это моё решение. Моё право.
— Ты не можешь так!
— Могу. Дом оформлен на меня. Ты — муж, не собственник. Твоя мать — вообще посторонний человек.
Олег побледнел.
— Ты что сейчас сказала? «Посторонний человек»? Это моя мать!
— Для меня — да. Юридически — да. Она не член моей семьи. Она — твоя мать. Хочешь жить с ней — живи. Но не в моём доме.
— Гал, ты рехнулась?
— Нет. Я проснулась.
***
Следующие две недели были адом.
Олег то молчал сутками, то взрывался криками. Зинаида Павловна звонила каждый день — плакала, угрожала, взывала к совести.
— Как ты можешь так с пожилым человеком? У меня давление!
— Примите таблетку, Зинаида Павловна.
— Ты бессердечная! Олежек, она бессердечная!
Родственники подключились на третий день.
Тётя Олега, Валентина, приехала «поговорить по-женски».
— Галочка, ну ты же понимаешь, что Зинаида не вечная. Потерпи немного, года три-четыре...
— Три-четыре года я должна терпеть человека, который меня ненавидит? В моём собственном доме?
— Ну, ненавидит — сильно сказано...
— Она называет меня «пустоцвет». Двенадцать лет. Вы считаете, я должна это терпеть под своей крышей?
Валентина замялась.
— Но она же мать Олега...
— А я — жена Олега. И хозяйка этого дома. Почему её интересы важнее моих?
Ответа не было.
На исходе второй недели я пришла домой и обнаружила в гостиной чемоданы.
Три больших чемодана. И Зинаиду Павловну на моём диване.
— О, Галочка! — свекровь улыбнулась. — А я уже обживаюсь. Олежек ключи дал.
Я медленно повернулась к мужу. Он стоял в дверях, смотрел куда-то в сторону.
— Олег. Что происходит?
— Ну... мама уже съехала. Квартиру продала. Ей некуда идти, Гал.
— Она продала квартиру, не дождавшись моего согласия на переезд?
— Так получилось...
— Так получилось. Понятно.
Я повернулась к свекрови.
— Зинаида Павловна. Вы продали квартиру, не имея договорённости о проживании здесь. Это был ваш риск. Не мой.
— Галочка, ты что такое говоришь?
— Я говорю, что вы здесь жить не будете. И даю вам три дня на поиск другого жилья.
Зинаида Павловна открыла рот. Закрыла. Снова открыла.
— Олежек! Ты слышишь, что она говорит?!
— Гал, ты перегибаешь, — Олег наконец посмотрел на меня. — Мама не виновата, что...
— Что — что? Что вы оба решили меня поставить перед фактом? Что ты дал ключи от моего дома без моего разрешения?
— Это наш общий дом!
— Нет, Олег. Это мой дом. Я его строила. Я платила. Ты можешь проверить документы.
Олег побагровел.
— Ты сейчас серьёзно? После двенадцати лет брака ты мне документами тычешь?
— После двенадцати лет брака ты привозишь мне свою мать без моего согласия. И я должна молчать?
***
Ночью я не спала.
Лежала, смотрела в потолок, слушала, как за стеной шуршит Зинаида Павловна. В моём доме. Без моего разрешения.
Утром позвонила юристу.
— Вера, мне нужна консультация. Срочно.
Через час я знала свои права.
Дом оформлен на меня — единолично. Приобретён до брака. Олег не имеет на него прав как супруг. Зинаида Павловна — тем более. Я могу потребовать её выселения в любой момент.
— А если она откажется уходить?
— Вызовешь полицию. Она находится в твоём доме без твоего согласия. Это незаконное проникновение.
— Вера, это свекровь. Мать мужа.
— Юридически — посторонний человек. Ты не обязана её терпеть.
Вечером я собрала семейный совет.
Олег. Зинаида Павловна. Я.
— Итак, — я положила на стол бумаги. — Это выписка из Росреестра. Дом принадлежит мне единолично.
— Галочка, зачем эти формальности...
— Зинаида Павловна, помолчите. Это документы. Факты. Дом — мой.
Олег скрестил руки на груди.
— И что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы твоя мать съехала. Сегодня.
— Сегодня?! — Зинаида Павловна схватилась за сердце. — Куда я пойду?!
— У вас есть деньги от проданной квартиры. Снимите жильё. Или купите новое. Это не моя забота.
— Олежек! Сделай что-нибудь!
Олег встал.
— Гал. Если мама уйдёт — я уйду с ней.
Я посмотрела ему в глаза. Долго. Внимательно.
— Хорошо.
— Что — хорошо?
— Уходи. Если для тебя мать важнее жены — уходи.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я двенадцать лет терпела её «пустоцвета». Двенадцать лет строила этот дом, пока ты мечтал о бизнесе. Хватит.
Олег открыл рот, но я подняла руку.
— Не перебивай. Я приняла решение. Либо твоя мать уезжает — и мы пытаемся сохранить брак. Либо вы уезжаете оба — и я подаю на развод. Третьего варианта нет.
***
Они уехали в тот же вечер.
Олег собирал вещи молча. Зинаида Павловна причитала, проклинала, грозила божьей карой. Мне было всё равно.
Когда дверь закрылась, я села на кухне и налила себе чаю.
Руки не дрожали. Внутри было пусто, но спокойно.
Через неделю Олег подал на развод. В заявлении написал: «Непримиримые разногласия».
Непримиримые — это точно. Я не намерена мириться с тем, что меня используют.
***
Прошло четыре месяца.
Развод состоялся. Олег пытался отсудить половину дома — не вышло. Документы чёткие: моя собственность, приобретена до брака.
Автомойку он так и не открыл. Деньги от квартиры свекрови ушли на аренду жилья и адвокатов.
Зинаида Павловна теперь живёт с сыном в съёмной двушке. Говорят, ругаются каждый день.
А я — в своём доме. Одна. Наконец-то одна.
По вечерам сижу на веранде, смотрю на сад, который сама посадила. Яблони, вишни, кусты смородины. Всё — моё. Выращенное, выстраданное, заработанное.
Подруга Света спрашивает: не жалею ли?
— О чём жалеть? О муже, который меня не защищал? О свекрови, которая меня ненавидела?
— Но двенадцать лет вместе...
— Двенадцать лет я вкладывала — а они брали. Теперь — всё. Касса закрыта.
Света качает головой, но не спорит. Она видела, как я строила этот дом. Знает цену каждому кирпичу.
Недавно Олег позвонил. Сказал — скучает. Хочет поговорить.
— О чём?
— Гал, может, погорячились? Может, попробуем ещё раз?
— Без матери?
Долгая пауза.
— Она же пожилая, Гал. Я не могу её бросить.
— Тогда — нет.
— Гал!
— Олег. Ты выбрал. Живи с этим.
Я отключилась и заблокировала номер.
За окном начинался рассвет. Мой рассвет. В моём доме.
И никто — никто — больше не скажет мне здесь «подвинься».
А вы бы выбрали сохранение брака или защиту своих границ, если бы муж без спроса привёз в ваш дом свою мать?