Чашка замерла у меня в руке. Я аккуратно поставила её на блюдце — так аккуратно, будто внутри был нитроглицерин.
— Проще — кому?
— Всем, мам. Тебе в первую очередь.
Настя сидела напротив, спокойная, уверенная. Говорила тем особым тоном, каким объясняют очевидные вещи упрямому ребёнку. И от этого тона у меня заныло где-то под рёбрами.
Дочь заехала двадцать минут назад — позвонила, сказала «заскочу на чай, поболтать». Я обрадовалась, печенье из заначки достала. Виделись мы редко, хотя жили через два квартала. У Насти вечно дела: работа, муж Артём, ипотека за двушку в новостройке.
А теперь выяснилось, что «поболтать» — это озвучить мне уже готовое решение.
— Значит, вы с Артёмом всё обсудили, — я откинулась на спинку стула. — И что же вы там напридумывали? Без меня?
— Мам, ну не заводись сразу! — Настя закатила глаза. — Мы же о тебе думаем. Ты одна в двушке, тебе пятьдесят два года, а нам ипотека горло сжимает. Всё логично: ты переезжаешь к нам, помогаешь с Кирюшей, когда он родится. А твою квартиру сдаём.
Внутри шевельнулось что-то острое. Колючее.
— Мою квартиру — сдаёте?
— Ну да! Это же тридцать тысяч минимум, мам. Нам — помощь с ипотекой, тебе — семья рядом. Все в плюсе.
Настя улыбнулась, довольная собственной логикой. Как будто не о моём доме говорила, в котором её же и вырастила, а о каком-то сарае на отшибе.
Двадцать три года я отработала бухгалтером на заводе «Прогресс». Считать научилась не только дебет с кредитом, но и людей. И сейчас в дочкиной арифметике что-то категорически не сходилось.
— А жить я у вас буду — где именно?
— В детской, конечно. Там диван раскладной, помнишь? Удобный.
— То есть в одной комнате с новорождённым.
— Ну а где ещё, мам? У нас двушка. Не хоромы.
Я встала, подошла к окну. Во дворе мальчишки гоняли мяч, орали как резаные. Обычный майский вечер, сирень цветёт. А у меня тут, оказывается, жизнь переворачивают.
— Настя. Я правильно понимаю расклад? Я отдаю вам квартиру, перебираюсь на раскладной диван в детскую и становлюсь бесплатной няней. Так?
— Мам, ну что за формулировки! «Отдаю», «бесплатной»... Мы же семья!
— Семья — это когда советуются. А вы уже всё решили.
Я обернулась и посмотрела дочери в глаза. Настя выдержала секунды три, потом отвела взгляд.
— Это Артём придумал, да?
— Какая разница, кто придумал? Идея хорошая.
— Для кого хорошая?
— Для всех, мам! Сколько можно повторять!
Настя начала раздражаться. Это я видела по тому, как она вцепилась пальцами в край стола. Привычка с детства — когда нервничает, хватается за что-нибудь.
— Ты живёшь одна, — продолжила дочь. — Тебе скучно. Нам тяжело. Почему бы не объединиться?
— Мне не скучно.
— Мам, да ладно тебе! Сериалы по вечерам, кошка, грядки на даче летом. Это не жизнь, это существование.
Вот тут я даже усмехнулась. Существование, значит. А то, что я после смерти мужа эту квартиру сама тянула, ремонт делала, на работе пахала до девятого пота — это, видимо, неважно.
— Настя, солнышко, — я говорила медленно, подбирая слова. — Ты помнишь, как эта квартира мне досталась?
— Ну, от бабушки.
— Не от бабушки. Бабушка её на меня переписала, потому что твой дядя Серёжа проиграл свою долю в карты. Помнишь эту историю? Я пять лет ему выплачивала его «долю», чтобы он не судился. Пять лет, Настя. Ты тогда в школу ходила.
— Мам, это было давно...
— Давно. А квартира — вот она. Моя. Заработанная. Выстраданная.
Настя вздохнула, как будто я говорила какую-то невыносимую глупость.
— Никто же не отбирает! Просто сдавать будем. Деньги — общие, на семью.
— Общие — это как? Я буду их видеть?
— В смысле?
— В прямом. Тридцать тысяч в месяц — кому пойдут? На чей счёт?
Настя замялась. Впервые за весь разговор.
— Ну... Артём сказал, что лучше на ипотечный счёт сразу перечислять. Автоматом. Чтобы не забывать.
— То есть на счёт Артёма.
— Это наш общий счёт!
— Настя, вы женаты два года. Квартира оформлена на него. Ипотека — на него. Что у тебя есть твоего?
Дочь покраснела. То ли от злости, то ли от того, что я попала в точку.
***
Неделю я думала.
Не потому что сомневалась в своём ответе — его я знала сразу. Но мне нужно было понять, что вообще происходит. Откуда это всё взялось.
Позвонила сестре, Люде. Та живёт в Воронеже, мы созваниваемся раз в месяц, но друг друга понимаем без лишних слов.
— Тамар, ты серьёзно? Они хотят тебя на диван в детскую, а квартиру себе забрать?
— Не забрать. Сдавать.
— Ага. А разница? Ты же оттуда съедешь. А потом что? Поругаешься с зятем — и куда? На улицу?
Люда всегда умела формулировать то, что я сама боялась произнести вслух.
— Я думаю, это Артём её накрутил, — сказала я. — Настя сама бы не додумалась.
— А какая разница, кто додумался? Она взрослая. Согласилась. Пришла тебе это озвучивать. Значит, считает нормальным.
— Она беременная, Люд. Гормоны. Страхи. Ипотека давит.
— Тамара. Хватит её оправдывать. Ты всю жизнь её оправдываешь. «Маленькая была», «подросток, переходный возраст», «студентка, нервничает». Ей тридцать лет. Замужем. Ребёнка ждёт. Когда она станет взрослой-то?
Я молчала. Крыть было нечем.
— Скажи нет, — продолжила Люда. — Чётко. Без объяснений на пять страниц. Просто: нет, я никуда не перееду, квартиру не отдам.
— А если обидится?
— Обидится — её проблемы. Ты ей ничего не должна, Тамар. Ты её вырастила, выучила, на свадьбу денег дала. Всё. Долг закрыт.
После разговора с Людой я села и посчитала.
Привычка бухгалтера — всё переводить в цифры.
Свадьба Насти — триста двадцать тысяч. Это я оплатила банкет, платье и фотографа. Первый взнос на их ипотеку — двести тысяч, мой подарок молодожёнам. Мебель в новую квартиру — ещё сто пятьдесят, «мамочка, мы потом отдадим». Не отдали. Я и не напоминала.
Итого: шестьсот семьдесят тысяч за два года.
И теперь они хотят мою квартиру.
***
Через десять дней Настя позвонила сама.
— Мам, ну что ты решила?
— А ты не догадываешься?
— Мам, ну хватит уже дуться! Я же вижу, что ты обиделась. Но это глупо! Мы же хотим как лучше!
— Кому лучше, Настя?
— Всем! Сколько можно спрашивать одно и то же?
Я глубоко вдохнула. Выдохнула.
— Хорошо. Слушай внимательно, потому что повторять не буду. Никуда я не перееду. Квартиру не отдам. Ни сдавать, ни дарить, ни переписывать. Это мой дом, и я в нём умру. Если доживу. Вопросы?
Тишина в трубке.
— Мам... Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Но мы же... Артём уже всё посчитал! У нас план был!
— Вот и замечательно. Теперь пересчитайте без моей квартиры.
— Мам, это эгоизм!
Я почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее. Злость. Настоящая, честная злость, которую я давила в себе двадцать лет.
— Эгоизм? Настя, я тебя одна подняла после смерти отца. Ты помнишь, как мы жили? Я на трёх работах крутилась, чтобы ты в нормальную школу ходила. Репетиторы, кружки, институт. Я на себя копейки не тратила. А теперь ты мне говоришь про эгоизм?
— Мам, это было давно...
— А квартира — сейчас. И она моя. Я её заработала, пока ты уроки делала и с мальчиками гуляла. Не Артём. Не ты. Я.
— Но мы же семья!
— Семья — это не когда одни решают, а другие подчиняются. Это когда разговаривают. Советуются. Спрашивают. Вы со мной посоветовались? Нет. Вы пришли с готовым планом, где мне отводилась роль бесплатной прислуги.
— Мам, ну ты утрируешь!
— Правда? А кто будет с Кирюшей ночью вставать? Ты? Или бабушка на диванчике в детской?
Настя молчала.
— Кто будет готовить? Убирать? Стирать? Пока ты на работе, а Артём «устал»?
— Артём работает!
— Я тоже работаю. И собираюсь работать до пенсии. А потом — жить в своей квартире, а не на чужом диване.
***
Через три дня ко мне пришёл Артём. Один, без Насти.
Я открыла дверь и сразу всё поняла по его лицу. Он был настроен «решить вопрос».
— Тамара Сергеевна, можно поговорить?
— Входи.
Он прошёл на кухню, сел на тот же стул, где сидела Настя. Огляделся оценивающе. Я знала этот взгляд — так смотрят на товар.
— Тамара Сергеевна, давайте начистоту, — он сложил руки на столе. — Вы понимаете, что ставите Настю в сложное положение?
— Я?
— Ну а кто? Она плачет каждый вечер. Говорит, мама её бросила.
Я села напротив.
— Артём. Я тебя один раз спрошу, и ты мне честно ответишь. Чья была идея — забрать мою квартиру?
Он дёрнулся. Не ожидал прямого вопроса.
— Это не «забрать». Это сдавать. Временно.
— Чья идея?
— Ну... Мы вместе обсуждали.
— Артём.
Он отвёл глаза.
— Ну хорошо. Моя. Я предложил. Но это же логично! У вас квартира простаивает, вы одна, вам всё равно скучно...
— Мне не скучно.
— Тамара Сергеевна, давайте по-взрослому. Настя — ваша единственная дочь. Квартира всё равно ей достанется. Так зачем ждать? Отпишите сейчас, мы будем сдавать, платить вам процент...
— Какой процент?
Он замялся.
— Ну... Десять. Три тысячи в месяц.
Я молча смотрела на него. Тридцать тысяч аренда — и мне три? За мою собственную квартиру?
— Артём. Встань и уйди.
— Что?
— Встань. И уйди из моего дома. Пока я не сказала то, о чём потом пожалею.
— Тамара Сергеевна, вы неправильно поняли!
— Я всё правильно поняла. Ты хочешь забрать мою квартиру, посадить меня в няньки и платить мне копейки. Как прислуге. Я поняла это с первого раза. Теперь уходи.
Он встал, лицо красное.
— Настя будет очень расстроена!
— Передай Насте, что если она хочет поговорить — пусть звонит сама. Без адвокатов.
***
Через месяц я сделала то, о чём думала давно.
Пошла к нотариусу и составила завещание. Всё чётко, по пунктам.
Квартира после моей смерти переходит в собственность Насти — с обременением. Продать или сдать она сможет только через пять лет после вступления в наследство. Если попытается раньше — квартира уходит в благотворительный фонд.
Нотариус, женщина моего возраста, посмотрела на меня понимающе.
— Дочка торопит?
— Зять.
— Ясно. Правильно делаете. Знаете, сколько таких историй через меня проходит? Переписали квартиру — через год на улице оказались.
— Знаю. Поэтому я здесь.
Копию завещания я отправила Насте по почте. Заказным письмом, с уведомлением.
Через два дня она позвонила.
— Мам... Это правда?
— Что именно?
— Завещание. С этим дурацким условием.
— Правда.
— Но зачем?
— Затем, что я хочу, чтобы у тебя был дом. Твой. Который никто не отберёт. Даже муж.
Тишина.
— Мам... Ты думаешь, что Артём...
— Я ничего не думаю. Я подстраховываюсь. За тебя. Потому что сама ты, видимо, о себе не думаешь.
— Мам, ты неправа.
— Может быть. Но завещание я менять не буду.
***
Прошло три месяца.
Кирюша родился в августе, три двести, здоровый мальчишка. Я приехала в роддом с цветами и подарками.
Настя лежала уставшая, но счастливая. Артёма рядом не было — «на работе срочное».
— Мам... — дочь взяла меня за руку. — Прости меня.
— За что?
— За всё это. За квартиру. За то, что не думала своей головой. Ты была права.
— Насчёт чего?
— Насчёт того, что семья — это когда советуются.
Я смотрела на внука в её руках. Красный, сморщенный, самый прекрасный на свете.
— Настя. Я тебя люблю. И Кирюшу буду любить. Но жить я буду в своём доме. Это не обсуждается.
— Я знаю, мам.
— И приходить буду в гости. Нянчить — когда смогу и захочу. Не по графику.
— Хорошо, мам.
— И вот ещё что. Если тебе когда-нибудь станет плохо с Артёмом — у тебя есть куда прийти. Моя дверь открыта. Но только для тебя и Кирюши. Не для него.
Настя заплакала. Тихо, без звука, только слёзы по щекам.
— Мам, я дура была.
— Была. Теперь — не будь.
Я погладила её по голове, как маленькую. Как тогда, когда мы остались вдвоём, и я не знала, как нам выжить.
Выжили. И сейчас выживем.
Только теперь — каждая в своём доме. Так правильно. Так и должно быть.
На обратном пути я зашла в магазин, купила себе торт. «Птичье молоко», мой любимый.
Вечером сидела на кухне, пила чай с тортом и смотрела в окно.
Мальчишки во дворе уже не гоняли мяч — выросли за лето. Теперь там бегали другие дети, помладше.
А я всё та же. В своей квартире. В своём доме.
И никому его не отдам.
Потому что есть вещи, которые нельзя отдавать. Даже детям. Особенно — если они пока не понимают их цену.
Когда-нибудь поймут. Когда сами заработают.
А пока — пусть учатся.
А вы бы отдали свою квартиру детям, если бы вас попросили переехать на раскладной диван?