— Ты что, спятила?! — Геннадий швырнул на стол путёвку так, что чашка с чаем подпрыгнула. — В Турцию? Одна?!
Лариса Петровна спокойно подняла глянцевый буклет с пола и разгладила мятую страницу. На фотографии улыбались загорелые люди у бассейна, а за ними синело море.
— Да, Гена, одна. Десять дней. Уже оплачено.
— Оплачено?! — Он вскочил, едва не опрокинув стул. — А кто разрешил?!
— Я сама себе разрешила, милый. Двенадцать месяцев копила. По пять тысяч откладывала каждый месяц с зарплаты.
— Так это наши деньги! Семейные! — Геннадий покраснел, шея его налилась. — Максиму на машину надо, ты же знаешь! Движок барахлит!
— Максиму тридцать лет скоро, пусть сам зарабатывает. — Лариса налила себе чаю, руки дрожали, но голос был твёрдым. — Я тоже хочу пожить для себя.
— Для себя?! — Он захохотал, но смех вышел злым. — Да ты вообще берега попутала! Кому ты там нужна, старая кочерыжка?
Дверь распахнулась, и в кухню влетела Оксана, размахивая телефоном.
— Мам, это правда?! Папа мне написал, что ты деньги на путёвку угрохала?! — Дочь была без косметики, в растянутой футболке, видимо, примчалась прямо из дома. — У меня Вовку в садик устроить не на что, а ты в Турцию собралась?!
— Окс, я год копила. Специально. На себя.
— На себя?! — Дочь плюхнулась на стул, театрально всплеснув руками. — Мама, ты же бабушка! Какая Турция? У меня ребёнок, понимаешь? Ребёнок! А садик платный, двадцать тысяч в месяц!
— И что я должна делать? Всю жизнь работать на вас? — Лариса почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, давно подавляемое. — Вовке четыре года, ты сама можешь заработать!
— Ага, легко сказать! — Оксана вскочила, голос сорвался на крик. — А кто с ним сидеть будет? Ты же обещала помогать!
— Помогаю. Каждые выходные забираю его. Готовлю вам еду на неделю. Глажу, стираю. Но это не значит, что я должна отдать последние деньги!
— Последние?! — Геннадий хмыкнул. — У тебя зарплата сорок тысяч! Что ты несёшь?
— Сорок тысяч, из которых двадцать уходит на продукты для этого дома, — Лариса встала, выпрямилась. — Ещё десять — на коммуналку, потому что ты, Гена, последние три месяца ни копейки не принёс. Говорил, что на складе зарплату задерживают.
— Не твоё дело! — Он стукнул кулаком по столу.
— Моё! Потому что это я кручусь, как белка в колесе! А вы все думаете, что я вам должна!
Телефон Оксаны зазвонил. Дочь глянула на экран и выдохнула:
— Максим... Макс, ты где? Дома у родителей? Приезжай срочно. Мама совсем того... Да, серьёзно, в Турцию собралась, деньги все спустила!
— Я не спустила, я оплатила путёвку, — тихо сказала Лариса, но её уже никто не слушал.
Геннадий принялся звонить кому-то, раздражённо бурча в трубку. Оксана строчила сообщение, яростно тыкая пальцами в экран. А Лариса смотрела на путёвку, на ту фотографию с морем и пальмами, и думала, правильно ли она поступает. Может, действительно, берега попутала? Может, в её возрасте уже поздно мечтать?
Максим примчался через двадцать минут. Ворвался в квартиру, даже не разувшись, сразу к матери:
— Мам, ты чего творишь? Отец звонил, сказал, что ты деньги на какую-то туристическую ерунду потратила!
— Максим, я никому ничего не должна объяснять, — Лариса устало провела рукой по лицу. — Это мои деньги.
— Какие твои?! — Он сел напротив, взгляд жёсткий. — Ты же в семье живёшь! Мы все тут под одной крышей! Я тебе про движок говорил месяц назад! Ты кивала, типа поможешь!
— Я кивала, что подумаю. Не обещала.
— Не обещала... — Он усмехнулся. — Хорошо. А когда мне нужны были деньги на свадьбу? Ты дала. А когда Оксане на роды? Дала. А сейчас что, закрылась?
— Тогда мне было сорок пять. Я работала на двух работах, чтобы вам помочь. Сейчас мне пятьдесят восемь, и я хочу хоть раз в жизни съездить на море.
— На море?! — Геннадий вернулся с балкона, где курил. — Да у нас в Анапе море! Поехала бы туда, дешевле!
— В Анапе я была двадцать лет назад. С вами. Помнишь, Гена? Ты тогда напился в первый же день, и я весь отпуск с детьми одна провела.
Повисла тишина. Максим отвёл глаза. Оксана уткнулась в телефон. Геннадий что-то пробурчал про то, что не надо старое ворошить.
— Я лечу двадцать третьего. Через пять дней, — спокойно продолжила Лариса. — Десять дней там побуду. Еда, проживание, всё включено. Никого не прошу. Просто сообщаю.
— Ну и езжай! — Геннадий махнул рукой. — Только потом не проси! Не буду я тебе ни в чём помогать!
— Хорошо, — кивнула она.
— Мама, — Оксана подняла глаза, и в них блеснули слёзы, — а как же мы? Ты же знаешь, что Вовка без тебя не засыпает. Он к тебе привык.
— Научится. Ему пора привыкать к родной матери, а не к бабушке.
Дочь всхлипнула и выбежала из кухни. Максим молча встал и пошёл следом. Геннадий остался, сверлил жену взглядом.
— Ты меня позоришь перед детьми, — тихо сказал он. — Думаешь, я не понимаю? Ты им показываешь, какой я плохой. Что я тебя не ценю.
— Ты сам себя показываешь, Гена.
Следующие дни превратились в настоящую осаду. Геннадий демонстративно молчал, хлопал дверями, уходил к друзьям и возвращался поздно вечером. Оксана названивала по три раза на день:
— Мам, я тут подумала... Может, перенесёшь? Ну, на осень, например? Вовка в садик пойдёт, мне полегче будет...
— Нет, Оксана.
— Ну мам! — голос становился плаксивым. — Я же не из вредности! Понимаешь, у меня ипотека, Серёжа задерживает зарплату...
— Твой Серёжа три месяца задерживает зарплату. Может, пора другую работу искать?
— Легко сказать! — Дочь бросала трубку.
Максим прислал длинное сообщение на WhatsApp. Написал, что разочарован, что не ожидал от матери такого эгоизма, что семья — это святое, и что он теперь вынужден брать кредит на ремонт машины под дикие проценты.
Лариса читала, и что-то внутри сжималось. Может, и правда она не права? Может, надо было отложить? Но потом вспоминала, как год копила. Как отказывалась от новой куртки, ходила в старой, облезлой. Как не покупала себе ни крема, ни туши. Откладывала, откладывала...
В четверг вечером в дверь позвонили. На пороге стояла соседка Валентина Ивановна, с кастрюлькой борща.
— Ларисочка, слышала я тут... Ну, про Турцию. Молодец, деточка! Правильно делаешь!
— Валентина Ивановна, вы думаете?..
— Да что думать! — Старушка махнула рукой. — Я вот всю жизнь на семью угробила. Мужу, детям, внукам. А для себя? Ничего. Вот сижу теперь одна, телевизор смотрю. Они выросли, разъехались, раз в полгода заглянут. Ты езжай, отдохни! А то они тебя заклюют совсем.
После её ухода Лариса достала чемодан. Начала складывать вещи. Летние платья, купальник, который купила ещё в прошлом году, на распродаже. Крем от загара. Книгу, которую давно хотела прочитать.
Геннадий заглянул в спальню, увидел чемодан и фыркнул:
— Значит, всё-таки едешь, да? Плевать хотела на семью?
— Не плевать, Гена. Просто я тоже человек.
— Человек... — Он покачал головой. — Знаешь, что мне Петрович на работе сказал? Говорит, у них тоже жена взбрыкнула. В фитнес пошла, там с тренером закрутила. Теперь развод. Ты не того же хочешь?
— При чём тут тренер? Я еду отдыхать!
— Ага, отдыхать, — он усмехнулся. — В Турции этих альфонсов полно. Ты думаешь, я не знаю? Бабы туда едут, им там молодые турки втирают, что они красавицы...
— Гена, хватит.
— Не хватит! Ты меня позоришь!
Лариса закрыла чемодан. Села на кровать, посмотрела на мужа:
— Тридцать пять лет мы вместе. Ты хоть раз спросил, чего я хочу?
Он молчал, глядя в пол.
Утром двадцать третьего Лариса проснулась в шесть. Рейс в два часа дня, такси заказано на десять. Она встала, умылась, оделась. В кухне было тихо. Геннадий, видимо, ещё спал.
Заварила кофе. Села у окна. За стеклом моросил дождь, серое петербургское небо наползало на крыши. А через шесть часов она будет в самолёте. Через десять — на тёплом море.
Телефон зазвонил. Оксана. Лариса нажала отбой. Через минуту снова звонок. Максим. Снова отбой. Потом эсэмэска от дочери: "Мама, умоляю, позвони!!!"
Набрала номер, неохотно.
— Мам! — Оксана рыдала в трубку. — Мам, приезжай срочно! Вовка упал, руку сломал! Мы в больнице!
Сердце ёкнуло.
— Что?! Как упал?!
— С дивана! Я на минуту отвернулась, он прыгал, как обезьяна! Мам, тут врачи говорят, может, операция нужна! Я одна, Серёжа на работе, телефон не берёт!
— Сейчас, — Лариса вскочила, побежала в прихожую. Схватила куртку. Потом остановилась. Посмотрела на чемодан у двери. На путёвку, лежащую на комоде.
— Мам, ты едешь?! — голос Оксаны дрожал.
— Еду, — выдохнула она. — В какой больнице?
— В детской, на Авангардной. Мама, поторопись!
Лариса бросила трубку. Геннадий вышел из спальни, растрёпанный, заспанный:
— Че за шум?
— Вовка руку сломал. Еду в больницу.
— А как же самолёт?
Она застыла. Посмотрела на часы. Девять утра. Если сейчас поехать к Оксане, то на регистрацию не успеет. Нужно выезжать в аэропорт в десять.
— Я... не знаю.
— Ну вот, — Геннадий усмехнулся. — Видишь? Семья важнее. Позвони, откажись от путёвки. Вернут деньги, хоть часть.
Лариса смотрела на телефон. На экране мигало сообщение от Оксаны: "Мама, где ты?! Вовка плачет, тебя зовёт!!!"
Внутри всё сжалось. Год копила. Год мечтала. И вот оно — море, солнце, свобода. Десять дней, когда можно не думать о борщах, стирке, чужих проблемах. Десять дней для себя.
Но Вовка... Маленький, четырёхлетний, со сломанной рукой...
Телефон снова зазвонил. Максим.
— Мам, Оксана мне написала! Ты чего там тормозишь?! Ребёнку плохо!
— Максим, у меня самолёт...
— Какой самолёт?! — он заорал. — Внук в больнице, а ты о самолёте! Да что с тобой стало?! Ты мать или кто?!
— Я мать, — тихо сказала Лариса. — Но я ещё и человек.
— Человек?! — Он засмеялся зло. — Ну раз ты человек, тогда езжай в свою Турцию! А мы без тебя разберёмся! И больше не проси нас ни о чём!
Бросил трубку.
Геннадий стоял у двери в спальню, смотрел на жену оценивающе.
— Ну что, поедешь к внуку? Или всё-таки в аэропорт?
Лариса медленно села на стул. Положила телефон на стол. Руки тряслись.
— Я... не знаю.
— Не знаешь, — он покачал головой. — Вот видишь? Ты думала, что такая независимая, что всем докажешь. А как дело до дела — сразу в ступор. Потому что семья — это главное. А не твои глупые поездки.
— Это не глупая поездка, — она подняла глаза. — Это моя мечта.
— Мечта... — Геннадий налил себе воды. — У меня тоже мечты были. Думал, рыбалку в Карелию организую, с друзьями. Но понял — семья дороже. Вот и живу.
— Ты не организовал, потому что пропил все деньги на складе, — вырвалось у Ларисы.
Повисла тишина. Геннадий побелел.
— Что ты сказала?
— Ты думаешь, я не знаю? Петрович мне всё рассказал. Что тебя три месяца назад чуть не уволили за то, что ты заначку из общака взял. Что ты обещал вернуть, но так и не вернул.
— Петрович... этот сукин сын...
— Не Петрович сукин сын, а ты! — Лариса встала. — Ты требуешь, чтобы я жертвовала! А сам что сделал для этой семьи?!
Телефон снова завибрировал. Сообщение от Оксаны: "Врач сказал, гипс наложат, операция не нужна. Но мама, приезжай, пожалуйста..."
Лариса перечитала три раза. Гипс. Операция не нужна. Значит, ничего страшного.
Посмотрела на часы. Девять тридцать.
Лариса взяла телефон. Набрала номер Оксаны.
— Мам! — дочь сразу схватила трубку. — Ты едешь?
— Нет.
— Что?!
— Врач сказал, гипс наложат. Всё нормально. Серёжа с тобой?
— Нет, он на работе...
— Позвони ему. Скажи, пусть приезжает. Он отец, в конце концов. А я еду в аэропорт.
— Мама! Ты не можешь!
— Могу, Оксана. И еду.
Бросила трубку. Геннадий стоял как громом поражённый:
— Ты серьёзно?! Внук в больнице, а ты...
— Внуку наложат гипс. Рядом его мать и отец. Они справятся. — Лариса взяла чемодан. — А я еду на море.
— Если уедешь — всё! — Он загородил дверь. — Я не прощу! Дети не простят!
— Геннадий, отойди.
— Не отойду! Ты меня слышишь? Я тебе не дам!
Лариса поставила чемодан. Медленно подошла к мужу. Посмотрела ему в глаза.
— Тридцать пять лет я делала то, что вы хотели. Готовила, стирала, сидела с внуками. Работала на двух работах, чтобы вам хватало. А себе — ничего. Даже новую кофточку не купила. — Голос её дрожал, но не от слабости. От ярости. — И знаешь что? Хватит.
— Хватит?! — Геннадий попятился. — Ты что, с ума сошла?!
— Нет. Я, наконец, пришла в себя.
Она взяла чемодан, открыла дверь. На пороге обернулась:
— В холодильнике борщ и котлеты на три дня. Дальше сам. Оксане передай, что я люблю Вовку. Но он не мой ребёнок. Пусть сама справляется. Максиму скажи, что кредит — его проблема. А тебе, Гена, скажу прямо: если за эти десять дней ты не поймёшь, что я тоже имею право на жизнь — я не вернусь.
— Не вернёшься?! — Он схватился за косяк. — Да ты куда пойдёшь?!
— Не знаю, — Лариса улыбнулась. Впервые за много дней. — Может, сниму квартиру. Или к Валентине Ивановне подселюсь. А может, в Турции останусь. Там, говорят, русских аниматоров берут.
Захлопнула дверь. Спустилась по лестнице. У подъезда уже ждало такси.
Водитель помог погрузить чемодан:
— В аэропорт, да?
— Да, — выдохнула Лариса. — В аэропорт. На свободу.
Села на заднее сиденье. Телефон разрывался от звонков. Она отключила звук, посмотрела в окно. Дождь закончился. Из-за туч пробивалось солнце.
— Первый раз летите? — спросил водитель.
— Первый раз лечу одна, — ответила она. — И знаете что? Мне уже легче.
Машина тронулась. А в кармане её куртки лежала путёвка — маленький кусочек глянцевой бумаги, на котором было написано её имя. Только её. Лариса Петровна Смирнова. Без приставок "мать", "жена", "бабушка".
Просто Лариса.