Разбирая документы без вести пропавшего мужа, Маша нашла ключи с адресом старенького дома в деревне. Все 20 лет брака муж ездил куда-то, не брал ее с собой. Приехав по адресу, Маша распахнула дверь и закричала. Увиденное перевернуло всю ее жизнь.
Свадьба была в июне. Маша помнила этот день до мельчайших деталей, запах сирени от кустов у ЗАГСа, скрип новых туфель, которые она надела первый раз в жизни, и которые нещадно натирали пятки, тяжелый взгляд будущей свекрови, пронизывающей насквозь. И Виктора высокого, красивого, в сером костюме, который сидел на нем как влитой. Он улыбался, но глаза его были где-то далеко, словно он думал о чем-то своем, недоступном ей.
Ей было 25. Ему 32. Она работала бухгалтером в маленькой фирме, жила с мамой в двухкомнатной хрущевке на окраине города и уже почти смирилась с тем, что замуж не выйдет. Не то, чтобы Маша была некрасивой, обычная, русоволосая, с серыми глазами и мягкой улыбкой. Просто не везло. Мужчины попадались либо женатые, либо такие, что ей рядом стоять противно. А потом появился Виктор. Они познакомились на дне рождения общей подруги Светы. Маша сидела в углу, пила шампанское и чувствовала себя лишней среди этих веселых, шумных людей, большинство из которых она видела впервые. И тут к ней подсел он.
- Скучаете?
Она вздрогнула, подняла глаза. Увидела темные волосы, коря глаза с прищуром, уверенную улыбку.
- Немного, — призналась она. - Я здесь никого не знаю.
- Теперь знаете меня. Виктор.
- Маша.
Они проговорили весь вечер. Виктор рассказывал о своей работе, он был инженером на заводе, производившем какое-то оборудование, Маша так и не разобралась, какое. Но ей нравилось слушать. Нравился его голос низкий, с хрипотцой. Нравилось, как он смотрит внимательно, словно она единственный человек в комнате. Потом он проводил ее до дома. Потом звонки каждый вечер. Потом свидания кино, кафе, прогулки по набережной. Через полгода он сделал предложение. Маша согласилась, не раздумывая. Она была влюблена впервые в жизни по-настоящему. И ей казалось, что Виктор тоже любит ее. Иначе зачем бы он?
Свекровь не взлюбила ее с первого взгляда. Антонина Павловна Соколова была женщиной особенной. Высокая, сухая, с острыми чертами лица и вечно поджатыми губами. Она смотрела на Машу так, словно оценивала товар на рынке и находила его недостаточно качественным.
- Вы из какой семьи, Мария? – спросила она при первой встрече.
- Мама учительница. Отец. Отца я не знаю. Он ушел, когда мне было три года.
Брови Антонины Павловны поползли вверх.
- Понятно, сказала она таким тоном, что Маша сразу поняла все.
Совсем непонятно, зачем ее сын связался с девушкой из неполной семьи, без связей, без денег, без перспектив. Но Виктор настоял на своем. Впервые, и как потом оказалось, последний раз он пошел против матери. Маша тогда гордилась им ее мужчина, который выбрал ее вопреки всему. Она не знала, какую цену он за это заплатит.
Первый год брака был счастливым. Ну, почти счастливым. Они жили в квартире, которую купила Антонина Павловна, в хорошем районе, просторной, с высокими потолками и видом на парк. Виктор сказал, что это временно, пока они не встанут на ноги. Маша не возражала. Она была благодарна, что у них есть крыши над головой. По утрам она готовила завтрак, Виктор любил яичницу с помидорами и крепкий черный кофе. По вечерам они ужинали вместе, разговаривали, смотрели телевизор. Иногда занимались любовью нежно, осторожно, словно оба боялись что-то сломать.
А потом начались командировки. Первая была через полгода после свадьбы. Виктор пришел домой и сказал мне нужно уехать на три дня.
- По работе? Куда?
Он не ответил. Просто посмотрел на нее своим непроницаемым взглядом.
- Это не важно. Вернусь в субботу.
Маша хотела спросить еще, но что-то в его глазах остановило ее. Какая-то стена... которой раньше не было. Она кивнула, помогла ему собрать сумку, проводила до двери. Он вернулся в субботу, как и обещал. Уставший, молчаливый. На все вопросы отвечал односложно. Маша решила, что это просто усталость. Через месяц он уехал снова. И снова. И снова. Командировки стали регулярными раз в месяц, на 3-4 дня. Виктор никогда не говорил, куда едет. На вопросы отвечал по работе.
- Не волнуйся. Скоро вернусь.
Однажды Маша не выдержала. Они были женаты чуть больше года. Виктор собирал сумку, она стояла в дверях спальни и смотрела. Внутри нее все кипела обида, непонимание, страх.
- Витя, — сказала она, — возьми меня с собой. Пожалуйста. Мне одной так тоскливо.
Он обернулся. И Маша увидела в его глазах то, чего никогда раньше не видела. Холод. Очуждение. Как будто между ними вдруг выросла стена невидимая, но непробиваемая.
- Маша», — сказал он очень спокойно, — очень ровно, я прошу тебя только об одном. Не спрашивай меня об этом. Никогда. Можешь?
Она хотела возразить. Хотела закричать, что она его жена, что имеет право знать, что так не делается. Но слова застряли в горле. Что-то в его голосе подсказало ей настаивать не стоит. Есть границы, за которые лучше не заходить.
- Хорошо, прошептала она. Не буду.
Виктор кивнул, вернулся к сумке. Разговор был окончен. Маша научилась не спрашивать. Научилась молчать, когда он уезжал. Научилась улыбаться, когда он возвращался. Научилась делать вид, что все нормально. Но нормально не было. Она это чувствовала где-то глубоко внутри, в том месте, где живет интуиция. Что-то было не так. Что-то важное, большое, страшное, только она боялась узнать, что именно.
Шли годы. Один за другим, как вагоны бесконечного поезда. Маша работала, вела хозяйство, ждала мужа из командировок. Раз в месяц они ходили на семейные обеды к Антонине Павловне, и это было пыткой. Свекровь не упускала случая уколоть невестку, то прическа не такая, то платье слишком яркое, то суп пересолен. Маша терпела, улыбалась, извинялась. А потом приходила домой и плакала в подушку. Виктор не защищал ее. Никогда. Сидел рядом, молчал, смотрел в тарелку. Словно его там не было.
- Почему ты молчишь? — спросила она как-то после очередного обеда. - Почему не скажешь ей, что она не права?
Виктор вздохнул. Потер переносицу жест, который появлялся у него, когда он не хотел разговаривать.
- Это моя мать, Маша. Я не могу с ней ссориться.
- Но она меня унижает.
- Она просто такая. Привыкни.
И Маша привыкла. Как привыкла к командировкам, к молчанию мужа, к ощущению, что живет с человеком, которого совершенно не знает. Детей у них не было. Маша хотела, очень хотела. Мечтала о маленьких ручках, о первых шагах, о слове «мама» из детского рта. Но Виктор все время откладывал.
- Давай подождем. Сейчас не время. Мне нужно закончить проект. Нужно накопить денег.
Нужно. Всегда было какое-то нужно. Годы шли, а ребенка все не было. Маша ходила к врачам, с ней все было в порядке. Предлагала Виктору тоже провериться, он отмахивался. Говорил потом, позже, не сейчас. Ей исполнилось 30. Потом 35. Потом 40. И она поняла, что потом никогда не наступит. К 40 годам Маша стала другой. Не внешне, она все еще выглядела неплохо для своего возраста. Но внутри что-то погасло. Та искра... которая когда-то заставляла ее сердце биться быстрее при виде Виктора, та надежда, что все наладится, все это умерло. Осталась только привычка. Привычка готовить завтраки, стирать рубашки, ждать из командировок. Она даже перестала мечтать о детях. Смирилась. Подруги спрашивали Маше, почему ты не уйдешь от него. 20 лет и ничего. Ни любви, ни детей, ни понимания. Зачем тебе это?
Маша не знала, что ответить. Привычка? Страх остаться одной? Или, может быть, глупая надежда, что однажды все изменится? Она пыталась поговорить с Виктором. Один раз, когда ей исполнилось 42. Он вернулся из очередной командировки. Усталый, как всегда. Молчаливый, как всегда. Сел на кухне, пил чай, смотрел в окно.
- Витя, — начала Маша, — нам нужно поговорить.
Он повернулся. В глазах настороженность.
- О чем?
- О нас. О нашей жизни. О том, что происходит.
- А что происходит?
Маша жала руки в кулаки. Сердце колотилось, но она должна была сказать. Должна была хотя бы попытаться.
- Я не знаю, Витя, вот в чем проблема, я не знаю. 20 лет мы женаты, а я до сих пор не понимаю, кто ты. Куда ты ездишь каждый месяц? Чем занимаешься? О чем думаешь? Ты закрыт от меня, как сейф. И я устала. Устала жить рядом с человеком, которого не понимаю.
Виктор молчал. Лицо его ничего не выражала та самая маска, которую он носил все эти годы.
- Ты хочешь развестись? — спросил он наконец.
Маша вздрогнула. Она не думала об этом. Или думала, но боялась произнести вслух.
- Я хочу знать правду, — сказала она. - Хочу понимать, с кем живу. Это так много?
- Да, — ответил Виктор тихо. - Это много. Слишком много.
Он встал, прошел мимо нее, вышел из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь. Он вернулся только под утро пьяный, молчаливый. Лег на диван в гостиной, не раздеваясь. Больше они об этом не говорили. Время шло. Ничего не менялось. Виктор уезжал в свои командировки. Возвращался. Молчал. Маша готовила, убирала, ходила на работу. По вечерам Они сидели перед телевизором вместе, но порознь. Два чужих человека под одной крышей. Иногда Маша ловила себя на мысли, а что, если уйти? Собрать вещи, хлопнуть дверью, начать новую жизнь. Ей ведь всего 45, еще не старуха. Еще можно что-то изменить. Но каждый раз что-то останавливало ее. То ли страх неизвестности, то ли привычка к этой унылой, но стабильной жизни. То ли Маша боялась себе в этом признаться все еще теплившаяся любовь к мужу. Не та, пылкая, что была в молодости. Другая усталая, измученная, но живая. Она все еще любила его. После всего.
Какая же она была дура. Пять лет назад Виктор уволился с завода. Маша узнала об этом случайно, позвонила ему на работу по какому-то вопросу. А там сказали, Виктор Павлович больше здесь не работает. Уволился месяц назад. Месяц? Он месяц скрывал от нее, что остался без работы. Вечером она встретила его у двери.
- Почему ты мне не сказал?
Виктор не удивился. Словно ждал этого вопроса.
- Не хотел волновать.
- Волновать? Виктор, ты потерял работу. Как мы будем жить?
- Не потерял. Ушел сам. У меня теперь свое дело.
- Какое дело?
- Консультирую предприятие. Техническое сопровождение, оптимизация процессов. Скучно тебе это слушать.
Он прошел мимо нее в кухню, достал из холодильника пиво, открыл. Маша стояла в коридоре, смотрела ему в спину.
- Витя», — сказала она, — я твоя жена. Уже 15 лет. Неужели я не заслуживаю хотя бы? Хотя бы.
Она недоговорила. Слезы подступили к горлу, перехватили дыхание. Виктор обернулся. И в его глазах впервые за много лет она увидела что-то живое. Ни холод, ни отчуждение боль. Настоящую боль.
- Маша... Сказал он тихо, - Я знаю, что поступаю с тобой несправедливо. Знаю, что ты заслуживаешь лучшего. Но я не могу. Не могу рассказать тебе все. Не сейчас. Может быть, когда-нибудь потом. Просто доверься мне. Пожалуйста». Она смотрела на него и не узнавала. Это был не тот Виктор, холодный и отстраненный. Это был другой человек, уставший, измученный, несущий какой-то тяжелый груз.
- Хорошо, – прошептала она. Я доверяю тебе.
И она доверилась. Снова. Как дура. Его консалтинговое дело оказалось прибыльным, или по крайней мере так выглядело. Деньги приходили регулярно, хватало на жизнь. Виктор работал из дома, сидел в своем кабинете за компьютером. Командировки продолжались раз в месяц, как по расписанию. Маша больше не спрашивала. Просто ждала. Ждала и надеялась. А потом наступил март этого года. Тот день начался как обычно. Маша встала в семь, приготовила завтрак, разбудила Виктора. Он спустился в кухню хмурый, не выспавшейся.
- Я уезжаю, — сказал он, наливая себе кофе.
- Когда вернешься?
- Через три дня. Может, четыре. Позвоню.
Он допил кофе, поцеловал ее в щеку быстро, машинально. Взял сумку и вышел. Маша проводила его взглядом из окна. Смотрела, как он садится в машину, как выезжает со двора. Что-то жалось внутри предчувствия. Интуиция? Но она отмахнулась. Глупости. Он уезжает в сотый раз. Вернется, как всегда. Не вернулся. Телефон зазвонил в три часа ночи. Маша подскочила на кровати, схватила трубку. Номер незнакомый.
- Алло, Мария Андреевна Соколова?
Голос был официальным, казенным.
- Да, это я.
- Вас беспокоят из полиции. Ваш муж, Виктор Павлович Соколов, не вернулся из поездки. Его автомобиль найден на трассе, в 120 километрах от города. Пустой. Следов борьбы нет. Документы и телефон на 5 месте.
Мир рухнул. Маша не помнила, что говорила потом. Кажется, задавала какие-то вопросы, механически, бессмысленно. Кажется, что-то отвечала. Помнила только, как телефон выпал из рук, как она сидела на краю кровати, глядя в темноту пустой комнаты. Виктор пропал. Ее муж, с которым она прожила 20 лет, просто исчез. Вышел из машины посреди трассы и растворился. Как не было. Первые дни слились в один серый ком. Полиция, следователи, протоколы. Бесконечные вопросы, были ли у вашего мужа враги. Долги? Проблемы? Любовница? Маша отвечала «не знаю». «Не знаю». «Не знаю». Потому что она действительно не знала. 20 лет брака, и она не могла ответить ни на один вопрос о собственном муже. Следователь усталый мужчина с седыми висками смотрел на нее с профессиональным сочувствием.
- Мария Андреевна, мы делаем все возможное. Но, честно говоря... Такие случаи редко заканчиваются хорошо. Либо человек не хочет, чтобы его нашли. Либо он не договорил. И не нужно было. Маша все поняла. Либо его уже нет в живых. Свекровь позвонила на третий день. Мария, голос Антонины Павловны, был ровным, без эмоций.
- Мне сообщили о Викторе. Полиция приходила.
- Да. Они и ко мне.
- Не перебивайте. Я хочу, чтобы вы понимали, что бы ни случилось, семейные дела должны остаться в семье. Никаких журналистов, никаких интервью. Вы поняли?
Маша опешила. Ее муж пропал, возможно, мертв, а свекровь думает о репутации?
- Антонина Павловна, я не собиралась.
- И еще, продолжила свекровь, не лезть в его вещи. То, что вам не нужно знать, вам знать и не нужно. Оставьте все как есть.
- Но это мой муж. Я имею право.
- Вы не имеете никаких прав, голос свекрови стал жестким, как сталь. - Квартира оформлена на мою компанию. Вы там живете из милости моего сына. Советую прислушаться к моим словам.
Короткие гудки. Маша долго смотрела на телефон. Рука дрожала, но не от страха. От злости. Той самой злости, которая копилась внутри 20 лет. Которую она давила, глушила, прятала подальше. Хватит. Она встала с кровати. Прошла в коридор, поднялась на второй этаж. Остановилась перед дверью кабинета Виктора. 20 лет она не заходила туда без разрешения. 20 лет уважала его личное пространство, его тайны, его молчание. Но теперь все изменилось. Теперь она хотела знать правду. Ключи лежали в тумбочке у кровати, там же, где Виктор всегда их хранил. Связка из 15 ключей разных форм и размеров. К большинству из них Маша не знала замков. Она нашла нужный простой, медный, с характерной насечкой. Вставила в замок, повернула. Дверь открылась. Кабинет встретил ее запахом Виктора, его одеколоном, его сигаретами, которые он курил тайком, думая, что она не замечает. Маша стояла на пороге, оглядывая комнату. Письменный стол у окна. Кресло с потертыми подлокотниками. Книжный шкаф, забитый папками и технической литературой. Компьютер. На стене календарь с видами гор, подаренный ей на прошлый Новый год. Обычный кабинет. Ничего особенного.
Но Маша знала, здесь спрятана тайна. Та самая тайна, которую Виктор хранил 20 лет. И она ее найдет. Чего бы это ни стоило. Она начала с ящиков стола. Первые счета, квитанции, чеки. Коммунальные платежи, налоги, какие-то накладные. Маша перебирала бумаги, внимательно просматривая каждую. Ничего необычного. Второй ящик фотографии. Их свадьба, медовый месяц в Крыму, несколько снимков с корпоративов, еще с завода. Маша остановилась на одной из них.
Виктор стоял в группе коллег. Все улыбались, у всех в руках бокалы. А рядом с ним женщина. Рыжеволосая, с усталым, но красивым лицом. Она смотрела не в камеру на Виктора. И в ее взгляде было что-то такое. Маша перевернула фотографию. Пусто. Ни подписи, ни даты. Кто эта женщина? Любовница? Коллега? Или кто-то более важный? Маша отложила снимок и продолжила поиски. Третий ящик был заперт на маленький замочек. Она перебрала связку, нашла крошечный ключик. Повернула. Внутри лежала картонная коробка из-под обуви. Старая, потертая. Маша достала ее, открыла. Документы. Свидетельство о рождении Виктора, диплом, военный билет. И в самом низу конверт. Плотный, белый, без надписей. Она открыла его. Внутри деньги. Пачка купюр по пять тысяч, перехваченная резинкой. На глаз тысяч триста, не меньше. У Маши перехватило дыхание. Откуда? Зачем здесь в коробке, а не в банке? Но это было еще не все. Под деньгами лежал еще один конверт поменьше, пожелтевший от времени. Маша вытащила его, развернула. Фотографии. Старые, выцветшие. На них дом. Деревенский. С резными наличниками и покосившимся крыльцом. Сад, заросший яблонями. Колодец с воротом. И люди. Виктор совсем молодой, лет 25. Рядом с ним пожилая женщина с добрым морщинистым лицом. На обороте одной из фотографий было написано выцветшими чернилами бабе Нине с любовью. 1995 год.
Маша нахмурилась. «Баба Нина? Кто это? Родственница по отцовской линии». Виктор никогда не рассказывал о семье отца. Сказал, как-то там нечего рассказывать. Давно все кончилось. Но эти фотографии говорили об обратном. Она продолжила разбирать коробку. На самом дне, под всеми бумагами, лежала еще одна связка ключей. Два ключа на кольце обычных, дверных. К ним была привязана бирка. Картонная, пожелтевшая. Маша поднесла ее к глазам. Адрес. Написанный почерком Виктора, она узнала бы его из тысячи. Деревня Малые Вязники. Улица Лесная, 7 дом 7. Ее руки задрожали. Двадцать лет. 20 лет он куда-то ездил, и вот оно. Адрес. Конкретный, реальный. Место, которое он скрывал все эти годы. Что там? Кто там? Маша вытащила телефон, вбила адрес в поисковик. Малые вязники, маленькая деревня в Тверской области, 300 километров от Москвы. Судя по картам глуш, несколько десятков домов, половина заброшенных. Она посмотрела на фотографии снова. На лице молодого Виктора улыбка. Настоящее, открытое. Рядом с этой женщиной, бабой Ниной, он выглядел счастливым.
Таким Маша его никогда не видела. Что там произошло? Почему он скрывал это место? И главное, связано ли это с его исчезновением? Она должна была узнать. Маша положила ключи в карман, достала телефон. Набрала номер свекрови.
- Что вам нужно?
Голос Антонины Павловны был раздраженным.
- Мне нужно знать про Нину Степановну. Бабушку Виктора. Кто она и где живет?
Тишина. Долгая, тяжелая. Потом свекровь заговорила, и голос ее изменился. Стал другим. Испуганным.
- Откуда вы знаете это имя?
- Нашла фотографии. В вещах Виктора. Выбросьте их. И забудьте. Слышите? Забудьте.
- Нет, Маша сама удивилась твердости в своем голосе. Я хочу знать правду. Мой муж пропал. И я найду его, или хотя бы узнаю, что с ним случилось.
- Вы не понимаете, во что лезете, прошипела свекровь.
- Это не ваше дело. Это семейное дело. Мое и Виктора.
- Я его жена уже 20 лет. Это делает меня частью семьи, нравится вам или нет.
- Вы никто. Пустое место. И если вы поедете туда, что тогда? Пауза. Потом пожалеете. Все жалеют.
Связь оборвалась. Маша стояла посреди кабинета, сжимая телефон. Сердце колотилось. Угрозы свекрови пугали, но еще больше пугало то, что за ними скрывалось. Какую тайну они прятали все эти годы? Что такого страшного в этой деревне, в этой бабе Нине? Она должна была узнать. Не ради Виктора. Ради себя. Двадцать лет она молчала, терпела, не задавала вопросов. Двадцать лет была тенью своего мужа, удобной, послушной, незаметной. Больше нет.
Маша вышла из кабинета, спустилась вниз. Достала из шкафа дорожную сумку, начала собирать вещи. Завтра она поедет в малые вязники. Узнает правду, какой бы страшной она ни была. И пусть свекровь хоть что говорит. Ночь была бессонной. Маша лежала в темноте, смотрела в потолок. Мысли метались, как испуганные птицы. Виктор, его командировки, тайный адрес, испуганный голос свекрови. Все это складывалось в какую-то картину, но Маша не могла ее разглядеть. Не хватало кусочков. Кто такая баба Нина? Почему Виктор скрывал ее существование? Что за дом в деревне? И главное, связано ли все это с его исчезновением?
Под утро, она все-таки задремала, и ей приснился сон. Виктор стоял на пороге того дома с фотографией. Смотрел на нее грустно, виновата. Губы его шевелились, он что-то говорил, но Маша не слышала слов. Только видела его глаза полные боли, полные какой-то отчаянной мольбы. Она проснулась с мокрыми от слез глазами. За окном светало. Пора. Маша встала, умылась, посмотрела на себя в зеркало. Бледная, с темными кругами под глазами, осунувшаяся. Но в глазах было что-то новое. Решимость. Она спустилась вниз, взяла сумку. У двери остановилась, оглядела прихожую. Двадцать лет она входила и выходила из этой квартиры. Двадцать лет это был ее дом.) Но сейчас он казался чужим. Холодным. Пустым. Как вся ее жизнь. Маша вышла на улицу, села в машину. Включила навигатор, вбила адрес. «Маршрут построен», — сказал механический голос. «Расстояние — 320 километров. Время в пути — примерно 4 часа. 4 часа. 4 часа, и она узнает правду». Маша завела мотор и выехала со двора.
Город остался позади. Потянулись пригороды, серые панельные дома, промзоны, торговые центры. Потом трасса. Машины, фуры, бензоколонки. Маша вела машину и думала. О Викторе. Об их браке. О том, как все могло бы сложиться иначе. Если бы она не была такой трусихой. Если бы спрашивала, требовала, настаивала. Если бы не молчала 20 лет. Но она молчала. Боялась потерять то, что имела пусть немногое, пусть жалкое, но свое. Свой дом, своего мужа, свою иллюзию семьи. А теперь потеряла все. За окном мелькали деревья. Серые, голые март еще не закончился, весна не началась. Небо было таким же серым, низким, давящим. Маша остановилась у придорожного кафе выпить кофе, передохнуть. Руки все еще немного дрожали, но уже не так сильно. Она сидела за столиком, смотрела в окно. Мимо проносились машины. Где-то там впереди была деревня Малые Вязники. Дом номер семь по улице Лесной. И ответы на вопросы, которые мучили ее 20 лет. Или новые вопросы. Еще более страшные.
Телефон зазвонил. Маша вздрогнула, посмотрела на экран. Номер незнакомый.
- Алло, Мария Андреевна.
Мужской голос, незнакомый.
- Да. Кто это?
- Не важно. Важно то, что я хочу вам сказать. Не езжайте в малые вязники.
У Маши перехватило дыхание.
- Откуда вы знаете, куда я еду?
- Это не важно. Послушайте меня внимательно. Если вы приедете туда, вы пожалеете. Есть вещи, которые лучше не знать.
- Кто вы такой? Что вам нужно?
- Я друг. Поверьте мне. Разворачивайтесь и езжайте домой. Забудьте про этот адрес, про эти ключи, про все. Так будет лучше для всех.
Маша сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев.
- А если я не послушаю?
Потом тогда пеняйте на себя. Связь оборвалась. Маша долго сидела неподвижно, глядя на погасший экран. Сердце колотилось. Кто это был? Как он узнал, куда она едет? Следят за ней? С какого момента? Первым порывом было развернуться, поехать домой, забыть обо всем. Спрятаться, как она делала 20 лет. Не высовываться, не задавать вопросов, не лезть, куда не просят. Но потом она вспомнила голос свекрови. «Вы никто. Пустое место». Вспомнила Виктора, который 20 лет смотрел сквозь нее. Вспомнила себя молодую, наивную, полную надежд. Куда делась та девушка? Что с ней стало? Ее убили. Медленно, по капле, день за днем. Молчанием, равнодушием, презрением. Нет. Больше нет. Маша встала, расплатилась за кофе, вышла на улицу. Села в машину, завела мотор. И поехала дальше. Навстречу правде. Навстречу себе. До Малых Вязников оставалось 100 километров. Потом 80. 60. 40.
Трасса сменилась проселочной дорогой. Асфальт грунтовкой. По обеим сторонам темнел лес ели, березы, осины. Голые ветки царапали низкое серое небо. Маша вела машину, медленно дорога была разбитой, в ямах и колдобинах. Навигатор показывал, что до цели осталось 10 километров. И тут впереди появилась машина. Черный внедорожник, стоящий поперек дороги. Рядом двое мужчин. Один высокий, бритоголовый. Второй пониже, коренастый, с татуировкой на шее. Маша остановилась. Сердце заколотилось. Это они те, кто звонил. Те, кто следил. Бритоголовый подошел к ее машине, постучал в стекло.
- Выходите, — сказал он. Голос спокойный, но глаза холодные, рыбьи.
- Кто вы такие?
- Выходите. Поговорим.
Маша посмотрела назад. Дорога пустая. Помощи ждать неоткуда. Она вышла из машины. Бритоголовый окинул ее оценивающим взглядом.
- Мария Андреевна. Вас предупреждали, не езжайте. Вы не послушали.
- Где мой муж?
Мужчина усмехнулся. Ваш муж не ваша забота. Ваша забота развернуться и уехать домой. Забыть про этот адрес. Забыть про все, что видели и слышали.
- А если я откажусь?
- Тогда, - он шагнул ближе, наклонился к ее лицу, - у вас будут проблемы большие проблемы. Вы же не хотите проблем?
Маша почувствовала, как по спине пробегает холодок. Она была одна, посреди леса, с двумя незнакомыми мужчинами. Никто не знал, где она. Никто не придет на помощь. Но странное дело страх не парализовал ее. Наоборот, внутри поднималась волна злости. Той самой злости, которая копилась 20 лет.
- Знаете что? - сказала она ровным голосом. - Идите к черту! Я поеду! Куда хочу! И вы мне не указ!
Бритоголовый замер. В его глазах мелькнуло удивление.
- Вы смелая!» — сказал он медленно. - Или глупая!
- Посмотрим!
Он отступил на шаг, кивнул напарнику. Тот сел за руль внедорожника, завел мотор. Машина медленно съехала на обочину, освобождая проезд.
- Ежайте», — сказал Бритоголовый. - Но помните, мы предупреждали.
Он повернулся и пошел к внедорожнику. Маша стояла, смотрела ему в спину. Ноги дрожали, во рту пересохло. Но она не повернула назад. Она села в машину, проехала мимо внедорожника, не оглядываясь. Впереди была деревня. Впереди была правда. И она была готова ее узнать. Лес кончился внезапно. Дорога вынырнула на открытое место, и перед Машей открылась деревня. Малые вязники. Десятка три домов, разбросанных по склону холма. Большинство заброшенные, с заколоченными окнами и провалившимися крышами. Но некоторые еще жили, из труб поднимался дым, во дворах сохло белье на веревках. Маша остановилась у первого дома, вышла из машины. Огляделась. Тишина. Только ветер шумит в ветках, да где-то вдалеке лает собака. Воздух пахнет дымом, навозом, прелой листвой запах деревни, который она почти забыла за городскими годами.
Улица Лесная нашлась быстро единственная улица в деревне. Дом номер семь, стоял в самом конце, у опушки леса. Маша узнала его сразу. Тот самый дом с фотографией, резные наличники, потемневшие от времени, покосившееся крыльцо, старае яблоня во дворе. Только вживую он казался меньше, чем на снимке. И старее. Она подошла к калитке. Та была закрыта, но не заперта. Маша толкнула скрипнули петли. Двор зарос бурьяном. Яблоня стояла голая, с корявыми ветками. На крыльце старая креслокачалка, в котором никто не сидел. Маша поднялась по ступенькам. Достала из кармана ключи те самые, с биркой. Вставила первый в замок. Подошел. Она повернула ключ. Замок щелкнул. Рука легла на ручку двери. Сердце колотилось так, что казалось, его слышно на всю деревню. Что там за этой дверью? Что она увидит? Маша толкнула дверь, шагнула внутрь. И застыла на пороге. Потому что первое, что она увидела, это фотография. Огромная, в рамке, висящая прямо напротив входа. На ней Виктор. Молодой, улыбающийся. А рядом с ним... та самая рыжеволосая женщина с корпоративного снимка. И между ними ребенок. Маленькая девочка лет трех, с темными кудряшками и карими глазами. Глазами Виктора.
Маша открыла рот, чтобы закричать. И закричала. Крик вырвался сам хриплый, страшный, нечеловеческий. Маша схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть. Ноги подкосились, в глазах потемнело. Она несколько раз глубоко вдохнула, пытаясь справиться с головокружением, но фотография никуда не делась. Виктор, ее муж, обнимает другую женщину. А между ними ребенок. Девочка с его глазами. Сколько ей на этом снимке? Года три, может, четыре. Значит, сейчас. Маша попыталась сосчитать, но цифры разбегались в 11 голове. 20 лет брака. Если этой девочке было 3 года в начале их семейной жизни, то сейчас ей 23. Взрослая женщина. Дочь ее мужа, о которой Маша ничего не знала. 20 лет лжи. Она медленно вошла в дом. Ноги несли ее сами, хотя разум кричал «беги, уезжай, забудь». Но бежать было некуда. Прошлое настигло ее здесь, в этом старом деревенском доме, пропахшем дымом и воспоминаниями. Прихожая была маленькой, тесной. Выцветшие обои в цветочек, вешалка с чьим-то старым пальто, половику порога. Направо дверь в комнату, налево кухня. Прямо узкий коридор и лестница на второй этаж. Маша остановилась перед фотографией, вгляделась в лица. Рыжеволосая женщина была красивой, неяркой, модельной красотой другой. Теплой, живой. Зеленые глаза, россыпь веснушек на носу, мягкая улыбка. Она смотрела на Виктора так, как Маша мечтала, чтобы он смотрел на нее. С любовью. С обожанием. С абсолютным доверием. А Виктор? Виктор на этой фотографии был другим человеком. Не тем холодным, отстраненным мужчиной, которого Маша знала 20 лет. Он улыбался широко, открыто, счастливо. Одной рукой обнимал женщину, другой держал девочку на руках. И в глазах его было то, чего Маша никогда не видела. «Счастье! Настоящее, неподдельное счастье!»
- Кто вы?
Маша вздрогнула, обернулась. В дверях кухни стояла пожилая женщина. Та самая, с фотографией из коробки баба Нина. Только постаревшая лет на 30. Седые волосы собраны в пучок, морщинистое лицо, выцветшие голубые глаза. Она смотрела на Машу настороженно, почти враждебно.
- Как вы сюда попали? Откуда у вас ключи?
Маша открыла рот, но слова застряли в горле. Она хотела сказать «Я жена Виктора». «Но как это сказать здесь?» В этом доме, перед этой фотографией.
- Я. Меня зовут Мария, выдавила она наконец. Мария Соколова. Я.
Глаза старухи расширились. Она побледнела, схватилась за дверной косяк, точь-в-точь, как Маша минуту назад.
- Соколова? Вы. Вы жена Виктора?
- Да.
Тишина. Долгая. Звенящая. Потом баба Нина, медленно опустилась на табуретку, стоявшую у стены.
- Господи! – прошептала она. - Господи, Боже мой! Он не говорил. - Я думала. Я не знала, что вы...
- Что я существую? Горько спросила Маша.
Старуха подняла на нее глаза. В них стояли слезы.
- Я знала, что у него жена. Но думала. Он сказал, что вы в курсе, что вы знаете про Лену и Катю. Что у вас договоренность?
- Какая договоренность?
Баба Нина не ответила. Только покачала головой, вытирая слезы краем передника. Маша подошла ближе.
- Мне нужно знать правду. Всю правду. Кто эта женщина? Кто этот ребенок? Куда мой муж ездил 20 лет?
- Сядьте, сказала старуха тихо. Это долгая история.
Они сидели на кухне маленькой, тесной, с печкой в углу и окном, выходящим в заросший сад. Баба Нина налила чай крепкий, из старого фарфорового чайника с отбитым носиком. Маша держала чашку обеими руками, грея ладони, хотя в доме было тепло.
- Ее звали Елена, начала старуха. Лена. Моя внучка. Она познакомилась с Виктором 26 лет назад, еще до вас. Они работали вместе, на заводе. Полюбили друг друга. Маша слушала молча. Сердце колотилось, но она заставляла себя сидеть неподвижно. Витя хотел жениться. Приезжал сюда. Просил моего благословения. Я дала, он казался хорошим человеком. Честным. Но его мать.
- Антонина Павловна... сказала Маша.
Баба Нина кивнула.
- Она была против. Лена простая девушка из деревни, без образования, без связей. Не пара ее сыну. И она поставила ультиматум, или Виктор разрывает отношения, или лишается всего. Наследства, работы, поддержки. И он выбрал деньги. Он выбрал компромисс. - Старуха горько усмехнулась. - Виктор всегда был таким, искал середину, пытался угодить всем. Он женился на вас, вы ведь из хорошей семьи, да? Мать одобрила. Но Лену не бросил. - Купил ей этот дом, приезжал каждый месяц. - А потом? Она замолчала, глядя в окно.
- Что потом?
- Лена забеременела.
У Маши перехватило дыхание. Вот оно. Вот та правда, которую она искала и боялась найти. Она узнала, когда Виктор уже был женат на вас. Не сказала ему сразу, не хотела разрушать его семью. Думала справиться сама. Родила дочь, назвала Катей. А потом он узнал. Да. Через два года. Приехал сюда, увидел девочку и все понял. Она была его копией. Те же глаза, тот же подбородок, та же родинка за ухом. Баба Нина достала из кармана платок, вытерла глаза. Он плакал тогда. Первый и последний раз я видела, как Виктор плачет. Стоял посреди этой кухни и плакал, как ребенок. Говорил, что не знал. Что если бы знал, все было бы иначе. Что не может бросить свою дочь.
- Но и от меня не ушел, тихо сказала Маша.
- Не мог. Его мать. Она что-то знала. Какой-то компромат на Лену, какую-то глупость из прошлого. Грозилось обнародовать, если Виктор подаст на развод. Испортить Лене жизнь, отобрать ребенка.
- И он остался со мной. Ширмой.
Баба Нина посмотрела на нее долго, пристально.
- Вы не были ширмой. Виктор говорил, что... уважает вас что вы хорошая женщина что он виноват перед вами но не знает как исправить.
- Маша почувствовала как слезы подступают горлу 20 лет он мог сказать правду но молчал он боялся чего потерять всех и вас и Лену и Катю, он жил между двух миров разрывался на части. Это его убивало, я видела. Каждый раз, когда он приезжал, в нем было все меньше жизни. Он старел на глазах. Маша вспомнила мужа, как он менялся с годами. Как становился все более замкнутым, все более далеким. Она думала, это работа. Стрессы. Возраст. А оказалась двойная жизнь.
- Где сейчас Лена? – спросила она.
Баба Нина отвела взгляд. Умерла. Восемь лет назад. Рак.
- Мне жаль, сказала Маша, и удивилась, что говорит искренне.
- Виктор был с ней до конца. Оплатил лучшую клинику, возил к врачам. Но ничего не помогло. Она угасла за полгода.
- А Катя?
- Осталась со мной. Ей тогда было пятнадцать. Виктор хотел забрать ее к себе, но...
- Но как бы он объяснил это мне, закончила Маша.
- Да. И своей матери. Антонина Павловна до сих пор не знает о Кате. Или не знала пока.
Старуха осеклась, побледнела.
- Пока что?
- Пока не случилось то, что случилось.
Маша подалась вперед.
- Что случилось? Где Виктор? Где Катя?
Баба Нина молчала. Руки ее, лежавшие на столе, мелко дрожали.
- Пожалуйста, Маша накрыла ее ладони своими. - Мне нужно знать. Мой муж пропал. Полиция ничего не нашла. А вы? Вы знаете что-то? Я вижу.
Старуха подняла на нее глаза, полные страха и боли.
- Они забрали ее.
- Кто? Кого забрали?
- Катю. Три дня назад. Приехали на черной машине двое мужчин. Сказали, что она должна поехать с ними. Катя отказалась, ее силой затолкали в машину. Я пыталась помешать, но... Они ударили меня.
Только сейчас Маша заметила синяк на виске старухи, припухлость под глазом.
- Господи! Вы звонили в полицию?
- Нет. Они сказали, если позвоню, убьют ее. И Виктора тоже.
- Виктор у них?
Баба Нина кивнула, вытирая слезы.
- Он приехал три дня назад. Сказал, что его мать узнала про Катю. Что она угрожает, шантажирует. Что нужно уехать, спрятаться. Хотел забрать Катю и увезти далеко куда-нибудь, где их не найдут, но не успел. Они приехали раньше.
- Кто они?
- Люди его матери. Я не знаю их имен. Но я видела их раньше, они приезжали сюда, следили за домом. Виктор говорил, что мать наняла людей присматривать за ним.
Маша откинулась на спинку стула. Голова шла кругом. Антонина Павловна. Конечно. Кто же еще? Свекровь, которая контролировала жизнь сына 20 лет. Которая готова на все, чтобы сохранить свои тайны.
- Зачем ей Катя? – спросила она. - Зачем похищать взрослую девушку?
Баба Нина посмотрела на нее так, словно Маша была ребенком, не понимающим очевидного. Затем, что Катя – единственная законная наследница Виктора. Он признал ее официально, еще когда ей было три года. Тайно, через суд, но признал. Если с ним что-то случится, все его имущество переходит к ней. А Антонина Павловна этого не допустит.
- Но какое имущество? Он же работал на нее, жил в ее квартире.
- Не только. Виктор ввел свои дела отдельно от матери. Консультировал компанию, инвестировал. У него есть счета, недвижимость, много чего, о чем вы не знали.
- О чем и я не знала, пока он не рассказал.
- Когда рассказал?
- Три дня назад. Перед тем, как его забрали. Он оставил мне документы. Сказал, если что-то случится, отдай их Кате. Или...
- Или кому?
Старуха замялась.
- Вам.
Он сказал, если придет Маша, отдай ей. Она разберется. У Маши пересохло во рту. Он знал, что я приеду. Он надеялся. Говорил, что вы сильнее, чем кажетесь. Что 20 лет он вас недооценивал. Маша сидела неподвижно, глядя в стену. 20 лет. 20 лет она думала, что муж не замечает ее. А он, оказывается, замечал. Просто не знал, как сказать.
- Где документы? Спросила она наконец.
- В тайнике. В саду. Пойдемте, покажу.
Они вышли во двор. Мартовский ветер трепал голые ветки яблони, гнал по земле прошлогодние листья. Баба Нина ковыляла к старому дереву, держась за машину руку.
- Вот здесь. Видите дупло?
Маша увидела темное отверстие на высоте груди, размером с два кулака. Виктор сам его выдолбил, когда был мальчишкой. Прятал туда свои сокровища, монетки, камешки, какие-то записки. А потом, когда вырос, стал прятать другое. Маша засунула руку в дупло. Пальцы нащупали сверток что-то твердое, обернутое в полиэтилен. Она вытащила его, развернула. Толстая тетрадь в клеенчатой обложке. И папка с документами бумаги, распечатки, копии каких-то договоров.
- Что это?
- Не знаю, сказала баба Нина. Виктор не объяснял. Только велел беречь как зеницу ока.
Маша открыла тетрадь наугад. Почерк Виктора, она узнала бы его из тысячи. Убористый, аккуратный, с характерным наклоном влево. Дневник. Записи за много лет. Она пролистала несколько страниц, остановилась на одной. 15 октября 2015 года. Мать требует, чтобы я перевел на нее акции компании. Говорит для налоговой оптимизации. Но я знаю, что она замышляет. Она хочет отобрать все, что я заработал. Оставить меня ни с чем. Я не могу этого допустить. Катя должна быть обеспечена, что бы ни случилось. Я начал переводить деньги на другие счета, открывать компании в других странах. Мать не узнает. Никто не узнает, кроме Кати. И может быть, когда-нибудь Маши. Если она меня простит. У Маши задрожали руки. Она листала дальше. Записи становились все тревожнее. 3 марта 2023 года. Мать что-то подозревает. Наняла людей следить за мной. Я вижу их машину «Черный внедорожник», всегда один и тот же. Они не знают про малые вязники. Пока не знают. Но если узнают. 20 марта 2024 года. Катастрофа. Мать узнала про Катю. Не знаю, как, наверное, один из ее людей проследил. Она звонила мне сегодня. Голос ледяной. Сказала, я знаю про твою ублюдку. Если не хочешь, чтобы она пожалела о своем рождении, сделаешь, что я скажу. Я не буду делать, что она скажет. Я заберу Катю и уеду. Завтра. Пусть мать подавится своими угрозами. Это была последняя запись. Датированная за день до его исчезновения. Маша закрыла тетрадь. Руки дрожали так сильно, что она едва могла держать ее.
- Он собирался бежать, — сказала она вслух. - Забрать Катю и исчезнуть. Но свекровь опередила.
Баба Нина кивнула, вытирая слезы.
- Он не успел. Они приехали на рассвете. Мы еще спали. Выломали дверь, ворвались в дом.
- Вы сказали три дня назад. Значит, они где-то держат их уже три дня. Да. И вы все это время молчали?
Маша не узнала собственный голос, он был резким, злым.
- Они угрожали. Сказали, если заикнусь кому-нибудь, убьют обоих. А если не заикнетесь, тоже убьют. Только позже.
Старуха зарыдала громко, надрывно, как ребенок. Маша смотрела на нее и чувствовала, как злость вытихает. Эта женщина потеряла внучку, вырастила ее ребенка. А теперь теряла и его.
- Простите, сказала Маша тихо. - Я не должна была кричать. Вы не виноваты.
- Виновата. Я должна была что-то сделать. Должна была.
- Вы сделали. Вы сохранили документы. Это главное.
Маша открыла папку, начала просматривать бумаги. Банковские выписки. Договоры купли-продажи. Учредительные документы каких-то компаний с иностранными названиями. Счета на имя Виктора и на имя Екатерины Викторовны Соколовой. И еще кое-что. Копии других документов с грифом «Коммерческая тайна». Финансовые отчеты компании Антонины Павловны. Переводы на какие-то офшорные счета. Схемы, в которых Маша ничего не понимала, но даже она видела, что это незаконно.
- Он собирал компромат на мать, прошептала она. Годами. Готовился к войне.
- Виктор говорил, что это его страховка. Что пока у него есть эти бумаги, мать не посмеет тронуть его или Катю. Но она посмела.
- Да. Потому что не знала про документы, думала, что он безоружен.
Маша сложила бумаги обратно в папку. Голова работала ясно, четко, словно вся муть последних дней, вдруг осела на дно, и она, наконец, могла видеть. У нее в руках было оружие. Компромат на свекровь достаточный, чтобы отправить ее за решетку на много лет. И Антонина Павловна не знала, что это оружие существует.
- Мне нужно вернуться в город, сказала Маша. Эти документы. С ними можно торговаться. Можно заставить ее отпустить Виктора и Катю.
- Вы хотите пойти к ней?
- Да.
- Она опасна. Она.
- Я знаю, Маша посмотрела на старуху. - Но у меня нет выбора. Либо я что-то сделаю, либо они погибнут. Оба.
Баба Нина долго молчала. Потом достала из кармана что-то блестящее, маленький золотой крестик на цепочке.
- Возьмите. Это Ленин. Она носила его всю жизнь, не снимая. Когда умирала, отдала мне. Сказала, передай тому, кто позаботится о Кате. Я думала, это будет Виктор. Но, видно, судьба распорядилась иначе.
Маша взяла крестик. Он был теплым от тепла старухиных рук.
- Я позабочусь, — сказала она. - Обещаю.
Она собиралась уходить, когда в кармане зазвонил телефон. Номер незнакомой уже третий за сегодня.
- Алло, Мария Андреевна. Женский голос. Знакомый. Ненавистный. Антонина Павловна. - Я знаю, что вы в малых вязниках», — сказала свекровь. Голос ее был спокойным, почти дружелюбным. - Знаю, что разговаривали со старухой. И знаю, что нашли бумаги.
Маша похолодела.
- Откуда?
- Не важно. Важно то, что вы сделаете дальше. Если вы отдадите документы мне ваш муж и это. Девица. Останутся живы. Если нет, что же? Несчастные случаи происходят.
- Вы не посмеете. Он ваш сын.
- Он предал меня. Предал все, что я для него делала. 20 лет я терпела его выходки, его тайны, его эту шлюху деревенскую.
- Хватит. Теперь мой черед диктовать условия. Маша жала телефон так, что пластик скрипнул. - Чего вы хотите?
- Приезжайте в город. Одна. С документами. Встретимся у меня дома. Без полиции, без адвокатов, без фокусов. Поговорим как взрослые люди.
- А если я откажусь? Потом тогда завтра вы будете хоронить мужа. А послезавтра его ублюдка.
Связь оборвалась. Маша стояла посреди двора, глядя на погасший экран телефона. Ветер трепал волосы, холодил лицо. Баба Нина смотрела на нее испуганными глазами.
- Что она сказала?
- Что убьет их, если я не отдам документы.
- Господи!
Маша повернулась к старухе.
- Оставайтесь здесь. Никуда не выходите. Никому не открывайте. Я. Я попробую все исправить.
- Как? Она сумасшедшая. Она на все способна.
- Я тоже, сказала Маша тихо. - Теперь тоже.
Она вышла за калитку, села в машину. Положила папку с документами на пассажирское сидение. Четыре часа дороги. Четыре часа, чтобы придумать план. Четыре часа, и она лицом к лицу встретится с женщиной, которая 20 лет делала ее жизнь несчастной. С женщиной, которая похитила ее мужа и его дочь. С женщиной, которая готова убить ради своих секретов. Маша завела мотор. Она не знала, чем все закончится. Не знала, хватит ли ей сил и смелости. Не знала, выживет ли она сама. Но одно знала, точно отступать она больше не будет. Хватит. Дорога назад показалась короче, или это время жалось от напряжения. Маша вела машину и думала. Мысли метались, как птицы в клетке, но постепенно выстраивались в какую-то систему. Антонина Павловна хотела документы. Это понятно, там ее грязные дела, ее преступления, за которые можно сесть надолго. Но если Маша просто отдаст бумаги, что помешает свекрови убить всех троих? Виктора, Катю и ее саму. Свидетели не оставляют. Значит, нужна страховка? На полпути к городу Маша остановилась у придорожного кафе. Зашла, попросила у официантки конверт и лист бумаги. Села за столик, написала короткое письмо. Потом достала телефон, сфотографировала каждую страницу из папки. Все документы, все выписки, все схемы. Отправила фотографии на свою почту. Потом на почту подруги Светы, той самой, на дне рождения которой она когда-то познакомилась с Виктором. Позвонила ей.
- Маша? Господи, ты где? Я тебе звонила сто раз. Ты не отвечала.
- Света, послушай внимательно. У меня мало времени. Я отправила тебе письмо на почту с фотографиями документов. Не открывай его, пока я не позвоню, но если я не позвоню до завтрашнего утра, открой и отнеси в полицию. Поняла?
- Маша, что происходит? Ты меня пугаешь.
- Потом объясню. Просто сделай, что я прошу. Пожалуйста.
- Хорошо. Сделаю. Но ты мне позвонишь, да? Ты будешь в порядке?
- Буду. Обещаю. - она отключилась, положила письмо и оригиналы документов в конверт, заклеила. Написала на нем адрес редакции одной известной газеты. Потом отдала конверт официантке.
- Если завтра утром сюда приедет полиция и спросит про меня, отдайте им это. Можете?
Девушка посмотрела на нее испуганно.
- Что вы такое говорите? Что случилось?
- Ничего. Просто. На всякий случай.
Маша вышла из кафе, села в машину. Теперь у нее была страховка. Если Антонина Павловна попытается что-то сделать, документы всплывут. Из нескольких источников сразу. Осталась последняя сама встреча. Дом свекрови стоял в центре города, старинный особняк начала 20 века, отреставрированный и превращенный в настоящий дворец. Маша бывала здесь сотни раз на семейных обедах, на праздниках, на бесконечных мероприятиях, где чувствовала себя чужой. Но сегодня было по-другому. Сегодня она приехала не в гости. Ворота открылись автоматически, ее ждали. Маша въехала во двор, остановила машину у крыльца. Вышла. Дверь дома распахнулась. На пороге стоял один из тех мужчин, что останавливали ее на дороге Бриттоголовой с холодными глазами.
- Следуйте за мной, — сказал он. Маша пошла за ним по коридорам, которые знала наизусть. Мимо гостиной с хрустальными люстрами, мимо столовой с дубовым столом на 20 персон, мимо библиотеки с тысячами книг, которые никто никогда не читал. Они остановились перед дверью кабинета.
- Входите».
Маша толкнула дверь. Антонина Павловна сидела за столом прямая, как статуя, в черном платье и жемчужных серьгах. Волосы идеально уложены, лицом маска безмятежности. Только глаза выдавали в них горел нехороший огонь.
- Садитесь, Мария.
Маша села в кресло напротив.
- Где Виктор?
- В безопасном месте. Пока.
- Я хочу его видеть. И Катю.
- Всему свое время. Сначала документы.
Маша достала из сумки папку ту самую, с дуплом. Положила на стол. Здесь все. Все. Банковские выписки, договоры, схемы ваших операций. Антонина Павловна взяла папку, начала листать бумаги. Лицо ее не менялось, но Маша заметила, как побелели костяшки пальцев.
- Откуда это у Виктора?
- Он много лет собирал. Готовился к такому дню.
- Глупец, - свекровь швырнула папку на стол. - Неблагодарный глупец. Все, что я для него делала, все жертвы, которые приносила, и вот чем он мне отплатил. Шпионажем. Предательством.
- Вы говорите о жертвах? Вы разрушили ему жизнь. Заставили бросить женщину. которую он любил. Заставили лгать мне 20 лет. Похитили его дочь.
- Эта девка не его дочь. - Голос Антонины Павловны сорвался на визг. - Она никто. Ублюдок деревенской шлюхи, который присосался к моему сыну, как пиявка.
- Он признал ее официально. Она законная наследница.
- Признание можно оспорить. Тесты ДНК можно, подкорректировать. Все можно сделать, когда есть деньги.
Маша смотрела на свекровь и не узнавала ее. Та всегда была холодной, властной, но сейчас перед ней сидел кто-то другой. Кто-то безумный.
- Где они? — повторила Маша.- «Отпустите их, и я уйду. Вы больше никогда меня не увидите.
- Уйдете?- Антонина Павловна рассмеялась. - Куда? У вас ничего нет, Мария. Квартира моя. Деньги мои. Вы 20 лет жили на всем готовом, как паразит. И теперь думаете, что можете диктовать условия?
- Могу. - Маша встала. Ноги дрожали, но голос был ровным. - Эти документы копии. Оригиналы и фотографии в нескольких местах. Если завтра утром я не позвоню определенным людям, все это окажется в полиции. И в прессе.
Лицо свекрови вытянулось.
- Вы блефуете.
- Проверьте.
Они смотрели друг на друга две женщины, которые 20 лет делали вид, что уживаются. Теперь притворяться было не нужно.
- Чего вы хотите? - Спросила Антонина Павловна наконец.
- Виктора. Катю. живыми и невредимыми. Сейчас.
- А взамен?
- Взамен я молчу. Документы остаются моей страховкой, но я их не использую. Пока вы не трогаете нас.
- Нас?
- Меня, Виктора, Катю. Мы уезжаем. Далеко. Вы больше никогда нас не увидите и не услышите. Делайте со своей империей, что хотите нам все равно.
Антонина Павловна молчала. На ее лице отражалась борьба гордость против страха, ненависть против расчета.
- Я могу убить вас прямо сейчас, — сказала она тихо. - У меня люди везде.
- Можете. Но тогда документы всплывут. Вы готовы рискнуть?
Свекровь жала губы в тонкую линию.
- Допустим». Допустим, я соглашаюсь. Где гарантия, что вы сдержите слово? Мое слово. 20 лет я молчала о том, что видела и слышала в этом доме. 20 лет терпела ваши оскорбления и унижения. Я умею молчать. В отличие от вас.
Долгая, звенящая пауза. Потом Антонина Павловна встала, подошла к окну. Долго смотрела на вечереющий город.
- Знаете, Мария», — сказала она, не оборачиваясь, — я вас недооценивала. Думала, вы просто мебель. Удобная жена, которая не задает вопросов. А вы, оказывается, умеете кусаться.
- Я научилась. За 20 лет.
- Хорошо, свекровь повернулась. Лицо ее снова было маской холодной, безэмоциональной.
- Забирайте их. Но помните, если хоть слово из этих документов?
- Я помню. Антонина Павловна нажала кнопку на столе. Дверь открылась, вошел Бритоголовый.
- Привези их, — сказала она. - Обоих.
Он кивнул и вышел. Они ждали молча две женщины по разные стороны стола. Маша чувствовала, как стучит сердце, как трясутся руки. Получилось. Неужели получилось? Через полчаса дверь снова открылась. Первой вошла девушка высокая, темноволосая, с карими глазами Виктора. Катя. Она выглядела измученной, напуганной, но живой. За ней Виктор. Маша встала. Муж посмотрел на нее, и в глазах его была такая смесь чувств, что она не могла их разобрать. Благодарность? Стыд? Любовь? Все сразу?
- Маша», — сказал он хрипло. - Ты.
- Потом, — перебила она. - Все потом. Идем.
Она взяла его за руку впервые за много лет по-настоящему. Другой рукой Катю. Девушка вздрогнула от прикосновения, но не отстранилась.
- Уходим.
Они вышли из кабинета, прошли по коридору, спустились к машине. Антонина Павловна не пыталась их остановить, стояла у окна и смотрела, как они садятся в машину, как выезжают за ворота. Маша не оглянулась. Она вела машину по вечернему городу и впервые за 20 лет чувствовала себя свободной. Свободной от лжи. Свободной от страха. Свободной от этого дома, от этой женщины, от этой жизни, которая никогда не была ее. Рядом сидел Виктор молча, глядя в окно. На заднем сиденье Катя, его дочь. Их дочь? Маша еще не знала, как все сложится. Не знала, простит ли она мужа, сможет ли принять Катю, сумеют ли они начать сначала. Но одно знала точно. Какой бы ни была правда, она лучше лжи. Всегда. Они ехали молча. Город остался позади огни, машины, суета. Впереди темнела трасса, по обеим сторонам чернел лес. Маша вела машину, не зная куда. Просто подальше отсюда. Подальше от дома свекрови, от ее холодных глаз, от всего, что было раньше. На заднем сиденье Катя свернулась калачиком, закрыла глаза. Она не спала, Маша видела в зеркале, как подрагивают ее веки. Но притворялась. Наверное, не знала, что сказать. Как себя вести рядом с женщиной, которую ее отец обманывал 20 лет. Виктор сидел рядом. Молчал. Смотрел в окно, на пролетающие мимо деревья. Через час Маша остановилась у придорожного мотеля. Обшарпанное двухэтажное здание, мигающая вывеска, пустая парковка. Не пятизвездочный отель, но сейчас это было неважно.
- Переночуем здесь, — сказала она. - Завтра решим, что делать дальше.
Виктор кивнул. Катя молча вышла из машины. Номер оказался маленьким, но чистым. Две кровати, тумбочка, телевизор на стене. Катя сразу легла, отвернулась к стене. Через несколько минут ее дыхание стало ровным уснуло. Измученный организм взял свое. Маша вышла на балкон. Виктор вышел следом. Они стояли рядом, глядя на пустую парковку, на темный лес за ней, на звезды, которые начинали проступать сквозь облака.
- Спасибо», — сказал Виктор наконец. Голос его был хриплым, чужим. - За то, что приехала. За то, что не бросила.
- Я твоя жена. После всего, что я сделал, ты могла бы.
- Могла бы, но не сделала.
Где-то вдалеке ухнула сова.
- Почему? — спросил он. - Почему ты мне помогла? Я лгал тебе двадцать лет. Предавал каждый день. Ты имела полное право.
- Уйти? Бросить тебя умирать?
Маша повернулась к нему. В тусклом свете фонаря его лицо казалось старым, изможденным. Он постарел за эти три дня, или она просто раньше не замечала.
- Я много думала об этом, сказала она медленно. Пока ехала в малые вязники. Пока разговаривала с бабой Ниной. Пока стояла перед твоей матерью. Думала, почему я это делаю.
- Ради чего? И что решила?
- Что я делаю это не ради тебя. - Виктор вздрогнул, словно от удара. - Ради себя, продолжила Маша. 20 лет я была тенью. Твоей тенью. Тихая, послушная жена, которая не задает вопросов, не требует ответов, не живет своей жизнью. Я растворилась в тебе и потеряла себя. Знаешь, когда я это поняла? Когда? Когда твоя мать сказала, что я никто. Пустое место. И я поняла, что она права. Я действительно была никем, но не потому, что такая родилась, а потому, что позволила вам сделать меня такой. Тебе и ей.
Виктор молчал. Смотрел на нее, и в глазах его было что-то новое. Ни жалость, ни вина уважения.
- И тогда я решила, Маша выпрямилась, расправила плечи, что больше не буду никем. Что найду правду, чего бы это ни стоило, что спасу тебя и Катю не потому, что люблю тебя, а потому, что это правильно. И потому, что я могу. Я могу.
- Ты изменилась.
- Нет.
- Я просто стала собой. Наконец-то.
Они стояли рядом, но между ними была пропасть. Двадцать лет молчания, двадцать лет лжи. Можно ли это преодолеть? Маша не знала.
- Что теперь? Спросил Виктор.
- Не знаю. Правда не знаю. Нужно время. Чтобы понять, чтобы решить.
- Ты хочешь развода?
Маша задумалась. Хотела ли она?
- Не сейчас, сказала она наконец. Сейчас я хочу отдохнуть. Выспаться.
- А завтра?
- Завтра разберемся.
Виктор кивнул. Хотел что-то сказать, но передумал. Повернулся и ушел в номер. Маша осталась на балконе одна. Смотрела на звезды и думала о том, какой странной оказалась ее жизнь. 20 лет она мечтала о семье настоящей, с детьми, с любовью. Не получилось. А теперь у нее есть. Что? Муж, который любил другую. Его дочь от этой другой. И полная неизвестность впереди. Но странное дело, она не чувствовала отчаяния. Не чувствовала горя. Только усталость и что-то похожее на облегчение. Правда вышла наружу. Какой бы горькой она ни была, это лучше, чем ложь. Всегда лучше.
Утро выдалось серым, пасмурным. Маша проснулась первой. Тихо встала, стараясь не разбудить остальных. Вышла на улицу, пила в автомате кофе. Стояла на парковке, пила горячий горький напиток и смотрела, как солнце пытается пробиться сквозь тучи. За спиной скрипнула дверь. Маша обернулась.
- Катя!
Девушка выглядела лучше, чем вчера поспала, умылась, расчесала волосы. Но в глазах все еще была настороженность.
- Можно? – спросила она, кивнув на место рядом.
- Конечно!
Они стояли молча. Две женщины, которых связал один мужчина, и которые толком не знали друг друга.
- Спасибо», — сказала Катя наконец. - За то, что вытащили нас.
- Не за что.
- Нет, правда. Вы могли бы. Я бы поняла, если бы вы.
- Бросила вас умирать?
Катя покраснела.
- Я не это имела в виду. Просто. Вы же меня ненавидите? Должны ненавидеть.
Маша повернулась к ней. Посмотрела внимательно на эти глаза Виктора, на этот упрямый подбородок, на эти темные волосы.
- Я тебя не ненавижу, - сказала она. - Ты ни в чем не виновата. Ты не просила, чтобы тебя родили. Не просила, чтобы твой отец вел двойную жизнь. Ты жертва, как и я.
- Но я. Из-за меня.
- Из-за тебя что? Твой отец лгал мне? Он лгал бы в любом случае. С тобой или без тебя? Это его выбор, не твой.
Катя молчала. По щеке ее скатилась слеза, она быстро вытерла ее рукавом.
- Мама говорила, что вы хорошая, - сказала она тихо. - Папа рассказывал ей про вас, говорил, что вы добрая, терпеливая, что вы заслуживаете лучшего, чем он.
- Он говорил обо мне?
- Да, часто, особенно в последние годы. Говорил, что чувствует себя виноватым, что хотел бы все изменить, но не знает как.
Маша отвернулась. Глаза защипала то ли от ветра, то ли от слез. Он говорил о ней. Думал о ней. Даже там, в другой жизни, с другой женщиной не забывал. Это ничего не меняло. И в то же время меняло все.
- Расскажи мне о своей маме, — попросила она. Катя удивленно посмотрела на нее.
- Правда хотите знать?
- Да.
И Катя начала рассказывать. О Лене веселой, доброй, которая любила печь пироги и петь народные песни. О том, как они жили втроем, она, мама и баба Нина в том старом доме. О том, как папа приезжал каждый месяц, привозил подарки, катал ее на плечах по саду. О том, как мама болела долго, страшно и как папа был рядом до самого конца.
- Она умерла у него на руках, сказала Катя. Я была в школе. Когда приехала, ее уже не было. Папа сидел рядом с кроватью и держал ее руку, не плакал. Просто сидел. Как статуя.
Маша слушала и чувствовала странная ни ревность, ни обиду. Сочувствие. Эта женщина, Лена, любила Виктора. Родила ему дочь. Умерла, так и не став его женой. В каком-то смысле, ее судьба была еще трагичнее, чем машина.
- После маминой смерти папа изменился, продолжала Катя. Стал приезжать чаще. Иногда каждую неделю. Говорил, что я все, что у него осталось от нее. Что он меня никогда не бросит. И не бросил. Нет. Даже когда его мать. Когда она узнала про меня. Он не отступил. Приехал, сказал, что заберет меня. Что мы уедем далеко, где нас никто не найдет, не успел.
Катя замолчала. По щекам ее текли слезы, она больше не пыталась их вытирать. Маша обняла ее. Просто обняла, как обняла бы собственную дочь, если бы у нее была дочь. Катя вздрогнула от неожиданности, а потом прижалась к ней, зарыдала в голос. Они стояли так долго, две женщины, связанные одним мужчиной, одной болью, одной правдой.
- Все будет хорошо, – прошептала Маша. - Как-нибудь. Не знаю как, но будет.
И впервые за много дней она сама в это поверила. Виктор вышел к ним через полчаса. Увидел их стоящих рядом, с опухшими от слез глазами, и остановился.
- Маша!
- Нам нужно поговорить, сказала она. Всем троим! Пойдем в номер!
Они сидели на кроватях Маша и Катя на одной, Виктор на другой. Как на переговорах. В каком-то смысле так оно и было.
- Я много думала, — начала Маша. О нас. О том, что было. О том, что будет. И вот что я решила. Виктор смотрел на нее напряженно. Катя сжала ее руку. - Я не хочу развода. Пока не хочу. Может, потом не знаю. Но сейчас. Сейчас нам всем нужно время. Чтобы понять, кто мы друг для друга. Чтобы научиться жить заново.
- Вместе? - Спросил Виктор осторожно.
- Да. Вместе. Ты, я и Катя.
Он вздрогнул.
- Ты хочешь?
- Я хочу попробовать. Стать семьей. Настоящей семьей без лжи, без тайн, без двойных жизней. Не знаю, получится ли. Но хочу попробовать.
Катя посмотрела на нее огромными глазами.
- Вы? Вы серьезно?
- Серьезно. Ты дочь моего мужа. Это делает тебя. Я не знаю, кем.
- Падчерицей?
- Нет, это слово слишком холодное. Просто частью семьи. Если ты, конечно, согласна.
- Я - Катя запнулась. - Я не знаю, что сказать.
- Не говори ничего. Просто подумай.
Виктор молчал. Смотрел на Машу так, словно видел ее впервые.
- Почему? — спросил он наконец. - После всего. Почему ты это делаешь?
- Потому что жизнь слишком короткая для ненависти. Потому что я устала быть жертвой. И потому что...
Она замолчала, отбирая слова, потому что я 20 лет мечтала о ребенке. О семье. Не получилось по твоей вине.
- По моей?
- По чьей-то еще. А теперь у меня есть шанс. Странный, неправильный, но шанс. И я не хочу его упускать. Она посмотрела на Катю. - Я не прошу называть меня мамой. Не прошу любить меня. Просто. Дай мне шанс узнать тебя, стать частью твоей жизни, если захочешь.
Катя долго молчала, потом кивнула медленно, неуверенно.
- Хорошо, сказала она, - я попробую.
Маша улыбнулась. Впервые за много дней по-настоящему.
- Тогда решено. Мы едем домой. В Малые Вязники. К Бабе Нине. Там разберемся, что делать дальше?
- А твоя работа? Спросил Виктор.
- Квартира в городе?
- Работу найду новую. Квартира твоей матери, ты сам сказал. Мне там больше делать нечего.
- Но.
- Хватит, Маша встала. Хватит, но. Двадцать лет я слушала твои но, потом, не сейчас. Хватит. Теперь моя очередь решать.
Виктор открыл рот и закрыл. Кивнул. Что-то изменилось между ними. Баланс сил сдвинулся. Двадцать лет он был главным, а она тенью. Теперь все стало по-другому. И это было правильно. До малых вязников добрались к вечеру. Баба Нина выбежала им навстречу, едва машина остановилась у калитки. Обняла Катю, заплакала, запричитала. Потом обняла Виктора. Потом, к удивлению, Маша обняла ее.
- Спасибо, — шептала старуха. - Спасибо, родная. Я молилась за вас всю ночь. Господь услышал.
Они вошли в дом. Тот самый, с резными наличниками и фотографией в прихожей. Маша посмотрела на снимок Виктор, Лена, маленькая Катя и не почувствовала боли. Только грусть. И… принятие. Это было. Это часть истории. Нельзя изменить прошлое, но можно изменить будущее. Вечером они сидели за столом все вчетвером. Баба Нина наготовила ужин щи, картошка с грибами, пироги с капустой. Простая деревенская еда, но вкусная Маша не ела так много уже давно.
- Что будете делать? спросила старуха, разливая чай.
- Останемся здесь, сказала Маша. - На время. Пока не решим, куда дальше.
- Здесь тесно. Дом маленький.
- Ничего. Справимся.
Виктор посмотрел на нее все еще с этим странным выражением, смесью удивления и уважения.
- Я могу купить дом побольше, сказал он. - Деньги есть.
- Сначала разберемся с делами. С документами, с полицией, со всем остальным.
- Ты собираешься заявить на мою мать?
Маша задумалась.
- Нет. Пока нет. Документы моя страховка. Пока они у меня, она нас не тронет. Этого достаточно.
- А если тронет?
- Тогда посмотрим.
Баба Нина покачала головой.
- Страшная женщина. Я ее видела один раз много лет назад. Она приезжала сюда, искала Виктора. Глаза. У нее были такие глаза, что мне до сих пор снятся кошмары.
- Она больше не приедет, сказала Маша твердо. Я позаботилась.
И она рассказала про документы, про копии, отправленные подруге, про оригиналы, оставленное в кафе. Про страховку, которая защитит их всех. Виктор слушал молча. Когда она закончила, усмехнулся.
- Ты переиграла ее. Мою мать, которую никто никогда не мог победить. Ты смогла.
- Я научилась. У нее же и научилась.
- Как это?
- 20 лет наблюдала, как она манипулирует людьми. Как добивается своего. как использует страх и жадность. Хороший учитель, даже если не знает, что учит.
Катя рассмеялась впервые за эти дни. Звонко, по-молодому. И Маша поняла, что все будет хорошо. Не сразу. Нелегко. Но будет. Прошел месяц. Они все еще жили в малых вязниках, в старом доме с резными наличниками. Было тесно, но уютно. Маша помогала бабе Нине по хозяйству, Кате устроилась работать в райцентре в библиотеке, временно. Виктор занимался своими делами, переводил деньги, закрывал счета, обрывал последние связи с прошлой жизнью. С Антониной Павловной они больше не общались. Она не звонила, не писала, не присылала своих людей. Маша понимала, свекровь выжидает. Надеется, что все забудется, что можно будет вернуть контроль. Не получится. Документы были на месте, страховка работала. Однажды вечером, когда Катя и баба Нина уже спали, Виктор пришел к Маше на кухню. Она сидела у окна, пила чай, смотрела на звезды.
- Можно?
- Садись!
Он сел напротив. Долго молчал, собираясь с мыслями.
- Я хочу извиниться, — сказал он наконец. - По-настоящему извиниться. За все.
- Ты уже извинялся.
- Словами. Но слова это мало. Я хочу, чтобы ты знала. Чтобы ты понимала.
Он запнулся. Маша ждала.
- Я любил Лену, — продолжил он. - Это правда. Она была моей первой любовью, матерью моего ребенка. Я никогда не переставал ее любить, даже после смерти.
Маша кивнула. Это не было новостью.
- Но я любил и тебя, Виктор посмотрел ей в глаза. По-другому. Не так, как Лену, ни с этой страстью, ни с этим огнем. Но любил. Ты была. Ты была моим якорем. Моей стабильностью. Рядом с тобой я чувствовал себя нормальным человеком, а не предателем, который разрывается между двумя жизнями.
- Но ты и был предателем.
- Да, был. И буду нести это до конца своих дней. Но я хочу, чтобы ты знала, ты никогда не была для меня просто ширмой. Никогда. Ты была женой. Настоящей женой, которую я не заслуживал.
Маша долго молчала. смотрела на мужа, на его усталое лицо, на седину в висках, на морщины вокруг глаз. Он постарел за этот месяц. Или она просто раньше не замечала.
- Я не знаю, смогу ли тебя простить, — сказала она честно. - Двадцать лет — это много. Много лжи, много боли. Это не стирается за месяц.
- Я понимаю. Но я хочу попробовать. Начать сначала, не как муж и жена, как два человека, которые узнают друг друга заново. Без прошлого, без груза.
- Можешь?
- Могу. Хочу.
Он протянул руку через стол. Маша посмотрела на нее, на эту руку, которая столько лет обнимала другую женщину. И положила свою ладонь сверху. Это был не конец истории. Это было начало. Новое, странное, неизвестное, но начало. И этого было достаточно.
Прошел год. Они переехали в новый дом большой, светлый, с видом на лес. Виктор построил его на деньги, которые прятал от матери. Рядом домик поменьше, для бабы Нины. Старуха не хотела уезжать из родных мест, и они не стали настаивать. Катя поступила в институт заочно, юридический. Говорила, что хочет стать адвокатом. Защищать тех, кого обижают сильные мира сего. Маша гордилась ею, хотя старалась не показывать этого слишком явно. Их отношения наладились. Не сразу были и ссоры, и слезы, и долгие молчания. Но постепенно, шаг за шагом, они нашли общий язык. Катя перестала называть ее Мария Андреевна, теперь говорила просто Маша. А иногда, в особенно теплые моменты мам. Не мама это слово принадлежало Лене. Но мам было их. Особенным. С Виктором было сложнее. Доверие хрупкая вещь. Разбить его легко, склеить заново почти невозможно. Маша пыталась. Виктор пытался.
Они разговаривали много, долго, обо всем. О прошлом, о будущем, о том, что причинили друг другу. Иногда казалось, что все напрасно. Что пропасть между ними слишком глубока. Что проще разойтись, начать с чистого листа порознь. Но они не расходились. Что-то держало их вместе. Не любовь, по крайней мере, не та любовь, которая была когда-то. что-то другое. Привычка? Долг? Или просто понимание, что они оба заслуживают второй шанс? Маша не знала. Да и не хотела знать. Главное, они были вместе. Справлялись. Жили. А это уже немало. Однажды весной, ровно через год после тех событий, Маша вышла в сад. Яблони цвели. Белые и розовые лепестки, Кружились в воздухе, как снег. Пахло медом и свежестью. Птицы пели так громко, что закладывала уши. Она стояла посреди этой красоты и думала о своей жизни. 20 лет она была женой человека, которого не знала. Терпела, молчала, ждала непонятно чего. А потом все рухнуло, и из-под обломков выросло что-то новое. Неожиданное. Странная семья. Не та, о которой она мечтала когда-то. Ни муж, ни двое детей, ни дом с белым забором. Другая семья из осколков, из боли, из прощения. Муж, который любил другую, но остался с ней. Пачерица, которая могла бы ненавидеть ее, но приняла. Старуха, которая потеряла внучку, но нашла в Маше подругу. Странная семья. Неправильная. Но настоящая.
- О чем думаешь?
Маша обернулась. Виктор стоял на крыльце, смотрел на нее.
- О жизни сказала она. О том, как странно все получилось.
Он спустился к ней, встал рядом.
- Жалеешь?
- О чем?
- Обо всем? О том, что вышло за меня. Что осталось? Что простила?
Маша задумалась. Жалела ли она? 20 лет потерянных надежд. Детей, которых у нее не было. Молодости, которая прошла в ожидании. Любви, которую она так и не получила, по крайней мере, не той любви, о которой читала в книгах. Но что взамен? Сила. Мудрость. Понимание себя, семья пусть странная, пусть собранная из осколков, но своя.
- Нет, сказала она. Не жалею.
- Правда? Правда. Все, что случилось, привело меня сюда. К этому дому, к этому саду, к этим людям. Если бы что-то было по-другому, ничего этого не было бы.
Виктор молчал. Потом взял ее за руку.
- Спасибо, сказал он тихо.
- За что?
- За то, что ты — это ты. За то, что не сдалась. За то, что дала мне шанс. Нам обоим, — поправила Маша. Я дала шанс нам. Обоим.
Они стояли в саду, держась за руки, глядя, как яблоневые лепестки кружатся в воздухе. Два человека, которые прошли через ложь, боль, предательство, и выжили. Не потому, что любили друг друга беззаветно и страстно. А потому, что выбрали быть вместе. Каждый день выбирали. Снова и снова. Это была не сказка. Не история с идеальным финалом, где все живут долго и счастливо. Это была жизнь сложная, запутанная, несовершенная. Но настоящая. И этого было достаточно.
- Маша. Папа!
Они обернулись. Катя бежала к ним через сад, размахивая каким-то конвертом.
- Что случилось?
- Письмо. Мне пришло письмо из университета. Я сдала все экзамены. Меня переводят на очное.
Она налетела на них, обняла обоих сразу крепко, по-детски.
- Поздравляю, — сказала Маша, гладя ее по волосам. - Я знала, что ты справишься.
- Горжусь тобой, — добавил Виктор. Катя отстранилась, посмотрела на них сияющими глазами.
- Мы отметим? Вечером? Баба Нина обещала пироги испечь.
- Конечно, отметим.
Девушка убежала обратно в дом делиться новостью с бабой Ниной. Маша смотрела ей вслед и улыбалась. 20 лет она мечтала о ребенке. О том, что она мечтала, чтобы радоваться его успехам, утешать в неудачах, смотреть, как он растет. Не получилось так, как мечтала. Получилось по-другому. И это по-другому оказалось ничуть не хуже.
- Идем в дом? — спросил Виктор.
- Идем.
Они пошли по дорожке к крыльцу, рука в руке. Позади оставался цветущий сад, впереди дом, полный смеха и ожидания праздника. Маша остановилась на крыльце, оглянулась. Год назад она приехала сюда в этот дом, в эту деревню, искать правду о муже. Нашла гораздо больше. Нашла себя. Нашла семью. Нашла смысл. Разбирая документы пропавшего мужа, она нашла ключи с адресом старенького дома в деревне. 20 лет он ездил сюда, не брал ее с собой. Приехав по адресу, Она распахнула дверь и закричала от того, что увидела. Увиденное перевернуло всю ее жизнь. К лучшему. Маша улыбнулась, вошла в дом и закрыла за собой дверь. Впереди был вечер с пирогами, смех Кати, ворчание бабы Нины, молчаливое присутствие Виктора рядом. Впереди была жизнь. Настоящая. Ее собственная. И она была счастлива.