16 мая 1913 года во время рытья котлована под жилой дом для рабочих медно-латунной фабрик, на окраине Эберсвальде лопата одного из землекопов наткнулась на глиняный сосуд, украшенный орнаментом. Удар лопаты пришёлся по плоской крышке, которая разбилась. Когда мужчина заглянул внутрь, он увидел предметы из блестящего жёлтого металла, который поначалу приняли за латунь. Десятник немедленно сообщил о находке начальству, и сосуд перенесли в контору фабрики. Уже на следующий день стало ясно, что речь идёт не о латуни, а о золоте. Владелец фабрики обратился к археологу Карлу Шухардту, директору отдела доисторических древностей Королевского музея народоведения, чтобы тот осмотрел находку.
Когда Шухардт впервые увидел содержимое сосуда, он был потрясён. Позднее он писал, что со времён клада, найденного Шлиманом в Микенах, ему не доводилось сталкиваться с таким количеством золота сразу. Из сосуда один за другим извлекали небольшие чаши, аккуратно вложенные одна в другую. Все пустоты между ними были плотно заполнены кольцами, мотками золотой проволоки и слитками. Песок, попавший внутрь, и железистая вода окрасили поверхность некоторых предметов в красноватые оттенки, но в целом клад сохранился удивительно хорошо, что по тем временам было редчайшей удачей. Особое значение имело и то, что сам глиняный сосуд почти не пострадал, что для археологии скорее исключение.
Всего Шухардт зафиксировал 81 предмет, возраст которых составлял около 2900 лет. Общий вес золота составил почти 2,6 килограмма, а его стоимость в ценах 1913 года оценивалась в 7000 марок - сумма весьма внушительная даже по современным меркам. Арон Хирш, владелец фабрики, формально не обязанный передавать находку государству, сразу заявил о намерении сделать клад общественным достоянием. Однако события приняли иной оборот. О находке узнал император Вильгельм II, страстно увлекавшийся археологией, и пожелал увидеть сокровище лично. Через несколько дней Хирш представил клад во дворце, а монарх выразил желание получить его в своё распоряжение. Желание Вильгельма II не оставило промышленнику пространства для манёвра. Единственная просьба Хирша заключалась в том, чтобы сокровища ещё некоторое время оставались в Эберсвальде, чтобы все рабочие фабрики могли увидеть его. Для клада даже изготовили специальный бронзовый шкаф, который позже занял место в Звёздном зале королевского дворца.
Уже вскоре клад был передан Шухардту для научного изучения и подготовки публикации. Однако почти сразу вокруг него разгорелся острый конфликт. В Эберсвальде без предупреждения приехал Густав Коссинна, профессор Берлинского университета и харизматичный, но крайне спорный теоретик, видевший в находке подтверждение «величия древнегерманской культуры». Он поспешил опубликовать собственную книгу о кладе, обойдя профессиональные нормы и фактически оспаривая право Шухардта на первую научную публикацию. Взаимные обвинения быстро переросли в принципиальный спор, который расколол немецкую доисторическую археологию на два лагеря и надолго испортил репутацию всей дисциплины. Современники позже назовут эту историю «неутешительным эпизодом в истории науки».
Тем не менее именно тщательность работы Шухардта сыграла решающую роль в дальнейшей судьбе сокровища. В конце Второй мировой войны клад был эвакуирован из Берлина вместе с другими ценнейшими экспонатами музея. После окончания войны советское правительство конфисковало предметы из клада, оставив лишь пустой глиняный сосуд. Долгие десятилетия золотые изделия считались безвозвратно утерянными, и единственным источником сведений о них оставались публикации и довоенные копии. Лишь в начале 1990-х годов выяснилось, что клад из Эберсвальде полностью сохранился и находится в собрании Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина в Москве.
Больше интересного у меня в телеграмме и максе.